Ночь несбывшихсяСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Большая часть городских жителей наивно полагает, что после заката солнца лес затихает, будто засыпая. И даже не подозревает о своих глубоких заблуждениях. Просто с наступлением темноты звуки зелёного массива меняют свою тональность, становятся совершенно другими: весёлое посвистывание ветра в ветвях деревьев сменяется на тревожный скрежет, беззаботный щебет различных пичуг умолкает, и ему на смену приходят странные шорохи, подозрительные скрипы, плач-хохот далёкой совы и злорадное уханье филина, если, конечно, биом местности характерен для среды обитания представителей данного вида птичьего мира. Жизнь в лесу продолжается и глубокой ночью. Только по другим правилам и законам. Загадочно-малоизвестным и скорее всего более жестоким, чем днём. Впрочем, этой ясной декабрьской ночью освещаемый светом яркой кругло-жёлтой луны лес был подозрительно молчалив и спокоен. Ничто не нарушало незримую песню безмятежной тишины мира, далёкого и непонятного обычному обывателю каменных джунглей больших городов. Но если бы Его Величество Случай каким-то неведомым образом забросил сейчас сюда одинокого путника, то тот бы почувствовал всю наигранность этой беззаботности. Обманчивое умиротворение таило в себе напряжение. Воздух был как будто наэлектризован. И уж совсем плохо пришлось бы страннику, забреди он в это время в самую чащу, на большую заснеженную поляну, где происходило странное и невиданное доселе собрание. В центре этой самой поляны ярко освещаемой спутником земли, отчего было светло почти как днём, стоял обросший и дряхлый с виду старец, облачённый в поношенный тулуп, явно великоватые ему рваные штаны, облезлые валенки, в сползающей ему на глаза шапке-ушанке. Вокруг него толпились и старательно внимали речам старика самые разнообразные существа: похожие на людей и не очень, своим видом и структурой схожие с родом человеческим и совсем не имеющие с ним ничего общего, все они, затаив дыхание, слушали пафосные призывы Хозяина этого леса. Закончив очередную гневную тираду, дед сделал многозначительную паузу, давая присутствующим осмыслить сказанное, хлебнул из фляжки, неизвестно откуда возникшей у него в руках и точно так же неизвестно куда исчезнувшей, и продолжил:— Ну так сколько, спрашивается, нам ещё всё это терпеть? Мало того, что нас объявили выдумкой, каждый из находящихся здесь с этим в большей или меньшей степени смирился, так из нас сделали посмешище! Просто-напросто перестали уважать! Взять хотя бы их так называемый кинематограф. Как можно бояться того, кого уже бесчётное количество раз убили, заморили, изничтожили, да они, да мы?От избытка чувств у старика перехватило дыхание. Снова откуда-то достав фляжку, он сделал большой глоток, тяжко выдохнул и уже более спокойно подвёл итог своих высказываний:— Это дело надо прекращать. Хватит над нами издеваться!— Ну и что же ты предлагаешь делать? — скрипучим голосом спросил скелетообразный человек в тёмном одеянии, чёрном плаще, поблекшей короне, так и норовящей соскользнуть с лысой черепообразной головы, и опирающийся на старый, изъеденный ржавчиной меч. — Нужно напомнить о себе, проявить себя! Показать, на что мы способны, продемонстрировать свою силу! — вновь начал входить в раж смутьян. — И как же нам это сделать? — скучающе произнесла лежащая на снегу девушка с совершенно обнаженным туловищем, миловидным лицом, длинными серебристого цвета волосами и рыбьим хвостом. Старец, почесав заросший подбородок, задумчиво посмотрел на девушку. Та же, нисколько не смущаясь его взгляда, всё так же продолжала лежать, одной рукой подперев голову, а другой рисуя на снегу непонятные абстрактные узоры. Помолчав полминуты и что-то обмозговав, дед сказал:— Чтобы они нас увидели, стали воспринимать как реальность, поняли наконец, что мы всё же существуем, людям для начала надо в нас поверить. А это задача очень непростая. — Это почему же? — прорычало всё покрытое густой свалявшейся шерстью двухметровое существо, похожее на огромного волка, только ходящего на двух лапах, с неестественно длинными когтями, острыми как лезвие бритвы зубами и фосфорицирующими злобными жёлтыми глазами. — Если очень постараться, то пусть даже на непродолжительное время можно стать материальным хотя бы для одного человека. И уже один будет верить. Главное — положить начало. — Нет, — печально покачал головой леший. — Это уже давно испробованный способ, и он не принёс ожидаемого результата. Предупреждая возможный вопрос, который у некоторых из вас может возникнуть, отвечаю: материализовавшись и тем самым потратив непростительно большое количество внутренней собственной энергии, выплеск которой человек прекрасно чувствует и испытывает при этом беспокойство, тревогу, страх и даже ужас, мы первым делом, даже сами того не осознавая, влияем на его физические рецепторы, нервные клетки, сердце, головной мозг. Большая часть городских жителей наивно полагает, что после заката солнца лес затихает, будто засыпая. И даже не подозревает о своих глубоких заблуждениях. Просто с наступлением темноты звуки зелёного массива меняют свою тональность, становятся совершенно другими: весёлое посвистывание ветра в ветвях деревьев сменяется на тревожный скрежет, беззаботный щебет различных пичуг умолкает, и ему на смену приходят странные шорохи, подозрительные скрипы, плач-хохот далёкой совы и злорадное уханье филина, если, конечно, биом местности характерен для среды обитания представителей данного вида птичьего мира. Жизнь в лесу продолжается и глубокой ночью. Только по другим правилам и законам. Загадочно-малоизвестным и скорее всего более жестоким, чем днём. Впрочем, этой ясной декабрьской ночью освещаемый светом яркой кругло-жёлтой луны лес был подозрительно молчалив и спокоен. Ничто не нарушало незримую песню безмятежной тишины мира, далёкого и непонятного обычному обывателю каменных джунглей больших городов. Но если бы Его Величество Случай каким-то неведомым образом забросил сейчас сюда одинокого путника, то тот бы почувствовал всю наигранность этой беззаботности. Обманчивое умиротворение таило в себе напряжение. Воздух был как будто наэлектризован. И уж совсем плохо пришлось бы страннику, забреди он в это время в самую чащу, на большую заснеженную поляну, где происходило странное и невиданное доселе собрание. В центре этой самой поляны ярко освещаемой спутником земли, отчего было светло почти как днём, стоял обросший и дряхлый с виду старец, облачённый в поношенный тулуп, явно великоватые ему рваные штаны, облезлые валенки, в сползающей ему на глаза шапке-ушанке. Вокруг него толпились и старательно внимали речам старика самые разнообразные существа: похожие на людей и не очень, своим видом и структурой схожие с родом человеческим и совсем не имеющие с ним ничего общего, все они, затаив дыхание, слушали пафосные призывы Хозяина этого леса. Закончив очередную гневную тираду, дед сделал многозначительную паузу, давая присутствующим осмыслить сказанное, хлебнул из фляжки, неизвестно откуда возникшей у него в руках и точно так же неизвестно куда исчезнувшей, и продолжил:— Ну так сколько, спрашивается, нам ещё всё это терпеть? Мало того, что нас объявили выдумкой, каждый из находящихся здесь с этим в большей или меньшей степени смирился, так из нас сделали посмешище! Просто-напросто перестали уважать! Взять хотя бы их так называемый кинематограф. Как можно бояться того, кого уже бесчётное количество раз убили, заморили, изничтожили, да они, да мы?От избытка чувств у старика перехватило дыхание. Снова откуда-то достав фляжку, он сделал большой глоток, тяжко выдохнул и уже более спокойно подвёл итог своих высказываний:— Это дело надо прекращать. Хватит над нами издеваться!— Ну и что же ты предлагаешь делать? — скрипучим голосом спросил скелетообразный человек в тёмном одеянии, чёрном плаще, поблекшей короне, так и норовящей соскользнуть с лысой черепообразной головы, и опирающийся на старый, изъеденный ржавчиной меч. — Нужно напомнить о себе, проявить себя! Показать, на что мы способны, продемонстрировать свою силу! — вновь начал входить в раж смутьян. — И как же нам это сделать? — скучающе произнесла лежащая на снегу девушка с совершенно обнаженным туловищем, миловидным лицом, длинными серебристого цвета волосами и рыбьим хвостом. Старец, почесав заросший подбородок, задумчиво посмотрел на девушку. Та же, нисколько не смущаясь его взгляда, всё так же продолжала лежать, одной рукой подперев голову, а другой рисуя на снегу непонятные абстрактные узоры. Помолчав полминуты и что-то обмозговав, дед сказал:— Чтобы они нас увидели, стали воспринимать как реальность, поняли наконец, что мы всё же существуем, людям для начала надо в нас поверить. А это задача очень непростая. — Это почему же? — прорычало всё покрытое густой свалявшейся шерстью двухметровое существо, похожее на огромного волка, только ходящего на двух лапах, с неестественно длинными когтями, острыми как лезвие бритвы зубами и фосфорицирующими злобными жёлтыми глазами. — Если очень постараться, то пусть даже на непродолжительное время можно стать материальным хотя бы для одного человека. И уже один будет верить. Главное — положить начало. — Нет, — печально покачал головой леший. — Это уже давно испробованный способ, и он не принёс ожидаемого результата. Предупреждая возможный вопрос, который у некоторых из вас может возникнуть, отвечаю: материализовавшись и тем самым потратив непростительно большое количество внутренней собственной энергии, выплеск которой человек прекрасно чувствует и испытывает при этом беспокойство, тревогу, страх и даже ужас, мы первым делом, даже сами того не осознавая, влияем на его физические рецепторы, нервные клетки, сердце, головной мозг. То есть человек может умереть из-за остановки его главнейшего жизнедеятельного органа или лишиться рассудка. Но даже если вышедшая энергия не повредит его физическому и психологическому здоровью, то об увиденном он распространяться всё равно не будет. Спросите почему? Да в лучшем случае, чтобы на него не бросали косые взгляды, ну а в худшем, чтобы не упекли. Забыл, как это у них называется, но это и не столь важно. В итоге получается, что силу мы тратим впустую, взамен не получая желаемого. Вывод таков, что следует идти другим путём. Я тут подумал и решил вот что. Если человеческий разум нас воспринимать отказывается, то, может, стоит копнуть чуть глубже? Попытаться воздействовать через более тонкую материю, а именно через душу? Ведь если…Раздавшийся вдруг громкий задорный хохот прервал рассуждения лешего. Все, как по команде, перевели взгляд на стоящего с стороне от остальных и откровенно веселящегося мужчину. Даже русалка оставила своё увлекательное занятие, недорисовав что-то, отдалённо смахивающее на замысловатый китайский иероглиф. Отсмеявшись и сообразив, что он привлёк к себе всеобщее ненужное ему внимание, мужчина заговорил:— Вы уж простите меня, не удержался. Право, неудобно получилось, но…Тут он замолчал, стараясь сдержать вновь рвущийся наружу смех. Весь сомн в наступившей тишине, нарушаемой лишь похрюкиванием старающегося успокоиться мужчины, терпеливо ждал в немом почтении. Наконец, полностью взяв себя в руки и оглядев собравшихся, он продолжил:— Ещё раз прошу прощения, не хотел мешать, ну уж так вышло. Вы продолжайте, а я, чтобы вас не отвлекать, пойду по делам своим. — Ну что вы, ваше появление нас совершенно не потревожило, и от лица всех присутствующих имею наглость просить вас остаться с нами до конца собрания, — подобострастно протараторил леший и повторил свой коронный номер с флягой. — Это была бы большая честь для всех нас. Мы тут обсуждаем несправедливость того, что люди нас в упор не замечают. Не верят они в нас, видите ли! И чтобы они в нас поверили, надо достучаться до их души!— Уважаемый владыка леса, я последние тысячелетия только этим и занимаюсь. И даже достиг в этом определённых успехов. Довольно неплохих, честно говоря. Без лишней скромности скажу, что очень многие в меня верят. Некоторые даже преклоняются. Но что мне это дало? Теперь я самый страшный злодей в галактике. Да что там галактика. Во вселенной! Мой бедный отец, не менее знаменитый в человеческих душах и сердцах, чем я, не стерпел такого невежества со стороны людей и отрёкся не только от них, но и от меня. И от всех нас вообще. А теперь извините, но я откланиваюсь. Дела, знаете ли. На одном заброшенном кладбище жертвоприношение в честь меня запланировано, любопытно будет посмотреть. А вы продолжайте без меня, желаю успехов. И горько усмехнувшись, мужчина исчез. Ушёл лишь одному ему известными путями. На поляне царила давящая тягучая тишина. Но даже она не бывает вечной. Близился рассвет. Где-то неуверенно каркнула ворона. Леший вздохнул, допил то, что оставалось в фляге, и негромко спросил, даже скорее всего у самого себя:— А может, пусть лучше в нас и дальше не верят?И все лишь согласно кивнули.