ПитомцыСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Сегодняшний чай получился особенно вкусным. Терпкий. Душистый. Я смаковала каждый глоток, пытаясь растянуть время ********. Я тону в эйфории, когда задерживаю напиток во рту, и ощущаю, как в его вкус сперва погружается язык, а затем всё нёбо. Это можно сравнить с тем, как мы достаём с полки нечто прекрасное и перебираем это пальцами, никак не решаясь выпустить из рук и убрать туда, откуда достали. Машенькина мама покупает чай в пакетиках. Ей так проще. Удобней. Быстрей. Она не думает обо всех этих красителях, ароматизаторах и прочей гадости, которой нашпигованы пакетики. Тошнотворный суррогат. Когда я впервые пришла к Машеньке, я распахнула окно, чтобы синтетически-приторный запах выветрился из квартиры. А ещё она любит освежители воздуха. Превращающие кислород в концентрированный сладкий яд. И покупной джем. По запаху он напоминает мне стиральный порошок. Но ей легче купить готовое, и заниматься тем, чем хочется, вместо того, чтобы готовить. Я искренне надеюсь, что Машенька не вырастет такой же, как она. Дно чашки обмелело, обнажив гладкую поверхность. Хлопья набухших чаинок, облепившие фарфоровое дно, будто кучи листьев, разбросанные по двору. Тёмные, влажные, бесформенные. Говорят, что можно предсказывать будущее по кофейной гуще. Я не вижу разницы между кофейной гущей и чайной, и в любом случае, я не верю в предсказания. Чему быть, того не миновать. Старая прописная истина. Машенька ещё не допила чай. Потому что не столько пила, сколько баловалась. Двигая по столу чашку, она вглядывалась в отражение и стремилась поймать в него свет горевших в абажуре лампочек. Сначала она ловила крайнюю лампочку слева, затем заарканивала в чайное озеро блики средней, а в финале подставляла чашку под правую лампу. Смешная. Я залюбовалась прядями её волос, небрежно раскиданных по плечам. Совсем светлые, пепельный оттенок граничит с сединой. Вчера мы вышли гулять поздним вечером, и Машенька захотела покачаться на качелях. По её развевающимся волосам заскользил лунный свет, и чем быстрее она раскачивалась, тем сильнее ускорялась прыть лунных зайчиков. Они опоясывали собой белёсые кудри, соскальзывали с чёлки на кончики, как будто водя хоровод по причудливому лохматому полю. В тот вечер я сказала Машеньке, что её волосы настолько прекрасны, словно в них потерялась Луна и светит теперь изнутри. Она долго смеялась. После ******** мы пошли на выставку камней. Моя подопечная ещё только отправилась в первый класс, но уже сейчас проявляет задатки отчаянной модницы. Я так и вижу, как спустя десять лет она будет расхаживать по торговым центром, поблёскивая гламурным клатчем и отбивая звонкую дробь каблуками. И кокетливо покачивать длинными локонами. Я полагаю, она не додумается перекрашивать их в пошлый желтушный блонд. Россыпи украшений возникли перед нами подобно драгоценным барханам. Мой взгляд утонул в бриллиантовом колье, которое было надето какой-то дивой на премьеру фильма, где она же исполняла главную роль. Судя по возрасту ожерелья, его обладательница уже должна покоиться в окаменевшей земле. И это логично. Вечно только прекрасное. Сотни искрящихся глазок вцепились в меня гипнотизирующим взглядом. Пожирая тусклый люменесцентный свет, они будто становились всё больше и заслоняли собой камни, лежащие по соседству. Машенька дёрнула мою руку, вытащив меня из сиюминутного оцепенения. Мы перешли к очередному стенду. Здешние экспонаты не вызвали у меня прежнего восхищения. Ширпотребные колечки и серёжки с крохотными красными осколками. Мне кажется, это подделка. В углу зала нас ожидало несколько украшений с лунным камнем. Некоторые из них продавались, но сейчас у меня нету денег, чтобы совершить даже небольшую покупку в своё удовольствие. Но мне очень понравилось колечко. Серебряное, с бледно-голубым оком посередине. Когда на камушек попадают прямые солнечные лучи, внутри начинают мерцать оранжевого цвета искорки. Будто бы пробудился маленький огненный дух. Это прозвучит необычно, но я догадываюсь, почему так случается. Луна не любит Солнце. Машенька затаила дыхание, когда мы подошли к выточенным из мрамора фигуркам птиц. Застывший в вечном полёте аист, целующиеся голубки, статный розовый фламинго. Мне странно видеть живых существ, высеченных из мёртвого, источенного прожилками материала. Зловещие молчаливые скульптуры. Провожающие нас невидящими глазами, вперивающиеся внутрь себя, стремящиеся отыскать в каменном чреве душу, которой никогда не было. Желающие размять мышцы и услышать биение сердца. Которого никогда не было. Это неправильно. Из мёртвого нельзя сотворить живое. Побродив по выставке, мы отправились к выходу. К нам подбежала румяная женщина и предложила купить ребёнку сахарную вату. Машенька взяла липкий сиреневый шарик и начала сосредоточенно его облизывать. Этот ужасный цвет. Сегодняшний чай получился особенно вкусным. Терпкий. Душистый. Я смаковала каждый глоток, пытаясь растянуть время ********. Я тону в эйфории, когда задерживаю напиток во рту, и ощущаю, как в его вкус сперва погружается язык, а затем всё нёбо. Это можно сравнить с тем, как мы достаём с полки нечто прекрасное и перебираем это пальцами, никак не решаясь выпустить из рук и убрать туда, откуда достали. Машенькина мама покупает чай в пакетиках. Ей так проще. Удобней. Быстрей. Она не думает обо всех этих красителях, ароматизаторах и прочей гадости, которой нашпигованы пакетики. Тошнотворный суррогат. Когда я впервые пришла к Машеньке, я распахнула окно, чтобы синтетически-приторный запах выветрился из квартиры. А ещё она любит освежители воздуха. Превращающие кислород в концентрированный сладкий яд. И покупной джем. По запаху он напоминает мне стиральный порошок. Но ей легче купить готовое, и заниматься тем, чем хочется, вместо того, чтобы готовить. Я искренне надеюсь, что Машенька не вырастет такой же, как она. Дно чашки обмелело, обнажив гладкую поверхность. Хлопья набухших чаинок, облепившие фарфоровое дно, будто кучи листьев, разбросанные по двору. Тёмные, влажные, бесформенные. Говорят, что можно предсказывать будущее по кофейной гуще. Я не вижу разницы между кофейной гущей и чайной, и в любом случае, я не верю в предсказания. Чему быть, того не миновать. Старая прописная истина. Машенька ещё не допила чай. Потому что не столько пила, сколько баловалась. Двигая по столу чашку, она вглядывалась в отражение и стремилась поймать в него свет горевших в абажуре лампочек. Сначала она ловила крайнюю лампочку слева, затем заарканивала в чайное озеро блики средней, а в финале подставляла чашку под правую лампу. Смешная. Я залюбовалась прядями её волос, небрежно раскиданных по плечам. Совсем светлые, пепельный оттенок граничит с сединой. Вчера мы вышли гулять поздним вечером, и Машенька захотела покачаться на качелях. По её развевающимся волосам заскользил лунный свет, и чем быстрее она раскачивалась, тем сильнее ускорялась прыть лунных зайчиков. Они опоясывали собой белёсые кудри, соскальзывали с чёлки на кончики, как будто водя хоровод по причудливому лохматому полю. В тот вечер я сказала Машеньке, что её волосы настолько прекрасны, словно в них потерялась Луна и светит теперь изнутри. Она долго смеялась. После ******** мы пошли на выставку камней. Моя подопечная ещё только отправилась в первый класс, но уже сейчас проявляет задатки отчаянной модницы. Я так и вижу, как спустя десять лет она будет расхаживать по торговым центром, поблёскивая гламурным клатчем и отбивая звонкую дробь каблуками. И кокетливо покачивать длинными локонами. Я полагаю, она не додумается перекрашивать их в пошлый желтушный блонд. Россыпи украшений возникли перед нами подобно драгоценным барханам. Мой взгляд утонул в бриллиантовом колье, которое было надето какой-то дивой на премьеру фильма, где она же исполняла главную роль. Судя по возрасту ожерелья, его обладательница уже должна покоиться в окаменевшей земле. И это логично. Вечно только прекрасное. Сотни искрящихся глазок вцепились в меня гипнотизирующим взглядом. Пожирая тусклый люменесцентный свет, они будто становились всё больше и заслоняли собой камни, лежащие по соседству. Машенька дёрнула мою руку, вытащив меня из сиюминутного оцепенения. Мы перешли к очередному стенду. Здешние экспонаты не вызвали у меня прежнего восхищения. Ширпотребные колечки и серёжки с крохотными красными осколками. Мне кажется, это подделка. В углу зала нас ожидало несколько украшений с лунным камнем. Некоторые из них продавались, но сейчас у меня нету денег, чтобы совершить даже небольшую покупку в своё удовольствие. Но мне очень понравилось колечко. Серебряное, с бледно-голубым оком посередине. Когда на камушек попадают прямые солнечные лучи, внутри начинают мерцать оранжевого цвета искорки. Будто бы пробудился маленький огненный дух. Это прозвучит необычно, но я догадываюсь, почему так случается. Луна не любит Солнце. Машенька затаила дыхание, когда мы подошли к выточенным из мрамора фигуркам птиц. Застывший в вечном полёте аист, целующиеся голубки, статный розовый фламинго. Мне странно видеть живых существ, высеченных из мёртвого, источенного прожилками материала. Зловещие молчаливые скульптуры. Провожающие нас невидящими глазами, вперивающиеся внутрь себя, стремящиеся отыскать в каменном чреве душу, которой никогда не было. Желающие размять мышцы и услышать биение сердца. Которого никогда не было. Это неправильно. Из мёртвого нельзя сотворить живое. Побродив по выставке, мы отправились к выходу. К нам подбежала румяная женщина и предложила купить ребёнку сахарную вату. Машенька взяла липкий сиреневый шарик и начала сосредоточенно его облизывать. Этот ужасный цвет. Будь она моей родной дочерью, я ни за что не позволила бы есть такую отраву. Я вспомнила Гришеньку - мальчика, которому наняли меня на заре моей трудовой деятельности. Он тянул в рот всё, имеющее яркий оттенок. Наверное, детей в первую очередь привлекает цвет, чем и пользуются продавцы синтетических сластей. Гришенька любил смотреть, как я готовлю. Видя мои резвые пальцы, режущие фрукты, шинкующие лук, чистящие картофель, он улыбался и неосознанно начинал быстро перебирать своими. Когда он подрос и ему можно было доверять острые предметы, я стала учить его резать себе салат. Мама была в восторге, увидев, как её сын орудует ножиком, склонившись над доской. Она пошутила, что я стремлюсь вырастить из него великого повара. Я не видела его пять лет. Возможно, сейчас он уже делает большие успехи в кулинарном искусстве и скоро поступит учиться на повара. А когда он выучится и станет именитым шеф-поваром, то непременно вспомнит обо мне - женщине, подтолкнувшей его на эту стезю. Надо будет позвонить им. Найти их номер. Если они не переехали. В день нашей последней встречи мать Гришеньки, по-видимому, переживала серьёзную депрессию, поскольку ходила с каменным лицом и не могла вымолвить ни слова. С мраморным. С совершенно мёртвым. Мне нравится быть няней. Находиться среди жизнерадостных, пышущих энергией детишек. Они не ведают, что такое зло, одной ногой они ещё пребывают в светлом Божьем царстве, откуда их вытащили в наш грязный мир. Правы люди, говорящие, что дети - цветы жизни. Это как розочки, которые удобряешь, поливаешь, выставляешь на солнце. Ты видишь, как они растут, набираются сил, расцветают. Чувствуешь себя причастной к взращиванию райского сада. Жаль, что не всегда должный уход гарантирует наличие у подопечного жизненных сил и свежести. Машенька споткнулась и чуть не упала. Я презрительно отбросила мыском туфли серый камушек и назидательным тоном сказала, что нужно смотреть под ноги. Не уверена, что подобные заветы впитываются детскими ушами. Это как древние мантры, которые учителя произносят перед учениками, причём ни первые, ни вторые не задумываются об их смысле. Просто это надо сказать. Так будет чиста моя совесть. Однажды Машенька выпросила у матери ролики и в первый же день катания упала с них. Тогда я испугалась, что у неё перелом. Она бездвижно лежала на тротуаре, не в силах даже застонать от боли. Шок продлился пару минут, после чего малышка осторожно провела руками по телу, очевидно, боясь нащупать искалеченные рёбра. Потом приподнялась и уселась на асфальте. Как назло, я забыла взять с собой нашатырь. Пришлось долго обмахивать её журналом, чтобы она пришла в себя и успокоилась. Еле-еле, хромая, она доплелась до дома и лишь пройдя в коридор, расплакалась. А я предупреждала её мать, что ролики - опасная штука. Потому что я забочусь о своих питомцах. В отличии от некоторых других. По прибытии домой мы стали обедать. Я налила Машеньке полную тарелку бульона. Глянцевые жирные ****** выглядят настолько неэстетично, что мне сложно представить, как можно заталкивать их внутрь себя. Но доктора говорят, что это полезно. А я не смею спорить с докторами. Я вообще испытываю слабость перед медициной. Она снова балуется - взбалтывает содержимое тарелки ложкой. Устраивает бульонную бурю. Кидает туда сухарики и воображает, что это шаткие кораблики, влекомые необузданным течением. Утром меня могло бы это развеселить. Но после созерцания прекрасного я хочу лишь тишины. Первозданного покоя, не нарушаемого ни единым живым существом. Я наклонила голову и подпёрла её руками. Машенька перестала играть и неестественно тихим голосом спросила, не плохо ли мне. Но всё хорошо. Уже почти хорошо. На ужин мы будем готовить мясо по-французски. Это когда увесистый шматок вырезки делится на множество кусочков, а потом заливается майонезом. А сверху укладываются колечки лука. Я учу Машеньку, как делать мясо по-французски. Можно подумать, что я помешана на обучении детей кулинарии, но это не так. Я учу Машеньку убираться, мыть посуду, ухаживать за цветами. И всё же. Особенно мило она выглядит, когда готовит мясо. Берёт кровоточащий скользковатый шматок и укладывает его на доску. Вытягивает губки в трубочку, чтобы как следует сосредоточиться. Облизывается и закусывает губу. Как-то раз ей захотелось попробовать сырое мясо на вкус. Но я запретила. Потому что не хочу, чтобы у неё болел желудок. Сегодняшний кусок мяса выглядит особенно сочным. Ослепительно красный, пышащий алым. Как прекрасная садовая роза. Машенька наклоняется и превращает его в несколько прекрасных садовых роз. И ещё в несколько. И ещё. Заключительные штрихи самые упоительные. И самые ответственные. Ведь окончательный результат должен быть идеален. Мать Машеньки задержалась на работе. Соответственно, пришлось задержаться и мне. Посмотрела мультик за компанию с Машенькой. Какая-то глупость про зверушек, попавших на кондитерскую фабрику. Мне подумалось, что слова «мультик» и «мясо» начинаются на одну букву. Не знаю, почему я об этом размышляю. Должно быть, я совсем устала. Гришенька тоже любил смотреть мультики. Все детки похожи друг на друга. Как кусочки сочного мяса. Моя немая подруга согласна. Когда я нахожусь дома, то специально дожидаюсь глубокой ночи и погасив свет, начинаю разделывать влажные шматки. И она приходит. Бесшумно влезает в окно, словно паучок. Ласкает призрачными лапками каждый кровящийся ломтик. Я поворачиваюсь к ней и вижу, как она облизывается. И тихонько стонет от голода. Жадно кромсая светящимся лезвием темноту. Возвращаясь к себе, я едва не прошла мимо дома. Это сложно - ориентироваться в калейдоскопе цементных муравейников. Дома, дороги, гаражи. То самое мёртвое, что прячет внутри себя живое. Делая его мёртвым. Те люди, сливающиеся в вихрь толпы, похожей на саранчу. Я не вижу их лиц. Не запоминаю. Приросшая к тротуарам движущаяся масса. Наполняющая воздух возбуждённой трескотнёй, настолько какофоничной, что она заглатывает отдельные слова, как воронки. Косяки сухопутных рыб. Я меняю уже третий город. Но всё одинаково. Только Луна. Она не меняется. Один и тот же бледный шар с обожжённой кожей. Потому что звёзды находятся слишком близко. Ранят её, обжигают. Поджаривают на белом люменесцентном костре. Она ослаблена, голодна и просит пить. Вы ведь замечали, как искажено от жажды её каменное лицо?Я распахнула дверь и стремглав захлопнула. Моя квартира хранит в себе терпкий аромат хвои и кедра. Я без ума от этих запахов. Когда я возила Катеньку в лес, мы набирали там уйму еловых веток и кедровых шишек. Я храню их уже третий год. И они всё также ослепительно пахнут. Портрет Катеньки я тоже храню. Чуть смятая, обесцветившаяся фотография в изящной серебряной рамочке. Я должна была обращаться с ней осторожней. Ведь это её единственная фотография, которая у меня есть. Но я слишком сильно плакала, когда это произошло. И неистово гладила Катеньку по скользковатым бумажным волосам. Катенька была больна. Безнадёжно. С ранних лет она передвигалась на коляске и мучилась разрывающими ножки болями. Когда я катила её по улице, вслед нам часто оборачивались прохожие. Меня изумляет бестактность людей. Представляю, каково было Катеньке. Катенька любила лес. Она улыбалась, слыша пение птиц и приоткрывала ротик, чтобы вкусить неосязаемые природные благовония. Просила меня сорвать на поляне фиалок. Или одуванчиков. А иногда мы набирали ромашек и гадали на любовь. Я не знаю, кого она любила. И любила ли кого-то. Может, ей просто нравилась эта игра. Я не очень люблю игры. Потому что в финале должен быть один проигравший. Родители Катеньки были чрезвычайно занятыми людьми, много зарабатывающими и считающими, будто своими материальными отмазками они могут компенсировать нехватку внимания к дочери. Они платили мне больше, чем другие работодатели. Если я оставалась с Катенькой ночевать, они дарили мне роскошную корзинку со сладостями. Или духи. Или красивые сувениры. Со временем Катенька стала недомогать сильнее. Боли выламывали её косточки настолько, что она отказывалась выезжать на прогулки и всё чаще просила дать ей обезболивающее. Я старалась развлечь её, как могла. Читала книжки, устраивала кукольный театр с игрушками, надевающимися на руку. Ей очень нравилась история про зайчика, прячущегося от волка. В оригинале у этой сказки жестокий конец, но мне не хотелось калечить её психику. Поэтому в моей версии волк и зайчик мирились и становились друзьями. Никто никого не съедал. Бывает же. Смешно. Наступил день, когда она уже не могла терпеть боли. Врачи диагностировали метастазирующий рак тазобедренной кости. Уже ничего не поправить. Не понимаю, каким образом её детский паралич вкупе с артрозом переросли в рак. Должно же быть милосердие у кого-то там свыше. Но я оказалась добрее, чем они. Когда я подошла к кровати Катеньки с топориком для разделки мяса, она дремала. Я улыбнулась и затормошила её плечико. Чуть хрустнул суставчик. Пластичный, незакостеневший скелет. Значит, будет легко. Увидев меня, Катенька улыбнулась в ответ. Её обычно ясный взгляд был затуманен под действием обезболивающих, словно звёздочка, окутанная предрассветной пеленой. Она смотрела искренне. Как птичка, не подозревающая, что вы пришли для того, чтобы свернуть ей шейку. Даже когда я задрала одеяло и полоснула лезвием по сопревшей от постоянного лежания коже, она не закричала. И не заплакала. Продолжала смотреть. Но уже более ясно. Недоверительно. Непонимающе. Потом было хуже. Хорошо, что у них был частный дом. Иначе на крики сбежались бы все соседи. Им было бы сложно объяснить, что я делаю лучше. Помогаю ей уйти в Вечность. Вы ведь помните.

Что вечно только Прекрасное. Меня всегда интересовало, откуда берётся жизнь. Представьте, что по полу пробежал таракан. Живой. Полный своих примитивных инстинктивных планов. Ивы давите его ногой. Размазываете по паркету. Где она, та субстанция, которая наполняла его мозг сознанием ещё секунду назад?Хотя я догадываюсь. Но об этом потом. Я чуть не порезалась, когда разбивала окно. Хорошо, что у них стояли не пластиковые окна. Богатые могут позволить себе быть старомодными, не чувствуя при этом ущербности. Куски Катенькиного тела я упаковала в целлофановый пакет, а топорик положила в кровать. И накрыла одеялом. Брызнула кровью на дорогу. Будто убийца вытащил её труп в окно и скрылся с гниющей ношей в лесной чаще. Они снова не приехали ночевать. В этот раз мне не нужно было ждать до утра. Мы с Катенькой оставили дом ночью. Катенька мне часто снится. С глазками, полными слёз и благодарности. Ей интересно быть там. Я похоронила её как королеву. Надев на криво отсечённую головку венок из одуванчиков. Сделала ей искусный макияж. Как в модном журнале. Девочка всегда должна быть модницей. И красавицей. Гришенька тоже навещает меня во сне. Видится мне высоким, бородатым парнем, любящим бродить по берегу реки. Он здорово вырос с момента нашей последней встречи. Уже совсем мужчина. Я не собиралась делать этого и с ним. Просто он стал портиться. Гнить заживо. Душевно гнить. Когда он в очередной раз резал салат, то чертыхнулся. Произнёс отвратительное слово тихо, но мне и не требуется слышать звуки. Ведь я читаю по губам. Я спросила его, что он сейчас произнёс. И он солгал. Поклялся больше так не делать. И я верила. Пока вскоре он не солгал, что потерял дневник. С ним было труднее, чем с парализованной Катенькой. Гораздо труднее. Вертлявый истеричный мальчишка с недюжинной силой в ручках и ножках. Мне пришлось опустить его голову в речку и выждать. Потом затащить в глухую рощу. И сделать то, что велела душа. В случае с Гришенькой я не могла сдерживать свой аппетит. Он распирал меня изнутри, будто гигантский лев рычал на всю мою утробу и требовал мяса. Бедный мальчик. Я даже не смогла похоронить тебя целиком. Прости, пожалуйста. Я не покупала мясо целую неделю. Сначала я пожарила его печёнку, потом запекла под майонезом пальчики, а с кусками плоти экспериментировала как могла, ориентируясь на рецепты своей поваренной книги. Они предназначены для говядины, но я не вижу ни малейшей разницы. Дети даже вкусней. Определённо. Я наверное, делаю слишком много хорошего. Две спасённые от умирания души - уже итак чересчур большая благодетель. Я никак не ожидала, что и Машенька начнёт погибать. Она стала издеваться над сверстницей во дворе. У них была длительная вражда. Будто бы одна из них не уступила другой качельки. Потом понеслось. Растоптанный журнал с комиксами, в ответ сломанная кукла. Девочка в конце концов, сдалась первой и попросила у Машеньки прощения. Но в ту будто бес вселился. Она поймала здорового паука и посадила в портфель неприятельнице. Но что само главное. Она тоже стала лгать. Сказала мне, что паук заполз туда сам. Хотя я всё видела. Машенькина кровь пахла так, что забила собой вонь освежителя воздуха. Кровь - она словно духи. Всякий раз пахнет по-разному. Наверное, виной всему та синтетическая пища, которой любила кормить её мамочка. Поэтому я не стала есть Машеньку. Не смогла удержаться только от маленького аккуратного сердечка. Сегодняшняя Луна была особенно полной. Рвущей слепящее полотно ночи. Она улыбалась. Довольно, ехидно, слегка высокомерно. Жмурила огромные, вечно сонные глаза. Хохотала, не открывая рта. Боится выпустить их. Трёх маленьких созданий, пищащих и корябающих изнутри дряблую фосфоресцирующую плоть. Вечность не всегда бывает приятной. Тишина зазвенела. Та самая, удушающая тишина. От которой воют неупокоенные души мёртвых и ворочаются на кроватях живые. Я уберегла их от тишины. От мёртвого. Они внутри, в полной безопасности. Мы обменялись с луной взглядами. Её глаза выпучены, как никогда. Она настолько тяжела, что может упасть с небес. Необъятная. Недостижимая. Насытившаяся моим питомцами. Звёзды вздрагивали и расступались. Потому что Вечное всемогуще.