По следам красной помадыСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Интересно, что изменилось бы в мире, стань солнце квадратным? Оно ведь по определению круглое. Хотя, по какому ещё такому определению? Кто это решает, каким должно быть солнце? Уточните конкретнее имя, адрес и схему проезда к нему, а то у меня имеется пара вопросов. Например, почему солнце именно круглое? Далось мне это солнце! А вот и далось. Обычно прохожу под ним каждый день и разве ж поднимаю голову, чтобы на него взглянуть? Нет, а зачем? Зачем глядеть на солнце? А ведь оно на нас глядит, сверху смотрит на каждого, жалеет, согревает. И что нам стоит подарить ему хотя бы один благодарный взгляд? Мне вот захотелось. Смотрю и думаю, почему оно круглое? Возможно, на этот вопрос мне никогда не найти ответа. Пусть так. Жизнь как женщина, в ней тоже должны быть загадки. Но что, если солнце сделать квадратным, не перестанет ли оно быть солнцем? Как будет ощущать себя, круглым или уже нет? Захочется ли ему вырваться из этого квадрата? Почувствует ли он себя в клетке?В одном доме на первом этаже вечером горел свет, а внутри на подоконнике стояла клетка. В этой клетке сидел попугай. Мне захотелось остановиться и посмотреть на него немного. Попугай смотрел на меня. Едва ли он расценил наше случайное молчаливое рандеву, как что-то невероятное или важное в его жизни. Но взглядом тоже можно говорить. Я не знаю, были ли его слова адресованы лично мне, или же они целились куда-то выше, во Вселенную, но попугай определённо был говорящим. Его глаза шептали: «Вот она, моя клетка, железная клетка, стеклянная, каменная. Со всех сторон. Там, совсем близко, так близко, что себя ненавидишь, жизнь. А я рождён лишь наблюдать за ней. Ты скажешь, что у меня тоже есть жизнь. Но это не так. У меня была жизнь, когда-то давно, когда я только появился на свет. Потом меня превратили в куклу. Всем наплевать, кто я и чего хочу. По сути, нет меня, не существует. Есть только чья-то игрушка. Разве это, по-твоему, жизнь?»В детстве у моей соседки была изумительная игрушка, точнее, целый игрушечный домик. Иногда, чаще всего по субботам, она разрешала мне поиграть с ним и его обитателями у неё во дворе. Обычно, моя игра сводилась к наблюдению за тем, как играет она, но и это занятие было далеко не самым скучным. Интересно, что изменилось бы в мире, стань солнце квадратным? Оно ведь по определению круглое. Хотя, по какому ещё такому определению? Кто это решает, каким должно быть солнце? Уточните конкретнее имя, адрес и схему проезда к нему, а то у меня имеется пара вопросов. Например, почему солнце именно круглое? Далось мне это солнце! А вот и далось. Обычно прохожу под ним каждый день и разве ж поднимаю голову, чтобы на него взглянуть? Нет, а зачем? Зачем глядеть на солнце? А ведь оно на нас глядит, сверху смотрит на каждого, жалеет, согревает. И что нам стоит подарить ему хотя бы один благодарный взгляд? Мне вот захотелось. Смотрю и думаю, почему оно круглое? Возможно, на этот вопрос мне никогда не найти ответа. Пусть так. Жизнь как женщина, в ней тоже должны быть загадки. Но что, если солнце сделать квадратным, не перестанет ли оно быть солнцем? Как будет ощущать себя, круглым или уже нет? Захочется ли ему вырваться из этого квадрата? Почувствует ли он себя в клетке?В одном доме на первом этаже вечером горел свет, а внутри на подоконнике стояла клетка. В этой клетке сидел попугай. Мне захотелось остановиться и посмотреть на него немного. Попугай смотрел на меня. Едва ли он расценил наше случайное молчаливое рандеву, как что-то невероятное или важное в его жизни. Но взглядом тоже можно говорить. Я не знаю, были ли его слова адресованы лично мне, или же они целились куда-то выше, во Вселенную, но попугай определённо был говорящим. Его глаза шептали: «Вот она, моя клетка, железная клетка, стеклянная, каменная. Со всех сторон. Там, совсем близко, так близко, что себя ненавидишь, жизнь. А я рождён лишь наблюдать за ней. Ты скажешь, что у меня тоже есть жизнь. Но это не так. У меня была жизнь, когда-то давно, когда я только появился на свет. Потом меня превратили в куклу. Всем наплевать, кто я и чего хочу. По сути, нет меня, не существует. Есть только чья-то игрушка. Разве это, по-твоему, жизнь?»В детстве у моей соседки была изумительная игрушка, точнее, целый игрушечный домик. Иногда, чаще всего по субботам, она разрешала мне поиграть с ним и его обитателями у неё во дворе. Обычно, моя игра сводилась к наблюдению за тем, как играет она, но и это занятие было далеко не самым скучным. Родители баловали её кучей кукол Барби. Каждую неделю она выбирала новую любимицу, наряжала её в какие-то безумные наряды из разноцветных салфеток и проволоки, раскрашивала ей лицо маминой помадой, после чего торжественно усаживала в свой домик. Одна из таких вот подопытных кукол не подходила по размеру и едва помещалась в миниатюрной гостиной, занимая собой почти всю комнату. Соседка долго пыталась её запихнуть, сгибая, перегибая и выгибая во все стороны резиново-пластмассовое тельце, пока, наконец, не оторвала ей голову. Это её жутко разозлило: она сорвала с обезглавленного тельца импровизированное салфетное платье, и отшвырнула в сторону голый труп. После чего подняла голову и бросила ему в след. Голова не успела далеко отлететь, а задев мою ногу, остановилась. Это была почти самая настоящая крошечная голова, повёрнутая лицом вверх. В её застывших нарисованных глазах не было ничего, кроме смирения. Кто она такая? Всего лишь кукла Барби. Её мир невероятно жесток: если не влезаешь в кукольный домик, тебя обнажат, обезглавят и выбросят в мусорный бак. Обычно, на главных улицах города, большого или малого, не встретишь огромных, безобразных, Богом забытых мусорных баков. Главным улицам достаётся всё самое лучшее: лучшие дороги, здания, рестораны, сувенирные лавки, вывески, скамейки, рекламные щиты, урны. Баки – это вульгарно. Урны, пожалуйста. Зато именно в неприметных закоулках чувствуется сам город, со всеми его запахами, граффити, огромными, безобразными, Богом забытыми мусорными баками. Мне приходилось в них заглядывать: даже не представляете, сколько всего интересного и, возможно, раритетного можно там обнаружить. По крайней мере, для меня весь этот мусор словно дно океана, усыпанное сокровищами затонувших кораблей. Едва ли, конечно, использованный презерватив или дырявый носок можно назвать сокровищем, но это ведь далеко не всё. Например, сэндвич. Мне на глаза попался лежавший сверху на коробках из-под обуви сэндвич, завёрнутый в целлофановый пакет. Его откусили всего один раз, после чего отправили на свалку. Появилось желание узнать, чем же несчастный сэндвич так не угодил своему придирчивому поедателю. Оказался ли он испорченным? Несвежим? По одному лишь виду сложно определить, но вряд ли. Он показался мне вполне съедобным и даже привлекательным, но в чём же тогда подвох? Кто покупает сэндвич, чтобы надкусить всего один раз? Из него торчали листья салата, кусочки бекона и, похоже, майонез. Не все любят майонез, это факт. Значит, раз уж ты – сэндвич с майонезом, то самое место тебе на помойке. Сэндвич удивлённо взглянул на меня, будто мне удалось разгадать его самую страшную тайну. Ему хотелось сочувствия, хотелось исполнить своё предназначение и быть съеденным. Он будто говорил: «Чем я плох? Что со мной не так? Почему от меня так быстро избавились? Я ведь ни в чём не виноват». Но разве ж кого-то волнует, что думает сэндвич, который, вдобавок ко всему, ещё и с майонезом?Мне многое довелось увидеть. Например, как женщина пыталась сама себя втиснуть в платье, на два размера меньшее её собственного. Её лицо кривилось от боли, но она продолжала втягивать живот до тех пор, пока, наверное, не перестала дышать и не умерла. Как мать вырывала мороженое из рук дочери, крича на весь парк, что с её весом не позволительно не то, что есть сладкое, а есть вообще. Как клоун после своего уморительного представления курил возле запасного выхода, уставившись в противоположную стену с невиданной мною прежде печалью во взгляде. Как маленький мальчик в инвалидном кресле подбрасывал в воздух футбольный мяч, и каждый бросок был для него ошеломительно отыгранным матчем. Родители всегда решали за меня, что носить, в какую школу ходить, какие хлопья есть на завтрак. Мама вязала мне эти противные коричневые свитера, которым не было конца и края, будто их производил адский конвейер на какой-нибудь фабрике зла. Она всегда зализывала мне волосы и клала в портфель яблоко. Отец почти не разговаривал со мной: ему, наверное, казалось, что дети, как сорняки, растут сами по себе без надобности внешнего воздействия. Так и есть. Нам дают полную свободу, но требуют подчинения правилам. Они ставят нас перед зеркалом, надеясь увидеть в нём своё отражение. Мне нравится смотреться в зеркало. Если прищуриться или встать на каблуки, можно даже разглядеть отголоски себя. Иногда возвращаясь из школы, я заглядываю в комнату старшей сестры. У неё очень много нарядов и губной помады. Я беру одну из них, обычно, ярко красную, и слегка провожу по губам, едва их касаясь, чтобы не оставить следа на помаде. Потом я смотрю на себя в зеркало, и мне хочется улыбаться. Это те несколько секунд жизни, когда мне искренне хочется улыбаться. Но совсем скоро я опять плачу невидимыми слезами. Со мной разговаривают сэндвичи. В моей голове столько дури, что иногда я удивляюсь, как до сих пор хожу по этой земле. Не потому, что пребываю в безумии, а потому, что меня никто не слышит. Я хочу жить по-другому, чтобы всё было проще и красивее. В прекрасном мире будут жить прекрасные люди. А кто живёт в этом мире? По крайней мере, точно не я. Я – квадратное солнце. Я – попугай в клетке. Я – безголовая гигантская кукла Барби. Я – надкушенный сэндвич с майонезом. Мне никогда не стать королевой выпускного бала. У меня два выхода: либо быть собой, либо в клетку. У каждого своя цена. А мне хочется петь, взлететь, как в мюзикле. Я не такой уж и сумасшедший, я тоже смогу быть счастливым, если не стану стирать помаду.