Ночь в пустынеСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Я никогда не верил во всю эту чушь вроде мистики или чего-то необъяснимого. Все имеет причинно-следственные связи, и если мы видим только следствие, это не значит, что нет причин. Поэтому, когда речь заходит о чем-то паранормальном, я обычно нахожу вполне рациональное объяснение. Однако мое мнение несколько поколебал один случай произошедший, когда я служил в армии. Забрали меня в армию со скрипом и явным нежеланием спустя два месяца после окончания университета. Я нисколько не удивился этому идиотизму, все-таки живу в России. По распределению я попал в радиолокационные войска. Одни из худших родов войск по материальному обеспечению и дисциплине, после пехоты разумеется. Отправили меня служить под Волгоградом в какое-то богом забытое место. Отслужив больше половины срока, я узнал новость — командир решил откомандировать «лучших» на учения возле границы с Казахстаном. Так как выбирать было не из кого, а я оказался малопьющим по сравнению с остальными, то меня посчитали крайним. И в начале июля «лучшие», то есть девять человек из батальона, включая меня, были откомандированы в Астрахань. В течение двух недель нас продержали в распределителе, заставляя готовить лагерный инвентарь. Передышек нам не давали, хотя было невыносимо жарко и душно. Я не мог отделаться от чувства нахождения в бане. Вдыхаешь воздух, а получаешь водяной кисель. Наконец, нас погрузили в “КамАЗ” – набили как селедок, видимо, экономя на дизеле и машинах. Колонна двинулась ночью. Состояла она из длинного шлейфа многочисленных “КамАЗов” груженных людьми и различным хламом. Вы не поверите, но мы грузили не просто необходимое — попадались и весьма бесполезные вещи: например, трюмо с тяжелыми зеркалами или сломанное электронное оборудование, настоящий мусор. Я так подробно рассказываю, чтобы вы представили себе наше общее состояние усталости, в частности мое собственное. Поездка заняла чуть больше суток. Скученность, неудобство в кузове и постоянная пыль, как только мы выехали на проселочную дорогу, довольно сильно вымотали меня и остальных. Наконец, мы прибыли. Спрыгнув с кузова “КамАЗа”, я огляделся и понял, что вокруг настоящая пустыня: солнце стояло в зените и нещадно палило, сухой воздух без намека на влажность или дуновения ветра, вместо песка нечто вроде дорожной пыли, а окружающая местность представляла собой холмы из песка, покрытые редкими жухлыми кустиками травы. По команде нас построили, выдали сухие пайки, и, после обеда, мы начали сооружать лагерь. В первый день мы поставили спальные палатки и железные двухъярусные кровати, затем все остальное. Как я узнал позже, всего нас было около двухсот человек, включая офицерский состав (примерно больше четверти, поэтому больший объем работ пришелся на солдат). В первый день меня поставили дневальным с одним сослуживцем. Для справки: в обязанности дневального входит ночное дежурство, соблюдение порядка в лагере и озвучка команд по распорядку дня. Ночь мы поделили по четыре часа, начиная с десяти. Я заступал вторым, почти под утро. Это время прошло спокойно, хотя в ночное время температура опускается до пяти-шести градусов, так что мне пришлось все время ходить, чтобы согреться. В пустыне ночью наступает гробовая тишина и непроглядная темнота, особенно в безлунные ночи. Поэтому я освещал окружающую местность тяжелым фонариком, наплевав на давящую тишину. Наконец рассвело, и до обеда мы с напарником менялись, а потом нас сменили. Через сутки я снова заступил дневальным. Именно с этой ночи начали происходить довольно странные, на мой взгляд, происшествия. Я стоял первым на часах. Выдалась безлунная ночь, поэтому видно было только в пределах световых столбов, установленных по периметру лагеря. Примерно в двенадцать я услышал нечто вроде шорохов – что-то похожее на мягкую поступь кошки. Причем эти звуки необычным образом преломлялись, и было трудно определить их источник. Я подумал, что это может быть местная старая дворняга. В десяти километрах от нас находился командный пункт. Там располагалась рота, охранявшая объект. С этого объекта и прибежала собака. Однако псина эта была довольно шумной и не могла так мягко бегать, да и я не видел ее с утра. Пока я думал, безуспешно пытаясь осветить темноту, шорохи повторялись и замирали. Песок глухо шипел и рассыпался где-то недалеко. Хлипкий свет от фонарика рассеивался, стоило направить его в густой мрак. Так и не разобравшись, что за чертовщина там творится, я стал обходить лагерь. Шорох последовал за мной. Тогда я поискал глазами что-нибудь из мусора вокруг и, найдя болт от кровати, запустил его в темноту. Никакого эффекта. Я выругался и постарался не обращать внимание. Спустя час шорохи перестали меня преследовать. В два часа я разбудил сменщика и отправился спать. Простоять очередную ночь мне выпало через два дня после. Снова я стоял первым. За прошлые дни я сильно устал. Даже мое виртуозное умение сачковать не помогало отлынивать от работы — лагерь очень маленький, а заставлять других работать за себя слишком заметно. Поэтому усталость накопилась большая: тело буквально рассыпалось на части, глаза закрывались. Дежурный сержант-контрактник сразу завалился спать в маленькой палатке напротив моего места бдения. Я же остался под «грибом» — местом для дневальных, по типу грибка в песочницах. Опираясь на столб и устроившись поудобнее, я задремал (только в армии, пожалуй, можно научиться спать стоя). Мне показалось, что прошла секунда, с тех пор как я закрыл глаза, но, судя по времени на мобильнике, прошло больше получаса. Как раз начало первого. Сначала я не мог понять, что меня разбудило, только потом до меня дошло — знакомый шорох. Где-то забрехал старый пес, но вскоре замолчал. Я же безуспешно светил своим фонариком по округе. Потом мне послышалось нечто вроде сдавленного стона (больше похожего на резкий выдох). Не из лагеря, а из темноты, где недавно лаял пес. Этот факт начал меня волновать. Не то чтобы сильно, но беспокоил изрядно. Незаметно шорох пропал и до конца смены не появлялся. На следующий день, улучив подходящий момент, я отправился туда, где слышал ночную возню и этот подозрительный стон. К несчастью песок (или точнее – пыль) быстро оседал, и на нем ничего не оставалось, только ямки от тяжелых берцев да глубокие борозды от колес машин. Но это меня не остановило, и я стал идти зигзагами в поисках неизвестных следов. Благо в лагере пока не установили туалетов — всем приходилось идти за бугры, подальше. Поэтому никто не обратил внимания на мои маневры. Я постепенно продвигался вперед, когда левая нога провалилась в дыру. Я быстро отпрыгнул. Слишком много змей водится вокруг, а эта нора могла быть их прибежищем. Однако я ошибся. Рассмотрев внимательней находку, стало понятно, что эта дыра слишком большая для змеи. По инерции в образовавшуюся воронку стал затекать песок. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил почти целый клок шерсти с изрядным куском засохшей кожи, причем окраска вполне совпадала с цветом старого пса. В продолжение следующих дней в свободное время я думал над этим происшествием. Я не стал делиться с другими своими мыслями по этому поводу. Кто-то скажет, что я слетел с катушек, или вообще таким и приехал. Слухи в нашем маленьком мирке посреди пустыни очень быстро бегают. В конце концов, я решил, что это совершенный бред, хотя как назло старый пес как сквозь землю провалился. Забегая вперед скажу, что я так и не нашел его. После этого случая служба однообразно потекла дальше. Каждый день был похож один на другой, лишь с некоторыми различием, только работа и работа на строительстве лагеря. Мы даже сделали декоративные канавки вокруг каждой палатки и возвели ступенчатые стеночки из песка по всей длине ложбинок. Чтобы хоть как-то сачконуть я уговорил одного знакомого сержанта записать меня в патрульные (громкое название дежурства на шлагбауме в двух километрах от лагеря), где надо просто стоять и проверять очень редкий транспорт, следующий в лагерь и наоборот. Патрульные также как и дневальные стоят ночью, однако они не работают и не орут команды, что является огромным плюсом. Только неосвещенных мест там полно, а сам шлагбаум находится на приличном расстоянии от будки. Мой сменщик меня обхитрил и втихаря сказал сержанту, что первым стоять буду я, хотя никакой договоренности не было. Но я понимал его усталость — он был с наряда по столовой, и капитан специально отправил его в патруль. Я же был без соответствующей протекции, поэтому откровенно возражать и отказываться от очередности смены не стал. Позже вспомнить о своей глупости меня заставила ночь. Медленно темнело, багровое солнце опускалось за горизонт. Я залюбовался закатом и чуть не проворонил подъехавший “УАЗик”. Передав по рации о новых гостях, я удобно расположился на бугорке песка, прикидывая, где прилечь поспать в будущее бдение. Сумерки сгущались и превращались в ночь. В небе сначала бледно засияла одна звезда, вторая, и вот, через пять минут, я увидел целую россыпь. Неяркий серп луны окрашивал все в тусклые тона. От нечего делать я ходил вдоль шлагбаума, затем у меня появилась хорошая причина не останавливаться — холодало. Мне дали бушлат, однако он слабо спасал от холода. Вдруг я заметил в пятидесяти метрах от себя какой-то черный бесформенный комок, размером чуть больше футбольного мяча, он двигался по ровной прямой, параллельно шлагбауму. Затем сменил направление и укатил (более подходящего слова не смог подобрать) в сторону радиолокационных станций. Я почему то забыл включить фонарик и просто смотрел на странное видение, провожая его взглядом. «Наверное, галлюцинации», — подумал я и протер глаза. — «Усталость, хронический недосып, нервозность делают свое черное дело, и на тебе — глюк!»Поэтому, несмотря на холод, я устроился в канаве, которую офицеры упорно называли окопом. С вечера подул ветер: сначала это было легкое дуновение остывающего воздуха, но, постепенно, он превращался в ледяное дыхание пустыни. Не обращая внимания на холодный песок, я устроился поудобнее и стал засыпать, медленно проваливаясь в сон. Мне снилась ночная пустыня. Я видел, что темнота вокруг приобретала серебряный, серый оттенок из-за полной луны в небе, свет которой лился настолько плотным потоком, что звезд не было видно. А вокруг меня, несмотря на бледный свет, начали формироваться сгустки непонятной черноты. С каждой секундой все более плотное кольцо шевелящейся массы подползало ближе. Я, с каким-то холодным равнодушием, старался разглядеть границу этой черноты, попеременно сливающуюся с серебристым песком, будто сама пыль под ногами производила это странное нечто. Думаю всем знакомо то состояние, когда все происходящее во сне воспринимается с удивительным пониманием и безучастием. Поэтому я испытывал лишь чувство удивления и любопытства, не предпринимая никаких попыток отойти. Однако черная масса с невероятным упрямством пузырилась и приближалась к моим ногам. Казалось, время остановилось, неподвижно замерло и повисло в неизвестности. Наконец чернота достигла своей цели. Вот бесформенное щупальце зацепилось за край одежды и, видимо ободренное этим успехом, зашевелилось еще более неистово обхватывая все больше и больше. Неожиданно ко мне пришло осознание происходящего. Я почувствовал необъяснимый страх и сначала попытался сбросить с ноги щупальце, но оно уже крепко держало меня и не желало отпускать. Чем больше я пытался освободиться, тем сильнее сжимало объятия нечто. Я пытался закричать, но из горла выходил лишь бессвязный хрип. Между нами происходила безмолвная борьба, и я очевидно проигрывал. Непонятно почему, но в густой тишине я ясно различил, как кто-то хихикнул возле моего уха. И вдруг все исчезло. Ничего не было потом, только ощущение сознания, я не чувствовал своего тела и самое страшное — глаза не видели. Я пытался подвигать рукой, ногой, но мне не удалось это. Тогда на меня нахлынула паника. Невероятным усилием воли я порвал грань сна и резко открыл глаза. Перед глазами плыли круги, я часто дышал, холодный липкий пот покрыл тело. Я попытался встать, но мне это снова не удалось. Уже не во сне, а в реальности тело не двигалось. Оно не реагировала на мои команды – просто лежало, будто его выключили. Новая волна черной паники и безудержного страха захлестнула мой мозг. Среди этого хаоса безумных чувств я ощутил прикосновение, которое до сих пор помню с омерзение. Нечто мягкое холодное, настолько холодное, что я удивлен, как моя рука не покрылась инеем, осторожно притронулось к запястью. Тело мое затряслось, скрючилось, судорожно задергались, как мне казалось, все мышцы. Я чувствовал даже, как мышцы лица буквально взбесились. Это состояние продолжалось целую вечность. Но тело все же замерло, я глубоко истерично вдохнул воздух, изогнув спину дугой. Возле уха прозвучал щелчок больше похожий на звук лопнувшей нитки, и я как безумный вскочил на ноги. Оглянувшись вокруг, я неимоверным усилием заставил руки найти в карманах фонарь и включить его. Свет от фонарика дрожал, освещая темноту. Я стоял в канаве, изрядно потея, чувствуя, как сердце рвется из груди, а частое дыхание заглушало вокруг все звуки. Наконец я решился вылезти. Ползая по песку, я не переставал оглядываться. Наверху меня встретила все та же мертвая пустыня. Лишь огоньки лагеря вдалеке и несколько фонарей возле будки говорили о присутствии людей. Я нерешительно остановился, постепенно приходя в себя. Паника прошла, мысли перестали бегать в голове сплошной пеленой. Рукавом бушлата я вытер пот со лба и глубоко выдохнул. «Сон, всего лишь сон!» — пытался успокоить я себя. Скользнув взглядом по отливающей серебром пустыне, я заметил черную точку, быстро растворившуюся вдалеке. «Показалось?» — подумал я. В продолжение оставшейся ночи я не спал — сидел под фонарем возле будки. Я забыл разбудить сменщика и утром, когда его поднял сержант, тот все списал на меня. Но почему-то, несмотря на коричневый загар лица, однополчанин выглядел намного хуже меня. Бледный осунувшийся, с глубоко впалыми глазами он выглядел как призрак. «Опять бухали?» — скорее как утверждение задал вопрос сержант и выругался, — «И где вы водку достаете в пустыне?». Позже этого сменщика отправили в местный лазарет, как мне сказали из за нервного истощения. Однако теперь я сомневался в поставленном диагнозе. Мне пришлось приложить большие усилия после, чтобы не попасть в наряд дневальным или в патруль. Одновременно с этим я пытался навести справки о подобных происшествиях, но среди случаев повального пьянства состава, которое успешно скрывало истинные причины болезни людей, невозможно было определить подлинные обстоятельства заболеваний. Однако, если бы мне до этого рассказали о подобном, я бы все списал на усталость рассказчика. “Где собака?” — сдохла где-нибудь в пустыне от старости. “Что это за шорохи?” — определенно какие-нибудь местные мелкие зверьки. “Что это за нора и откуда клочок шерсти?” — в пустынях тоже иногда бывают дожди – вот и размыло, а клочок шерсти просто похож на собачий – наверняка, это другое животное сдохло, и его остатки разбросало ветром. “А что с остальным?” — просто усталость, нервы и прочее. Всего лишь сон. Сменщик наверняка пил в будке один, зажав спирт только для себя одного. Так бы я ответил на все вопросы. Вот только теперь я сомневаюсь в своих ответах. В остальном учения прошли спокойно. Через неделю после той ночи мы сложили лагерь и отправились обратно. Но с тех пор я чувствую, что там, в темноте пустыни, и не только в ней скрывается нечто непонятное, чужеродное, которое наблюдает и ждет неизвестно чего.