Одна ночь на двоихСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Очень давно в одном из советских журналов прочитала я интереснейший рассказ, который запомнился мне на всю оставшуюся жизнь. Рассказ был напечатан в рубрике «Параллельные миры. Невыдуманные истории», но я уже не могу вспомнить ни журнала, ни автора. Но главная нить сюжета въелась мне в память, как короста, и я, с вашего позволения, расскажу эту историю своими словами:Женился я уже поздновато, лет около тридцати. Все никак не мог встретить ту единственную и неповторимую, ради которой можно и горы свернуть. Да и с ребенком не все получилось сразу. Очень мы его хотели, но малыш, видимо, не спешил на этот свет. …Но все-же, рано или поздно, мечты сбываются, и не только врагам и дуракам везет, но и хорошим людям тоже. Родила мое солнышко мне сынишку: 54 см росту и 3, 5 кг веса. Фигасе, вот оно счастье какое привалило. Как-то раз с получки купил я кассетный магнитофон, японский, фирмы “Sony”. И первым делом решил я записать лепет нашего ребенка, так сказать, зафиксировать радостные мгновения его жизни в анналах истории, а то он растет у нас не по дням, а по часам, не успеешь оглянуться, как уже и в школу пойдет. С тех пор изо дня в день я методично записывал его смех, плач и гугуканье, умиляясь этим трогательным и столь приятным моему сердцу звукам. Но однажды мой шестимесячный малыш тяжело заболел: хрип, кашель. Не дожидаясь скорой (когда она еще приедет, а тут каждая минута на счету), выскочил я на улицу, поймал такси. Жену с сынишкой на заднее сиденье усадил, а сам рядом с таксистом уселся. И кричу:– Дуй, что есть мочи, в ближайшую больницу. Плачу два счетчика. Рванули с места, едем. Таксист толковый оказался, быстро въехал в ситуацию и по короткой дороге нас повез. Я сижу, жену успокаиваю:– Все будет в порядке, солнышко. Только потерпите. Свернули под мост и вдруг… вся моя жизнь разом разделилась на два отрезка: до и после. Сверху с моста на нас рухнул грузовик, водила не справился с управлением. Упал он так, что мы с таксистом не получили никаких травм и увечий, а сзади… ничего и никого. Одно роковое мгновение, и нет тех, кого любил больше жизни. Я не помнил себя от горя, и даже спустя год эта боль не оставляла меня ни на миг. И водку пил, и с другими женщинами пытался забыться. Не получалось: от водки тупел, от женщин дурел, а боль как жила во мне, так и осталась. Облегчение нашел в работе, вкалывал до седьмого пота, домой приходил усталый, злой, валился в постель и до утра забывался тяжелым, мертвым сном. А однажды рука моя потянулась к кассетнику, включил я магнитофон, а там… детское гугуканье. Как завороженный слушал я отголоски былой счастливой жизни, и в памяти моей мелькали образы сына и жены. С той поры главным моим увлечением стало прослушивание магнитофонной кассеты, я закрывал глаза и на час погружался в свою прошлую, беззаботную жизнь. Вскоре я помнил наизусть все моменты на пленке: вот здесь малыша купали, и он внезапно заплакал, а вот здесь сидел, кушал и, довольный, что-то лепетал на своем тарабарском языке. Я помнил и знал все моменты. И вот, однажды, слушал я кассету, слушал, и вдруг малыш отчетливо произнес:– Папа, папа. Я вздрогнул от неожиданности. Этого не могло быть: малыш погиб в возрасте 6 месяцев, он еще не умел разговаривать. У меня пот выступил на лбу. Судорожно я перемотал назад пленку, включил кассету снова и с замиранием сердца прислушался. Малыш что-то несвязно лепетал и вдруг опять четко и ясно произнес:– Папа, папа. Я снова и снова перематывал пленку. А малыша как прорвало:– Папа, мама, баба. Похоже у меня сорвало крышу, я перематывал снова и снова:– Папа хороший, папа добрый. В сто первый раз кассетник не выдержал, надсадно захрипел, и что-то в его чреве зловеще зашуршало. Смотрю, а моя драгоценная пленка смята в гармошку – магнитофон зажевал ее намертво. Достал я кассету с большим трудом, а что толку- все измято и порвано. Сижу на полу, трясусь как в лихорадке от пережитого нервного шока и понимаю, что не осталось у меня ничего – ни семьи, ни воспоминаний. Только в голове все еще продолжали звучать слова малыша, те, что больше я никогда не услышу:– Папа хороший, папа добрый.