Попробуй себяСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Валера любил готовить. Сегодня он нарезал морковь полукружиями и высыпал на горячую сковороду. Туда же добавил лук, который от жара сначала стал прозрачным, а затем пожелтел до тёплого пивного цвета. Ни на секунду не отходя от плиты, Валера перемешивал овощную подушку деревянной лопаткой. Добавил специй и налил воды, выложил мясо. От мясного сока морковь и лук разбухли так, что теперь каждый кусочек должен был таять во рту. Валера убавил газовый огонёк до минимума и оставил чугунную сковороду на плите. Влажный плотный дух готовки пропитал дом. Въелся в деревянные стены, казалось, насытил сам солнечный свет, придал тому вес и радость. Приготовленное мясо он вывалил в эмалированную миску: от горячей горки поднимался ароматный пар. Валерий впервые готовил пальцы, и это доставляло неудобство. Отрезанные секатором, они оказались жёсткими, волокна плохо отделялись от костяных фаланг. Даже по меркам тушения они готовились долго. Валера коснулся ключа, висящего на шее вместо крестика, и спустился в подвал. — Знаю, что не откажешься. И всё же я старался. Готовил как для себя. Пальчики оближешь, — он нервно усмехнулся. На подвальном полу распластался исхудавший человек. Щеки его ввалились, а вместо лица был череп. Огромные глаза навыкате, казалось, выпадали из орбит. Человек был наг, грязная шелушащаяся кожа натянулась на рёбрах, как палаточный брезент. Пытки стерли человеческий облик, так что нельзя было сразу понять, мужчина прикован на цепи или женщина. Хитрая упряжь перехватывала это посередине. Бесполый ком страдающего мяса. Тушёные пальцы пахли одуряюще. Узнику чудилось, что сами стены темницы сложили из ломтей жаркого. Полутруп в возбуждении засучил искалеченными ногами. Струпья на ступнях лопнули, и бетонная крошка смешалась с кровью в чёрную маслянистую грязь. Желание съесть собственные пальцы сводило с ума. — Поставлю здесь. Как раз дотянешься. Угощайся. Он опустил тарелку на пол, а сам отошёл поодаль. Поднял с пола садовую скамеечку, на углах которой застыли бурые пятна. Уселся и закурил. Ему нравилось наблюдать, как пленник насыщается собственной плотью. Впервые за три месяца, что он держал мужчину в подвале на даче, он пережил мгновение, которое можно было назвать счастливым. Узник жадно запихивал куски мяса в рот. Жевать не было ни сил, ни зубов. Он проталкивал пищу прямиком в горло. От голода желудок сморщился и не был готов к такому обжорству. Мужчину вырвало. Он собрал покрытые слизью куски и затолкнул обратно. Когда трапезу удалось завершить, он в изнеможении улёгся ничком. Мозг купался в волнах эйфории. Он опьянел от еды. — Скормить тебя самому себе по кусочкам! Как я сразу не догадался? — Валера затянулся едким дымом. — Бабушка говорила: «Хорошая мысля приходит опосля». С мочой получилось хуже, не находишь?Валера много чего перепробовал, прежде чем обратиться к кулинарии. Длинные порезы. Прижигания сигаретами. Раскалённая кочерга. Он загонял швейные иглы мужчине в мошонку. А как-то раз, вооружившись молотком, прибил руки мужчины к доске, вогнав гвозди по центру ногтей. Теперь дыры почернели и не заживали. Ногти сошли и не наросли заново. Но с мочой, пусть в тот момент он ступил на верный путь, получилась мерзость. Он придумал мучить пленника жаждой. А когда тот два дня спустя слёзно молил о глотке, справил нужду в эмалированную кружку. Пленник схватил ёмкость и опорожнил. Его кадык скакал по горлу, как мячик для пинг-понга. Валера не сдержал отвращения. Валера на вид был потешным мужичком, за сорок. Низкий, с толстыми щеками, видными, как говорят, со спины, и ранней лысиной. В студенчестве приятели прозвали его «Монах» — голая «опушка» появилась на третьем курсе, словно выстриженная на манер средневековых послушников. Он носил просторные светлые рубашки с коротким рукавом и умел обезоруживающе улыбаться. Тем, кто с ним знакомился, казалось, им протягивал лапу огромный щенок. Но Валерий умел убеждать. Он мог быть невероятно убедительным. Устроившись в кресле, он перебирал газетные вырезки о «живодёре из Конаково» — так газетчики прозвали маньяка. Журналисты не скупились на подробности. Кровь на зернистых фотоснимках даже при цветной печати всегда была чёрной. Валерий вглядывался в знакомые разводы, и изнутри поднималась, распуская кольца, такая же чёрная змея. Он дразнил её, чтобы пробудить ото сна ярость. Примитивную жажду чужих страданий. Ведь даже измывательства приедались, когда превращались в повседневную рутину. Нервам нужен электрошок. Встряска. Впечатления, которые он черпал в воспоминаниях. Но одна фотография не попала в газеты. Пусть и разлетелась по сотне аморальных сайтов, которые помешанные на насилии психи вели для таких же психов. Женщина была беременной. И ещё живой, когда он вскрыл живот и изнасиловал её. Чувства пробудились. Ненависть. Страстное желание убивать. Валера любил готовить. Сегодня он нарезал морковь полукружиями и высыпал на горячую сковороду. Туда же добавил лук, который от жара сначала стал прозрачным, а затем пожелтел до тёплого пивного цвета. Ни на секунду не отходя от плиты, Валера перемешивал овощную подушку деревянной лопаткой. Добавил специй и налил воды, выложил мясо. От мясного сока морковь и лук разбухли так, что теперь каждый кусочек должен был таять во рту. Валера убавил газовый огонёк до минимума и оставил чугунную сковороду на плите. Влажный плотный дух готовки пропитал дом. Въелся в деревянные стены, казалось, насытил сам солнечный свет, придал тому вес и радость. Приготовленное мясо он вывалил в эмалированную миску: от горячей горки поднимался ароматный пар. Валерий впервые готовил пальцы, и это доставляло неудобство. Отрезанные секатором, они оказались жёсткими, волокна плохо отделялись от костяных фаланг. Даже по меркам тушения они готовились долго. Валера коснулся ключа, висящего на шее вместо крестика, и спустился в подвал. — Знаю, что не откажешься. И всё же я старался. Готовил как для себя. Пальчики оближешь, — он нервно усмехнулся. На подвальном полу распластался исхудавший человек. Щеки его ввалились, а вместо лица был череп. Огромные глаза навыкате, казалось, выпадали из орбит. Человек был наг, грязная шелушащаяся кожа натянулась на рёбрах, как палаточный брезент. Пытки стерли человеческий облик, так что нельзя было сразу понять, мужчина прикован на цепи или женщина. Хитрая упряжь перехватывала это посередине. Бесполый ком страдающего мяса. Тушёные пальцы пахли одуряюще. Узнику чудилось, что сами стены темницы сложили из ломтей жаркого. Полутруп в возбуждении засучил искалеченными ногами. Струпья на ступнях лопнули, и бетонная крошка смешалась с кровью в чёрную маслянистую грязь. Желание съесть собственные пальцы сводило с ума. — Поставлю здесь. Как раз дотянешься. Угощайся. Он опустил тарелку на пол, а сам отошёл поодаль. Поднял с пола садовую скамеечку, на углах которой застыли бурые пятна. Уселся и закурил. Ему нравилось наблюдать, как пленник насыщается собственной плотью. Впервые за три месяца, что он держал мужчину в подвале на даче, он пережил мгновение, которое можно было назвать счастливым. Узник жадно запихивал куски мяса в рот. Жевать не было ни сил, ни зубов. Он проталкивал пищу прямиком в горло. От голода желудок сморщился и не был готов к такому обжорству. Мужчину вырвало. Он собрал покрытые слизью куски и затолкнул обратно. Когда трапезу удалось завершить, он в изнеможении улёгся ничком. Мозг купался в волнах эйфории. Он опьянел от еды. — Скормить тебя самому себе по кусочкам! Как я сразу не догадался? — Валера затянулся едким дымом. — Бабушка говорила: «Хорошая мысля приходит опосля». С мочой получилось хуже, не находишь?Валера много чего перепробовал, прежде чем обратиться к кулинарии. Длинные порезы. Прижигания сигаретами. Раскалённая кочерга. Он загонял швейные иглы мужчине в мошонку. А как-то раз, вооружившись молотком, прибил руки мужчины к доске, вогнав гвозди по центру ногтей. Теперь дыры почернели и не заживали. Ногти сошли и не наросли заново. Но с мочой, пусть в тот момент он ступил на верный путь, получилась мерзость. Он придумал мучить пленника жаждой. А когда тот два дня спустя слёзно молил о глотке, справил нужду в эмалированную кружку. Пленник схватил ёмкость и опорожнил. Его кадык скакал по горлу, как мячик для пинг-понга. Валера не сдержал отвращения. Валера на вид был потешным мужичком, за сорок. Низкий, с толстыми щеками, видными, как говорят, со спины, и ранней лысиной. В студенчестве приятели прозвали его «Монах» — голая «опушка» появилась на третьем курсе, словно выстриженная на манер средневековых послушников. Он носил просторные светлые рубашки с коротким рукавом и умел обезоруживающе улыбаться. Тем, кто с ним знакомился, казалось, им протягивал лапу огромный щенок. Но Валерий умел убеждать. Он мог быть невероятно убедительным. Устроившись в кресле, он перебирал газетные вырезки о «живодёре из Конаково» — так газетчики прозвали маньяка. Журналисты не скупились на подробности. Кровь на зернистых фотоснимках даже при цветной печати всегда была чёрной. Валерий вглядывался в знакомые разводы, и изнутри поднималась, распуская кольца, такая же чёрная змея. Он дразнил её, чтобы пробудить ото сна ярость. Примитивную жажду чужих страданий. Ведь даже измывательства приедались, когда превращались в повседневную рутину. Нервам нужен электрошок. Встряска. Впечатления, которые он черпал в воспоминаниях. Но одна фотография не попала в газеты. Пусть и разлетелась по сотне аморальных сайтов, которые помешанные на насилии психи вели для таких же психов. Женщина была беременной. И ещё живой, когда он вскрыл живот и изнасиловал её. Чувства пробудились. Ненависть. Страстное желание убивать. Медленно. Он бросил взгляд на настенный календарь с перечёркнутыми накрест датами — очередной месяц подходил к концу.