Несчастье в лесуСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

В выходные я была на дне рождении у подруги, где среди прочих гостей был ее дядя Василий Геннадьевич — мужчина лет за семьдесят, умный, начитанный, который знает массу интересных историй. Зашел у нас разговор о домашних питомцах, и Василий Геннадьевич рассказал нам историю из своей жизни, которая нас всех поразила. Вот ее-то я и хочу вам описать. Напишу, как запомнила, от первого лица. Случилось это в 1951 году. На тот момент мне 12 лет было, мальчишка еще, но по тем временам считался уже большим. Жил у нас кобель по кличке Индус — помесь лайки с дворнягой, года три ему было. Отец его, маленького и дохленького, за пазухой в морозные дни принес, выходил, выкормил — и стал Индус ему незаменимым помощником, так как отец охотился. Дни в октябре стояли теплые, сухие. Отец взял меня с собой на охоту. Мы должны были день по лесу побродить, заночевать в лесу и на следующий день вернуться домой. С утра пораньше отец взял ружье, рюкзачок с нехитрой снедью, и мы отправились в лес. Мама пошла нас проводить, у поскотины попрощались и двинулись дальше. Когда, отойдя уже на приличное расстояние, я обернулся, то увидел, что мама все так же стоит на месте и крестит нас вслед. Пробродив целый день по лесу — не помню, уж какого зверья и птиц отец подстрелил, — к вечеру остановились на ночлег. Заночевать решили под большой раскидистой елью, нарубили лапника, чтобы не сыро было спать на земле, натаскали валежника для костра, чтоб на всю ночь хватило, разожгли костер, покушали и стали готовиться ко сну. Отец, видно, сильно устал за день, с войны-то пришёл весь израненный. Он лег первым, а мы с Индусом еще у костра сидели. Вокруг уже темнота была — дальше света, отбрасываемого костром, ничего не видно, и такая тишина стояла, как будто все вокруг повымерло. И вдруг в этой тишине раздался сначала треск, а потом шум падающего дерева и удар о землю. Я обернулся назад и увидел, что ель, под которой лежал отец, переломалась пополам и рухнула на него. Я с криком и плачем кинулся к нему, зову его, пытаюсь помочь — но что я мог, двенадцатилетний мальчишка, сделать… Отец хрипло вздохнул и затих. И снова настала тишина — только слышно было, как сушина в костре потрескивала. Долго я еще ревел и пытался сквозь лапник к отцу протиснуться, Индус рядом со мной рыл лапами землю и скулил. Вдруг я услышал, как меня кто-то окликнул, негромко так: «Мальчик, не плачь!». Я обернулся: у круга света, исходившего от костра, стояла женщина. Вся в какой-то черной длиннополой одежде, с черным платком на голове. Платок был надвинут на глаза, лица не было видно, и стояла она как бы в темноте, не выходя к костру. В ту минуту я даже не подумал, откуда она взялась — так я обрадовался, что не один. А женщина протянула ко мне руку и стала говорить, что отцу уже ничем не поможешь, он умер, пойдем со мной, что тебе здесь одному делать. Я было пошёл к ней, ни о чём не думая, как во сне, но тут подскочил Индус и стал лаять и рычать, кидаясь от меня к той женщине, не подпуская ее ко мне, а меня к ней. Я как будто очнулся; на меня такой страх напал, что я заревел в голос, схватил отцовское ружье и уселся у костра, дрожа от ужаса. Женщина стала ходить по кругу, не выходя на свет, и звать меня, а Индус рычал и кидался на неё, тоже не выбегая за круг света. Сколько это продолжалось, не знаю — может, десять минут, может, полночи… я сидел, как в ступоре, только все сильнее сжимал ружьё. Вдруг все стихло — Индус, как ни в чем не бывало, улегся у моих ног и только изредка вскидывал голову и рычал. Я огляделся — женщины нигде не было видно. Так мы и досидели до утра, а когда посветлело, я, как мог, закрыл ветками ели тело отца, чтобы звери не растерзали, и отправился в обратный путь. Целый день я проплутал по лесу, вроде шёл по приметам, что отец показывал, а когда в четвертый уже раз вышел к одной и той же сосенке, понял, что окончательно заблудился. Осенью темнеет рано. Кое-как разжег костерок и без сил упал под ту же самую сосну. Индус тоже рядом прижался, и я как будто в темноту провалился. Очнулся — вокруг все белым-бело: Ночью пошёл снег. Индуса рядом не было, и я снова отключился. Чувствую, кто-то холодным мне в лицо тычет, открываю глаза, а это Индус своим носом меня толкает. Вдалеке бежит мама, и мужики с лошадей спешиваются. После объяснений, что да как, нашли отца быстро. Оказывается, я от того места недалеко и ушел, на какой-то километр, и целый день вокруг плутал. Когда отца похоронили, мама рассказала: «Когда вас проводила, целый день и всю ночь такая тоска на душе была, что хоть волком вой, и все в мыслях повторяла: «И чего провожать пошла? Никогда ведь не ходила». А когда на следующий день вы и к ночи не вернулись, побежала к председателю просить, чтобы народ собирал вас искать. Он меня уговорил до утра подождать. А под утро услышала, что Индус во дворе воет и в дверь скребется, поняла, что беда приключилась. Вот так, благодаря псу, и нашли вас». Когда я рассказал про женщину, то мне вроде как и не поверили. В выходные я была на дне рождении у подруги, где среди прочих гостей был ее дядя Василий Геннадьевич — мужчина лет за семьдесят, умный, начитанный, который знает массу интересных историй. Зашел у нас разговор о домашних питомцах, и Василий Геннадьевич рассказал нам историю из своей жизни, которая нас всех поразила. Вот ее-то я и хочу вам описать. Напишу, как запомнила, от первого лица. Случилось это в 1951 году. На тот момент мне 12 лет было, мальчишка еще, но по тем временам считался уже большим. Жил у нас кобель по кличке Индус — помесь лайки с дворнягой, года три ему было. Отец его, маленького и дохленького, за пазухой в морозные дни принес, выходил, выкормил — и стал Индус ему незаменимым помощником, так как отец охотился. Дни в октябре стояли теплые, сухие. Отец взял меня с собой на охоту. Мы должны были день по лесу побродить, заночевать в лесу и на следующий день вернуться домой. С утра пораньше отец взял ружье, рюкзачок с нехитрой снедью, и мы отправились в лес. Мама пошла нас проводить, у поскотины попрощались и двинулись дальше. Когда, отойдя уже на приличное расстояние, я обернулся, то увидел, что мама все так же стоит на месте и крестит нас вслед. Пробродив целый день по лесу — не помню, уж какого зверья и птиц отец подстрелил, — к вечеру остановились на ночлег. Заночевать решили под большой раскидистой елью, нарубили лапника, чтобы не сыро было спать на земле, натаскали валежника для костра, чтоб на всю ночь хватило, разожгли костер, покушали и стали готовиться ко сну. Отец, видно, сильно устал за день, с войны-то пришёл весь израненный. Он лег первым, а мы с Индусом еще у костра сидели. Вокруг уже темнота была — дальше света, отбрасываемого костром, ничего не видно, и такая тишина стояла, как будто все вокруг повымерло. И вдруг в этой тишине раздался сначала треск, а потом шум падающего дерева и удар о землю. Я обернулся назад и увидел, что ель, под которой лежал отец, переломалась пополам и рухнула на него. Я с криком и плачем кинулся к нему, зову его, пытаюсь помочь — но что я мог, двенадцатилетний мальчишка, сделать… Отец хрипло вздохнул и затих. И снова настала тишина — только слышно было, как сушина в костре потрескивала. Долго я еще ревел и пытался сквозь лапник к отцу протиснуться, Индус рядом со мной рыл лапами землю и скулил. Вдруг я услышал, как меня кто-то окликнул, негромко так: «Мальчик, не плачь!». Я обернулся: у круга света, исходившего от костра, стояла женщина. Вся в какой-то черной длиннополой одежде, с черным платком на голове. Платок был надвинут на глаза, лица не было видно, и стояла она как бы в темноте, не выходя к костру. В ту минуту я даже не подумал, откуда она взялась — так я обрадовался, что не один. А женщина протянула ко мне руку и стала говорить, что отцу уже ничем не поможешь, он умер, пойдем со мной, что тебе здесь одному делать. Я было пошёл к ней, ни о чём не думая, как во сне, но тут подскочил Индус и стал лаять и рычать, кидаясь от меня к той женщине, не подпуская ее ко мне, а меня к ней. Я как будто очнулся; на меня такой страх напал, что я заревел в голос, схватил отцовское ружье и уселся у костра, дрожа от ужаса. Женщина стала ходить по кругу, не выходя на свет, и звать меня, а Индус рычал и кидался на неё, тоже не выбегая за круг света. Сколько это продолжалось, не знаю — может, десять минут, может, полночи… я сидел, как в ступоре, только все сильнее сжимал ружьё. Вдруг все стихло — Индус, как ни в чем не бывало, улегся у моих ног и только изредка вскидывал голову и рычал. Я огляделся — женщины нигде не было видно. Так мы и досидели до утра, а когда посветлело, я, как мог, закрыл ветками ели тело отца, чтобы звери не растерзали, и отправился в обратный путь. Целый день я проплутал по лесу, вроде шёл по приметам, что отец показывал, а когда в четвертый уже раз вышел к одной и той же сосенке, понял, что окончательно заблудился. Осенью темнеет рано. Кое-как разжег костерок и без сил упал под ту же самую сосну. Индус тоже рядом прижался, и я как будто в темноту провалился. Очнулся — вокруг все белым-бело: Ночью пошёл снег. Индуса рядом не было, и я снова отключился. Чувствую, кто-то холодным мне в лицо тычет, открываю глаза, а это Индус своим носом меня толкает. Вдалеке бежит мама, и мужики с лошадей спешиваются. После объяснений, что да как, нашли отца быстро. Оказывается, я от того места недалеко и ушел, на какой-то километр, и целый день вокруг плутал. Когда отца похоронили, мама рассказала: «Когда вас проводила, целый день и всю ночь такая тоска на душе была, что хоть волком вой, и все в мыслях повторяла: «И чего провожать пошла? Никогда ведь не ходила». А когда на следующий день вы и к ночи не вернулись, побежала к председателю просить, чтобы народ собирал вас искать. Он меня уговорил до утра подождать. А под утро услышала, что Индус во дворе воет и в дверь скребется, поняла, что беда приключилась. Вот так, благодаря псу, и нашли вас». Когда я рассказал про женщину, то мне вроде как и не поверили. Кто говорил, мол, привиделось мальцу, кто говорил, что, может быть, кто-то из староверов приходил, хотя у нас про них давно никто не слыхал. Так я до сих пор и не знаю, кто или что это было. А Индус у нас еще долго жил, потом я уже в армии служил, мама написала, что он ушел в лес и не вернулся. Видать, помирать ушел. С тех пор вернее собаки я в жизни не встречал.