ОберегСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Человек, о котором я хочу вам рассказать, прошел всю войну от обороны Бреста до освобождения Будапешта, Герой Советского Союза и генерал-лейтенант авиации. По просьбе его внука и правнучки (от которых, собственно, и досталась мне эта история) все имена заменены на вымышленные. Яков Абрамович при жизни был скуп на разговоры, кристально честен, всегда гладко выбрит и опрятен. Человек советской закалки, даже достигнув весьма преклонного возраста, он не изменял своим привычкам. Никто в селе кроме родных не знал его истинного возраста. Благодаря крепкому телосложению и идеальной офицерской выправке на закате жизни выглядел он моложе своего сына (которого, между прочем, пережил лет на 10-15). Единственное, что кардинально шло вразрез с его предельно ровными стрелочками на брюках и кипенно белыми рубахами – это старый, заношенный, прошитый во всех местах где можно и где нельзя, вытертый настолько, что умело вытканный много лет назад узор был едва различим, широкий двуоборный пояс. С ним дед не расставался никогда. Доходило до смешного, ведь даже уходя в баню старик не снимал пояс, нещадно подвергая его воздействию воды и пара. 1940. Как ни банально и затерто звучит следующая фраза, но: на окраине села поодаль от людей в ветхом домишке жила старуха. Всегда одетая в лохмотья, с кипой черных, как смола, спутанных, как давно не чесаная конская грива, волос и злым взглядом маленьких глазенок, необычно близко расположенных к острому носу, она лишь своим видом пугала местную детвору. И все от мала до велика знали, что она на короткой ноге с нечистой силой. Дочь ведьмы же была полной ее противоположностью: светлое личико (в отличие от очень смуглого лица матери), окутанное локонами пепельно-белых кудряшек, украшали огромные, как у куклы, голубые глаза, придающие ее образу некую наивность. Она, как запуганная мышка, избегала какого-либо общения с людьми (видимо, боялась гнева своей суровой матушки). Но природа брала свое. И когда Ксане стукнуло 17, она преисполнилась женской красотой и расцвела волшебным цветком. Вернувшись со срочной службы, 22-летний Яша был поражен, как прекрасна стала ведьмина дочка. И будучи комсомольцем, не веря ни в бога, ни в черта, стал он частенько захаживать в ведьмин дом. Ксана с каждым днем становилась все привольней. И вот запуганный зверек все чаще и чаще стал появляться в компании местной молодежи, коротающей вечера за веселыми плясками и песнями под гармонику. Все больше и больше жизнью наполнялись ее глаза. Все больше и больше влюблялся в нее Яша…1942. Как ни отговаривали родители Якова, как ни бурчала старуха-ведьма, но день свадьбы был назначен. Но не знали ни Яков, уже начавший делать сруб для нового дома, ни его любимая Ксана, что война вмешается в их планы. С красными от слез глазами оборачивала Ксана своего любимого свежевытканным поясом на вокзале. Оборачивала и все шептала: «Где кровь, там кровь, где жизнь, там смерти нет» (не дословно, сохранен только общий смысл ее фраз - прим. автора). Поезд тронулся, унося ее любимого, обещавшего никогда не снимать пояс. Бедная девочка бежала вслед за ним и, до хрипоты срывая голос, кричала: «Жизнь к жизни. Кровь к крови!»1946. Пыльной дорогой возвращался изрядно побитый сединой Яков Абрамович в родное село. Тысячи боевых вылетов, десятки разведвылетов, сотни погибших товарищей, восемь раз подбитый, но успешно катапультировавшийся, прошедший немецкий лагерь (и это при своей ярко выраженной еврейской внешности), бежавший из него и не учуянный прошедшими по следу в считанных метрах овчарками, измордованный преследованиями особого отдела, но, несмотря на все это, НЕ ПОЛУЧИВШИЙ ЗА ГОДЫ ЛИХОЛЕТИЙ НИ РАНЕНИЙ, НИ КОНТУЗИЙ, под легкое позванивание орденов и медалей, густо покрывших китель, шел Яков к одной, но самой главной цели: встреча с любимой Ксаной. Из-под кителя выбился и небрежно трепыхался на ветру край бахромы пояса, который Яков, как и обещал любимой, так и не снял за все эти годы. Шел, еще не зная, что еще в 1943-м захватчики, проходившие через село, убили старую ведьму, а дочь-красавицу жестоко избили и изнасиловали. Последний раз видели Ксану сельчане рыдающей над трупом матери, с взлохмаченными ПОЧЕРНЕВШИМИ волосами. Похоронив мать, ушла Ксана из тех мест, никому не сказав куда…1951. За плечами Якова миллионы километров. Огромный Советский Союз исколесен вдоль и поперек. Не осталось в огромной державе ни одного паспортного стола, в котором не знали бы несчастного полковника, безуспешно разыскивавшего свою любовь. Но все напрасно…1960. Полночь. Муж тихонько посапывает, а Ольге Петровне не до сна. Одна мысль никак не дает ей покоя: «Ну почему супруг не снимает этот проклятый пояс?! Что за бред! Как может тряпка сберечь от ненастий. Нет, я ему докажу. Хватит!» И аккуратно, дабы не разбудить Якова Абрамовича, развязывает и снимает с тела мужа пояс…Уже утром скорая увозит сгорающего от температуры мужа. Человек, о котором я хочу вам рассказать, прошел всю войну от обороны Бреста до освобождения Будапешта, Герой Советского Союза и генерал-лейтенант авиации. По просьбе его внука и правнучки (от которых, собственно, и досталась мне эта история) все имена заменены на вымышленные. Яков Абрамович при жизни был скуп на разговоры, кристально честен, всегда гладко выбрит и опрятен. Человек советской закалки, даже достигнув весьма преклонного возраста, он не изменял своим привычкам. Никто в селе кроме родных не знал его истинного возраста. Благодаря крепкому телосложению и идеальной офицерской выправке на закате жизни выглядел он моложе своего сына (которого, между прочем, пережил лет на 10-15). Единственное, что кардинально шло вразрез с его предельно ровными стрелочками на брюках и кипенно белыми рубахами – это старый, заношенный, прошитый во всех местах где можно и где нельзя, вытертый настолько, что умело вытканный много лет назад узор был едва различим, широкий двуоборный пояс. С ним дед не расставался никогда. Доходило до смешного, ведь даже уходя в баню старик не снимал пояс, нещадно подвергая его воздействию воды и пара. 1940. Как ни банально и затерто звучит следующая фраза, но: на окраине села поодаль от людей в ветхом домишке жила старуха. Всегда одетая в лохмотья, с кипой черных, как смола, спутанных, как давно не чесаная конская грива, волос и злым взглядом маленьких глазенок, необычно близко расположенных к острому носу, она лишь своим видом пугала местную детвору. И все от мала до велика знали, что она на короткой ноге с нечистой силой. Дочь ведьмы же была полной ее противоположностью: светлое личико (в отличие от очень смуглого лица матери), окутанное локонами пепельно-белых кудряшек, украшали огромные, как у куклы, голубые глаза, придающие ее образу некую наивность. Она, как запуганная мышка, избегала какого-либо общения с людьми (видимо, боялась гнева своей суровой матушки). Но природа брала свое. И когда Ксане стукнуло 17, она преисполнилась женской красотой и расцвела волшебным цветком. Вернувшись со срочной службы, 22-летний Яша был поражен, как прекрасна стала ведьмина дочка. И будучи комсомольцем, не веря ни в бога, ни в черта, стал он частенько захаживать в ведьмин дом. Ксана с каждым днем становилась все привольней. И вот запуганный зверек все чаще и чаще стал появляться в компании местной молодежи, коротающей вечера за веселыми плясками и песнями под гармонику. Все больше и больше жизнью наполнялись ее глаза. Все больше и больше влюблялся в нее Яша…1942. Как ни отговаривали родители Якова, как ни бурчала старуха-ведьма, но день свадьбы был назначен. Но не знали ни Яков, уже начавший делать сруб для нового дома, ни его любимая Ксана, что война вмешается в их планы. С красными от слез глазами оборачивала Ксана своего любимого свежевытканным поясом на вокзале. Оборачивала и все шептала: «Где кровь, там кровь, где жизнь, там смерти нет» (не дословно, сохранен только общий смысл ее фраз - прим. автора). Поезд тронулся, унося ее любимого, обещавшего никогда не снимать пояс. Бедная девочка бежала вслед за ним и, до хрипоты срывая голос, кричала: «Жизнь к жизни. Кровь к крови!»1946. Пыльной дорогой возвращался изрядно побитый сединой Яков Абрамович в родное село. Тысячи боевых вылетов, десятки разведвылетов, сотни погибших товарищей, восемь раз подбитый, но успешно катапультировавшийся, прошедший немецкий лагерь (и это при своей ярко выраженной еврейской внешности), бежавший из него и не учуянный прошедшими по следу в считанных метрах овчарками, измордованный преследованиями особого отдела, но, несмотря на все это, НЕ ПОЛУЧИВШИЙ ЗА ГОДЫ ЛИХОЛЕТИЙ НИ РАНЕНИЙ, НИ КОНТУЗИЙ, под легкое позванивание орденов и медалей, густо покрывших китель, шел Яков к одной, но самой главной цели: встреча с любимой Ксаной. Из-под кителя выбился и небрежно трепыхался на ветру край бахромы пояса, который Яков, как и обещал любимой, так и не снял за все эти годы. Шел, еще не зная, что еще в 1943-м захватчики, проходившие через село, убили старую ведьму, а дочь-красавицу жестоко избили и изнасиловали. Последний раз видели Ксану сельчане рыдающей над трупом матери, с взлохмаченными ПОЧЕРНЕВШИМИ волосами. Похоронив мать, ушла Ксана из тех мест, никому не сказав куда…1951. За плечами Якова миллионы километров. Огромный Советский Союз исколесен вдоль и поперек. Не осталось в огромной державе ни одного паспортного стола, в котором не знали бы несчастного полковника, безуспешно разыскивавшего свою любовь. Но все напрасно…1960. Полночь. Муж тихонько посапывает, а Ольге Петровне не до сна. Одна мысль никак не дает ей покоя: «Ну почему супруг не снимает этот проклятый пояс?! Что за бред! Как может тряпка сберечь от ненастий. Нет, я ему докажу. Хватит!» И аккуратно, дабы не разбудить Якова Абрамовича, развязывает и снимает с тела мужа пояс…Уже утром скорая увозит сгорающего от температуры мужа. Диагноз ввергает в шок: малярия! Ну какая в Москве малярия? Врачи разводят руками: ни одно лечение не дает результата. Человек сгорает, как свеча. Не зная, во что и верить, умываясь слезами, Ольга Петровна обвязывает тело мужа дряхлым поясом……Утром не осталось ни одного симптома…1988. Генерал-лейтенант А… син с супругой покидают Москву и отправляются в небольшое село, где прошла его молодость. Уезжает, чтобы подальше от городской суеты найти единение с природой и свой последний приют. 07 июля 2007. Как был Яков тихим человеком, так же тихо и помер. Умер без мучений, лег спать и утром не проснулся. Выражение покоя и умиротворения навсегда застыло на лице старика. Умер, оставшись в памяти родных человеком, не знавшим болезней и недугов. Умер, почти дотянув до девяностолетия, но внешне выглядевшим не больше чем на пятьдесят…P. S. Даже когда тело усопшего готовили к захоронению, внук строго-настрого запретил снимать с него пояс. И, что удивительно, при первом же прикосновении весьма еще на вид крепкий пояс рассыпался в труху.