Остатки теплаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Знал же, что в поле заходить нельзя, и пошел. Срезал на свою голову дорожку. Гиблое место: ни кочки, ни ямы, лишь белая скатерть равнины и вьюга. Ветер назойлив и беспощаден, колет лицо снежной крупой, сечет скулы. Натянутый на нос ворот обмерз: так застывает с последним дыханием тепло. Вокруг уже намело с хороший сугроб. Самое время окопаться, сложить костерок. Ток с чего?Рук будто нет, лицо словно чужое. Сплюнуть бы, да нечем. Остается сидеть, покрываясь ледяной коркой, и подыхать. Наверное, даже тела не найдут. Кто еще сюда сунется-то? Второго такого еще поискать. Вот уж старикан посмеется, когда узнает… Ругаться будет: первый добытчик, а туда же, померз как пацанва. – Отдыхаешь?Откуда-то из-за спины… Мелодичный грудной тембр – глубокий, даже сквозь вьюгу слышно. Всегда нравились такие голоса: томные, загадочные. – Ты часом не оглох?Оглянуться бы… узнать, какая она, хозяйка этого голоса, и есть ли там кто вообще. Жаль тело решило, что суета теперь ни к чему. А вот и она. Высокая… Должно быть, хорошенькая: хоть и в меховых обмотках – фигурка, что надо. Подошла тихо, наст под сапожками даж не треснул. – Так и будешь валяться?Лица не видать, только глаза меж капюшоном и полосой шарфа. Смотрят пристально, с любопытством. Надо бы ответить, но зубы не разомкнуть. – Жить хочешь?Дура… А кто не хочет?! Дать бы тебе леща. Жаль, силенок осталось лишь глазом дернуть. Заметила-таки. Достала из-за пазухи меховой термосок, взболтала… Ну да, самое время выпить. Шарф даже сдвинула, чтоб к трубке приложиться. Широковатые скулы, нос горбинкой, в черных глазах безмятежное спокойствие. Бледная и сосредоточенная. Красивая. Взгляд отвела. Стеснительная что ли? А так и не скажешь, вроде не дите… Понежнее с головой, дамочка, так и оторвать не долго. Сердитая какая-то, и лицо злое. Пялится. Целовать собралась или лицо обглодать? Черт их поймет, это бабское племя. Ну да, губы ж померзли. Поить будет. Хоть напоследок свезло, а то ведь и мужик найти мог. Давай, девка, пои, раз взялась. Горячо… Бог ты мой, как горячо-то! Что ты там намешала?! Пусти, дай помереть спокойно. Чтоб тебя черти в аду с таким огоньком драли… Снег – теплый, мягкий – так бы и зарылся целиком. Что ж так больно-то, а? Лучше бы сразу сдох. Снег, когда уже я отключусь? Снег?Пробуждение было лениво безмятежным, и Влад не сразу сообразил, где находится. Его волокли: веревка под мышками нещадно давила, о поясницу с хрустом ломался наст. Ноги то и дело цеплялись за ледяные обломки, норовя потерять сапоги. Девушка тащила молча, рывками, без передышек. Ему захотелось сказать, чтобы она прекратила: уже не так холодно, можно бы остановиться и переждать. Но губы не слушались, и его продолжали тащить. Пришлось оставить бесплодные попытки подать голос и полностью смириться с ролью безвольного груза. Его дергали и тянули. Наверху выл ветер, закручивая снег в затейливые вихри. Дико клонило в сон, такой теплый, обманчиво уютный. Он боролся, как мог, и все-таки опять провалился в удушливую темноту. Очнулся, когда снежную подушку под спиной сменило что-то твердое. Пахло дымом, сладковатым и пряным. Ветер стих. Где-то снаружи бессильно подвывала вьюга. Влад осторожно приоткрыл глаза. Низкая полутемная нора была вырыта в крупном сугробе. Девушка копошилась в углу, закладывая вход кусками льда. У стены лежали короткие, подбитые шкурой лыжи, свернутый меховой спальник и полупустая походная сумка. Немного в стороне валялся мешок Влада. Внутри чадила небольшая горелка. Слабый огонек колыхался и подрагивал, отбрасывая причудливые тени на искрящиеся стены. После круговерти снаружи, убежище напоминало сказку, одну из тех, что почитывала перед сном мать. Хозяйка сказки перебралась ближе, и затылок Влада уютно расположился на затянутых в мягкую шкуру коленях. В руках спасительницы появилась плоская баночка. Сухо щелкнула крышка, наверху сильно пахнуло травами. Теплые пальцы осторожно растерли онемевшее лицо, и кожу пронзили сотни раскаленных игл. Влад заскрипел зубами, но боль быстро сменилась легким холодком, оставляя ощущение, что его облизал огромный ледяной пес. – Спа-сибо. Девушка подложила ему под голову мешок и переползла к горелке. – Не думай, что это бесплатно. Мазали тебя далеко не свиным жиром, так что одним словечком не отделаешься. Низкий голос завораживал, отзываясь приятным гулом от стен. Влад слабо кивнул: само собой, кто же таскает умирающих незнакомцев просто так. – Я заплачу. У меня есть немного… в сапоге. – Деньги что ли? – усмехнулась девушка. – Мне такое не интересно. В большинстве мест это бесполезные пятачки металла. Грудь сдавило, и легкие зашлись сухим рваным кашлем. Знал же, что в поле заходить нельзя, и пошел. Срезал на свою голову дорожку. Гиблое место: ни кочки, ни ямы, лишь белая скатерть равнины и вьюга. Ветер назойлив и беспощаден, колет лицо снежной крупой, сечет скулы. Натянутый на нос ворот обмерз: так застывает с последним дыханием тепло. Вокруг уже намело с хороший сугроб. Самое время окопаться, сложить костерок. Ток с чего?Рук будто нет, лицо словно чужое. Сплюнуть бы, да нечем. Остается сидеть, покрываясь ледяной коркой, и подыхать. Наверное, даже тела не найдут. Кто еще сюда сунется-то? Второго такого еще поискать. Вот уж старикан посмеется, когда узнает… Ругаться будет: первый добытчик, а туда же, померз как пацанва. – Отдыхаешь?Откуда-то из-за спины… Мелодичный грудной тембр – глубокий, даже сквозь вьюгу слышно. Всегда нравились такие голоса: томные, загадочные. – Ты часом не оглох?Оглянуться бы… узнать, какая она, хозяйка этого голоса, и есть ли там кто вообще. Жаль тело решило, что суета теперь ни к чему. А вот и она. Высокая… Должно быть, хорошенькая: хоть и в меховых обмотках – фигурка, что надо. Подошла тихо, наст под сапожками даж не треснул. – Так и будешь валяться?Лица не видать, только глаза меж капюшоном и полосой шарфа. Смотрят пристально, с любопытством. Надо бы ответить, но зубы не разомкнуть. – Жить хочешь?Дура… А кто не хочет?! Дать бы тебе леща. Жаль, силенок осталось лишь глазом дернуть. Заметила-таки. Достала из-за пазухи меховой термосок, взболтала… Ну да, самое время выпить. Шарф даже сдвинула, чтоб к трубке приложиться. Широковатые скулы, нос горбинкой, в черных глазах безмятежное спокойствие. Бледная и сосредоточенная. Красивая. Взгляд отвела. Стеснительная что ли? А так и не скажешь, вроде не дите… Понежнее с головой, дамочка, так и оторвать не долго. Сердитая какая-то, и лицо злое. Пялится. Целовать собралась или лицо обглодать? Черт их поймет, это бабское племя. Ну да, губы ж померзли. Поить будет. Хоть напоследок свезло, а то ведь и мужик найти мог. Давай, девка, пои, раз взялась. Горячо… Бог ты мой, как горячо-то! Что ты там намешала?! Пусти, дай помереть спокойно. Чтоб тебя черти в аду с таким огоньком драли… Снег – теплый, мягкий – так бы и зарылся целиком. Что ж так больно-то, а? Лучше бы сразу сдох. Снег, когда уже я отключусь? Снег?Пробуждение было лениво безмятежным, и Влад не сразу сообразил, где находится. Его волокли: веревка под мышками нещадно давила, о поясницу с хрустом ломался наст. Ноги то и дело цеплялись за ледяные обломки, норовя потерять сапоги. Девушка тащила молча, рывками, без передышек. Ему захотелось сказать, чтобы она прекратила: уже не так холодно, можно бы остановиться и переждать. Но губы не слушались, и его продолжали тащить. Пришлось оставить бесплодные попытки подать голос и полностью смириться с ролью безвольного груза. Его дергали и тянули. Наверху выл ветер, закручивая снег в затейливые вихри. Дико клонило в сон, такой теплый, обманчиво уютный. Он боролся, как мог, и все-таки опять провалился в удушливую темноту. Очнулся, когда снежную подушку под спиной сменило что-то твердое. Пахло дымом, сладковатым и пряным. Ветер стих. Где-то снаружи бессильно подвывала вьюга. Влад осторожно приоткрыл глаза. Низкая полутемная нора была вырыта в крупном сугробе. Девушка копошилась в углу, закладывая вход кусками льда. У стены лежали короткие, подбитые шкурой лыжи, свернутый меховой спальник и полупустая походная сумка. Немного в стороне валялся мешок Влада. Внутри чадила небольшая горелка. Слабый огонек колыхался и подрагивал, отбрасывая причудливые тени на искрящиеся стены. После круговерти снаружи, убежище напоминало сказку, одну из тех, что почитывала перед сном мать. Хозяйка сказки перебралась ближе, и затылок Влада уютно расположился на затянутых в мягкую шкуру коленях. В руках спасительницы появилась плоская баночка. Сухо щелкнула крышка, наверху сильно пахнуло травами. Теплые пальцы осторожно растерли онемевшее лицо, и кожу пронзили сотни раскаленных игл. Влад заскрипел зубами, но боль быстро сменилась легким холодком, оставляя ощущение, что его облизал огромный ледяной пес. – Спа-сибо. Девушка подложила ему под голову мешок и переползла к горелке. – Не думай, что это бесплатно. Мазали тебя далеко не свиным жиром, так что одним словечком не отделаешься. Низкий голос завораживал, отзываясь приятным гулом от стен. Влад слабо кивнул: само собой, кто же таскает умирающих незнакомцев просто так. – Я заплачу. У меня есть немного… в сапоге. – Деньги что ли? – усмехнулась девушка. – Мне такое не интересно. В большинстве мест это бесполезные пятачки металла. Грудь сдавило, и легкие зашлись сухим рваным кашлем. Когда дыхание восстановилось, Влад затих, разглядывая снег на потолке. – А что интересно?Спасительница фыркнула и, поджав колени к груди, придвинулась к огню. – Меньше говори, а то кожа потрескается. Утром, разберемся. Мысли путались, с трудом продираясь сквозь вязкую дрему, и он сдался. Тьма придавила душной бесформенной массой, по-хозяйски села на грудь. Скользкие пальцы вцепились в пересохшее горло, обрывая захлебывающийся вопль. Влад захрипел и медленно вынырнул из тяжкого сна. Снаружи бесновалась вьюга. Девушка опять замоталась, оставив только глаза, спрятала ладони в рукава полушубка. Укутанная фигурка слегка покачивалась, в такт доносящемуся из-под капюшона пению. Слов не разобрать, но пела красиво. Язычок пламени моргал и трепыхался. Тень девушки колыхалась. Приглушенный шарфом голос манил и завораживал, плавно вплетаясь в завывания вьюги. Местами было даже не разобрать, кто кому подпевает. – Ты же муля? – выдавил Влад. – Верно?Капюшон повернулся, и пение оборвалось. – Ты так шутишь или совсем голову отморозил?– Не прикидывайся. Ни одно питье не подняло б меня из того сугроба… Я там почти помер. Девушка промолчала. Другой бы сдал назад, но Владу было уже все равно. – Так что не стесняйся, принцесска. Бери с меня как обычно – я не против. – Да? Похоже, сильно жалеешь, что не сдох?В лицо дохнуло стужей. Невидимая рука коснулась груди, заставив скрючиться на полу. Плохо быть догадливым. И больно. Девушка невозмутимо наблюдала, как его ломает и корчит. В пристальном взгляде не было ни злобы, ни жалости – лишь спокойствие и пустота. Когда в голове зашумело, муля отвела взгляд. Ледяная хватка ослабла, и боль ушла, растворяясь в нахлынувшем жаре. – С тебя не взять теплом, ты слишком слаб. Она размотала шарф и сбросила просторный капюшон назад. Прямые волосы разметались по меховому воротнику иссиня-черной волной, и Влад невольно засмотрелся. Снежная принцесса глянула исподлобья, вызывающе сверкнув глазами:– Ты знаешь, кто я, и не боишься?– А надо?– Конечно… Я пока не решила, что с тобой делать. В норе похолодало. Девушка уставилась куда-то вдаль, за пределы убежища. – Впрочем, ты сильно померз, и без моей помощи вряд ли дотянешь до утра. Влад усмехнулся: несколько часов на таком ветру даром не проходят, но бывало и хуже. Словно угадав его мысли, Муля обернулась:– А если и дотянешь… Ты видел мое лицо. Сам понимаешь, что это значит. Он понимал и, тяжело вздохнув, уставился в потолок. – Зачем тогда тащила-то? Пожалела что ли?– Да хоть бы и так, – пожала плечами девушка. – Кто ж знал, что ты такой смекалистый окажешься. За стеной подвывал ветер. Снежная крупа секла обледеневший наст, жадно облизывая верхушку сугроба. Влад пялился в потолок и слабо шевелил пальцами, поглядывая краем глаза на мулю. Та пристально наблюдала за огоньком, покусывала губы – тонкие, ярко выделяющиеся на бледном лице – и молчала. В руке стрельнуло, словно кто спицей ткнул – медленно, от ладони к локтю – и Влад с трудом унял дрожь. Конечности понемногу отогревались. – Я могла бы тебя опустить, – наконец, проворчала муля. – Только при одном условии. Тебе оно не понравится, но по-другому никак. Она отползла в угол и вернулась с походной сумкой. Выудила металлическую кружку и, зачерпнув из стены снег, поставила на огонь. Рядом на полу появилась баночка с криво нарисованной пчелой и пучок трав. – Примешь мою кровь. Самую малость, чтоб мозги не отшибло. Сильно тебя это не привяжет, но язык придержит… Да и крутить от боли перестанет. Сразу, может, и не побежишь, но обморожение сойдет. Не зря ж я тебя на горбу тащила. Горелка моргала и потрескивала, снег непривычно быстро оседал в кружке, наполняя посудину водой. По коже побежали ледяные мурашки, и Влад поднял глаза. Муля смотрела на него, словно змея. – Соглашайся. Выбора особого у тебя нет. Влад попробовал сжать кулак и вымученно улыбнулся:– Предлагаешь, стать твоим суженым до конца дней?– Размечтался. – Лицо девушки порозовело, и она рассмеялась, мелодично, с легким придыханием. – Я уже давно привыкла быть одна. Был бы ты помоложе, может, еще и подумала, а так… – Хорошо. Рад слышать, что для твоей ручной зверушки я староват. Он приподнял голову. Принцесса помешивала воду обточенной палочкой. От кружки уже вовсю шел пар. – А если я откажусь?Девушка поморщилась и кинула в кипяток щепотку трав. В норе резко запахло чабрецом с мятой. – Кожа твоя почернеет, пойдет волдырями. Начнет отслаиваться, вместе с мясом. Если повезет, потеряешь только ноги… Это при условии, что я тебя не убью. – Заманчиво, – прохрипел Влад. – Даже не знаю, что выбрать. – Могу и насильно напоить, – холодно предложила принцесса, – но лучше бы ты согласился сам. Влад притих, поглядывая на колдующую над отваром мулю. – Это так важно?– Для меня – да. Каждый имеет право на выбор. Она вытащила из-за голенища нож, наскребла немного меда из банки, перемешала с питьем и осторожно подползла ближе. В левой руке кружка, в другой короткий клинок. – У вас есть одна сказка, о злой Снежной королеве. Я, может, и не она, но мой тебе совет: не раздумывай слишком долго. Муля уколола палец и смахнула тёмно-красную каплю в отвар. Вода забурлила, вскипела пузырями. В норе потеплело. Обхватив кружку ладонями, принцесса снегов села рядом. – Ну что, Кай? Пора решать. Спрошу еще раз: ты хочешь жить?Кривясь от боли, Влад вжался в пол. Муля склонилась над ним. Черные глаза оказались так близко, что можно было разглядеть мерцающую в зрачках стужу.

– Боишься? Чего? Ты же умираешь. Поверь, я в таких вещах разбираюсь. Хрупкие руки оказались на удивление сильны. Муля обняла его за плечи и, приподняв, поднесла кружку. – Выпей, и полегчает. Только один глоток. Не больше. От мули пахло дымом, снегом и мятой. Неестественно черные глаза на белом лице превратились в два бездонных провала. Холодная равнодушная пустота манила, затягивала, и Влад сжал пальцы до хруста, не в силах отвести взгляд. Вкрадчивое сладковатое тепло разошлось по телу покалывающей волной, ударило в голову легкой метелью. Муля улыбнулась краешком губ и неожиданно покраснела, словно простая девчонка. – В этот раз целоваться не будем. Влад горько усмехнулся и коснулся ее ладоней, нежных и на удивление теплых. Каких нет и никогда не будет у его знакомых простых девчонок. – Прости… Слова прозвучали до ужаса глупо, и Влад отпустил ее пальцы. Опрокинутая кружка покатилась по льду. Принцесса покачнулась и удивленно уставилась на торчащую из груди рукоять. Закашлялась. Меж губ хлынула кровь, с шипением выжигая снег до мерзлой земли. Влад с трудом откатился в сторону, подальше от вскипающей лужи. Занемевшие мышцы отозвались режущей болью, скручиваясь в узлы. С коротким всхлипом муля выдернула нож, отшвырнула. Клинок проплавил ледяную корку и утонул в стене, поплевываясь паром. Принцесса неуверенно встала, проламывая расползающийся наст. Ветер с яростным воем ворвался внутрь. Горелка слабо чихнула, завалилась на бок. Спасаясь от жара, Влад ткнулся лицом в пол, и его привалило частью потолка. Сугроб-убежище разваливался. Зажав рану рукой, муля нырнула в беснующийся снаружи снеговорот, и на смену нестерпимому жару пришел холод. Влад выругался сквозь зубы и скрючился, пытаясь добраться до ножа в сапоге. Тот скользил, словно рыба, насмерть увязнув в портянке. Когда лезвие неохотно покинуло ножны, Влад выполз наружу. Вьюгу сменил буран. Там, где прошла принцесса, в снегу остались дыры с ладонь – шипящие, исходящие паром. Влад впился клинком в ломкий наст и со стоном подтянулся вперед. Как он и ожидал, муля не ушла далеко. С каждым рывком отметины становились больше, а потом, он увидел ее. Муля лежала, уставившись в небо. Принцессы почему-то всегда падали именно так. Руки и ноги разбросаны иероглифом, ломаным, бестолковым. Грудь уже не двигалась. Снег вокруг таял и отступал, не успевая оставить луж. Скрипя зубами, Влад выбрался на прогретую площадку. От земли валил пар. Воющий вихрь рвал его наверху в клочья, но здесь, в центре бурана, царило спокойствие. Потому что здесь лежит она. Он осторожно подполз и сел рядом. Муля была красива даже сейчас: без своего томного голоса и улыбки. Иссиня-черные волосы разбросало по земле в очаровательном беспорядке. Алая дорожка от уголка рта причудливой лентой опоясала шею. На бледном лице выражение безмерного удивления и обиды. Красоту принцессы не портила даже рана в груди, пылающая нежно желтым огнем. На пару пальцев ниже, чем надо. Хотя, удивительно, что вообще попал. Влад аккуратно убрал с ее лица волосы. Бездонные глаза остекленело смотрели в небо, туда, где выл оставшийся без хозяйки буран. Прикрыв снежной принцессе веки, Влад поудобней перехватил нож. Предстояло еще поработать, чтобы тепло не ушло. Старик сидел, где обычно, у входа в тоннели, под выступающим из скалы козырьком. Хохлился, словно ворон, кутаясь в грязную рванину. Из-под обшитого потрепанным мехом колпака вырывались редкие клубы пара. Влад тронул его за плечо, и старикан заметался, путаясь в рукавах, чудом не упав с лавки. – Вконец сдурел, дед? – пробурчал Влад, отряхивая сотканную из лоскутов накидку от снега. – Чего опять вылез? Сидел бы себе в каптерке, чаи гонял. Замерзнешь, ей богу, хоронить не буду – прям так брошу. Встречающий расплылся в беззубой улыбке:– Та и не хорони, Владик. Волкам тож кушать надобно. Покажь лучше, что принес. Влад вытащил из мешка плотно замотанный в шкуры горшок, бросил старику на колени. Тот ловко подхватил, присвистнул. Скрюченные пальцы вцепились в увесистый сосуд, словно два паука. – Эхе-хе! Я ведь, как знал, что ты не с пустыми руками будешь. Потеплело. Самую малость, но кости-то не обманешь… Везучий ты у нас: на зайца пошел, приволок мулю. – Слабая она, – буркнул Влад. – Надолго не хватит. Все время у огня сидела, куталась. Молодая, видать, или калечная. – Да хоть бы и дохлая. Плохая муля, все одно лучше дров греет. Ну а до лета на угле протянем. Шмыгнув потекшим носом, старик прижал горшок покрепче к груди. – Если совет подыму, по теплу на юг пойдем. Здесь так и так смерть. Земля стынет, ночь год от года длиннее. Вон уже и ледышки эти мерзнут. Раскаленная глина слабо потрескивала, излучая пульсирующие волны тепла. Старик сунул пальцы под шкуру, блаженно прищурился. – А что ни говори, вовремя ты вернулся. Топка почти встала… Грибники уже к ипату ходили. Опять орали, что я им тепло перекрыл. Ни о чем кроме своих гнилушек не думают. Понажрутся спорыньи, а потом ходют, воду мутят. Одно слово плесняки… Влад обернулся. После бури горизонт был чист и белоснежен. Среди серых облаков мелькнуло холодное солнце и тут же скрылось в плотной ватной завесе. – Старый… Ты хоть раз слышал, чтоб мулька кого спасла? Просто так, из сострадания. Дед хмыкнул и, запахнув изодранную накидку, уставился перед собой в снег. Влад не торопил. Выдохшийся за ночь ветер приятно холодил кожу, напоминая осторожные прикосновения женской руки. Оттаявший ворот неуловимо пах дымом, мятой и чабрецом. – Про мулек разное говорят, – прошамкал наконец старик. – С виду ж баба как баба – почитай, наполовину человек. Вот мужики и путают, мягкое с теплым равняют. На деле ж, скорей у сосули сочувствия дождешься, чем от мули… Не ровня мы им. Я вот, когда сало топлю, за несчастного порося не особо думаю: все больше о шкварках, да каше с жирком на ужин. Тут уж не до сострадания… Ну а для мульки человек даже не кабанчик, а дрова, на которых его смолят. Испещренное морщинами лицо посерело. Дед надрывно откашлялся, сплюнул в сугроб. – Но ты ж не просто так спросил? Давай уж, вываливай, что тебя гложет. Заплечный мешок упал рядом с лавкой, и Влад сел, погружаясь в источаемое мулей тепло. От резкого перепада в голове зашумело. – Влип я там, старый, – усмехнулся он, растирая обожженную кровью ладонь. – Почти на тот свет отъехал… Мимо бы эта ледышка прошла, как пить дать сдох… Но не прошла же. К себе отволокла, отогрела. Даже отпустить думала… А что я? Как обычно: ножом, исподтишка, как крыса… – Здоровый ты, Влад, а в душе щеня, – проскрипел дед, подымая глаза. – Тебе что, горла рвать не за кого? У нас здесь старики, бабы, ребятня, а ты в честность захотел поиграть?! Нет у тебя такого права. Ни у кого нет, и никогда не было. Белесые отмороженные зрачки смотрели холодно, не мигая, и Влад отвернулся. Старый истопник скривил похожие на треснувшие оладьи губы и сунул ему в руки горшок. – На, поплачь за свою «спасительницу» – авось полегчает. Сильно ток не увлекайся, нам еще отмечать. Заключенное в глину тепло перекатилось по дну, мягко толкнуло в ладонь жаром. В груди щемануло, выкручивая нутро наизнанку. От незнакомого ощущения Влад поморщился. – И без того тошно, не перегибай… – А что? – пожал плечами старик. – Мне оно завсегда помогало, пока не перегорел. Слезу пустишь, и вроде как легче… Думаешь, чего она тебя волокла? Мульки таких любят, жалостливых, горячих. Так что никуда б ты не ушел. Если б не нож, бегал бы сейчас на поводке, сапожки в зубах таскал. Влад фыркнул и хмуро уставился на потрескивающий сосуд. Внутри слабо шевельнулось, дрогнуло, вызвав очередную волну тоски. Тонкое покалывание в ушах сменил нарастающий звон. Ничего не замечающий дед поежился и лишь плотнее завернулся в рванье. – Не ты первый эти жалостные песни заводишь, – проворчал он, подымаясь с лавки. – Почитай каждый на их смазливое личико хоть раз да велся. Только не всем свезло. Муля не человек, а злобная снежная баба, и нечо эту тварюку жалеть. Скрипучий голос истопника плыл и затухал, уходя все дальше. В снегу под ногами расцвело красное пятнышко: одно, второе, третье… Влад смахнул из-под носа кровь и вымученно ухмыльнулся. – Старый, а ты ведь опять прав. Это всего лишь муля – ни больше, ни меньше. Глупая снежная девка, начитавшаяся дурных сказок… Пульсирующий в голове шум быстро перерастал в призывное завывание вьюги. Покачиваясь, Влад встал и с отрешенной улыбкой обернулся – туда, где пряталось за облаками скупое на тепло солнце. – Да и жалеть ее глупо, потому как я этой ледышке проиграл. Он шел, проламывая тропу через застывшие сугробы. До горизонта тянулась искрящаяся под луной равнина. Притихший ветер гнал вдаль легкую поземку, лениво трепал волосы. Руки бережно прижимали к груди теплый горшок. Внутри переливалось огнем сердце – последний подарок его глупой принцессы с тихим, глубоким голосом. Влад знал, что найдет ее там. Посреди поля, через которое никто не ходит. Возле вырытого в сугробе ледяного дворца. Верил, что она ждет, и надеялся, что простит. Простит, потому что на губах все еще стоит горьковатый привкус мяты и чабреца с медом.