Ничто не предвещало бедыСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Как и во всех хоррорах, ничто не предвещало беды. Началось все с самого обычного бытового, можно сказать, случая: отвалился кусок зуба. Я посмотрел на печально торчащий остаток корня, всплакнул и, так сказать, ритуально проводил зуб в последний путь, то есть, в помойку…И с утра сегодня пошел в стоматологию. — Удалить бы, — задумчиво сказала врач. — Вот направление, давайте, удаляйте. Часы весело показывали 15:03, за окном не пели птицы (ввиду отсутствия), а я сидел в кресле хирурга-стоматолога. — Анестезию делаем бесплатную или платную? — спросил меня хирург и зловеще пошевелил повязкой. — Цена вопроса? — оживленно поддержал я беседу. — Одна ампула — четыреста писят, две — шестьсот семь. — Две, — сказал я. Со стороны кошелька донеслось «Отвори потихоньку калитку», плавно перерастающее в «По диким степям Забайкалья». — Две так две, — дружелюбно сказал хирург и вкатал мне в челюсть два укола. Челюсть онемела, я и кошелек тоже. Дальше хоррор вспомнил, что он хоррор и что-то маловато во всем происходящем саспенса, трагедии и кровищи. — Кррак! — ехидно сказал удаляемый корень зуба. — Внимание. РАСТОПЫРИВАЮСЬ. — Ой, — сказал хирург. — Что-то я только половину достал. «Эх, мама», — подумал я и непринужденно улыбнулся. — Сейчас достанем, — сказал хирург и подвинул ближе лоток всяческих инструментов, как мне показалось, не отмытых от крови предыдущих жерт… пациентов. Клянусь, там были стамеска, паяльник, советские плоскогубцы, тиски и гвоздь-«двадцатка». — Голову вот сюда, рот откройте пошире и…— Кррак, — сказала половина половины корня зуба. — Сейчас подождем коллегу, — грустно сказал молодой хирург. — У вас там корень под углом. Коллега оказался мужчиной в пытках поднаторевшим, решительно уложил меня на кресло горизонтально и рванул из меня клещами остатки зуба, души и совести. — Мда… Что-то не то. ПОСТУЧАТЬ НАДО. В этот момент я еще смотрел на лампы и мучительно размышлял, не стоит ли сбежать, пользуясь тем, что врачи отвернулись. Не сбежал. ЗРЯ ОЧЕНЬ ДАЖЕ ЗРЯ. «Постучать» оказалось решительной медсестрой с киянкой. Каждый удар отзывался болью во всех здоровых зубах, желанием заорать и попыткой побега. Какое там…— Что-то не вижу я ваш корень, куда он там обломился. Сделаем снимок. Поскольку анестезия действовала, я не замечал того, что изо рта катится кровь, опомнился лишь тогда, когда залил ей свитер. В коридоре на меня смотрели с ужасом, вся нижняя часть лица была в засохшей крови. — А что с вами там делали? — осмелилась спросить какая-то бабулька. — Лечили, — грустно сказал я. Очередь в коридоре изрядно поредела. Снимок зуба заставил хирургов посовещаться, после чего мою челюсть принялись ломать дальше. — ПОСТУЧАТЬ НАДО, — был приговор. Я пытался думать о хорошем, о коте, о доме, о том, что однажды это закончится, а кот, **** такая, лежит со своими здоровыми зубами, паскуда. В мою челюсть долбилась киянка. Анестезия прекращала действовать. Жизнь напоминала съемку плохого хоррора. Потому что в хороших обычно от маньяка можно сбежать. — Еще раз снимок, что-то не вижу, куда верхушка зуба уплыла. Второй снимок ничего не прояснил. Хирурги пожали плечами. — ПОСТУЧАТЬ НАДО. Сбежать мне не дали отказавшие ноги — мне добавили третий укол анестезии. Еще пять минут мне во всех позах выворачивали челюсть, я хотел быть змеей, размышлял, как с соседнего кресла умудряются вот уже четыре человека так дико орать от боли, из меня-то ни слова не вылетало. — Вы молодец, — ласково сказал хирург и помахал в воздухе какой-то штукой, похожей на плоскую отвертку, измазанную в крови. — Сейчас снимочек сделаем еще один. — А что ж не постучать-то? — печально спросил я и побрел на третий снимок. Очередь провожала меня сочувствующими взглядами, прижизненно канонизируя как святого мученика. Часы показывали 17:15, кровь не останавливалась, руки, лицо и свитер я оттирать уже не пытался. — А, все, с кровью выскользнуло, — радостно возвестил хирург. — Сейчас промоем, и можете идти. Завтра у вас может быть температура и опухание. Удаление было сложным. «Что, правда?», — про себя спросил я. Руки и ноги тряслись, голова кружилась, сознание мутилось. Хотелось только лечь и умереть, опухнув и затемпературив прямо сейчас и здесь. Но все завершилось хэппи-эндом. Свитер сохнет, отмытый от крови, я лежу на кровати, кот лежит на мне. Ура. В далёкой прошлой жизни, будучи студентом я подрабатывал в скорой и в травмпункте. Дают нам как то вызов «боли в животе». Приезжаем к бледному полотну почти без признаков сознания. Живот уже не болит. И давления чуть ниже плинтуса: 80/40. Как и во всех хоррорах, ничто не предвещало беды. Началось все с самого обычного бытового, можно сказать, случая: отвалился кусок зуба. Я посмотрел на печально торчащий остаток корня, всплакнул и, так сказать, ритуально проводил зуб в последний путь, то есть, в помойку…И с утра сегодня пошел в стоматологию. — Удалить бы, — задумчиво сказала врач. — Вот направление, давайте, удаляйте. Часы весело показывали 15:03, за окном не пели птицы (ввиду отсутствия), а я сидел в кресле хирурга-стоматолога. — Анестезию делаем бесплатную или платную? — спросил меня хирург и зловеще пошевелил повязкой. — Цена вопроса? — оживленно поддержал я беседу. — Одна ампула — четыреста писят, две — шестьсот семь. — Две, — сказал я. Со стороны кошелька донеслось «Отвори потихоньку калитку», плавно перерастающее в «По диким степям Забайкалья». — Две так две, — дружелюбно сказал хирург и вкатал мне в челюсть два укола. Челюсть онемела, я и кошелек тоже. Дальше хоррор вспомнил, что он хоррор и что-то маловато во всем происходящем саспенса, трагедии и кровищи. — Кррак! — ехидно сказал удаляемый корень зуба. — Внимание. РАСТОПЫРИВАЮСЬ. — Ой, — сказал хирург. — Что-то я только половину достал. «Эх, мама», — подумал я и непринужденно улыбнулся. — Сейчас достанем, — сказал хирург и подвинул ближе лоток всяческих инструментов, как мне показалось, не отмытых от крови предыдущих жерт… пациентов. Клянусь, там были стамеска, паяльник, советские плоскогубцы, тиски и гвоздь-«двадцатка». — Голову вот сюда, рот откройте пошире и…— Кррак, — сказала половина половины корня зуба. — Сейчас подождем коллегу, — грустно сказал молодой хирург. — У вас там корень под углом. Коллега оказался мужчиной в пытках поднаторевшим, решительно уложил меня на кресло горизонтально и рванул из меня клещами остатки зуба, души и совести. — Мда… Что-то не то. ПОСТУЧАТЬ НАДО. В этот момент я еще смотрел на лампы и мучительно размышлял, не стоит ли сбежать, пользуясь тем, что врачи отвернулись. Не сбежал. ЗРЯ ОЧЕНЬ ДАЖЕ ЗРЯ. «Постучать» оказалось решительной медсестрой с киянкой. Каждый удар отзывался болью во всех здоровых зубах, желанием заорать и попыткой побега. Какое там…— Что-то не вижу я ваш корень, куда он там обломился. Сделаем снимок. Поскольку анестезия действовала, я не замечал того, что изо рта катится кровь, опомнился лишь тогда, когда залил ей свитер. В коридоре на меня смотрели с ужасом, вся нижняя часть лица была в засохшей крови. — А что с вами там делали? — осмелилась спросить какая-то бабулька. — Лечили, — грустно сказал я. Очередь в коридоре изрядно поредела. Снимок зуба заставил хирургов посовещаться, после чего мою челюсть принялись ломать дальше. — ПОСТУЧАТЬ НАДО, — был приговор. Я пытался думать о хорошем, о коте, о доме, о том, что однажды это закончится, а кот, **** такая, лежит со своими здоровыми зубами, паскуда. В мою челюсть долбилась киянка. Анестезия прекращала действовать. Жизнь напоминала съемку плохого хоррора. Потому что в хороших обычно от маньяка можно сбежать. — Еще раз снимок, что-то не вижу, куда верхушка зуба уплыла. Второй снимок ничего не прояснил. Хирурги пожали плечами. — ПОСТУЧАТЬ НАДО. Сбежать мне не дали отказавшие ноги — мне добавили третий укол анестезии. Еще пять минут мне во всех позах выворачивали челюсть, я хотел быть змеей, размышлял, как с соседнего кресла умудряются вот уже четыре человека так дико орать от боли, из меня-то ни слова не вылетало. — Вы молодец, — ласково сказал хирург и помахал в воздухе какой-то штукой, похожей на плоскую отвертку, измазанную в крови. — Сейчас снимочек сделаем еще один. — А что ж не постучать-то? — печально спросил я и побрел на третий снимок. Очередь провожала меня сочувствующими взглядами, прижизненно канонизируя как святого мученика. Часы показывали 17:15, кровь не останавливалась, руки, лицо и свитер я оттирать уже не пытался. — А, все, с кровью выскользнуло, — радостно возвестил хирург. — Сейчас промоем, и можете идти. Завтра у вас может быть температура и опухание. Удаление было сложным. «Что, правда?», — про себя спросил я. Руки и ноги тряслись, голова кружилась, сознание мутилось. Хотелось только лечь и умереть, опухнув и затемпературив прямо сейчас и здесь. Но все завершилось хэппи-эндом. Свитер сохнет, отмытый от крови, я лежу на кровати, кот лежит на мне. Ура. В далёкой прошлой жизни, будучи студентом я подрабатывал в скорой и в травмпункте. Дают нам как то вызов «боли в животе». Приезжаем к бледному полотну почти без признаков сознания. Живот уже не болит. И давления чуть ниже плинтуса: 80/40. За секунд 20 расспроса жены понимаем что прободная язва. Хватаем бедолагу на носилки, втыкаем капалку и с мигалками несемся в хирургию. А машинка нам тогда досталась не простая. Это ещё до реформы было. Так что ехали мы на «буханке». И вот летим мы по центру города. Я держу в одной руке капельницу, другой щупаю нитевидный пульс пациента. Док сидит напротив. Неожиданно мы подпрыгивает на какой то выбоине и у нас на полном ходу открывается задняя дверь… Я с ужасом наблюдаю как носилки с пациентом начинают ехать в сторону асфальта. Док успевает их схватить, когда те выехали на улицу уже на половину. Я же вцепился в пациента, который решил скатиться с носилок. Так и ехали по центру метров 500. : ноги пациента почти касались земли, но я мог его только удерживать. Закатить обратно не было возможности. Мы орали с доком как потерпевшие, но наш водила услышал нас далеко не сразу. Пациент остался жив. Его успешно прооперировали. В 1985 году в 7 лет попал в детскую городскую больницу, в палату со взрослыми мужиками. Взрослым мужикам было лет по 12, и тот, у которого была татуировка на руке, сказал «пусть шкет без прописки заезжает». В угловой четырехместной палате было четыре окна, поэтому между процедурами было на что посмотреть, я лежал на койке и слушал дискуссии на темы «а не зашквар ли глотать кишку» и «что будет, если выпить свой желудочный сок». В том возрасте я уже много читал и с удовольствием на фоне удивленного неудовольствия соседей осваивал их учебник по литературе для 5 класса. Мужики в палате общались между собой просто и незатейливо, так что, помимо литературной школьной программы пятого класса, за месяц я вполне сносно усвоил еще и внешкольную разговорную. Я просто запоминал новые интересные слова, не особо заморачиваясь, что именно они означают. Гордостью отделения был стоящий в холле рядом с ординаторской цветной телевизор. «Гостья из будущего» была снята всего лишь год назад, и ее показ был событием месяца. По этому поводу врачи даже перенесли время операции у одного из соседей. По-моему, его звали Артем. В тот день в отделении дежурила Светлана Федоровна. Это сейчас я понимаю, что это была вовсе не медсестра, а маньяк и садист. Потому что только маньяк и садист мог со словами - «Все! Тихий час!» - подойти и выключить телевизор на середине серии. Дети возмущенно загалдели, а во мне первый раз проснулось самосознание. Правил бойцовского клуба я еще тогда не знал, поэтому звонким детским голосом спросил: «Светлана Федоровна, ну можно мы еще чуть-чуть посмотрим? Ну что вы как ****** конская?». Ничего обидного в этом слове не было, соседи по палате часто так друг друга называли, особенно когда кто-то жадничал, а вот Светлана Федоровна почему-то обиделась. Поэтому у нее потом дергался глазик, а у меня сильно болело ухо. А как вас в жизни подставляли?