Побег из «Крестов»Страшные рассказы, мистические истории, страшилки

Летом 1937 года я совсем молодым парнем работал на Кировском заводе. Как-то загорелся там склад с краской. Меня и близко не было — в этот день я должен был выйти в ночную смену. Но выйти не пришлось — взяли меня почти у самой проходной и посадили в «черную марусю». Привезли куда-то и посадили без всяких обьяснений в камеру. Утром вызвали на допрос. По вопросам следователя я понял, что против меня есть донос, будто я замышлял этот поджог, а чей — я уже догадался. Был там у нас один тип, который все приставал к моей девушке, и я однажды после работы его немножко побил. Теперь он и решил отыграться. Я все отрицаю, следователь злится, тем более, что фактов против меня у него нет. Вдруг у него зазвонил телефон — судя по всему, его вызвало куда-то начальство. Он говорит охраннику:— Отведи этого сукиного сына в пустую камеру, мы с ним через час разговор продолжим. Может, за это время к нему память вернется. Охранник молча провел меня по коридору, потом по лестнице, открыл своим ключом дверь и втолкнул в камеру. Там на нарах сидел какой-то мужик и что-то писал. Зарешеченное окно в камере было замазано белой краской, я не видел, куда оно выходит, но за окном вдруг раздался протяжный пароходный гудок, а затем и музыка с проплывавшего по реке парохода. Тогда я сообразил, что нахожусь, скорее всего, в «Крестах», что как раз на берегу Невы. И до того мне стало тошно... Всего пару дней назад я с девушкой был на экскурсии и плыл мимо этого места на таком же пароходе (может, на том же самом), чей гудок я услышал. А теперь — кто знает, когда я отсюда выйду... Такая меня взяла тоска, что сжалось сердце, и в ту же секунду я почувствовал, что теряю сознание. В глазах потемнело; пошатнувшись, я инстинктивно вскинул руки, чтобы за что-нибудь ухватиться и, когда в глазах снова посветлело, обнаружил, что стою на берегу Невы и держусь за парапет. А по Неве плывет тот самый пароходик в сторону Литейного моста. Стою, как дурак, и ничего понять не могу. Ощущение такое, как будто кто-то дал мне сильнейший пинок и выкинул из камеры. Долго я так стоял, не веря ни своим глазам, ни собственным ощущениям. Потом, когда огляделся, обнаружил, что действительно стою неподалеку от «Крестов» ближе к центру города. Вокруг пусто, в эти ранние утренние часы почти не было и прохожих. Я пожал плечами и медленно побрел к центру. Меня никто не остановил и не окликнул. Так я дошел почти до Петропавловской крепости и решил вернуться домой. Денег у меня не было — все содержимое карманов забрали в тюрьме. Пришлось часть дороги ехать на «колбасе», пока не сжалилась молоденькая кондукторша и не разрешила проехать бесплатно. Дома я долго размышлял над тем, что произошло и что делать дальше. Паспорт тоже остался у следователя, и тут я вспомнил, что совершенно машинально запомнил номер его телефона, когда в ответ на чей-то звонок он сказал, чтобы ему звонили по этому номеру. Тогда дома у нас, естественно, телефона не было, и я поднялся к своей соседке — матери одного из ведущих инженеров нашего завода. У них такая же квартира была отдельной, и был телефон. Когда ответил уже знакомый голос, я назвал себя и спросил, когда мне вернут документы. Следователь спросил:— Ты откуда звонишь?Я объяснил. — Стихи знаешь? Пушкина там, Некрасова... В общем, читай что угодно и ни в коем случае не вешай трубку. И не вздумай убегать, все равно найдем. На этот раз приехала легковая машина вроде «эмки», но иностранного производства. Кроме шофера и следователя, в ней сидел еще какой-то парень в штатском. Когда следователь зашел за мной, он оставался в машине. — Как же ты убежал? — спросил он. Я сказал, что никуда не убегал, и рассказал, как все было. — Знаю, — сказал следователь. — Твой сокамерник подтвердил, что ты вошел к нему в камеру и сразу же куда-то исчез. Уже на лестнице он задержал меня и сказал:— Вот что, парень, похоже, ты в этом деле чист, раз сам мне позвонил, а не рванул когти. Посадить я тебя не могу — вдруг ты снова такой финт выкинешь, отпустить просто так тоже не могу, поскольку ты проходишь по делу. Твое счастье, что я тебя оприходовать не успел. Так что пусть тобой ученые мужи занимаются. Только запомни — о случившемся никому ни слова, ни полслова. Отвечай только на то, что будут спрашивать, скорее на воле будешь. И прямо из дома меня отвезли... в «психушку». Действительно, об этом случае вопросы никто не задавал, но все равно продержали меня почти неделю, а за это время нашли и поджигателя — того самого мужика, который на меня написал донос: следователь решил им заинтересоваться и выяснил, что он продавал эту краску налево, а на завод привозил бочки с водой. Подобный случай был единственным в моей жизни, больше никогда ничего подобного со мной не происходило. Летом 1937 года я совсем молодым парнем работал на Кировском заводе. Как-то загорелся там склад с краской. Меня и близко не было — в этот день я должен был выйти в ночную смену. Но выйти не пришлось — взяли меня почти у самой проходной и посадили в «черную марусю». Привезли куда-то и посадили без всяких обьяснений в камеру. Утром вызвали на допрос. По вопросам следователя я понял, что против меня есть донос, будто я замышлял этот поджог, а чей — я уже догадался. Был там у нас один тип, который все приставал к моей девушке, и я однажды после работы его немножко побил. Теперь он и решил отыграться. Я все отрицаю, следователь злится, тем более, что фактов против меня у него нет. Вдруг у него зазвонил телефон — судя по всему, его вызвало куда-то начальство. Он говорит охраннику:— Отведи этого сукиного сына в пустую камеру, мы с ним через час разговор продолжим. Может, за это время к нему память вернется. Охранник молча провел меня по коридору, потом по лестнице, открыл своим ключом дверь и втолкнул в камеру. Там на нарах сидел какой-то мужик и что-то писал. Зарешеченное окно в камере было замазано белой краской, я не видел, куда оно выходит, но за окном вдруг раздался протяжный пароходный гудок, а затем и музыка с проплывавшего по реке парохода. Тогда я сообразил, что нахожусь, скорее всего, в «Крестах», что как раз на берегу Невы. И до того мне стало тошно... Всего пару дней назад я с девушкой был на экскурсии и плыл мимо этого места на таком же пароходе (может, на том же самом), чей гудок я услышал. А теперь — кто знает, когда я отсюда выйду... Такая меня взяла тоска, что сжалось сердце, и в ту же секунду я почувствовал, что теряю сознание. В глазах потемнело; пошатнувшись, я инстинктивно вскинул руки, чтобы за что-нибудь ухватиться и, когда в глазах снова посветлело, обнаружил, что стою на берегу Невы и держусь за парапет. А по Неве плывет тот самый пароходик в сторону Литейного моста. Стою, как дурак, и ничего понять не могу. Ощущение такое, как будто кто-то дал мне сильнейший пинок и выкинул из камеры. Долго я так стоял, не веря ни своим глазам, ни собственным ощущениям. Потом, когда огляделся, обнаружил, что действительно стою неподалеку от «Крестов» ближе к центру города. Вокруг пусто, в эти ранние утренние часы почти не было и прохожих. Я пожал плечами и медленно побрел к центру. Меня никто не остановил и не окликнул. Так я дошел почти до Петропавловской крепости и решил вернуться домой. Денег у меня не было — все содержимое карманов забрали в тюрьме. Пришлось часть дороги ехать на «колбасе», пока не сжалилась молоденькая кондукторша и не разрешила проехать бесплатно. Дома я долго размышлял над тем, что произошло и что делать дальше. Паспорт тоже остался у следователя, и тут я вспомнил, что совершенно машинально запомнил номер его телефона, когда в ответ на чей-то звонок он сказал, чтобы ему звонили по этому номеру. Тогда дома у нас, естественно, телефона не было, и я поднялся к своей соседке — матери одного из ведущих инженеров нашего завода. У них такая же квартира была отдельной, и был телефон. Когда ответил уже знакомый голос, я назвал себя и спросил, когда мне вернут документы. Следователь спросил:— Ты откуда звонишь?Я объяснил. — Стихи знаешь? Пушкина там, Некрасова... В общем, читай что угодно и ни в коем случае не вешай трубку. И не вздумай убегать, все равно найдем. На этот раз приехала легковая машина вроде «эмки», но иностранного производства. Кроме шофера и следователя, в ней сидел еще какой-то парень в штатском. Когда следователь зашел за мной, он оставался в машине. — Как же ты убежал? — спросил он. Я сказал, что никуда не убегал, и рассказал, как все было. — Знаю, — сказал следователь. — Твой сокамерник подтвердил, что ты вошел к нему в камеру и сразу же куда-то исчез. Уже на лестнице он задержал меня и сказал:— Вот что, парень, похоже, ты в этом деле чист, раз сам мне позвонил, а не рванул когти. Посадить я тебя не могу — вдруг ты снова такой финт выкинешь, отпустить просто так тоже не могу, поскольку ты проходишь по делу. Твое счастье, что я тебя оприходовать не успел. Так что пусть тобой ученые мужи занимаются. Только запомни — о случившемся никому ни слова, ни полслова. Отвечай только на то, что будут спрашивать, скорее на воле будешь. И прямо из дома меня отвезли... в «психушку». Действительно, об этом случае вопросы никто не задавал, но все равно продержали меня почти неделю, а за это время нашли и поджигателя — того самого мужика, который на меня написал донос: следователь решил им заинтересоваться и выяснил, что он продавал эту краску налево, а на завод привозил бочки с водой. Подобный случай был единственным в моей жизни, больше никогда ничего подобного со мной не происходило. Но я слышал во время войны очень похожий случай, когда молодой новобранец во время артобстрела на глазах товарищей исчез из землянки, а потом, как выяснилось, оказался в этот же день дома в Ташкенте. Я рассказывал об этом случае нескольким ученым, но, кажется, никто не поверил. Хочется знать, есть ли еще достоверные подобные случаи, и как их можно объяснить...