Племя хара сагыл (якутский миф)Страшные рассказы, мистические истории, страшилки

Когда еще предки якутов не дошли до реки Лены, в этой стране жило чужекровное племя хара сагыл [Хара сагыл — досл, «черные сагылы» — название племени, по преданиям, обитавшего в Якутии еще до прибытия туда предков якутов Омогоя и Эллэя]. Рассказывают, будто [люди этого племени] совсем не разводили скот, а добывали себе пропитание тем, что охотились и рыбачили. Оно было малочисленное и особенно не увеличивалось, не размножалось. Ко времени прибытия предков якутов — Омогой Баая и Эллэй Боотура — хара сагыл были здесь коренными жителями. Они не имели сил стойко сопротивляться и противостоять пришлым якутам. Они соединились и смешались с якутскими родами, и потомки их, очень немногочисленные люди, до недавнего времени вели кочевую жизнь, занимались охотой. Тогдашние якуты называли эти поколения «ставшие ветром», или «развеянные ветром» [Тыал буолбуттар — досл, «ставшие ветром, т. е. рассеявшиеся по дуновению ветра; прозвище данное якутами потомкам хара сагылов» [ИПРЯ, ч. 1, с. 282]. ]. Слышно было, что развалины жилья «ставших ветром» изредка попадались в улусах и наслегах. Потомки их обитали в Борогонском и Мегинском улусах. Якуты их не любили, боялись их трогать, обычно отмахивались, говорили: «Это — коренные жители, ой, они потомки хара сагыл, «ставших ветром»». У «ставших ветром» были колдуны, шаманы и шаманки, способные на разные волшебства и [вредные] проделки. Якутские шаманы и шаманки не очень противодействовали им, считая их местным коренным народом-племенем. В старину во времена [межродовых] войн в I Ольтекском наслеге у озера Балыктаах Эбэ жила одна старуха — шаманка из [племени] «ставших ветром» с девятью сыновьями. Эта шаманка тем жила и питалась, что силою волшебства у проезжающих путников похищала на расстоянии вьюки и еду. Это было во время доставки грузов «по наряду» [Нэрээт ырдыыта — повинность по перевозке грузов. Начиная с первой половины XVIII в. якуты доставляли вьюками на лошадях казенные грузы — муку, свинец, масло, соль, пушнину и др. из Якутска в Охотск, Удской острог, на Яну и Колыму]. В то время город Якутск уже окончательно обосновался. В порядке повинности в то время муку из Якутска вьюками доставляли в восточные окраины, когда мимо них проезжали с вьюками, дети шаманки вбегали в дом и неожиданно толкали свою мать в бок. И вот, когда мать, испугавшись, вскрикивала: «Уо, татат!» — от вьюка какого-нибудь проезжающего путника сразу же падала на ее балаган кожаная сума с мукой. Так она, живя на большой дороге, разоряла проезжающих. Говорят, что она творила еще много других вредных проделок. Однако путники всегда боялись ее и никогда не останавливались и не заходили к ней взыскивать похищенное, говоря: «Она важного происхождения — потомок старинных хара сагыл». Сама шаманка имела обыкновение летом ловить рыбу сетями па озере Балыктаах Эбэ и этим кормилась. И вот однажды, закидывая сети, она уронила свой игольник в озеро, поэтому то место (букв. : прорубь) и получило теперь название «Озеро упавшего игольника». На том месте (где упал игольник. — Н. А. ) вода зимой не замерзает. Когда шаманка так жила со своими девятью сыновьями, однажды пришли из Татты воины [«Кыргыс дьоно — люди кыргыса, т. е. воины, участвующие в межродовых и межплеменных столкновениях» и без малейшего промедления стали обстреливать ее жилище]. Когда они вошли в балаган, то гам никого не оказалось. Тогда сказав: «Это они волшебством своим должно быть превратились в деревья, травы и разные вещи, об этих их способностях ходили слухи», — изрубили пальмой все начисто, что было в балагане: закраины нар [закраина (закрай) у широкой лавки вдоль стены балагана (юрты)»], веники, лопаты, рожны и пр. Затем с возгласом: «Победили, изрубили и уничтожили!» — сожгли до тла ее жилище и все, что было, а пепел развеяли. Только самому младшему из сыновей удалось убежать на восток в страну Лаамы [«Лаамы — название г. Охотска и всего Охотского побережья»]. С тех пор разорение путников той шаманкой совсем прекратилось. Так воины начали преследовать и истреблять племя «ставших ветром». Спустя некоторое время бежавший в Лаамы сын вернулся опять в Ольтекский наслег, поселился там, народил детей. От него произошло потомство. Одного из его потомков, престарелого старика Леонтия Бехсюлюйэ, видела я примерно лет пятьдесят тому назад. Тогда все говорили о нем: «Этот старик родовитый, потомок хара сагыл из старинного рода «ставших ветром»; он страшный шаман-губитель. С худыми, тяжкими словами, с огненными глазами, как только начнет камлать, так и виднеются огни его глаз; он не шаманил без вреда [людям и скоту]», — и все боялись его. Возненавидев этого старика, мой дядя (старший брат отца) шаман Хагыстай [«Шаман Хабыстай жил в середине XIX в. во II Ольтекском наслеге Боро- гонского улуса, ныне Усть-Алданского района»], выплеснул на него «воду болезни и смерти» [досл, «вода смерти», по верованиям якутов, шаманы брали ее из источника, находящегося в Нижнем мире], после чего тот ослаб, изнемог и, наконец, умер. Когда еще предки якутов не дошли до реки Лены, в этой стране жило чужекровное племя хара сагыл [Хара сагыл — досл, «черные сагылы» — название племени, по преданиям, обитавшего в Якутии еще до прибытия туда предков якутов Омогоя и Эллэя]. Рассказывают, будто [люди этого племени] совсем не разводили скот, а добывали себе пропитание тем, что охотились и рыбачили. Оно было малочисленное и особенно не увеличивалось, не размножалось. Ко времени прибытия предков якутов — Омогой Баая и Эллэй Боотура — хара сагыл были здесь коренными жителями. Они не имели сил стойко сопротивляться и противостоять пришлым якутам. Они соединились и смешались с якутскими родами, и потомки их, очень немногочисленные люди, до недавнего времени вели кочевую жизнь, занимались охотой. Тогдашние якуты называли эти поколения «ставшие ветром», или «развеянные ветром» [Тыал буолбуттар — досл, «ставшие ветром, т. е. рассеявшиеся по дуновению ветра; прозвище данное якутами потомкам хара сагылов» [ИПРЯ, ч. 1, с. 282]. ]. Слышно было, что развалины жилья «ставших ветром» изредка попадались в улусах и наслегах. Потомки их обитали в Борогонском и Мегинском улусах. Якуты их не любили, боялись их трогать, обычно отмахивались, говорили: «Это — коренные жители, ой, они потомки хара сагыл, «ставших ветром»». У «ставших ветром» были колдуны, шаманы и шаманки, способные на разные волшебства и [вредные] проделки. Якутские шаманы и шаманки не очень противодействовали им, считая их местным коренным народом-племенем. В старину во времена [межродовых] войн в I Ольтекском наслеге у озера Балыктаах Эбэ жила одна старуха — шаманка из [племени] «ставших ветром» с девятью сыновьями. Эта шаманка тем жила и питалась, что силою волшебства у проезжающих путников похищала на расстоянии вьюки и еду. Это было во время доставки грузов «по наряду» [Нэрээт ырдыыта — повинность по перевозке грузов. Начиная с первой половины XVIII в. якуты доставляли вьюками на лошадях казенные грузы — муку, свинец, масло, соль, пушнину и др. из Якутска в Охотск, Удской острог, на Яну и Колыму]. В то время город Якутск уже окончательно обосновался. В порядке повинности в то время муку из Якутска вьюками доставляли в восточные окраины, когда мимо них проезжали с вьюками, дети шаманки вбегали в дом и неожиданно толкали свою мать в бок. И вот, когда мать, испугавшись, вскрикивала: «Уо, татат!» — от вьюка какого-нибудь проезжающего путника сразу же падала на ее балаган кожаная сума с мукой. Так она, живя на большой дороге, разоряла проезжающих. Говорят, что она творила еще много других вредных проделок. Однако путники всегда боялись ее и никогда не останавливались и не заходили к ней взыскивать похищенное, говоря: «Она важного происхождения — потомок старинных хара сагыл». Сама шаманка имела обыкновение летом ловить рыбу сетями па озере Балыктаах Эбэ и этим кормилась. И вот однажды, закидывая сети, она уронила свой игольник в озеро, поэтому то место (букв. : прорубь) и получило теперь название «Озеро упавшего игольника». На том месте (где упал игольник. — Н. А. ) вода зимой не замерзает. Когда шаманка так жила со своими девятью сыновьями, однажды пришли из Татты воины [«Кыргыс дьоно — люди кыргыса, т. е. воины, участвующие в межродовых и межплеменных столкновениях» и без малейшего промедления стали обстреливать ее жилище]. Когда они вошли в балаган, то гам никого не оказалось. Тогда сказав: «Это они волшебством своим должно быть превратились в деревья, травы и разные вещи, об этих их способностях ходили слухи», — изрубили пальмой все начисто, что было в балагане: закраины нар [закраина (закрай) у широкой лавки вдоль стены балагана (юрты)»], веники, лопаты, рожны и пр. Затем с возгласом: «Победили, изрубили и уничтожили!» — сожгли до тла ее жилище и все, что было, а пепел развеяли. Только самому младшему из сыновей удалось убежать на восток в страну Лаамы [«Лаамы — название г. Охотска и всего Охотского побережья»]. С тех пор разорение путников той шаманкой совсем прекратилось. Так воины начали преследовать и истреблять племя «ставших ветром». Спустя некоторое время бежавший в Лаамы сын вернулся опять в Ольтекский наслег, поселился там, народил детей. От него произошло потомство. Одного из его потомков, престарелого старика Леонтия Бехсюлюйэ, видела я примерно лет пятьдесят тому назад. Тогда все говорили о нем: «Этот старик родовитый, потомок хара сагыл из старинного рода «ставших ветром»; он страшный шаман-губитель. С худыми, тяжкими словами, с огненными глазами, как только начнет камлать, так и виднеются огни его глаз; он не шаманил без вреда [людям и скоту]», — и все боялись его. Возненавидев этого старика, мой дядя (старший брат отца) шаман Хагыстай [«Шаман Хабыстай жил в середине XIX в. во II Ольтекском наслеге Боро- гонского улуса, ныне Усть-Алданского района»], выплеснул на него «воду болезни и смерти» [досл, «вода смерти», по верованиям якутов, шаманы брали ее из источника, находящегося в Нижнем мире], после чего тот ослаб, изнемог и, наконец, умер. Бехсюлюйэ не имел ни детей, ни родственников. После его смерти от потомков «ставших ветром» в наших местах никого не осталось (букв. : и запаха не стало). Местность, где жила шаманка, сейчас называют Тогус Ётёх. Я видела эту местность, там были следы очень многих жилищ, неясные признаки ям и балаганов; полагали, что действительно они жили в девяти балаганах. Подробные рассказы о хара сагыл «ставших ветром» и потомках их мне доводилось слышать от родного дедушки Говорова-Богомольца. Я тогда была девочкой тринадцати-четырнадцати лет. Со слов Софии Николаевны Татариновой, 61 года, II Ольтекский наслег, Усть-Алданского района. Записал С. И. Боло в 1936 г. , г. Якутск [ИПРЯ, ч. 1, с. 92—94].