Не навернякаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

На некогда вампирских землях теперь хозяйничают люди. Младшему отпрыску знатного семейства пришлось пойти в театр, чтобы заработать на банку сцеженной крови. Жизнь и без того нелегка, а тут ещё как бывшие враги, так и недавние союзники начинают проявлять к скромному актёру пристальный интерес. Глава 1Движение на улице стало. Наверху продолжали беззаботно порхать счастливые обладатели авиеток, а здесь, на тверди, завязли друг в друге машины. Разумное движение вперёд сменилось мучительными судорогами на одном месте. Ну да, следовало предвидеть неурядицу и получше провешить маршрут, но я замечтался и рванул наугад. Не угадал. Я оглядел мельком соседей по неприятности. Справа человеческое семейство недовольно надувало губы. Папенька маменька и девочка-подросток. Хорошо одетые в дорогой просторной машине, сердитые тем, что у других идиотов тоже имеется транспорт, который мешает проехать венцу творения. Слева оборотень, застыл скульптурой за рулём. Старый, битый жизнью и седой уже, так что не определишь сходу, волчара он или какой-нибудь крупный кот. Мы с ним обменялись неприязненными взглядами и на этом успокоились. Мир и дружба же теперь. Толерантность. Только не для всех. Человечек-мужчина, закончив говорить что-то возмущённое по элитной верхней связи, снисходительно глянул на мою машину, затем на меня и прикипел презрительным взором к предосудительной причёске, губы брезгливо оттопырились. Женщина посмотрела надменно, но не без смутного интереса. Девчонка откровенно пялилась, дёргаясь под музыку в наушниках. Это были современные люди: сытые и гладкие. Унылый продукт урбанизированного человечества. Я сделал вид, что не замечаю ни презрения самца, ни хищного интереса самок. Всё равно мне, или как теперь говорят: пофигу. Хотя признаться, горло саднило от тайной грусти. В былые времена, когда я ездил в собственной карете, не приходилось терпеть соседство непонятно кого и уныло стоять на дороге, дожидаясь возможности двинуться дальше. Злые кони несли меня к замку, и чернь убиралась с пути, роняя шапки. Вампиры были хозяевами в собственных землях, а люди служили нам и неплохо устраивались под покровительством бессмертных. Однажды, правда, они сочли, что могут справиться и сами, начали вращать колёса этого самого прогресса, который и довёл мир до забитых расплодившимися людишками городов. Раньше крупные поселения служили узлами дорог, помогали связывать провинции, теперь они превратились в самодовольные и почти самодостаточные коросты на честном теле земли. Я строго смотрел прямо перед собой, чтобы люди отвяли, не беспокоили ни себя, ни меня, но их любопытство, подогретое бездельем, простёрлось до разговора, точнее, обмена мнениями. Приглушить голоса они не пытались, хотя я различил бы и шёпот. «Какой надменный вампир, ездит на какой-то калоше, а смотрит на всех как будто он тут главный»– «Много им воли дали, пусть спасибо скажут, что не в резервации живут!»– «Худой вон, не идёт видно в пользу кровушка человечья»– «Бесполезные они, зачем только Правитель их вообще терпит?»И так далее. Женщина поддакивала своему самцу, но я ощущал на себе скорее голодный, чем презрительный взгляд. Девчонка пялилась молча, хотя в её возрасте щебечут обычно без передышки. Не иначе считала предков малоподходящей для изъявления чувств аудиторией. Я делал вид, что ничего не слышу, но у оборотней уши почти такие же чуткие, как и наши, а все три машины стояли почти вплотную. Седой кривовато ухмыльнулся, не показывая клыков. А потом древним знаковым жестом провёл кончиками пальцев по щеке. Тупые короткие когти не прятались в подушечки, значит, волк. Я ответно, раскрыв ладонь наружу, коснулся костяшками губ. Мы поняли друг друга и отчасти оценили. Когда-то в давние времена оборотни были самыми непримиримыми нашими врагами. Собачились мы с ними почти непрерывно, то выясняя какие-то противоречия, то оттяпывая друг у друга крайние земли. Враг и волк были синонимами. Странно, что по наступлении человеческой эры, именно псовые полулюди взяли нашу сторону и не позволили остальным расам расправиться с теми, кто имел такое же право на жизнь, как и все прочие. Вполне возможно, что когда-то мы сходились с этим седым на поле непримиримой брани, но сейчас он выразил солидарность мне, а не людям. Более того, наверняка заметив, что я взволнован, он дал шанс выбраться из неприятной ситуации. Вся колонна немного сдвинулась, причём люди, зазевавшись на меня, отстали, схлопотав возмущённый вой других водителей. Слева открылся гостеприимный зев двора, и волк тотчас свернул туда. Его старенький, но солидный автомобиль занимал как раз столько места в строю, чтобы моё микро смогло изловчиться и скользнуть следом. Я с большим облегчением въехал за оборотнем в тесное пространство между домами. Мы припарковались рядом возле унылого садика, и я выскочил на вольный воздух. На некогда вампирских землях теперь хозяйничают люди. Младшему отпрыску знатного семейства пришлось пойти в театр, чтобы заработать на банку сцеженной крови. Жизнь и без того нелегка, а тут ещё как бывшие враги, так и недавние союзники начинают проявлять к скромному актёру пристальный интерес. Глава 1Движение на улице стало. Наверху продолжали беззаботно порхать счастливые обладатели авиеток, а здесь, на тверди, завязли друг в друге машины. Разумное движение вперёд сменилось мучительными судорогами на одном месте. Ну да, следовало предвидеть неурядицу и получше провешить маршрут, но я замечтался и рванул наугад. Не угадал. Я оглядел мельком соседей по неприятности. Справа человеческое семейство недовольно надувало губы. Папенька маменька и девочка-подросток. Хорошо одетые в дорогой просторной машине, сердитые тем, что у других идиотов тоже имеется транспорт, который мешает проехать венцу творения. Слева оборотень, застыл скульптурой за рулём. Старый, битый жизнью и седой уже, так что не определишь сходу, волчара он или какой-нибудь крупный кот. Мы с ним обменялись неприязненными взглядами и на этом успокоились. Мир и дружба же теперь. Толерантность. Только не для всех. Человечек-мужчина, закончив говорить что-то возмущённое по элитной верхней связи, снисходительно глянул на мою машину, затем на меня и прикипел презрительным взором к предосудительной причёске, губы брезгливо оттопырились. Женщина посмотрела надменно, но не без смутного интереса. Девчонка откровенно пялилась, дёргаясь под музыку в наушниках. Это были современные люди: сытые и гладкие. Унылый продукт урбанизированного человечества. Я сделал вид, что не замечаю ни презрения самца, ни хищного интереса самок. Всё равно мне, или как теперь говорят: пофигу. Хотя признаться, горло саднило от тайной грусти. В былые времена, когда я ездил в собственной карете, не приходилось терпеть соседство непонятно кого и уныло стоять на дороге, дожидаясь возможности двинуться дальше. Злые кони несли меня к замку, и чернь убиралась с пути, роняя шапки. Вампиры были хозяевами в собственных землях, а люди служили нам и неплохо устраивались под покровительством бессмертных. Однажды, правда, они сочли, что могут справиться и сами, начали вращать колёса этого самого прогресса, который и довёл мир до забитых расплодившимися людишками городов. Раньше крупные поселения служили узлами дорог, помогали связывать провинции, теперь они превратились в самодовольные и почти самодостаточные коросты на честном теле земли. Я строго смотрел прямо перед собой, чтобы люди отвяли, не беспокоили ни себя, ни меня, но их любопытство, подогретое бездельем, простёрлось до разговора, точнее, обмена мнениями. Приглушить голоса они не пытались, хотя я различил бы и шёпот. «Какой надменный вампир, ездит на какой-то калоше, а смотрит на всех как будто он тут главный»– «Много им воли дали, пусть спасибо скажут, что не в резервации живут!»– «Худой вон, не идёт видно в пользу кровушка человечья»– «Бесполезные они, зачем только Правитель их вообще терпит?»И так далее. Женщина поддакивала своему самцу, но я ощущал на себе скорее голодный, чем презрительный взгляд. Девчонка пялилась молча, хотя в её возрасте щебечут обычно без передышки. Не иначе считала предков малоподходящей для изъявления чувств аудиторией. Я делал вид, что ничего не слышу, но у оборотней уши почти такие же чуткие, как и наши, а все три машины стояли почти вплотную. Седой кривовато ухмыльнулся, не показывая клыков. А потом древним знаковым жестом провёл кончиками пальцев по щеке. Тупые короткие когти не прятались в подушечки, значит, волк. Я ответно, раскрыв ладонь наружу, коснулся костяшками губ. Мы поняли друг друга и отчасти оценили. Когда-то в давние времена оборотни были самыми непримиримыми нашими врагами. Собачились мы с ними почти непрерывно, то выясняя какие-то противоречия, то оттяпывая друг у друга крайние земли. Враг и волк были синонимами. Странно, что по наступлении человеческой эры, именно псовые полулюди взяли нашу сторону и не позволили остальным расам расправиться с теми, кто имел такое же право на жизнь, как и все прочие. Вполне возможно, что когда-то мы сходились с этим седым на поле непримиримой брани, но сейчас он выразил солидарность мне, а не людям. Более того, наверняка заметив, что я взволнован, он дал шанс выбраться из неприятной ситуации. Вся колонна немного сдвинулась, причём люди, зазевавшись на меня, отстали, схлопотав возмущённый вой других водителей. Слева открылся гостеприимный зев двора, и волк тотчас свернул туда. Его старенький, но солидный автомобиль занимал как раз столько места в строю, чтобы моё микро смогло изловчиться и скользнуть следом. Я с большим облегчением въехал за оборотнем в тесное пространство между домами. Мы припарковались рядом возле унылого садика, и я выскочил на вольный воздух.

– Спасибо, волк! Рад бы испробовать твою силу в честном поединке, но очень спешу. – Да понял, – ухмыльнулся он. – Наперегонки?– Мне в чиновничий дом. – А мне в другую сторону. Ещё встретимся, вампир!– Непременно!И я пустился бегом. Не то чтобы опаздывал, но время поджимало. К счастью оборотень торопился в иные пределы, а то пришлось бы мне сдерживать шаг, чтобы не задеть его седин. У этого народа верхом неучтивости считается признавать соплеменника старым и дряхлым, потому предложить единоборство– значит проявить уважение. Ветеран, конечно откажется, шутливо помянув, что не дело матёрому валандаться с малышнёй, но учтивость оценит. Мы, вампиры, хорошо знали обычаи старых врагов, не иначе поэтому и помириться с ними удалось довольно быстро. Два народа издавна понимали нужды друг друга, умели как качественно оскорбить, так и отвесить положенную долю почтения. Пробиваясь к цели большей частью дворами и прочими малолюдными местами, я развил приличную скорость, только попадая в уличные потоки притормаживал, чтобы не слишком выделяться среди прочих жителей теперь уже не нашего государства. Вампир, в принципе, может выглядеть совершенно как человек. Мы умеем полностью себя контролировать, втягивать клыки и когти, ходить с людской неуклюжестью, многие так и поступали, избегая осуждающих взглядов, но мне не то гордыня мешала, не то спесь– маленькое такое упрямство, и я не скрывал ни природы, ни породы. Да, я дерзкая тварь хороших кровей. Убьют– так за дело. Семья наша была из знатных и, хотя на мою долю титула и не хватило, поскольку был младшим, четвёртым по счёту, сыном, но дворянства за это не лишают. Отец, отпуская меня в самостоятельную жизнь, выделить смог немного, но я справлялся, стараясь рачительно распорядиться полученным добром и преумножил его в течении немногих лет. Земли до сих пор мне принадлежали, но поскольку доход с них примерно равнялся налогу, которым давила нас чужая власть, то приносили больше проблем, чем прибыли. Когда люди берутся распространять по миру свой прогресс, сидеть в замке дело грустное, да и не сытое. Пришлось мне отправиться в город– искать работу. Обрести желаемое оказалось не так и просто: мало кто стремился взять на службу кровососа. Поначалу я довольствовался тяжёлым физическим трудом, которого в ту пору хватало ещё с избытком, а потом попал в театр. Слегка сумасшедшие обитатели этого странного места меньше других заморачивались моей породой. Обнаружилось, что я с лёгкостью могу завести публику. На дамочек глубокий рокочущий баритон действовал вообще неотразимо. Я мог по надобности и петь, и танцевать, и соглашался играть любую роль. Внешность моя опять же пришлась как никогда кстати. Высокий рост, наработанные мечами плечи– смотрелись выгодно. Я не отличался современной упитанностью, был по-старому поджар и жилист, но переплетение исключительно функциональных, а не показушных мышц легко маскировалось одеждой. Кроме того, я часто играл злодеев, и для этих ролей моя худощавость приходилась кстати. Иногда я пел в концертах, случалось приглашали на закрытые вечеринки для избранной публики, я снялся в нескольких небольших ролях в кино, но продвинуться в этом бизнесе достаточно далеко вампиру не грозило. Меня пользовали как экзотику, но от настоящего успеха отодвигали. Я привык и не обижался. Достатка на жизнь хватало, да и поклонниками обзавёлся, а значит, бесплатной кормёжкой. Что ещё вампиру надо? О блистательном прошлом давно пора забыть, назад эту партию не отыграешь. Это раньше я убивал, когда сам ощущал в этом потребность, а теперь вот спешил, страшась опоздать, в чиновничий дом, чтобы мне продлили право на получение столь необходимой бессмертному привилегии. Отнимать жизни нам теперь было запрещено, однако снисходя до нужд каких-никаких, а граждан правитель милостиво отдал нам на откуп казнь преступников. В итоге и людям не приходилось тратиться на верёвку и похороны злодея, и вампиры получали необходимую подпитку. До моего ежегодного полноценного кормления оставались считанные дни, так что опаздывать никак не следовало. Я переступил нужный порог даже загодя, получил в канцелярии лист доверия и принялся обходить кабинеты, где на меня смотрели с презрительным осуждением, причём чаще всего люди. Они никому не уступали, как правило, удовольствия работать в таких местах, где вампиром можно безнаказанно помыкать сколь угодно долго. Зная, как нелегка эта канитель, я освободил на посещение чиновничьего дома весь рабочий день, и уже зрел впереди конец скитаний, когда в последнем по счёту и решающем кабинете обнаружил за начальственным столом не человека, а черета. После того, как люди прибрали постепенно наш мир к рукам, бывшие союзники стали едва ли не главными гонителями. Я временами удивлялся выкрутасам бытия, но переживать по этому поводу считал излишним. Что выросло, то выросло, не сожалеть надо, а приспосабливаться. Этот экземпляр ещё не достиг полной зрелости, а уже набрался барственной спеси. Когти, такие же неубираемые как у волков ещё не успели потемнеть, рога едва начали завиваться, клыки не выросли вообще, а пожалуйста: занимает отдельный кабинет в солидном департаменте. Кто посадил сюда этого мальчика? Я в его годы почтительно слушался старших и даже не претендовал на то, чтобы возвышаться над другими вампирами, хотя был сыном лорда. Воспитывали наш молодняк очень строго. Я выложил на стол документы и стал дожидаться решения своей судьбы. Отказывать мне оснований не было, но кого и когда это волновало? Сесть черет не предложил. Нравилось, что возвышаюсь над ним как памятник? Обычно это всех раздражает. Он с важным видом задал несколько вопросов, я ответил. Черет, его имя– Узрум было вышито на груди форменного кителя внимательно изучал мой вполне заурядный лист. Недостаточно опытен, чтобы найти сходу к чему придраться? Ну я ему помогать не собирался. Последовало ещё несколько незначительных уточнений. Уяснив, что я по профессии актёр, он поглядел с почти детским любопытством, мне даже показалось, что попросит контрамарку, но он удержался и без дальнейших проволочек поставил свой вензель. Из кабинета я выходил в лёгком обалдении, никак не ожидал столь скорого решения волокитного по сути дела. Сдав что следовало в канцелярию, а что положено оставив себе, я быстро выбежал на улицу. Вечерняя прохлада наполнила мои лёгкие кислородом пополам с выхлопными газами, но настроения не испортила даже эта смесь, ставшая привычной за последнее столетие. Я устремился по вечернему городу туда, где бросил свою машину. Поначалу шагал быстро, привыкнув экономить минуты, а потом решил, что прогулка не повредит, и принялся разглядывать дома, людей и автомобили, наслаждаясь суетой, с которой текла эта жизнь. Поначалу, едва переехав в город из своей провинции, я ужасно себя чувствовал в искусственной среде: удручало обилие запахов и шума, но понемногу привык и от многих факторов научился отгораживаться. Наезжая в поместье даже ощущал некую неуверенность в отсутствие привычного давления. Урбанизировался, как люди. Пока я ходил по кабинетам в доме чиновников, наступил вечер, а когда не спеша пробирался дворами и улицами к своей машине, стемнело. Зажглись фонари, и люди с их несовершенным зрением теперь реже обращали внимания на шагающего среди них вампира. Я не объяснил, почему меня узнавали? Да всё просто. Я так и не остриг положенные мне по статусу длинные волосы, более того, заплетал их в косу, как и следовало делать сыну лорда. Люди не особо разбирались в наших правилах, но человеческие мужчины таких причёсок не носили, так что выделялся я в любой толпе. На сцене конечно, приходилось надевать парики или завязывать хвост, но работа есть работа, а помимо театра или концертной площадки я убирал волосы так, как считал нужным. Дразнить меня девочкой пытались, но не слишком часто и не особо уверенно. Стоило мне развернуть плечи да посмотреть так внимательно на человека, как странные предположения отпадали сами собой. Учитывая насколько женственными выглядели рядом со мной их мужчины, люди унимались быстро. Сами себя распустили, так нечего отыгрываться на других, иногда эти уже почти бесполые на вид существа раздражали взрослого вампира не на шутку. Вот и сейчас услышав шум во дворе, где оставил машину, я ощутил глухую досаду. Почему им всегда всё не так? Поручили бы нам бороться с хулиганами тихи и благостны стали бы улицы, потому что, опасаясь безжалостных клыков не каждый отморозок решился бы распускать по ветру свой куцый хвостишко. Человеческое лицемерие людям же и вредило, но они упорно продолжали мешать правду и ложь и подменять одно другим. Я мысленно зарычал и прибавил шагу. Во дворе оказалось довольно темно. Фонари вообще не горели, хотя конечно вполне хватало света из окон окружающих домов. Мизансцену я разглядел во всех подробностях. Машине моей, кстати, вообще ничего не грозило, компания молодых парней и девиц собралась в глубине двора, и там проистекала какая-то возня, сути которой я пока не уловил, да и не особо стремился. Люди сами по себе, я тоже. Сейчас сяду в свою малышку и уеду, а они пусть продолжат бессмысленно растрачивать и без того короткую жизнь. Я уже подошёл к машине и достал пульт от замка, когда разобрал пробившийся сквозь недобрый человеческий говорок стон. Жалобный, высокий, словно девочка плакала или ребёнок. Этот звук, способный пробудить сострадание даже в камне ожесточил компанию не на шутку, вскрики и брань зазвучали громче, а глухие удары сообщили мне, что люди старательно пинают ногами чьё-то беспомощное тело. Я стиснул зубы. Вампиру вмешиваться в человеческие разборки никак не следовало, но проклятое хорошее воспитание уже развернуло меня на месте. Я сражался в былые времена, но вот резать горло пленным не доводилось, да и избивать их тоже. Вампиры вообще редко дерутся, мы сдержаны по природе, да ещё дрессированы с детства. Разглядеть за частоколом ног лежащего я толком не сумел, но показалось, что мелькнули голые коленки, отчаянно прижатые к животу. Неужели девушка? Это и совсем низко. Запахи стаи перешибали всё вокруг, я не мог понять природы избиваемого существа и по уму следовало тихо валить отсюда пока и меня не приплели к делу, но когда это я жил по уму?– Ребята, бросили бы вы это недоброе занятие, неровен час, полиция заявится, придётся потом отвечать на нанесение тяжёлых телесных повреждений. Это я попытался мирно урегулировать конфликт, заранее зная, что ничего не выйдет. Недаром родители и в прежние времена держали меня подальше от политики, а теперь так и вовсе заказывали связываться со всем происходящим. Переговорщик из меня посредственный. Дальше всё разворачивалось как по писанному. Смертные повернулись, уверенные, что толпой они одного запинают. Мне, конечно, ничего не стоило их раскидать, да хоть развесить по веткам дворовых деревьев, но вампиру ввязываться в конфликт с людьми– значило огрести неприятности. Пусть их хоть десяток на одного меня, заранее известно, кто будет виноват. – Вали отсюда, длинный, пока самого не взяли в оборот!То есть, выкриков последовало немало, да все они звучали в одной тональности, так что вслушиваться я нужды не видел. Девушки бранились особенно старательно. Одно хорошо, жертву избивать перестали. Я видел, что лежащий жив, хотя по-прежнему не ощущал его породы. Человек? Это нет. Соплеменника уже забили бы насмерть. На земле валялся представитель чуть более живучей крови, и я мысленно вздохнул. Люди против людей– это их помешательство, а мой долг– заступиться за представителя одной из нечеловеческих рас. Вот теперь уже вне всяких сомнений не добрая воля, а обязанность. Я позволил моему гневу пролиться из глаз красными яркими в полумраке огнями и выпустил клыки. Надеялся запугать, заставить уйти, жизненной потребности стоять насмерть у этих ребят не было, так мелкая прихоть. Могло сработать. Не сработало. Глава 2Если не хочешь форсировать конфликт– форсируй его. Это конечно, не боевой клич вампиров, но так, небольшой жизненный принцип. Я не стал дожидаться, пока до людей дойдёт, ибо доходит до них долго, без гарантий и поздно, шагнул вперёд и схватив ближайшего за шиворот вздёрнул вверх как щенка. Люди знают, что вампиры превосходят их силой, но не очень хорошо осведомлены, до какой степени. Когда вот так наглядно демонстрируешь, насколько ничтожным способен оказаться каждый из них в бессмертных грабках, протрезвление отчасти наступает, да и то не у всех. Я чуть наклонил голову. Предъявлять угрозу меня учили с детства, этот навык закрепляется в подсознании, а люди чуют опасность на инстинктивном уровне. Так мы все устроены. Они попятились, на глазах теряя уверенность. Тот, кого я схватил, дёрнулся всего пару раз, да и то вяло, я рыкнул, и он послушно повис тряпочкой. Окажись группа чуть меньше, уже разбегалась бы в разные стороны, но значительно превосходя числом они ощущали себя сильными и неуязвимыми. Побеждала глупая самоуверенность и я доказал бы им, насколько они заблуждаются в течении считаных мгновений, но как же мне не хотелось драться!В суде никому не докажешь, что десятеро на одного– это нечестно. К вампиру всегда отнесутся предвзято. Я вздёрнул губу, словно собирался обнажить клыки, но медлил. Ситуация приобрела мерзкий приступ неустойчивого равновесия и следовало либо решиться на отчаянные действия, либо отступить. Я уже совсем вознамерился бросить человека в стаю, прорваться сквозь нестройные ряды, схватить несчастного, что валялся на земле и отступать вместе с ним, чтобы не оставлять здесь на расправу, когда за спиной прозвучал бархатистый рык матёрого волка. Он не переломился, но я ощутил предваряющий запах и присоединил свой голос к его боевой песне. Почему уверился, что оборотень взял мою сторону? А не знаю. Нас двоих люди испугались уже всерьёз. Волнение в рядах сделалось ощутимее. Я поставил своего парня на землю и толкнул к его подельникам, а потом сделал ещё шаг вперёд. Они не выдержали и обратились в бегство. Застучали пятки в тесном проезде, который оказался здесь весьма кстати. От облегчения я не столько вздохнул, сколько застонал. Жалобный ответ на моё проявление чувств последовал с утоптанной земли, и я шагнул к поверженному, чтобы рассмотреть из-за чего собственно говоря, впутался в нехорошее дело. Из-за кого, поскольку существо до сих пор относилось к разряду живых. Пытливому взору предстала гладкая человеческая фигурка, я втянул ноздрями кислый воздух и замер, страшась поверить в то, что сообщил мне густой запах страха, беспомощности, неприкаянности. Вот ведь влип, и бегством уже не спасёшься. Волк стоял сзади, я ощущал каждое его движение, но не оборачивался, считая, что лучше проявить доверие к тому, кто пришёл тебе на помощь, чем обидеть излишней подозрительностью. Спина помёрзнет и перестанет, а учтивость всегда придётся к месту, когда имеешь дело не с людьми. Он сопел, принюхиваясь. У перевёртышей обоняние слабее нашего, я терпеливо ждал, когда он закончит и разглядывал скрюченное недоразумение, валявшееся перед нами на земле. Не девчонка, а парень, штанины просто задрались, введя меня в заблуждение. Гладенький современный человечек, только уже бывший. Инфицированный, как говорят люди, а по-нашему низший вампир. Так мы называли не урождённых, а обращённых бессмертных. Когда-то их вербовали в немалых количествах, они служили на простых должностях, иногда почти все армии состояли из особей этой породы, и оборотни говорили, что мы потому и проиграли в итоге войну, что плодились не тем способом. Тут они не ошибались, у вампиров рождается мало детей, мои родители, имея четверых отпрысков были редким исключением. Обычно у пары появлялся один ребёнок, два уже считалось большой удачей. Вырождение, конечно, вампирам не грозило, учитывая наш длинный век, зато алчные притязания соседей– вполне. Ну мы и выкручивались как умели. Вот только потомство, полученное таким путём, всё равно требовало надзора и воспитания, а передо мной лежал и хныкал, не смея шевельнуться, одинокий брошенный мастером детёныш. Разглядывая его, я думал о совершенно посторонних вещах. В годы нашего могущества отец много раз порывался меня женить, усердно подыскивая подходящих девиц. Пригодных с политической точки зрения, разумеется. Один раз и юношу едва за меня не сосватал. Я не возражал, догадываясь, чем дело кончится. Когда родители мальчика приехали взглянуть на меня, мигом сообразили, кто в этой паре будет сверху, и от притязаний отказались. Папа тогда оглядел своего младшенького и решил экспериментов больше не ставить. Я взял не только ростом и статью, но и рожа была, нет, вполне себе привлекательная, но несколько разбойничья что ли. Это я всё к тому, что детей у меня не завелось, в ближайшем будущем не предвиделось, как и собственных птенцов. Лорды редко обращали людей, поручая эту грязную работу подданным. Я вполне мог взять под покровительство паренька, правила не запрещали, и хомут приходился по шее, не хотел, правда этого делать. Волк, между тем, завершил свои исследования, вздохнул, словно скорбя о вампирской жестокости. У меня шевельнулись клыки и поджались уши, но чувство справедливости подсказало, что выпендриваться не стоит. Что ни говори, а виноват в случившемся с этим человеком был кто-то из наших. Если он не пометил неофита своим запахом, значит, бросил на произвол судьбы. Тут без вариантов– Ребёнок, – сказал волк. Я рискнул посмотреть на него. Немолодой оборотень с грустной миной выглядел ещё старше. Он смотрел на птенца с непонятной мне тоскливой жадностью, словно охотно взял бы его себе, позволяй такое безобразие наши строгие законы. Глядя на то, как жалеет этого несчастного слётка существо чужой породы, я больше не колебался. Не так уж и обременит меня это приобретение, да и не объест. Я растёр ладонями шею и затылок, собирая запах, а потом погладил парня сначала по волосам, потом по лицу и спустился на плечи– пометил. Волк наблюдал церемонию с печальным одобрением. Я видел, как чутко подрагивают его уши, и губы разъезжаются в дружелюбной улыбке. У волков вообще очень сложные гримасы, люди и рядом не валялись, вампиры тем более. Почуяв ласку, детёныш неуверенно приподнялся, заглядывая мне в лицо. Не знаю, объяснил ему кто-то правила ритуала или сам догадался, но он подполз ближе, затих у моих ног. Повреждения не зажили толком, я видел, как морщится от боли лицо, да и ловил её отголосок. Его ещё и не кормили. Мало есть на свете созданий беспомощнее и несчастнее голодного неофита. – Идём!– вздохнул я. С моей помощью приобретение доковыляло до машины и устроилось на пассажирском месте. Я повернулся к волку, поклонился как положено и поблагодарил за помощь и любезность. Он смотрел на меня всё так же грустно, хотя и с пробивавшейся сквозь минор нежностью, причины которой я не понимал. – Ты хорошо поступил, четвёртый сын Триэвиров. Я рад нашей встрече и знакомству. Я– Арран из Тёмного дома. – Моё почтение, лорд Арран!Я сцепил пальцы в замок и уважительно склонил голову. Правила поведения вдолбили в меня так усердно, что я совершенно не задумывался о природе своих жестов и слов, но волку явно по душе пришлось моё хорошее воспитание. Похоже пригодились-таки полученные в юном возрасте подзатыльники, точнее результат, к которому они привели. Прежде мы не встречались ни на поле брани, ни где бы то ни было ещё, но разумеется, я его знал. Как и предположил раньше, годами он превосходил меня значительно, да и знатностью тоже, если учесть, что я не получил почти ничего. Отнестись к этому оборотню следовало со всей возможной предупредительностью, даже если дороги наши и сошлись всего на миг. – А я думал, ты обратишься в бегство, увлекая человеческую свору за собой, прочь от жертвы, – сказал волк с едва уловимой и совершенно необидной усмешкой. – Должно быть, поступить так было разумнее всего, – ответил в тон, – но я не догадался. Говорил мне папа, что у меня ума не палата, а одна только от неё дверца, следовало слушаться. Я терпеливо дожидался, когда волк меня отпустит, неучтиво младшему первым обрывать беседу, а он всё вглядывался, словно пытаясь угадать во мне чьи-то иные черты. – Позволишь мне как-нибудь осведомиться о нашей совместной находке?– спросил он. Сказани такое вампир, я бы показал клыки и ближайшую дорогу, по которой следовало шустро убираться восвояси, но Аррану, естественно, отказать не мог. Кроме того, я чувствовал, что недоверие здесь ни при чём, какая-то иная печаль заставляет этого оборотня поддерживать беседу с вампиром, да ещё печься о судьбе птенца. Быть может ему просто неуютно?Волки обычно держатся семьями, они не любят одиночества, как мы, кровососы, а от этого никем другим не пахло, ни волчицей, ни щенками, словно где-то ждёт старого Аррана пустое жилище. Спрашивать, куда подевались его подруга и выводок было верхом неприличия и я, естественно, воздержался от досужего любопытства. – Буду сердечно рад, лорд Арран, – ответил я, со всем уважением кланяясь матёрому. Я сказал ему не только номер телефона, но и адрес, затем мы расселись по своим машинам и разъехались в разные стороны. Птенец дрожал, но не хныкал, да и вообще был не в таком тяжёлом состоянии, чтобы над ним кудахтать, потому по дороге я размышлял о знакомстве с оборотнем, оставив насущные заботы на пусть ближайшее, но будущее. В пробке мы встретились случайно, да и оглядели друг друга без особой приязни. Он выразил благоволение, когда люди принялись мыть кости моему виду. Впрочем, недружелюбие к вампирам раздражало многих, так что ничего удивительного в том не было. Разбегаясь по своим делам из знаменательного двора, обменялись лишь ритуальными любезностями, почему он вдруг увидел во мне нечто, заслуживающее внимания?Позвонить отцу и спросить? Вдруг Триэвиров и Арранов связывает какая-то тайна? Столько воды утекло, стоит ли того былая слава?Я решил, что нет и как раз на этой здравой мысли добрался до дома. Мне принадлежала скромная квартирка в тихом районе. Поскольку жил я один большая и не требовалась. Птенец пошёл за мной как привязанный, не пытаясь сбежать и хорохориться, я решил, что приручение завершилось как надо. – Дуй в ванную!– распорядился я. – Одежки свои выбрось, они такие грязные и рваные, что нет смысла беречь. Мои вещи оказались бы ему непомерно длинны, но порывшись в шкафу я нашёл спортивные штаны на резинке и рубаху покороче прочих. До утра доживёт, а там купим ему что-нибудь в магазине. Повернувшись, я обнаружил, что приказ мой не выполнен, а птенец мнётся тут же в комнате. – Что не так?– А ты приставать не будешь?– спросил он с обезоруживающей наивностью. – А надо?Морда в синяках скривилась сначала от возмущения, потом от боли, потому что побои вообще не способствуют правильной мимике. – Дурак!– Во-первых, я твой мастер, так что веди себя уважительно, во-вторых, если не возьмёшься за ум, велю снять штаны, чтобы проверить, что в них находится. По запаху ты вроде мальчик, а ведёшь себя как девочка. Он поглядел на меня злобно, но спорить не посмел, забрал вещи и ушёл мыться, щёлкнув замочком на двери. Человеческого мужчину всегда можно задеть, назвав его девчонкой. Они словно бы в самом деле считают свой пол лучше. Мне это неравенство всегда казалось странным. У вампиров всё устроено иначе. Мы практичны, и если делим обязанности в семье или другой группе, то всегда исходим из выгоды. У нас даже ребёнка выкармливают оба родителя: мать– молоком, отец– кровью. Я и вырос на папином попечении. Мама обладала куда большими чем он способностями к дипломатии и постоянно разъезжала по государству, улаживала какие-то семейные дела. Старшие братья уже стали на крыло и покинули дом родителей, так что мы жили в фамильном замке, большей частью, вдвоём. Отец учил меня управлять поместьем и владеть оружием, ещё хорошим манерам, которые тоже иногда пригождались, хотя и реже чем хотелось бы. Подопечный плескался долго, а когда вышел, насупясь из ванной комнаты, вид у него был потешный. Я сдержал улыбку и принёс детёнышу искусственной крови из холодильника. Дрянь конечно, но не вести же его было в таком виде на охоту: жертвы засмеют. Он выпил предложенное, даже отвращение вежливо попытался скрыть, и я подумал, что не так он и безнадёжен, как показалось сначала.

– Как тебя звать-то, птенец?– Мальвин, – ответил он хмуро. И прозвище девчачье, хотя не мне осуждать. Среди длинного списка моих родовых личных имён тоже попадались женские. – А я Элле. Он встрепенулся, вгляделся в меня, даже шею вытянул. – Ты Элле Трэр? Актёр?Я простодушно удивился, как каждый раз, когда меня кто-то узнавал. Случалось такое нечасто. – Я видел тебя в кино. Ты играл крутого капитана пиратского корабля. Очень здорово. Я жалел, что роль такая маленькая. Все остальные герои казались пресными, но я тогда не думал, что ты вампир. Это так странно. – Это добавит мне авторитета в наших отношениях?– Прости. Я наблюдал, как исчезают синяки, а осанка приобретает уверенность. Даже искусственная еда помогла птенцу восстановиться. – Да ничего страшного. Я не цепляюсь к пустякам, но рассердишь по-настоящему– всыплю. – Так нельзя, это БДСМ какое-то!– Поверь, я позабочусь, чтобы удовольствия ты не получил, так что подсесть не бойся. Кто тебя обратил и почему бросил без опеки?Мальвин замялся, мне показалось, что он сам лишь теперь задумался о том, что собственно говоря, с ним произошло. – Познакомился с девахой в клубе, красивой, распущенной. Она всё намекала на разные извращения, типа кайф от них словлю неимоверный, но близко не подпускала, а хотелось ведь попробовать. Про извращения выяснять не тянуло. На работе наслушался всякого вволю. У актёров языки без костей, такого нанесут, что идёшь домой и радуешься, что ты не человек. – Дальше давай. Видимо однажды она тебя подпустила. – Вот, поехали в какое-то место, я толком и не понял, куда– пьяный был, а очнулся в чужой одежде, в каких-то трущобах. Горло горит, везде болит, ничего не помню, ничего не понимаю. К людям сунулся и чувствую, что хочу в глотку кому-то впиться. Зубы полезли. Я так испугался, что убежал и спрятался, а потом решил пробираться к дому, но тут наступил день и я побоялся вылезать на свет. Сидел в каком-то подвале и трясся. – Догадался, что обратили?– А кто бы не догадался?– огрызнулся он зло. – Мне так худо было. Следующей ночью вылез и пошёл, да только не знал куда и спросить не мог, потому что точно кого-то бы сожрал. Ещё день в подвале отсиживался, а вечер настал, я наружу полез и наткнулся на этих. Как унюхал живых людей, так у меня всякое соображение пропало. Сначала совсем крышу снесло, пытался кусаться, а когда они набросились и принялись бить, думал уже всё, не выживу. – То есть, били тебя всё-таки за дело?Он вздохнул, а я подумал, что поступил как последний идиот, впутавшись в очень скверную историю. Если эти ребята натравят на меня власти, придётся отвечать за последствия даже при отсутствии оных. Осталось надеяться, что не разглядели они ничего в темноте, да и не успел мальчишка никого покусать, вёл себя как перепуганный ребёнок, каким и бывают все свежеобращённые сколько бы лет не прожили на свете до этого. Я вздохнул вслед за своим подопечным, потому что отыгрывать назад уже было поздно. Воспитывать теперь предстояло то, что случай принёс. Глава 3Пока я размышлял о своём, насущном, птенец притих, как видно понял по моей роже, что я не в диком восторге от происходящего. Я ничего не имел против того, чтобы тишина продолжалась весь остаток ночи, но птенец оставался ещё слишком человеком, чтобы просто взять и заткнуться. Он помялся, повздыхал, а потом спросил:– Ты меня не бросишь, Элле?Только люди вот так ставят вопрос: они же ответы лишь словами понимают, ну кулаками ещё хорошо, но сейчас явно был не тот случай, я ответил:– Парень, я же тебя пометил, что за пустые рефлексии?У него отвисла челюсть:– Как пометил? Надеюсь, ногу не задирал?Ну речами не передать. Ничего о нас не знают, но осуждают авансом. Я плавно встал, чтобы не напугать недавнего человека резкостью движений, демонстративно потер ладони о шею и затем повторил проделанную в том историческом дворе процедуру, коснувшись волос, лица и плеч птенца. Он всё же слегка перетрусил и вздохнул облегчённо, лишь когда я вернулся на место. – Вот это? То есть, это не ласка была, а чисто утилитарное воздействие? Ты меня так защищал, а не соблазнял?– Ну да. Теперь мой запах будет действовать на тебя как успокоительное. Мы образовали маленькую стаю. Через год, примерно, когда ты обучишься премудростям нового существования, связь ослабеет, ты захочешь уйти искать своей доли, и я тебя с величайшим удовольствием отпущу. И имей в виду, что сексуальной связи между мастером и птенцом не бывает в принципе, от пола это не зависит, видимо, отталкивает общий запах, так что не надейся залезть в мою постель, я в неё вообще никого не пускаю. – Но на стороне-то шалишь?– тут же поинтересовалось это испорченное современное дитя.

– Случается, – честно ответил я, – хотя теоретически должен блюсти свою нетронутость до тех пор, пока отец не подыщет мне пару и не женит. Только, знаешь, затянулось сватовство. Не думаю, что кто-то меня осудит. Он понимающе хохотнул. – А мне можно будет, ну, на сторону?– поинтересовался он весело, но тут же новая ужасная мысль согнала с лица признаки хорошего настроения, глаза испуганно выкатились, задрожала челюсть:– А я вообще смогу? Это самое…Удержаться было невозможно. – А зачем тебе?– спросил я строго. – Я– высший вампир и могу зачать потомство половым путём, а ты обращённый и теперь бесплоден. Он едва не разрыдался, а я, не обладая жестокой натурой, сразу уверил его, что лишь пошутил и всё у него наладится, когда завершится перестройка организма. Он быстро успокоился, современные люди вообще самоуверенны, и принялся засыпать меня вопросами, которых хватило на остаток ночи. Я терпел это многословие и старался отвечать честно, ведь чем скорее птенец обучится премудростям сумеречной жизни, там быстрее я смогу сделать ему ручкой и вернуться к привычному уютному одиночеству. Он бы и к утру не иссяк, но начало действовать свойственное этому подвиду дневное изнеможение. Птенцы много спят, пока не закончится формирование полноценного вампира, потому я постелил ему на диване, велел ложиться и проинструктировал на случай, если проснётся раньше, чем я вернусь. Нарастание возможностей идёт постепенно, незнакомый с процессом молодняк способен переломать сдуру немало полезных вещей. Мальвин понятливо кивал, но веками хлопал так тяжело, что я, закончив краткий инструктаж, оставил его отдыхать. Пока я переодевался у себя в спальне, он уже залез под одеяло и почти задремал, но встрепенулся, когда я направился к двери. – Ты уходишь?– Разумеется. Мне нужно работать, чтобы как-то жить. Я и тебя приставлю к делу, когда приспособишься к новым возможностям. Спи, крови я принесу. Кажется, мысль о том, что вампиры должны трудиться, как и люди, явилась для него потрясающей и новой, так что он ещё таращился прямо перед собой, когда я закрывал дверь. Неприятности случаются, а жизнь продолжается. Я помчался на службу. Утреннего спектакля у меня сегодня не было, зато предстояло чтение новой пьесы и мне светила в ней небольшая роль. С текстом я уже ознакомился, его раздали несколько дней назад, и утро начиналось с сидячего прогона, когда актёры собирались в общей комнате и прочитывали свои роли, прикидывая длину реплик, возможность и необходимость пауз и прочие детали перед сценической репетицией. Я пришёл одним из первых, и наш режиссёр оборотень-рысь Ивер одобрительно фыркнул. Мы не дружили, но и не ссорились. Я всегда точно выполнял его указания, потому что видел, как он хорош в нашем деле. Он, наверное, полагал меня удобным инструментом своих замыслов. Вообще же мужская половина труппы меня недолюбливала, женская жаловала куда охотнее, и когда актёры собрались, я оказался в дамском окружении. Наша прима Бернара уселась в соседнее кресло и расправила пышную юбку. – Эль, дорогой, совместная сцена просто ужасна, даже не представляю, что мы сможем с ней сделать. Ивер коротко взглянул на нас, хотя и не зашипел, словно сообщая, что он разберётся без чужих подсказок с каждым дуэтом, как и со всем остальным спектаклем, особенно если актёры перестанут выпендриваться и займутся исключительно своим делом. В отношении Берни, кстати, подобные предположения явились бы инсинуацией, поскольку она совершенно не походила на классических капризных, истеричных актрис, которые доставляют всем массу неприятностей и зарабатывают славу скандалами, а не талантом. Я редко встречал таких трудолюбивых людей. Работать с ней всегда было счастьем, потому что всё делалось правильно и разумно. Я улыбнулся и сказал:– Мы справимся!Кот на этот раз шикнул и погнал на текст. Мы углубились в работу, я до такой степени увлёкся, что совершенно забыл о наличии проблемы, ждавшей меня дома. Когда закончился дневной спектакль и освободилась сцена, мы провели несколько эпизодов пусть не в декорациях, но в зримом пространстве. Время летело незаметно, и только когда рабочие выставили актёров, потому что пришла пора готовить площадку для вечернего представления, я сообразил, что следовало договориться с кем-то о дозе или сходить в распределительный пункт и использовать один или два из накопившихся у меня талонов. Молодым вампирам надо много есть. Меня неприятно поразила собственная забывчивость, мучила мысль, что я совершенно не готов нести ответственность за кого бы то ни было. Взялся воспитывать обращённого, а сам по сути то ещё дитя. Не потому ли рушились брачные планы? Родители невест видели, что рослому, но безмозглому вампирскому юнцу рано доверять как жену, так и потомство?Пока гримировался, немного успокоился. Работа есть работа, за неё деньги платят и потому справляться надо хорошо. Спектакль шёл давно, потому я отыграл привычные выходы без больших затруднений, хотя кот и заметил мою рассеянность, потому что язвительно посоветовал сначала проснуться, и лишь потом приползать в театр. Я покаянно покивал. Выходя вместе со всеми на поклоны, я впервые за вечер глянул в публику, улыбнулся знакомым и ревниво ждущим своей доли внимания поклонникам, а потом к своему немалому удивлению увидел в одном из дорогих первых рядов того чиновника черета, что визировал мою лицензию на убийство. Он стоял возле кресла с задумчивым, слишком, пожалуй, серьёзным лицом и механически аплодировал. Я без труда вспомнил его имя– Узрум, но что он здесь делает не понял. Следовало верить, что чиновники тоже ходят в театр, только я не предполагал, что в наш. К их услугам существовал так называемый коронный ряд престижных сцен, куда вампира и близко бы не подпустили в качестве не то что актёра, но даже уборщика зрительного зала. Что здесь делает этот странный черет? Вдруг хочет подловить меня на каком-то нарушении?Лица его уровня вряд ли занимаются ерундой, но вампир всегда должен жить с оглядкой, поскольку под него копают все кроме могильщиков, да и то лишь потому, что сами по себе мы не дохнем, а казнённых хоронят на казённый счёт. Добровольно кормить вампиров людям не запрещалось, главное, чтобы желание делать это они выразили сами, но из осторожности я решил не просить крови у поклонников, как поступал всегда, а зайти в распределительный пункт. Смыв грим и переодевшись, я поболтал немного с ценителями, зашедшими поздравить с грядущей новой ролью и совсем собрался уходить, когда увидел в дверном проёме черета, как-то нерешительно бродившего по коридору. Я выпроводил людей и подошёл к этому странному представителю касты непогрешимых. – Добрый вечер, Узрум! Я могу чем-то помочь?Он посмотрел на меня искоса и улыбнулся криво. – Да вот, решил поглядеть, что такого интересного представляют в театре. Беспомощная неправда от разумного существа по долгу службы призванного лгать, не моргнув глазом, несказанно удивила, но я не подал виду, что шокирован. – Понравилось? Хочешь, я познакомлю с кем-то из актёров? Правда, почти все уже разошлись. – Мне понравилось, – ответил он обстоятельно. – Ты здорово играл этого подлеца. Так убедительно, что я уже пожалел о подписанных документах. Ещё одна вымученная полуулыбка сообщила, что черет пошутил. Он держался как проситель, а не как облечённое немалой властью лицо. Нет, такое случалось, весьма высокопоставленные господа вели себя как маленькие дети, попав за кулисы. Им, видимо, казалось, что всё здесь проникнуто романтикой чуда. Я их не понимал, но извинял. Сейчас происходило что-то иное. То есть, я опять не догадывался в чём дело, но хотел бы разъяснить сам момент. – Спасибо!– сказал я, кланяясь. Ситуация мне определённо не нравилась. Я актёр, но не лицемер, а тут приходилось не только угождать публике, но и пытаться сообразить, как именно это делать. Мысль о брошенном без надзора птенце тоже не давала покоя. Не слишком я полагался на его послушание, и бегать по всему городу в поисках его слинявшей за приключениями особы никак не тянуло. Я устал и хотел отдохнуть, а не разгребать очередные неприятности. – Могу я быть чем-то полезен?– спросил я снова. Лучше уж действовать прямо, чем тонуть в непонятках. Он глядел то на меня, то изучал сквозь беспечно распахнутую дверь довольно убогий интерьер гримёрки и выглядел изрядно погружённым в свои мысли. Я уже уверился, что придётся приступать к объяснениям в третий раз, когда он очнулся и рассеянно качнул головой. – Нет, ничего, разве что проводить к выходу. Я, кажется, заблудился. Оправдание прозвучало подходящее для человека, но не для представителя одной из демонических рас. Сделать вид что поверил в очередную нелепую ложь, мне удалось не сразу, но я ничего не имел ни против самого черета, ни против его народа. Если он испытывает непонятное мне смущение– это ещё не повод подозревать недобрые замыслы. Следовало, конечно, но злодеев я изображал только на сцене. В жизни такого дурака-всепрощенца как я среди вампиров стоило ещё поискать, потому всего лишь вежливо предложил указать дорогу и благополучно вывести из таинственной страны по ту сторону праздника и блеска. Правда я не сообразил, что его роскошное на-чём-он-там-приехал наверняка ждёт у парадной двери, а я вывел служебным коридором к боковой, но Узрум не рассердился. Напротив, его, вроде бы на миг захватил сам момент приключения, содержащийся в этом путешествии по изнанке выставочной роскоши. Оказавшись на улице, он огляделся не без удовольствия, словно реально увидел нечто интересное и получил полезный опыт. – Хочешь, подброшу до твоей машины или авиетки?– предложил я вежливо. Он растерянно оглядел моё мини, как видно полагал, что актёры живут в роскоши, а не вот так скромно, и отказался. – Я приехал на такси. Полагаю, добыть свободную машину окажется нетрудно. Это после представления, когда всё нарасхват? Наш театр не входил в число именитых, зато ставил занимательные пьесы, и билеты стоили дёшево. Зал редко не был забит публикой до отказа. Впрочем, этот черет наверняка имел верхнюю связь, поэтому я со своими нижними соображениями не вылез. Я вежливо дождался, когда он подзовёт освободившуюся машину и лишь потом сел в свою. Многовато приключений в последнее время разнообразило мою размеренную жизнь и это не радовало, а тревожило. Я поехал в распределительный пункт. Здесь меня встретили подозрительно и долго изучали и регистрацию, и разрешение, явно подозревая, что я не являюсь регулярно за кровью потому, что отлавливаю по ночам беспечных граждан и поедаю их в антисанитарных условиях мрачных переулков. Всё же я получил две банки вместе с выговором и вышел наружу, соображая, что птенца придётся ставить на учёт, а значит отыскивать как-то его человеческое прошлое. Промедление в этом вопросе не несло фатальных последствий, даже власти понимали, что при адекватном мастере птенец поведёт себя разумно, а то и сдохнет. Кстати, к смерти новообращённых люди у нас относились как к большому благу и расследование проводили настолько снисходительно, что я мог выйти сухим из воды даже если бы намеренно свернул шею своему подопечному. Грустно было сознавать, как меняет статус личности один неосторожный укус. Я не знаю, пробовал ли кто-то расправиться с врагом-человеком, предварительно его обратив, но методика просто напрашивалась на широкое применение. Иногда реально хотелось узнать, что думают по этому поводу сами смертные. Впрочем, сейчас меня заботило только благополучие детёныша, а ещё больше своё, начавшее вдруг переплетаться с чужой неясной мне пока волей. Воспитательный процесс, на который я так легкомысленно подписался обрастал трудностями, как мелеющая река– рифами. Спохватившись я завернул в недорогой магазин и приобрёл одежду для птенца. Размеров его я не знал, объяснил приблизительно, впрочем, небольшая ошибка в этом деле вряд ли могла иметь последствия. С обувью тоже поступил наугад, длина стопы ведь зависит от роста. Загрузившись гостинцами я, как добродетельный папаша, поспешил домой. Ещё возле двери по запаху почуял, что птенец в квартире и испытал облегчение, которое знакомо, наверное, всем родителям, независимо от расы. Он меня не встречал, хотя мог бы. Более того, когда я вошёл в гостиную, даже не повернулся, спал, уткнув лицо в спинку дивана. Мне это показалось странным, учитывая, что ночь уже наступила. Я бросил пакеты прямо на пол, подскочил к обращённому и перевернул его на спину. На меня уставился пустой взгляд остекленевших глаз, челюсть безвольно отпала, как у живых не бывает, тело на ощупь было холодным, много холоднее, чем полагалось бы ему по статусу. Он что, умер? Почему? Пусть невкусно, но я его накормил, да и оставил бодрым и весёлым. Что могло случиться за один несчастный день? Никогда в жизни я ещё не чувствовал себя таким растерянным. Глава 4Что же делать? Люди в таких случаях вызывают врачей, но специалистов по вампирским хворям в природе не существовало за отсутствием собственно болезней. Да, новообращённые иногда внезапно умирали сами, но насколько мне было известно не совсем так. Я в панике выдернул телефон из чехла, но тут же убрал его обратно. Нет, помощь если она и реальна, не успеет, я должен справляться сам. И сразу же украдкой просочилась в сознание здравая мысль, что никто меня не попрекнёт, если детёныш покинет сей неуютный мир. Обращение не всегда получается удачно, перестройку выдерживает не каждый. Крематорий примет это тело так же, как и любое другое, а я вздохну свободно и заживу нормальной жизнью одинокого вампира. Без забот и проблем. Холодный труп в моих руках едва заметно вздохнул, чуть дрогнула грудная клетка и я понял, что шанс ещё есть, только действовать надлежит быстро. Как производить реанимацию, я знал назубок, это вколачивается в мышечную память так же прочно, как и умение владеть мечами, хотя оба навыка теперь стали бесполезны, а может быть, и нет. Не прозреешь ведь колею, куда в очередной раз повернёт история. Я знал, где надавить, как ударить, я действовал. Прошла минута, другая, а потом тело вдохнуло ещё раз и снова. Я ощутил ладонью неуверенное шевеление сердца в груди. – Ну же, Мальвин, работай!– прорычал я. – Воскресай, ты сможешь!И он откликнулся. Кожа стала чуть теплее. Он дышал, по жилам ровно пошла ещё не полностью изменённая кровь. Кровь!Я метнулся к уроненным на пол банкам и быстро вскрыв одну, принялся поить детёныша, крохотными глотками, больше он сейчас и не смог бы принять при всём желании.

Когда в организме Мальвина восстановился нормальный перестроечный ритм, я допил что там оставалось на дне сосуда и сел на пол, привалившись спиной к дивану. Ну и задало же мне гонку это мелкое недоразумение. Хватить бы сейчас стакан водки, как делают люди, жаль ни водки нет, ни опьянение, как ни старайся, всё равно не последует. Так мы отдыхали довольно долго, полчаса не меньше, а потом птенец зашевелился, я понял, что он приходит в себя, и действительно вскоре долетела до моих ушей очередная порция болтовни. – Элле, это ты тут?– Ну да, кто же ещё?– А я правда умирал?Я повернулся чтобы на него посмотреть. Бледный до зелена, и глаза как плошки, испуганные, беспомощные. И голый он к тому же. Я быстро завернул птенца в одеяло и сгрёб в охапку. – Правда. Всё уже хорошо, успокойся. – Знаешь, я висел под потолком и смотрел на свой труп. Я не знал, что мне делать дальше. Было просто скучно и всё. А потом ты пришёл и начал меня колотить как ненормальный, ну и методы воскрешения у вас. – У нас, – поправил я. – У нас, – повторил он, словно проверяя новое звучание знакомых слов. – Мне не хотелось возвращаться, там хоть не болело ничего. – Так и валил бы насовсем, – сказал я грубо. – Я не знал– куда. – Ну извини, подсказать не могу, ибо сам не в курсе. Жрать хочешь?– Очень!– ответил он виновато. Хорошо, что я догадался взять две дозы крови. Сам обойдусь, завтра поклонники накормят, а этому надо: трясётся вон как человек на холоде. Я ногой подтянул к себе вторую банку и принялся насыщать птенца, и вот странно, это занятие совсем не казалось мне отталкивающим. Заботиться о ком-то– какое оказалось тёплое ощущение. Наевшись, он совсем затих, хотя и не спал, и я подумал с удивлением, что, наверное, и ему приятно, что кто-то о нём печётся. Пусть у него бродит в крови не отгоревшая человечность, но откуда у меня-то всё взялось? Впрочем, какая разница?– Я тебе одежду купил. Он заинтересованно высунул голову из кулька. – Спасибо!Удивился вроде бы, ну да если вдумываться в каждый пустяк– с ума сойдёшь. Оставив его разбирать пакеты, я пошёл в душ, а когда вернулся, Мальвин уже влез в свежие тряпки и разглядывал себя, пожалуй, с удивлением. Сидело на нём всё ладно, да и вообще придираться не стоило. – Башмаки не жмут?– Нет, нормально. – Вот и чудесно, сейчас я оденусь и пойдём гулять. Пора учить тебя находиться среди людей и прочих наземных тварей. После кормёжки у него прибыло силы. Я чувствовал, как бродит в гладком современном теле новая мощь. Мальвин ступал осторожно, словно везде был лёд: где тонкий, где гладкий. Я не мешал ему осваиваться. Как только мы выбрались наружу, свернул в тихий переулок, где мало кто осмеливался бродить ночью. Люди в это время суток, как правило, сидели по домам, а вот другие разумные существа иногда мелькали. Мальвин слишком занятый своими новыми ощущениями едва замечал, что происходит вокруг, но я-то отслеживал. Чаще всего попадались оборотни, не меньше вампиров приверженные ночному образу жизни и куда более плодовитые, иногда мелькали череты. Эти быстрее всего сошлись с людьми и переняли их дневные привычки. Едва птенец немного освоился с возросшей силой обострившимся обонянием, ясным зрением, как я начал знакомить его с обитателями города, рассказывая об особенностях каждого народа и о том, как надлежит вести себя при встрече. Мальвин послушно раздувал ноздри, ловя запахи и запоминая, жаловался иногда что всё равно запутается, но я видел, что справляется он прилично. – Я думал у нас в городе в основном люди живут, – сказал он, – а тут их словно и совсем нет. – Ночь, разумные иных рас могут хоть погулять спокойно. Днём нам неуютно, а людей в городе больше чем всех других вместе взятых, тут ты прав. Просто став нечеловеком, ты начал лучше замечать различия между всеми, кто может их скрыть. Вампир неотличим от смертного, если сам этого хочет, дракон– тоже. – А в городе есть драконы?– спросил он изумлённо. Да, человека и наша кровь нескоро исправит. Драконы ему видите ли интересны, лучше бы полюбопытствовал, насколько опасны злии. Этих пронырливых вкрадчивых тварей я остерегался гораздо больше нежели кого бы то ни было другого. Единственная в нашем мире раса, которая никогда не воевала, зато добросовестно пила соки как победителей, так и побеждённых. Ну да, эти существа служили прирождённой смазкой политического механизма, но их способность всегда и из всего извлекать выгоду настораживала многих. Кто поумнее– учился у них быть время от времени скользким или аморфным, кто поглупее– истреблял. Последнее пользы не приносило, потому что твари появлялись вновь, словно от сырости заводились.

– Драконов нет, – ответил я. – Когда люди запретили крылатым перевёртышам пользоваться авиетками, да и просто летать над большей частью территорий, драконы рассердились и ушли в горы. Они могли себе это позволить, потому что питаются мясом, а дичи пока хватает. А мы вынуждены были остаться, поскольку захиреем вдали от людей, но птенцу я ничего говорить не стал: хватит с него информации на одну ночь. Он и так глубоко ушёл в себя, вообще перестав замечать происходящее вокруг. Каждого обращённого вскоре после перерождения или в процессе него накрывает тоска, ощущение полной бессмысленности существования, глухая чёрная депрессия, когда мастер особенно нужен и просто обязан находиться рядом, но здесь было что-то другое. Казалось, моего подопечного гнетут тёмные мысли. В полную потерю памяти, на которую он ссылался, я не верил, чуял ведь, что он привирает, но воспоминания о семье или подружке могли оказаться настолько тягостными, что инстинктивно отодвигались в глубины сознания, а вампирская кровь позволяла не только хорошо запомнить то, что надо, но и забыть лишнее. Впрочем, увлекаться тут не следовало. – Мальвин, мне придётся регистрировать тебя, а для этого связаться с твоей роднёй. Твоя личность должна быть хоть кем-то подтверждена, иначе процесс затянется надолго, и пищу тебе выделять не станут. Он даже остановился. От непонятного мне смятения тряслись губы и пальцы, судороги пробегали по лицу, сминая гладенькую кожу. – Я не хочу, – сказал он тихо. Ну хоть не врёт теперь про трагическую амнезию. – Ладно, какое-то время я смогу кормить тебя на свои талоны, отложим немного оформление бумаг. – А разве вампиры не охотятся? Не пьют кровь у живых людей?– Только по лицензиям, – вздохнул я, – но, чтобы получить таковую, опять же надо становиться на учёт. Он вновь потерянно брёл рядом со мной, повесив голову так низко, что едва не бодал лбом тротуар. Ну да пусть погрустит, это такая же часть жизни, как и любая другая. Едва я так подумал, как увидел в густой тени аллеи, на которую мы как раз свернули, того самого волка, лорда Аррана. Он стоял словно бы сам по себе, не обращая на нас внимания, но пройти мимо теперь было уже невозможно. Здрасьте! Не слишком ли часто этот серый с проседью экземпляр появляется на моём пути? Если нашу встречу в транспортном потоке смело можно было счесть случайной, а вновь во дворе мы могли сойтись в одно время не по своей воле, то вот это уже визит. Не ко мне в дом, но на мою территорию. Давно следовало насторожиться, я так и сделал бы, не мешай правильным планам природная безалаберность. Папа выбил её из меня отчасти, но это ведь такая вещь, что способна как пыль в ковре накапливаться вновь. Я направился прямиком к оборотню, детёныш потащился следом. Хоть бы чуть бодрее выглядел, а то ведь лорд Арран подумает, что я его истязаю и морю голодом. Какую заинтересованность существо его породы вообще могло питать к чужому птенцу я не представлял, но став сопричастником чудесного спасения, волк имел право проявить известное любопытство. – Лорд Арран, моё почтение!Я поклонился полным правилом, хотя мог и средним, учитывая моё хорошее происхождение. Он ответил так же церемонно. Мы пошли рядом, а птенец отвлёкся от своих забот, чтобы поглазеть на нас вволю. – Как идёт преображение?– полюбопытствовал волк. – Несколько ломко, но пока справляемся. – Я помер, а Элле меня воскресил, – встрял Мальвин, хотя его никто и не спрашивал. Я неодобрительно скривился: такому мелкому вообще не по чину было лезть в беседу старших, но оборотень, по виду его, не рассердился, кивнул вполне благожелательно, а птенец смотрел как раз на него, а не на меня. Воспитательная мина пропала даром. – Тебе повезло попасть на попечение хорошего мастера, – продолжал волк беседовать с юным вампиром. – Это да. Чувствуя, что от куртуазности скоро начнёт тошнить, я спросил прямо:– Какими судьбами в наших краях, волк?– Хотел с вами повидаться, да и живу я недалеко. Это, пожалуй, вот только как долго длится это близко? Он говорил правду, но не всю. Я не мог понять внезапно вспыхнувшего к чужому детёнышу интереса. У меня самого-то он едва тлел. Впрочем, недоверие демонстрировать никак не следовало, я был благодарен за помощь и собирался оставаться предельно учтивым до того момента, когда появится необходимость убивать. Ну если так срастётся. Прислушиваясь к беседе вампира и оборотня, я невольно усмехнулся, вспомнив свои юные годы, когда отец вот так же направлял на путь истинный, а я слушался, конечно, но про себя думал, что и сам не такой уж дурак. Как давно это было. Или недавно. Не ощущал я пока зуда наставничества. То есть, всё моё воспитание собственного птенца до сих пор сводилось к разъяснению, кто вокруг всего опаснее, от кого надо убегать, а на кого позволительно и наехать. Абсолютный минимум выживания в не самой подходящей для этого среде. Я не дорос до настоящей взрослости или изменившиеся времена сделали подобную метаморфозу не нужной?Учтивость требовала пригласить оборотня в дом, но скрытная натура вампира протестовала. Наверное, я уже никогда не отучусь видеть врагов в тех, с кем дрался. Все мирные переговоры казались временной мерой, призванной дать передышку воинам, возможность собрать новые силы. Людям было проще: следующее поколение уже ничего не помнило, вот они и захватили весь мир, потеснив нашу долгоиграющую спесь. Интересно, как этот старый волк ухитряется перебороть давнюю вражду?Поглядев на Аррана, с честным вниманием слушавшего птенца, всегда готового залить пустыми речами любые подвернувшиеся уши, я устыдился своих злых мыслей и переламывая отслужившую своё гордость, пригласил волка посетить моё жилище. Он воззрился на меня с непонятным одобрением, вежливо кивнул и сообщил, что будет очень рад и всё такое. Отступать теперь было некуда и, пожалуй, между нами двумя возникло бы напряжение, не сглаживай ситуацию оживившийся в обществе волка Мальвин. Чисто человеческий щебет юного вампира низводил старые распри в обыденность, а заодно и в прошлое. Спрашивая себя, зачем я сближаюсь с оборотнем, которому не так уж сильно был обязан, я не придумал ответа. Арран, надо отдать ему должное, повёл себя на редкость предупредительно. Визит он лишь обозначил, просидев в кресле положенное количество минут, сказав мне и птенцу несколько добрых слов и удалился, принеся извинения за избранный для посещения поздний час. Закрыв за ним дверь, я вольно развалился в кресле и вытянул ноги. Давно не приходилось изображать послушного мальчика из приличной семьи, устал что-то. Мальвин свернулся клубком на диване и как-то погрустнел. Я сказал, чтобы его утешить:– Парень, если тебе по душе этот обротень, то води с ним компанию. Поверь, я возражать не стану. Он хорошего рода, и должные манеры привьёт тебе успешнее чем я. – То есть, он очень знатный?– уточнил птенец. – Да. Я объяснил бы ступени их стай, но устал, а с утра опять на работу. Мальвин намёка не понял. – А ты тоже из благородных высших вампиров?– спросил он. – Мой отец лорд и братья– тоже. Ему опять не хватило полученные сведений и уточнил, словно всё это могло иметь какое-то значение:– Получается, что вы с волком– ровня?– Почти, но почему тебе не дают покоя эти нюансы? Ты слишком юн как обращённый и не обязан соблюдать этикет. Строго говоря, его теперь вообще никто не соблюдает, и, если я донашиваю старые манеры, ты вполне можешь обойтись новыми. – Знаешь, Элле, – сказал юный вампир с совершенно взрослой серьёзностью. – Я сначала подумал, что этот оборотень ходит вокруг, потому что ко мне испытывает участие, но на самом деле, это предлог. Ему нужен ты. Глава 5Утром я взял подопечного за шиворот и поволок с собой на работу. Пусть загибается на моих глазах, если опять приспичит. Мальвин испуганно шарахался от ужасного дневного светила, но я объяснил, что пребывание в его лучах менее фатально для цвета лица, чем рассказывают легенды. Впрочем, моя машина была защищена от лишних фотонов и опасаться не стоило. На самом деле в этот начальный период свет пугает, но неопасен, чуть позднее, когда завершится становление, придётся его какое-то время избегать. Действовать он будет не убийственно, но неприятно. Высшие вампиры вообще не подвержены этой напасти, мы не особенно любим день, потому что он яркий и шумный, а ночь даёт нам ощущение уюта и многообразия оттенков, но вреда солнце не причиняет. Птенец увещеваниям внял, а обнаружив, что в моей гримёрной плотно зашторено окно, вообще воспрял духом и озираться начал не без любопытства. Чтобы он обвыкся ещё больше, я взял его на репетицию, актёры часто приводили знакомых и кот не возражал, иногда даже прислушивался к досужему мнению дилетанта-поклонника, хотя поступал всегда по-своему. Велев Мальвину тихо и скромно сидеть в полутёмном и вполне комфортном из-за этого зрительном зале, я выскочил на сцену как раз в нужный момент, успел со своей репликой и даже нормально отыграл весь кусок, хотя партнёр и делал недовольную рожу всякий раз, когда по ходу действия ему приходилось отворачиваться от зала и смотреть на меня. Признаться, эти мелкие пакости ничуть не сбивали. Я, в отличие от людей, моментально заучивал текст и следовал указаниям кота Ивера так точно, что был его любимцем. Как он говорил иногда: «Свой талант невелик, но как замечательно умеет выразить чужой!» Я и тут не обижался. Раз работа приносила достаточно средств, значит, уже была хороша. Как всегда, я увлёкся процессом появления нового спектакля и совершенно забыл о подопечном, но, когда пришлось прерваться, поскольку сцену следовало освободить для дневного представления, вспомнил о нём и даже слегка удивился, обнаружив на том же самом месте, где оставил.

Мальвин сидел в состоянии задумчивого очарования, глаза поблёскивали мечтательно. – Понравилось?– спросил я, уводя его обратно в гримёрку. – Очень. Это так необычно. То есть, когда смотришь фильм или пьесу в театре не думаешь о том, что это ведь не само по себе возникло, а требовало работы. Наблюдать как много вариантов перебрали участники– это странно и хочется понять, почему остановились именно на этом. – Если тебе по душе, я спрошу у Ивера. Нам часто требуются статисты на подмену. Деньги платят небольшие, но хоть что-то. Пока я договорился, что будешь после представления убирать зрительный зал и подсобные помещения. Птенец споткнулся на полушаге и уставился на меня так, словно у него выросла в дополнение к имеющейся ещё одна пара глаз. Я не понял, чем так поразил его воображение. – Это нормальная служба, я и сам частенько подменяю штатных уборщиков. При нашей силе управиться нетрудно, особенно учитывая ночное время. Ты прежде не работал нигде?Он покачал головой:– Учился. – Ну дело несложное. Поначалу я стану тебе помогать, а там освоишься. Поверь, пока перестройка организма не завершится полностью, постоянную должность лучше не искать. Я-то считал, что и эта недурна для юнца, который вряд ли что-то умеет делать руками, но он погрузился в тягостное, если судить по виду, раздумье и не приставал с разговорами всё время пока я переодевался для роли и красил лицо. В сегодняшнем дневном спектакле у меня было несколько коротких выходов, растянутых на всю пьесу, так что большей частью я торчал в кулисах, поглядывая в публику, чем работал на сцене. Когда я узрел на этот раз в задних рядах, всё того же черета, я даже не удивился. Странный интерес к моей особе кажется, принимал характер эпидемии. То веками никому не пригождался, то вдруг представитель разных рас и культур начали разглядывать меня как нечто годное в быту и применимое для каких-то целей. Когда птенец заявил, что волк ходит за нами двоими, имея в виду мою душу, я не сразу поверил, в основном потому, что плохо понимал, зачем ему это надо? Кто я был для лорда Аррана, главы семейной ветви? Младший отпрыск из рода бывших врагов– существо по всякому разумению неинтересное. Убивать старых противников теперь было не принято, месть такой длины я в принципе представить себе не мог, да и повода для неё не находил. Как раз с этой стаей мой род практически не пересекался, мы сражались в одних войнах, но на разный, как теперь говорят, фронтах. – Да ну, ерунда!– сказал я подопечному. – Просто ты пробудил в нём ржавеющий без дела отцовский инстинкт. – На меня он смотрел сочувственно, а на тебя с нежностью, – ответил птенец. – Так что на всякий случай надёжно застёгивай штаны и задом не поворачивайся. Я едва не отвесил ему подзатыльник за извращённый способ мышления, но потом призадумался. Ведь и у меня возникали смутные подозрения, только я отметал их как не имеющую практического смысла случайность. Питать симпатию к вампиру? Да за что? У наших рас не рождалось смешанного потомства, так что заподозрить в оборотне тайного отца я не мог в принципе, да и жизнь не пьеса, а зная мою маму, я скорее ожидал бы увидеть коврик из свежей шкуры на полу, чем волка в её постели. Не найдя серьёзного повода для тревоги, я решил плюнуть на всё и жить своей жизнью, дожидаясь, пока события, если они вообще предполагались, разовьются без моего участия, но вторичный визит в театр черета насторожил. У вампиров превосходное зрение, так что даже в полумраке зала и на значительном расстоянии до задних рядов я без труда разглядел выражение его лица: неясную смесь отчуждения, принуждённости и временами искреннего интереса к происходящему на сцене. Узрум пришёл сюда не потому что воспылал внезапной страстью к театру, его привело иное стремление. Опять всё вращалось вокруг моей незначительной особы, и причин столь странного внимания я понять не мог. Разыгравшаяся паранойя напомнила, как был я удивлён, когда в решающем кабинете чиновничьего дома увидел черета, а не человека. Что если он для того и заместил постоянного владельца этой должности, чтобы свести знакомство со мной?Озабоченный нелепыми предположениями, я едва не пропустил нужный момент, но пьеса шла давно, и роль я выучил до автоматизма, так что легко справился с затруднением. Выходя вместе со всеми на поклоны, я опять устремил свой взор на дальние места, но черета там уже не обнаружил. Скрылся, чтобы я его не приметил? Полагает, что вампир способен просмотреть знакомое лицо в не таком уж обширном зале?Ну если у него есть во мне нужда, рано или поздно он её проявит. В кулисах я обнаружил птенца, который покинул гримёрку, где ему велено было сидеть и смотрел финал представления. Я рассердился на него за непослушание, но желания воспитывать сейчас не возникало.

– Подремал бы лучше!– сказал я сурово. – Ночью предстоит поработать, побереги силы. – Тут так интересно, – заявил он, но послушно улёгся на диванчик. Вообще-то я собирался полежать на нём сам, другого в тесной комнатушке не имелось, но не учёл этот очевидный факт. Теперь предстояло смириться со многими невозможными прежде вещами. Когда птенец заснул, а отрубаются неофиты мгновенно, я со вздохом растянулся на полу. Дневных репетиций у меня сегодня не было, а ехать домой я не видел смысла, поскольку договорился с двумя поклонницами о встрече незадолго до вечернего представления. Следовало поесть самому и покормить Мальвина. Свежайшая прямо из вены кровь– лучшая еда для любого из нас, а уж новообращённый нуждался в ней как никто другой. В прежние времена, если хотели наделить неофита особой силой, позволяли ему убить в пору преображения, но и тогда прибегали к этому способу нечасто. Мы вообще редко лишали кого-то жизни, разве что в бою. Только я поудобнее устроился на вытертом коврике, как услышал знакомые шаги. Нет, по коридору пробегали и свои, театральные, но поступь любого из них была мне хорошо знакома и просто не привлекала внимания. Черет остановился у моей двери и нерешительно потоптался на месте. Я продолжал лежать, дожидаясь решительных действий с его стороны. Тлела смутная надежда, что он просто опять заблудился или пройдёт мимо, не решившись беспокоить актёра, погружённого в непостижимое постижение роли. Мне как всегда не повезло. Слегка стукнув в дверь, он её приотворил. Моя распростёртая на полу фигура так поразила его воображение, что он застыл в проёме, хлопая веками. Свернувшийся калачиком на диване Мальвин как видно тоже в колорит места не вписывался. Я сжалился над несчастным, далёким от театральных будней чиновником, вскочил и доложил как положено:– Это мой птенец, он ещё не зарегистрирован, потому что плохо переносит метаморфозу, кормлю я его на свои талоны и поставлю на учёт сразу же как его состояние стабилизируется. Если кто-то настучал на меня по поводу Мальвина, а стук среди культурных людей дело обыкновенное, то отмаза выглядит вполне правдоподобно, да и от истины недалека. Узрум вновь без интереса глянул на птенца и спросил:– Я хотел поговорить. Можем найти подходящее место?– Да хоть здесь, в гримёрке, сейчас тихо, никто не придёт, а неофиты спят как камень и ничего не слышат. Он мне не поверил, но и говорить это вслух не счёл возможным, ну так я понял возникшую в беседе заминку. – Ладно, если это место не устраивает, могу предложить другое, но там ещё скромнее, если говорить об обстановке. – Мне всё равно, – сказал он тихо. Дело, значит, тайное и серьёзное. Судя по костюмчику, черет мой монетки не считал. Впрочем, нищих чиновников я вообще никогда не видел. Я провёл его в дальний коридор, где находилась каморка уборщика. Точнее помещение относительно большое, но забитое инвентарём. Я отпер дверь, включил свет и предложил Узруму один из двух стульев. – Этими машинами чистят театр, – пояснил я в ответ на его удивлённый взгляд. – Я иногда подменяю постоянного сотрудника, а сегодня и птенца приставлю к делу. Пусть сам зарабатывает на свою порцию крови и заменителя. – Значит, денег у вас негусто, – резюмировал он. Я это заявление не прокомментировал. Не скажу, что бился в тисках нужды, мне хватало, но, когда новообращённый занят полезным трудом, а не бессмысленными рефлексиями, преобразование идёт лучше. Вдаваться в эти тонкости не следовало, черет и так нервничал, стремясь приступить к своему делу, а не вникать в мои. – Я могу предложить приличное вознаграждение за определённую работу, – сказал он глянув на меня остро и, как ему, наверное, казалось, проницательно. Я всё ещё недоумевал, но кивнул, соглашаясь выслушать Узрума, хотя сейчас уже сомневался, что он способен предложить исключительно законный способ обогащения. – Дай слово, что сохранишь в тайне всё, что я сейчас скажу, вне зависимости от того, согласишься ты или нет. Вот теперь занервничал уже я. С самого начала следовало вдуматься и понять, что добром такие контакты не завершаются, но я по своей милой привычке плыл по течению, надеясь, что оно вынесет меня в красивую заводь, а не к сточной трубе, хотя опыт подсказывал, что всё произойдёт с точностью наоборот. По уму следовало отказаться сразу и вернуться в гримёрку к птенцу, но передо мной сидел чиновник, вполне способный изрядно осложнить мою и без того непростую жизнь. Насколько этот черет мстителен я не представлял, зато догадывался, до какой степени облечён властью. Теперь я уже видел, что должность в департаменте он обеспечил себя именно для того, чтобы выбрать из приходящих к нему вампиров наиболее доступную жертву. Такое предположение выглядело разумным, да и самым мрачным.

– Даю слово, – вздохнул я. Его мои колебания не охладили, наоборот, судя по тому, как тревога стёрлась с лица, уступая место решимости, воодушевили. – В ближайшие дни тебя вызовут для совершения казни, – сказал он тихо. – Подходит срок исполнения твоей ежегодной лицензии. – Да, спасибо, – ответил я машинально, и он зыркнул не то с вызовом, не то с отчаянием. – Я заплачу, если ты не убьёшь жертву, а лишь сделаешь вид, что убил. Я не сразу понял, что он имел в виду, а когда, наконец, до меня дошло, не вдруг сообразил, зачем добропорядочный высокопоставленный черет идёт на такую авантюру. – Ты хочешь спасти приговорённого?– Да, хочу. Близкий друг или родственник, такое случается. С топором трудно договориться, а с палачом– можно. Убивая человека, вампир получает мощную подпитку, которая достаточно долго сохраняет его на определённом уровне бытия, поэтому лицензированные казни так важны для нас. Теперь все на учёте, это раньше можно было подловить разбойника на лесной тропинке и спокойно закусить ни перед кем не отчитываясь, теперь существовал единственный способ получить требуемое: оставаться добропорядочным гражданином. Драконы смогли уйти в свои горы, а вампиры остались и превратились по сути в пленников человечества. Я размышлял. Холод, который возник внутри от слов черета, тихо расползался по нервам. Когда он добрался до кончиков пальцев, я сказал:– Ты подбиваешь меня на преступление. – Вампир, я не стану говорить, что могу устроить тебе кислую жизнь, если ты откажешься, ты и сам это знаешь. Я прошу. Это приговорённый очень важен для меня. Я понимаю, что ты рискуешь и сделаю всё, что в моих силах, чтобы облегчить тебе задачу, но самое главное можешь устроить только ты. Мне не к кому обратиться, я уже пытался надавить там и здесь, но ничего не вышло. Кому-то очень хочется, чтобы предначертанное свершилось. – Я могу узнать, в каком преступлении обвиняется твой протеже?Узрум сник, я видел, как до побеления костяшек стискиваются его ладони, подумал ещё, что поранится ненароком собственными когтями, но подобные мелочи сейчас не слишком беспокоили меня, а его– тем более. – Убийство новорожденного ребёнка. Да, за такое душегубство череты пощады не давали, а не за человека ведь радеет этот чиновник: так любить можно лишь особь своего вида. Женщину, судя по сути момента. – Твоя подруга? Ребёнок тоже твой?Он посмотрел на меня с прорвавшейся ненавистью, но ответил коротко и чётко:– Да!Как же спокойно было в тени, когда я никому не требовался для того, чтобы отвести судьбу от другого и в случае неудачи угодить в неё самому. Теперь недолгое благополучие вампира закончилось. Пролился на меня недобрый свет жестокой рампы нового времени. Глава 6Мысли изрядно путались, давно не приходилось принимать жёстких решений, я чересчур обжился в неприветливом, но хоть отчасти стабильном мире. В прежние времена прибил бы я этого черета, брезгливо отряхнул ладони и на том бы дело завершилось. В благородном суде верили слову сына лордов, да я и не имел привычки врать. Теперь этот безродный черет держал меня за горло. Я без труда догадался, что отказ дорого обойдётся, и хорошо, если только мне одному. У него есть деньги, а Триэвиры теперь семья бедная. С достатком можно решить любые вопросы. Купит этот ублюдок как вампира, так и других участников процесса, раз уж приспичило ему выручить свою подружку. – Ты хочешь спасти женщину, которая убила твоего ребёнка?– спросил я в безнадёжной попытке развалить едва начатое дело. И преступление немыслимое, и жалость к тому, кто его совершил откровенно удивляет. Его скулы злобно напряглись, сердито выпятилась челюсть, но я был ему нужен, потому ответ всё-таки получил:– Мы поссорились. Она тогда не знала, что беременна, а потом побоялась сказать. Рожала одна, тайно, видимо, испугалась, когда ребёнок начал кричать, вот и убила. Только люди всё равно услышали и донесли. Он говорил такими напряжёнными резкими фразами, что я не рискнул спрашивать подробности. Зачастую нам и вообще ничего не сообщали о приговорённом. Я вздохнул и счёл своим долгом внести некоторую ясность в вопрос, мучило ощущение что черет самонадеянно взялся за предприятие, не ведая его нюансов:– Ты знаешь, как происходит казнь? Я делал это неоднократно, потому хорошо осведомлён. Осуждённого приводят в специальную камеру и оставляют наедине с вампиром. Все ждут снаружи. Убить можно быстро или растянуть удовольствие, это разрешается, но потом тело осматривает судебный врач. Он удостоверяет наступление смерти. Затем труп кладут в мешок и отвозят в печь. Сопроводить его и уничтожить тоже обязанность вампира, хотя дорогу и процедуру оплачивает казна. – Да, я узнавал, как всё происходит, – бесцветно сообщил он. – Большинство препятствий преодолимы. Вампир ведь способен ввести жертву в транс, подобный смерти, врачу заплатят за то, чтобы он был не слишком придирчив, остальные члены комиссии, скорее всего, на тело и не взглянут. Далее ты кладёшь казнённого в мешок, лично относишь в фургон и кроме водителя никого с вами не будет. Вампир вполне способен управиться и один, так что сопровождение не требуется. В пути я устрою что-то вроде небольшой аварии, человека займут разбирательством, и мои помощники подменят одно тело другим. Я возразил:– Если ты вовлекаешь в предприятие так много посторонних– я сразу отказываюсь от участия. Всё мигом раскроется. Он посмотрел на меня, поколебался, затем кивнул. – Ты прав. Я сделаю всё сам. Поменять спящую женщину на труп ты можешь в одиночку, а я отвлеку водителя. Хорошо, что мы договорились. И где он возьмёт подходящего мертвеца? Хотя в морге, наверное, несложно приобрести безвестный труп. – Вовсе нет, – возразил я. – Мне надо подумать. Ты ведь понимаешь, что в случае неудачи, я окажусь за решёткой. Он неприятно улыбнулся краем щеки:– Вампиры бессмертны, ну или хотя бы долговечны, что тебе стоит отсидеть несколько лет, когда потом ты получишь приличную сумму и сможешь вести безбедную жизнь. Как же достали нынешние нувориши со своим деньгометром, словно других ценностей и не осталось в нашем мире. – Ага. Это если меня не казнят, а такой вариант тоже исключить нельзя. Он вскочил, глядя на меня сверху вниз. – Думай! Только не слишком долго. Знаешь почему я выбрал тебя, одного из многих? Потому что ты благородного происхождения, и твоему слову можно верить, а ещё потому что не один на белом свете. У тебя есть родители и братья, судьба которых вряд ли безразлична. Я из очень влиятельной семьи, с большими возможностями. Так что хорошо подумай, вампир. Я приду завтра, за это время ты должен решить, желаешь ли ты благополучия своим близким, как я желаю его своим. Отрубил и вышел, только что дверью не хлопнул, а я остался сидеть среди блестящих машин. Оцепенение, охватившее меня на несколько минут, было атавизмом очень древних времён. Иногда следовало вот так отключить себя от происходящего, экономя отнюдь не беспредельные ресурсы организма. Впрочем, я не мог позволить себя впадать в транс, сейчас это не работало, да и кроме того, что на меня свалили изрядные неприятности, оставалась ещё обычная жизнь, и приходилось делать всё, что положено, а не упиваться страданиями. Я запер кладовку уборщика и вернулся в гримёрку. Её я тоже запер перед тем как уйти, чтобы птенца никто случайно не потревожил. Внезапно разбуженный он мог повести себя агрессивно. У двери мялись, негромко переговариваясь, два кормильца. Поклонники, которые не отказывали мне изредка в порции крови, более того, гордились тем, что могут быть так полезны своему кумиру. Меня изрядно смущало чужое восхищение, но результат его устраивал. Девушка, увидев спящего Мальвина, немедленно уставилась на него, причём с откровенным интересом:– Какой хорошенький!Я внимательно посмотрел на птенца. Обычный современный гладкий юноша, мне он никак не казался привлекательным, впрочем, как и его декоративно накачанные соплеменники. Красота– это функциональность, мышцы должны работать, а не производить впечатление, но люди думали иначе. – Можно я буду кормить его?– продолжала девушка. Вот так и уходит любовь, я мысленно улыбнулся. – Разумеется, только сначала я его разбужу. Пока я учил Мальвина правильно питаться, чтобы и насытиться и человеку вреда не причинить, пока ел сам, в голове сами собой вертелись мысли о том, что мне делать, когда и как. Отказать проклятому черету я не мог. Судя по тому, с какой лёгкостью он проворачивал дела, род его действительно обладал немалым влиянием, и угрозы навредить моим близким звучали более чем серьёзно. Младший в семье, я просто обязан был пожертвовать собой ради благополучия родителей и братьев. Кроме того, вся авантюра могла ещё завершиться вполне успешно. Наверняка вампиров и прежде просили пощадить ту или иную жертву, но эта важная полноценная еда была слишком важна для нас, чтобы легко поддаться на уговоры. Подумав о том, что могу лишиться столь необходимой мне порции силы, я изрядно приуныл. Мелькало так же соображение, что черет, получив желаемое, вполне способен со мной тихо расправиться. В пьесах, где я играл, при таких обстоятельствах писали письма с указанием «вскрыть в случае моей смерти», но признаваться в преступлении– значило опозорить род. Я решил, что и сам справлюсь, а если нет, так хоть погибну, не замарав семейное имя. Другой важной заботой я считал птенца. До свершения правосудия, орудием которого мне в очередной раз предстояло стать, оставалось ещё несколько дней и за это время я должен был натаскать Мальвина, научить его принципу выживания и базовым навыкам. Приставить его к работе и обеспечить приютом. При самом скверном раскладе оставить ему в наследство я мог разве что квартиру, поскольку поместье считалось неотчуждаемой родовой собственностью, но и это уже было неплохо. Я верил, что справлюсь с задачей. – Что-то случилось?– спросил Мальвин, когда ребята ушли, а я начал готовиться к вечернему спектаклю. Пришла пора решить, что допустимо сказать, что нет. Посвящать его в подробности предстоящего мне преступления, никоим образом не следовало. Я прикинул, какую придумать ложь, а потом решил, что обманывать тоже не дело. Лучше сказать не всю правду, чем откровенно наврать. – Мне очень жаль, Мальвин, но обстоятельства могут сложиться так, что ты вынужден будешь остаться без моего покровительства. Есть причины недобрых событий в моей жизни, но они не должны коснуться тебя. – Ты уезжаешь?– Вполне вероятно, что меня вынудят это сделать. Через несколько дней всё решится, а поэтому тебе надо приложить максимум усилий к тому, чтобы освоиться в новом существовании. Я думаю, ты справишься. Он повесил голову и, похоже, призадумался. Я решил дать птенцу время поразмыслить, потому принялся накладывать грим. Чтобы информация усваивалась лучше, предстояло выдавать её небольшими порциями. Я закончил переодеваться и взялся за шляпу, когда Мальвин переварил то что уже успел услышать и посмотрел пытливо и как-то очень по-взрослому. – Тебе угрожает серьёзная опасность?– Не будем драматизировать, мы пока не на сцене. Вампир может положиться лишь на себя, потому всегда есть шанс попасть в неприятное положение. Если ты ещё не осведомлён, до какой степени мы ограничены в правах, то самое время осознать этот факт. Мальвин встрепенулся, явно хотел сказать что-то, но передумал и помрачнел как предгрозовое небо, а моему взору предстала в очередной раз повешенная голова. – Послушай, – сказал я осторожно, не желая его лишний раз ранить. – Если ты не хочешь сообщать мне сведения о твоих близких, то и не надо. Я готов уважать разумную тайну. Ты и сам сможешь зарегистрировать свои права, я объясню, как это сделать. – То есть, ты не поверил, что я всё забыл?– хмуро спросил он. – Я знаю, что ты лгал, ты тоже вскоре научишься сразу отличать искренне с тобой говорят или нет, это несложно. – И всё-таки ничего не требуешь?Он поднял голову и поглядел с непонятным вызовом, словно его секреты были ещё грязнее моих. Вникать особо не тянуло. Я собирался выполнить свой долг мастера, а не жить за него жизнь. – Мальвин, ты мой птенец, и свои обязанности я знаю. Сегодня после представления научу тебя хотя бы самую простую работу делать. Без дозы не останешься, деньги будут, у меня скопилось изрядное количество талонов на питание, так что не пропадёшь. Искусственная кровь стоит недорого, иногда придётся пробавляться и этим. – А талоны целы потому, что тебя вот такие ребята кормят?– спросил он, и опять мне почудилась боль за здоровым в целом любопытством. – Да, у актёров часто бывают фанаты. Я не такая уж величина в этой отрасли, вампиру в любом деле сложно подняться потому что нас негласно отодвигают с пути, но я всё же чего-то добился, и есть люди, которым нравится моя игра. – Мне тоже нравилась, – сказал птенец, – хотя я и не знал тогда, что ты вампир. – А теперь?– мне стало любопытно. – Теперь ещё больше. Я стоял в кулисах и совсем забыл, где я, настолько достоверно вы с той красивой дамой ссорились. Причём ведь понятно было, что вы друг другу дороги, но каждый боялся это признать. У меня челюсть отвисла. Бывают комплименты и комплименты. – Спасибо!– сказал я искреннее. Мальвин не видел всей пьесы, но по отрывку, маленькой сценке сумел понять так много. В нём, конечно, пробуждалась вампирская чуткость, но не только. Я подумал, что со временем из него вырастет приличной силы обращённый. Впрочем, разговор пришлось прервать, поскольку меня позвали на сцену. Включившись в действие, я как всегда забыл неприятности прошлые и будущие, переселился в другой мир, где беды тоже на меня обрушивались нешуточные, хотя там всегда сохранялся контроль над ними. Там я существовал как персонаж пьесы, а здесь, увы, оказался не героем. Мальвин опять пробрался посмотреть спектакль. Актёры его не гнали, хотя многие поглядывали с удивлением. Я составлял ему компанию, когда на сцене обходились без меня. Показалось, что птенец начал проникаться происходящим не как красивой безделицей, а как сложным механизмом чуда. Я подумал, что если его возьмут в эпизоды или статисты, он не подкачает. А вот с уборкой у нас не срослось крепко. Поначалу Мальвин выглядел так, словно ему предстоит сделать что-то ужасно неприличное, шарахался от техники, вообще смотрел на неё с непонятным мне отвращением, потом машины начали ему нравиться, а вот способ применения– нет. Я про себя потешался. Как видно, ребёнок был слишком избалован, чтобы понимать необходимость рутинной работы. Пришлось увещеванием и примером пробудить в нём интерес к происходящему. Провозились мы долго, но разглядывая, как блестит всё вокруг после тщательного наведения порядка, Мальвин немного развеялся. – Если ты, сын лорда, не стыдишься заниматься этим, то и мне нужно научиться смотреть на вещи по-иному, – сказал он задумчиво. – Раньше мне и в голову не приходило, что на всякую проблему можно взирать с разных сторон. – Маленький эгоизм вполне простителен, когда от него излечиваешься, – согласился я. – Поверь, во времена собственной юности я тоже не был рассудителен и полон неоспоримых достоинств. Ты лишился человеческого века, но получил взамен нашу жизнь и найдёшь время пересмотреть свои заблуждения и превратить их в полезные навыки. – Мне казалось, что потерял я больше чем приобрёл, – внимательно посмотрев на меня произнёс птенец, – но теперь уже так не думаю и сокрушаюсь, что немало часов провёл зря. Элле, спасибо, что ведёшь себя не как строгий учитель или суровый отец, а как старший брат, который ещё не забыл, что тоже совершал ошибки. – Ну повода особого не было превращаться в грозного властелина судеб, но если дашь, я могу и попробовать. Птенца эта угроза развеселила, и я подумал, что мы вполне поладим, уже поладили. Ночь только начиналась, поэтому я предложил прогуляться по одной из людных улиц. Теперь уже необязательно было выбирать глухие тропы, Мальвин вполне освоился с новыми возможностями, и я решил, что пора поднатаскать его в распознавании намерений людей. Молодому вампиру следовало понять, что шипов на розе нашего существования ничуть не меньше чем благоуханных лепестков. Я велел ему следовать за мной на некотором удалении и считывать реакции смертных, взвешивать их чувства. Во мне без ошибки видели вампира, я даже косу перекинул на грудь, чтобы ни у кого не возникало сомнений в подлинности сути. Признаться, это получился жестокий урок, но страшась утекающего от меня времени, я хотел ясно дать понять Мальвину все сложности изменённого существования. Кажется, он впечатлился даже больше, чем я рассчитывал, потому что, когда свернули к дому, намереваясь как следует отдохнуть вид у него был не только утомлённый, но и очень несчастный. – Тебе странно?– спросил я. Он кивнул. – Я сейчас узнал так много, что иногда прихожу в ужас от того, что за всю предыдущую жизнь усвоил так мало. Мне это высказывание показалось не совсем ясным, но оно вылетело из головы, потому что во дворике рядом с нашим домом я увидел чинно отдыхающего на одной из скамеек волка. Как-то за последними событиями я забыл, что у меня есть, оказывается, ещё одна проблема. Она сама напомнила о себе, притопав на мягких лапах. Глава 7После того, как один мой, якобы, поклонник раскрыл свою мрачную суть, я не особенно верил в то, что интерес старого оборотня принесёт мне пользу и процветание. С чего бы это? Любезность любезностью, но под её шёлковыми перьями всегда таится плоть и кровь традиционной вражды. Мысленно я вздохнул. Птенец у меня клевал носом, утомлённый то ли работой, то ли моими нудными наставлениями, а тут ещё приходилось любезничать с волком, который нарезал круги не то вокруг меня, не то вокруг моего барашка. Зная примерно, как охотятся серые твари, я воспринимал пребывание в поле моего зрения одной из них довольно однозначно. Лорд Арран, возможно, не питал ко мне ненависти, но и любви неоткуда было взяться. Не в лучшем из своих настроений я подошёл к матёрому и поклонился. – Лорд Арран, здоровья тебе и всей родовой ветви. Он дружелюбно улыбнулся. – Спасибо, младший Триэвир. Ровной жизни. Я невольно втянул его запах и ощутил терпкий привкус недавней метаморфозы. Бегал где-то волк, разминал лапы. Глухая тоска от того, что сам я привязан к человеческому облику, сжала сердце. Всё тело зачесалось от неистового желания выплеснуться в активной сути, побыть с вольным ветром. Я глубже втянул воздух, стараясь, чтобы моя любознательность не выглядела как горький вздох. – Зайдёшь к нам?Он вероятно, чувствовал, что зову лишь из пустой учтивости, а на самом деле слишком дороги мне границы родного логова, покачал головой. – Хотел предложить прогулку, но смотрю, птенец твой устал, совсем выбился из сил. Мальвин многозначительно поглядел на меня, даже подмигнул тем глазом, который не попадал в поле зрения оборотня, мол, говорил я тебе, кто ему нужен, хотя не объяснял зачем. Ну хоть настроение улучшилось у птенчика. – Ну так уложите меня спать и прогуляйтесь вдвоём. Что я, вчерашний человек, только мешать буду беседе тех, кто помнит старые времена, – заявил мой подопечный с самым серьёзным видом. Выпрашивал он, конечно, суровый подзатыльник, ну да я не придерживался строгого канона, когда в сторону не шагни, кого хочется не пей. Преображение нового вампира продвигалось правильно, и уже не было повода опасться за его жизнь. Не то чтобы меня тянуло на прогулку с волком, но я полагал, что зовёт не просто так, а готов объяснить сущность тех неприятностей, которые ожидают меня с его стороны. Лучше уж заранее узнать всё плохое. Черет вот потрудился предварить о том, в какой меня загоняет капкан, и вроде стальные челюсти судьбы уже не кажутся такими жёсткими. Ко всему можно привыкнуть, если есть время и необходимость. Лорд Арран пожелал подождать на улице, а я поднялся с Мальвином в квартиру. Он начал болтать, едва мы оказались наедине:– Может быть, он хочет усыновить тебя? Благородный старец в поисках подходящего героя. Я всё же дал ему лёгонький подзатыльник и объяснил, что нельзя, имея дело с этим народом, употреблять некоторые слова и понятия, а так же заверил, что при живых родителях казусы вроде усыновления вряд ли простительны и осуществимы. – Ну тогда, наверное, просто вознамерился оставить тебе наследство. Непохоже по запаху, что у этого волка есть кто-то близкий. Интересно, он богат? Тебе деньги бы не повредили. – Разобрался в статусных метках– это хорошо, но откуда меркантильный оптимизм? Мы вечно воевали с оборотнями, в лучшем случае можем быть учтивы, а не дружелюбны. – Просто мне хочется верить в лучшее, – серьёзно сказал Мальвин. – После того, как я натерпелся страхов из-за превращения, а вы с волком явились спасителями, я всё время пытаюсь внушить себе, что плохого уже не случится. Хотел бы я дать гарантии, но у самого их не водилось. Кстати, хорошо, что напомнил мне этот момент, следовало ведь ещё разобраться с тем, кто вверг человеческого юношу в это суровое приключение. Смутные подозрения у меня уже наметились, поэтому, пока поднимались в квартиру, я расспросил птенца подробнее о внешности милой дамы, что заморочила его голову, заодно и о местах, где они встречались. Не следовало оставлять неразъяснённым странное поведение вампира. Любой протестант или сумасшедший мог подставить весь наш вид под ещё более жёсткие ограничения. Мальвин был добросовестен, но рассеян, не так много деталей он и запомнил, но я решил, что и этого будет достаточно. Вблизи я почувствую запах крови, которой поделилась безответственная вампирша. Птенца я подобрал не кормленным, так что сохранился на нём аромат источника без изъянов. Я его, естественно, запомнил. Дав суровые наставления Мальвину и машинально погладив его по голове, чтобы подновить мой запах, я переоделся и спустился вниз. Волк сидел всё на той же скамейке, похожий на обычного немолодого мужчину, вышедшего подышать перед сном свежим воздухом, но даже люди должны были ощущать идущую от него волну угрозы. Они, кстати, и чуяли, потому рядом никто не болтался. – Хочу пригласить тебя в некое приятное место, – сказал лорд Арран. – Я люблю там бывать, но одному иногда грустно, а товарищами я здесь ещё не обзавёлся. У меня клыки шевельнулись в дёснах, но виду я не подал. Разговоры о дружбе больше напрягали, чем успокаивали мою подозрительную вампирскую душу. Тем не менее, я спокойно пошёл с волком, сел в его просторную машину и с удовольствием вытянул ноги, в моей мини такое никогда не удавалось. Бояться я его не боялся. Физически я был гораздо сильнее. Я и с молодыми оборотнями справлялся без особого труда, а тот, что на излёте, пришёлся бы на один клык. Вот только не всё в нашей современной жизни решали мощь и скорость, как мне наглядно продемонстрировал Узрум. Чаще теперь правили бал предательство и крючкотворство. Лорд Арран деликатно расспрашивал меня о моих делах, выразил должный восторг романтичностью моего занятия, я предложил ему контрамарку, и он её принял. Общение шло до тошноты правильно, отчего я напрягался ещё больше. Волк наверняка чувствовал тяжёлый настрой, но никак не подавал виду, что его это задевает. Вполне вероятно, ему нравилось ощущать власть над более могучим, но поставленным в сложное положение соперником– так я подумал позднее, а в целом ничего не понимал. Мы ехали довольно долго по уже полупустым улицам, пока не оказались на одной из незнакомых мне окраин. Пахло лесом и болотом, дома терялись в густых зарослях. – Здесь можно летать, – сказал оборотень. Признаться, эти резервации не слишком меня привлекали, я обычно переламывался только в родном поместье, но в этом парке оказалось очень тихо и совершенно безлюдно. Резкие запахи города почти терялись на ровном фоне живой природы. – Ты ведь утомился без воли, составь мне компанию. Я ответил не сразу, не слишком понимая, приглашают меня побегать или подняться в небо. От волка я не отстал бы и в человеческом облике, но путаться в подлеске не тянуло. – Хорошо, попробуем. Мы шли довольно долго, последние признаки жилья остались позади. Выбрав приличных размеров полянку, я потянулся всем телом, а потом скинул куртку и рубашку и позволил развернуться крыльям. От одного только ощущения этих великолепных плоскостей за спиной ощутимо шатнуло. Страстно потянуло к звёздам, я уже вынюхивал жадно воздушные потоки, почти забыв о присутствии рядом оборотня сильно оттолкнулся и выбросил себя вверх. Взмах. Я и забыл, как стремительно способна уходить прочь земля. Ещё один удар о плотный вещественный воздух, и верхушки деревьев оказались подо мной, я сразу заложил вираж. Волк стоял внизу, серебристый в звёздном свете, задрав массивную морду, смотрел на меня. Я покачал крыльями, предлагая знакомую игру. Раньше-то это называлось охотой. Он метнулся в заросли, скользнул невесомой тенью, но мои глаза как раз и приспособлены были к тому, чтобы различать всё, что перемещается там внизу. Конечно, в старые годы мы редко сражались вот так, полёт требовал немалых затрат, да и тело оставалось уязвимым для стрел с земли, но иногда позволяли себе погонять хоть врага, хоть зверя. Оборотень умело держался густого подлеска, который не позволил бы мне добраться до него, иногда резко менял направление, то стлался в стремительном беге над лесной подстилкой, то крался в самых потаённых местах. Пару раз я терял его из виду, но быстро находил снова, хотя крепкие лапы почти не создавали шума там, внизу. Выдыхаться он начал даже раньше, чем я думал. По уму следовало вернуться на начальную тропу. Азарта я не испытывал, не покидало тягостное ощущение, что меня провоцируют на какой-то опасный поступок, хотя я и не видел пока угрозы. Что от меня хотел этот оборотень? Оставили бы все в покое мирного вампира, жил ведь никому не мешал. Раздражённый неизвестностью, я поймал нужный момент и камнем рухнул вниз, ввинтился в чуть поредевший лес, проскочил между стволами. Волк, почуяв опасность метнулся в овражек, но сверху я видел, что сделал он это напрасно, как раз там я его и достал, накрыл крылом, дёрнул, сбивая с ног. Так следовало делать, чтобы не оставалось сомнений, кто победил в игре, но я в последний момент подумал с раскаянием, что не следовало поступать так с не столько матёрым уже, сколько старым волком и переломился обратно в человека. Сделал я это, пожалуй, резко. Крыло, исчезнув, лишило, как видно, оборотня опоры и он уже не упал, а просто полетел кувырком, преображаясь на ходу. В отличие от нас, эти существа способны перевёртываться полностью, так что соперник мой предстал передо мной вполне одетым, лишь потерял несколько пуговиц, да телефон из кармана. Я машинально нагнулся, поднимая утрату. У волков неплохое чутьё, но вот видят они неважно, да и мне младшему более пристало кланяться земно, чем пожилому лорду. – Благодарю, потешил древней забавой, – улыбаясь сказал оборотень. Не обиделся и ладно. – Тебе спасибо, что вытащил на природу. Давно я не видел высоты. Хотя какое там. За облака теперь вообще не разрешается взлетать, чтобы не мешать человеческим машинам. Везде наверху снуют авиетки и большие самолёты, кроме может быть, драконьих гор, но вампира там встретят недружелюбно. – Мы можем бывать здесь достаточно часто, – предложил лорд Арран. Его приветливость выглядела такой естественной, хотя откуда ей было произрасти? Я на его месте мог и рассердиться, кому приятно, что его валяют по мшистым кочкам как щенка?Почему вообще не скажет прямо, что ему от меня нужно? Я бы прямо и ответил. – Твой телефон, – сказал я, легонько подбрасывая предмет, который держал на ладони. Оборотень судорожно дёрнулся, шагнул ко мне жадно протягивая руку и это выдававшее его панику движение, заставило меня глянуть на добычу, чего в другой ситуации я из деликатности никогда бы не сделал. Вещь оказалась не коммуникатором, а миниатюрой, удачно стилизованной под предмет современного обихода. Это волк видел неважно, а моё зрение позволило рассмотреть лицо на портрете в самых мелких подробностях. Знакомое лицо. Крышу снесло мгновенно, я совершенно перестал себя контролировать. Взрычав, ударил волка кулаком в грудь, он отлетел на несколько шагов и врезался спиной в дерево, да так, что затрещали рёбра. Я уже был рядом пальцы сжали ненавистное горло. Не представляю, как я удержался от того, чтобы не сломать немедленно эту шею. В глотке клокотало, перед глазами плыли цветные пятна. Оборотень пытался сопротивляться, он отчаянно бился, стремясь выйти из захвата, но сейчас как никогда я ощущал насколько сильнее этого постаревшего, мелкого против меня волка. Я вздёрнул его выше, чтобы лицо оказалось напротив моего, оскалил разом вылезшие на всю длину клыки. Я хотел убивать, бешено, яростно стремился разделаться с этим врагом, вторгшимся в последнее ценное, что ещё осталось от моей оскудевшей жизни. Семью. На портрете была моя мать. Не следовало серому тащить меня в лес, в тупых углах цивилизации я повёл бы себя сдержаннее, но здесь все древние инстинкты восстали из основ, я рычал и бесился так, словно прочий мир исчез и остались лишь мы двое. Вырвать с корнем гортань, сломать хребет, смять, уничтожить. Волк попытался меня ударить, оттолкнуть, я так дал по рукам, что и в них что-то хрустнуло. Он пробовал переломиться, призвать себе на помощь древнюю силу, но куда там рыпаться, когда вампир держит за горло: здесь любое движение способно стать роковым. Он это понял, затих. Ужас в отливающих зеленью глазах меня немного отрезвил. Ничего не стоило прикончить его и зарыть в мягкую землю, но до моей всеобъемлющей ярости пытался достучаться рухнувший куда-то на дно сознания разум, и я ещё способен был сознавать, что могу совершить сейчас самую страшную в своей жизни ошибку. Сведенные судорогой пальцы не желали разжиматься, но я справился. Отступил на шаг. Волк рухнул в мох, задыхаясь, вздрагивая от боли. Заговорить я не мог. Какой бы ни задал вопрос, что бы он мне не ответил, я вновь кинулся бы убивать, забыв договоры и здравый смысл. Во мне клокотала разбуженная недавней метаморфозой ярость и справляться с ней следовало где-то в стороне от такой доступной добычи. Я отступил на шаг, потом ещё, швырнул поверженному оборотню миниатюру– она жгла мне ладонь, а потом развернулся и пошёл прочь. Я ничего не чувствовал и не замечал, лишь когда налетел на дерево, да ещё попытался отодвинуть его с дороги, немного опомнился и обнаружил, что весь торс у меня в заживающих царапинах. Иные из них оставил тупыми когтями волк, но больше, видимо, поранили ветки. С направлением у меня проблем не возникло, ни один вампир никогда не заблудится в лесу. Я побежал и вскоре добрался до оставленной одежды. Не так сильно мы и углубились в заросли, больше петляли и двигались кругами. Я надел рубашку, куртку и устремился дальше. Коса растрепалась, и я расплёл её, заправил волосы под капюшон. Поймать такси с вампирской причёской нечего было и надеяться. Когда вокруг замелькали дома, я сориентировался и вызвал машину по телефону, а потом долго смотрел на погасший экранчик, жадно желая позвонить маме и отчаянно страшась этого. Только теперь я понял, что влез совершенно не в своё дело, и старшие меня не простят. Потерял голову. Едва не убил чужого лорда, а может быть и убил. Я совершенно не представлял в каком состоянии его оставил. Тьма застилала разум, не давая верно оценить ситуацию, гнев, которому поддаваться не стоило. Я даже дёрнулся, чтобы пойти назад, притащить проклятого волка обратно, если ненароком повредил его так, что сам идти не сможет, но побоялся прикончить, если снова увижу у своих ног его извивающееся тело. Выберется, оборотни живучи. Подъехало такси, решив сомнения в пользу дома. Я сказал адрес и закрыл глаза. Цветные круги всё ещё плавали в темноте, я никак не мог успокоиться, более того, меня так трясло, что приходилось изо всех сил стискивать зубы, чтобы они не стучали. Хорошо хоть клыки убрались на место. Как же я так всё испортил? Ничего не узнал, зато нажил врага. Звонить родителям я просто не мог, а как разобраться сам не знал. Хотелось завыть от отчаяния, но не следовало пугать человека. Как я дотерпел до квартиры просто не представляю. Глава 8Птенец мирно спал, как ему и положено. Я сразу отправился в душ и долго стоял под горячими струями, дожидаясь, когда уйдёт из тела последняя дрожь. Трясти меня больше не трясло, но при мысли о том, что я бросил одного в лесу, вполне возможно, раненого или беспомощного волка, который лично мне не сделал в общем-то ничего плохого, я ощущал, как внутри расползается яд, имя которому чувство вины. Я попытался припомнить, успел ли нанести оборотню действительно серьёзные увечья, но вместо чёткой картины перед глазами вставала разноцветная пелена. Слишком разгневанный в тот момент, я не отдавал себе отчёта в своих действиях. Я лёг в постель, но заснуть никак не мог, угрюмо ворочался с боку на бок, утыкался мордой в подушку или наоборот, бессмысленно пялился в потолок и пытался понять хоть что-нибудь в своём поведении и его причинах. Не знаю сумел бы я оправдать себя в собственных глазах, но с точки зрения старших накосячил я по полной. Слишком занятый собой я не обращал внимания на то, что происходит в другой комнате и птенец появился в дверях практически неожиданно для меня. Мы уставились друг на друга. Он был в одних только трусах и вновь его гладкое бесполое на вид тело вызвало приступ раздражения. Как люди могут запускать себя до такой степени? Мясо, а не мышцы, да и жирок кое-где пророс, и это в двадцать лет!– Что-то плохое случилось?– сонно спросил Мальвин. – Меня какая-то сила толкала изнутри, и я решил пойти, проверить, как ты. Несмотря на все свои неприятности, я ощутил моментальный всплеск удовольствия: птенец откликался на эмоциональную реакцию мастера, значит, его новый чувственный мир развивался правильно. Я вылез из постели и натянул халат, запасной подал Мальвину, мы сели рядом на кровать. – Опиши, что именно тебя разбудило, как звучал этот зов?Он растерянно пожал плечами.

– Просто проснулся и потопал как на автомате, а когда увидел, что ты не спишь, а пялишься в потолок, сообразил, что опять какая-то гадость случилась. Волк тебя расстроил?– Да, – сказал я неохотно. – Впрочем, в это тебе тоже лучше не встревать, чтобы не попасть под раздачу. Он вздохнул, но спорить не стал– уже прогресс. Мы помолчали, а потом он всё же не удержал в покое свой бескостный человеческий язык:– Ты в театре передо мной переодеваешься не стесняясь, да и сейчас тоже. Нарочно что ли?– Это ты к чему?– растерялся я. – В шмотье ты просто худой и непонятно почему так здорово двигаешься, но когда я увидел твоё тело, все эти мускулы, которые так красиво и функционально перекатываются под кожей, я вдруг понял, что вот это и есть красота, потому что не напоказ, а для дела. Твои мышцы они же как щит или как армия, которая защищает тебя от любых напастей. Это совсем не то, что чувствовать себя крутым, вылезая из дорогой тачки. Это запредельно здорово. Я помалкивал, сочувствуя птенцу. Его народ зависть считал делом обыденным, так что я не удивился. По крайней мере его рефлексии отвлекали меня от проблем, что тоже шло на благо. Он, как выяснилось, ещё не выговорился. – Ты знаешь, ужасно угнетает, что я теперь навсегда останусь таким: рыхлым куском мяса. Ещё недавно меня всё устраивало, а сейчас я понял, что многое видел в жизни не так, смотрел словно в зеркало, а не в окно сквозь стекло. Давно следовало сообразить в чём затруднение, но я спохватился лишь сейчас, непозволительно погрязнув в своих заботах и совсем забыв о том, что надо воспитывать птенца. – Мальвин!– сказал я строго. – Ты опять мыслишь категориями нелепых сказок. Превращение человека в вампира происходит не за один день. У тебя есть около года– время за которое ты сможешь что-то в себе изменить. Прости, что не сказал этого с самого начала, забыл, что очевидное мне для тебя может оказаться новым. Мы обязательно преобразуем твоё тело. Я научу правильно ходить и бегать, лазить и прыгать, плавать на воде и под водой. Я привью навык владения разным оружием и способы сливать с местностью. Всему научу. Если успею, но это этом говорить сейчас не хотелось. Я обнял повеселевшего птенца, растрепал ему волосы, хлопнул по спине и строго велел отправляться в постель, потому что и вставать уже через два часа. Когда он ушёл, я растянулся на широкой кровати и тоже попробовал подремать, и ничего: получилось. Утром мы с Мальвином отправились в театр. Спектаклей у меня в этот день не было, зато репетиции шли одна за другой. По дороге я ещё переживал о судьбе брошенного мной в лесу волка, но втянувшись в работу, по обыкновению забыл обо всём. Рысь Ивер между делом похвалил Мальвина за чистоту и предложил постоянное место. Птенец, вчера ещё, морщась, воспринимавший труд уборщика как унылую каторгу, вспыхнул от удовольствия. Когда режиссёр попросил в одной из сцен подменить ненадолго отсутствующего статиста, старался изо всех сил и опять заслужил одобрительный кивок. Пусть первую роль Мальвин сыграл на обыденной репетиции, а не в свете сценических огней, но она, я видел, доставила ему несказанное удовольствие. Он шептал единственную реплику ещё долго после того, как опять скромно устроился в уголке. Я радовался за него и решил, что он справится сам, если моя судьба по той или иной веской причине пойдёт наперекосяк, а то и к скорому финалу. Нескладно опять вышло у меня, а не у него. В новой пьесе у нас с Бернарой предполагалась небольшая танцевальная сценка. Наши персонажи дразнили друг друга, показывая мастерство и задор. Любовь у героини происходила совсем с другим мужчиной, я в финале должен был скорбно стоять в глубине сцены, чтобы у зрителя появлялось сомнение, а не сложилась бы жизнь героини веселее, пойди она замуж за разбойника, а не за банкира. Кот Ивер долго наблюдал за нами, топорща губу, словно из неё торчали его кошачьи усы и заставлял повторять всё вновь и вновь, а потом взорвался:– Берни, возьми себя в руки: это танец, а не прогулка на выгоне! Посмотри, как эта дылда двухметровая двигается и поучись– мотылёк и то не ступал бы легче. Бернара сдержалась, хотя я видел, как раздуваются её ноздри:– Я стараюсь, Ивер!– Вот и усердствуй! У нас премьера через месяц, так что кончай жрать булочки и почаще посещай танцкласс. Этого прима не выдержала. Бешено топнув каблуком в гулкие доски сцены, она развернулась и ушла в гримёрку. Мальвин пригнулся к спинке переднего кресла, чтобы стать незаметнее: напугал его грозный рысь. Я как раз придумывал, какие бы произнести примирительные слова, когда Ивер в корне зарубил мою мирную инициативу, сказав, как отрубив:– И не вздумай что-то вякать, вампир! Ты знаешь, что я прав.

Я знал, но Бернару всё равно жалел, когда другие актёры заняли сцену, порывался зайти к ней в гримёрку, долго топтался у двери, но решил, что моё утешения сейчас вряд ли прозвучит уместно, поскольку в пример-то поставили именно меня. Потом мы проходили сцену в лесу и кот опять бесился, что актёры должны выглядеть романтическими разбойниками, а не подвыпившими чиновниками на пикнике. Он прыгал как мячик, фыркал и объяснял, что театр– это не жизнь, это сказка, и, если зритель ушёл от нас без мечты, мы потратили зря время силы и грим. Как всегда, Ивер нас завёл и зажёг, да и Бернара вскоре появилась, пусть немного отчуждённая, но вновь готовая разрабатывать свою делянку. Мальвин пришёл в полный восторг от происходящего и всю дорогу домой помалкивал, лишь сиял глазами, как видно лелеял подцепленную на службе мечту. Мы заехали в распределительный пункт за кровью, ещё два талона ушли на это дело, а накормив птенца и строго-настрого велев ему сидеть дома и никуда не высовываться, я отправился в ночной город. Совесть мучила неимоверно, поэтому первым делом я поехал на окраину и нашёл место, где оборотень оставлял свой автомобиль. Сейчас тут было пусто, а внимательно изучив оставленные следы, я понял, что машину забирал хозяин, хотя вернулся к ней и не в лучшем виде. Кровью тянуло изрядно. Я успокоился отчасти, но одновременно и взъярился. Запах раненого врага здорово шибает в голову, сколько не живи мирной жизнью, старые инстинкты никуда не деваются. Ладно, выкарабкался– значит проблемы с трупом нет, зато рисуется на глазах другая– неизбежное наказание за мою вину. Ни один так другой противник меня точно уроет, ну, значит, и думать об этом нечего. Я развернулся и поехал по указанному птенцом адресу. В клубах я никогда не бывал, уклад тамошний не знал совершенно, а от входных цен у меня зачесались одновременно клыки и кулаки. Сущий грабёж, да ладно бы за что-то полезное. Представив, что Мальвин прожигал предыдущую жизнь вот в одном из таких заведений, я лучше понял его растерянность при виде трудовых инструментов уборщика. Небедные, как видно, родители прилично избаловали отпрыска. В дверях меня оглядели недоверчиво: недорогая одежда внушала презрение, но рост и разворот плеч явно произвели впечатление на охранников. Я держался прямо, смотрел уверенно и заминка произошла совсем лёгкая. Я вошёл в грохочущее музыкой нутро заведения и подумал, что задача у меня не только сложная, но и накладная. Люди самозабвенно танцевали, извивались как ненормальные, но я подумал с усмешкой, как ругался бы Ивер при виде этих неловких механических телодвижений. Бернара бы ему птичкой показалась, после посещения подобного заведения. Я прошёлся по залу, внимательно разглядывая женщин, и мой интерес тут же поняли обычным образом: начали глазеть, подмигивать, приставать с разговорами. Косу я расплёл, чтобы не привлекать к себе внимания, завязал волосы в хвост, потому никто не видел во мне вампира и дамы проявляли чисто человеческий интерес к вполне привлекательному и свободному самцу. Отбиваясь от девчонок, я обошёл зал, потом обнаружил ещё несколько комнат, исследовал их тоже, но запаха вампира нигде не учуял, да и по виду никого похожего не нашёл. Женщины, конечно, мастера изменять внешность, но базовые приметы сохраняются. Этот клуб я покидал с облегчением, но меня ждали ещё несколько. Раздражали шум, унылые развлечения, вопиющая бессмысленность происходящего. Я успокоил себя тем, что это ненадолго и лишь для дела, но, когда отыскал нужную вампиршу в третьем по счёту заведении, был уже очень зол и изрядно утомлён. Она сидела у стойки в роскошном золотистом платье и тянула что-то из стакана, оглядывая зал. Пришла судя по всему недавно, потому что мальчики вокруг не вились, а должны были, судя по тому, как у меня заискрил организм. Привлекательная штучка, я понимал, почему Мальвин таскался за ней следом как пришитый. Я втянул запах, удостоверился что ошибки нет и подошёл вплотную. – Привет, малышка!Смена выражений на прелестном личике достойна была театра или скорее кинематографа с его крупным планом: поощрительная заинтересованность, недоумение, опасение, которое возникает, когда рядом появляется более крупный и сильный зверь и наконец страх. Очаровательный носик разобрался с запахами, и его обладательница невольно дёрнулась в попытке сбежать от меня. – Тихо. Я только хочу поговорить. Найдём место поспокойнее. Она послушалась, хотя оглядывалась на меня всё время, пока мы шли, попыталась улыбнуться, но я сейчас не стремился флиртовать с обращённой. Перспектив тут не было, да и какие у меня теперь вообще могли возникать планы на будущее?В одной из верхних гостиных мы остановились возле зашторенного окна. Снаружи неуверенно пробивался городской шум. В уголке под лампой что-то серьёзно обсуждали две девушки. Я решил, что вампирша будет чувствовать себя немного свободнее в присутствии людей, а разобрать наш разговор они не смогут. – Как тебя зовут?– Доминика, – ответила она, разглядывая меня довольно неприязненно. – Я– Элле. Объясни, почему ты поступила так некрасиво с птенцом?Теперь в её глазах появилось нечто новое: торжество, облегчение, снисходительная спесь. – А ты его пригрел? Я думала люди убьют, или сам сдохнет. Зачем ты подобрал этого ублюдка?– Затем, что он был брошен. Он чем-то тебя обидел?– Меня?– она рассмеялась, запрокинув голову так, что я разглядел её гланды, хотя был намного выше ростом. – Ты ничего не знаешь и не хочешь знать. – Зачем бы я тогда сюда пришёл? Говори. – Не в курсе я, что наплёл тебе милый птенчик, на какие жаловался несчастья, но он заслужил то, что получил. Он сказал кто он и из какой семьи?Я покачал головой:– Нет. – Ещё бы!– неприязненно усмехнулась вампирша. – Этот щенок возглавлял одну из тех злобных человеческих организаций, что проповедуют ненависть к вампирам, призывают убивать нас или загонять в лагеря за заборы и решётки. Посмотрел бы ты как он плевался на их проклятых митингах, обзывая нас грязными тварями, мокрицами, живущими в щелях. Знаешь каким удовольствием было водить за нос этого щенка? Он вился вокруг меня, не зная подлинной сути, и я отомстила. Я обратила его не затем, чтобы жил, а желая ему сдохнуть от человеческих пинков, во тьме, на помойке, там, куда он хотел упечь нас!– Ну, следовало проконтролировать этот процесс до финала, – ответил я. – Брошенный птенец– это всегда преступление. Торжествующее выражение на милом личике вновь сменилось откровенной неприязнью. Тонкие бровки нахмурились, губки искривились, глаза метали злобные искры. Из угла неожиданно окликнули:– Эй подруга, этот красавчик тебя достаёт? Помощь нужна?– Отвалите, курицы!– злобно фыркнула Доминика. Я вежливо поклонился, чтобы сгладить её грубость. В чём-то я вампиршу понимал, хотя сам и не сталкивался вплотную с этими экстремистами, постоянно ощущал недобрую атмосферу вокруг, а мог ведь и нарваться однажды, как, несомненно, получилось у неё. Вот какую тайну прятал Мальвин. Элементарно боялся, что я убью его, если узнаю, чем занимался до обращения. – Ладно, подруга, – сказал я, – сделанного не воротишь, но будь добра в дальнейшем не сваливать на других свои заботы. – И это всё?– не поняла она. – Имя его полное скажи. – Микел Гриар. Папашка его богатенький с ног сбился, разыскивая сына. – Тогда тебе лучше свалить из этого района. – Он тайком сюда таскался, инкогнито, детективы нескоро доберутся, но я действительно свалю. От вас обоих. Она дёрнула плечом и, задрав нос, пошла прочь. Я не препятствовал. Человеческие девушки теперь разглядывали меня с интересом, но сытый всем происходящим по горло я поспешил покинуть клуб. Глава 9Когда я вернулся домой, Мальвин спал. Я машинально поправил сползшее одеяло и сел в кресло. Теперь я хорошо понимал все странности в поведении птенца. Он отчаянно страшился, что его тайна выйдет на свет, держал оборону как мог, выдумывая то амнезию, то смущение. Сердился я на него? Да нет, зачем бы это? Сам же влез в историю, никто не тянул, разве что волк толкнул под локоть, но и у него теперь на меня зуб. Все оскаленные клыки считать, так полок не хватит складывать, хотя люди, кажется досылают в эту идиому иной смысл. Приняв обращение, мальчик вполне мог изменить прежние взгляды, тем более что почва для их посева окончательно ушла у него из-под ног. Мне было грустно, но так, чуть-чуть. Я не боялся экстремизма самого птенца, а вот его отец вполне мог устроить мне солидные неприятности. Девонька от расправы ушла, а я остался. Впрочем, на фоне прочих бед, эта казалась второстепенной. Узрум появился в театре днём, но пришёл в замешательство от того, что я всё время был на людях. Поймав из глубины зрительного зала его злой взгляд, я кивнул и подумал, что пусть понимает это как хочет. Он сразу ушёл, как видно, не сомневался в успехе своего шантажа. Сейчас я и этот эпизод бурного дня воспринимал спокойно. Знал ведь черет, что не оставил мне выбора, так не стоило и каблуки снашивать. Я зевнул и пошёл спать, решив не предвкушать неприятности раньше момента их наступления. Более всего раздражало, что не получу в нужное время такую важную для меня подпитку человеческой жизнью, но достаточно ли длинна окажется в итоге моя собственная тоже прогнозировать не стоило. Птенцу я решил ничего не говорить. Если найдётся время, обсудим, как быть с его убеждениями и родственниками, а если нет, проблема отпадёт сама собой. Спал я чудесно, весь следующий день был так занят, что на тревоги не хватало времени, а потом полночи натаскивал птенца, который, чуя моё волнение, искреннее старался делать всё правильно и почти не надоедал с разговорами.

Плотный пакет из департамента правосудия доставили рано утром. Эти столь значимые для вампира депеши всегда приходили с курьером. Я расписался в его журнале и похрустел бумагой, прежде чем вскрыть солидный без излишеств конверт. Марвин робко наблюдал за моими эволюциями, прихлёбывая деликатно искусственную кровь из кружки. – Когда?– спросил он, пока я читал письмо. – Послезавтра. У нас мало времени. Я не объяснял ему все подробности, лишь обозначил веху, но он думал сейчас о другом. – Это так важно? Именно забрать жизнь?– Обращённому необязательно, потому тебе лицензию не дадут. – Это хорошо, – сказал он тихо. – Я бы не смог. Казнить преступника, душегуба– это не по нервам, а призывать к истреблению другого народа, значит, в порядке вещей? Странные у людей критерии оценки. Я, впрочем, промолчал. Прошлое следовало оставить в прошлом, другую жизнь начинать, прощая себе прежнюю. Был человек– стал вампир, потому что свершилась эволюция. В театре о моих казённых делах знали и относились с пониманием. Кот Ивер, когда я показал ему официальную бумагу из департамента, лишь кивнул и сообщил, что даст мне несколько дней свободы. Учитывая, что положенным по человеческим законам отпуском я не пользовался, мои отлучки обременяли театр не слишком сильно. Уладив этот вопрос, я каждую свободную минуту старался посвятить птенцу, обучая всему, что мог вспомнить и жалея, что я, такой безалаберный: не потрудился составить хоть какой-то план. Тревожили и другие незавершённые дела. Когда мы бродили по ночам, я присматривался к окружению, принюхивался, но никаких следов старого волка не наблюдал. Или он решил оставить меня в покое, или ещё не оправился от нанесённых ему увечий. Ключи от машины и квартиры я вручил птенцу, а на эшафот отправился пешком. Тут недалеко было, да и захотелось подышать напоследок свежим воздухом. Казнь по обычаю происходила сразу после захода солнца. Встретили меня обыденно, для всех участников свершавшееся давно сделалось рутиной. Я подписал все нужные бумаги и прошёл в комнату, где собственно говоря, всё и происходило. У дальней стены простиралась широкая лавка и я сел на неё, гадая про себя, есть ли здесь записывающая аппаратура. Мне она не мешала, просто мучило вот такое любопытство, захотелось вдруг выяснить, интересно ли людям наблюдать как всё это происходит? Ну да их проблемы. Волновался я? Не особенно. Горькая досада от того, что сладкий кус отрывают, не дав донести до губ, донимала сильнее, чем страх. Я старался не думать о том, что дарю жизнь и волю человеку, преступившему самый главный жизненный закон. У вампиров не было страшнее преступления, чем убийство ребёнка, череты тоже относились к этому душегубству сурово, оборотни обожали своих котят и щенков, драконы едва не обожествляли новую жизнь, даже злии берегли чад, только люди считали, что вправе смести потомство на помойку. Впрочем, казнить мне предстояло не человека. Преступница оказалась маленькой и хрупкой– девочка, а не женщина. Тело едва угадывалось под длинной просторной рубахой, какую надевали на казнимых, но, когда черетессу подтолкнули в спину и она пошла ко мне заученно переставляя ноги, проступила в этом слабом теле такая победительная женственность, что у меня едва не отвисла челюсть. Доминика в роскошном платье и то не казалась настолько привлекательной и желанной, как это дитя. Под грубой рубахой обозначались от движения то изящное бедро, то крепкая грудь, из-под подола выскакивали маленькие ступни, обутые в тюремные тапки. Девочка подошла, не поднимая головы, замерла, как видно не зная, что делать дальше. Сопровождающий кивнул мне, давая разрешение на казнь и плотно притворил дверь. Мы остались вдвоём. Глядя на неё, я понял Узрума. В эту женщину можно было влюбиться наповал, забыть порядок и устои. От неё исходило фантастическое ощущение невинности, свойственное, впрочем, многим преступникам. Я мягко подхватил её, усадил к себе на колени, и тут она словно проснулась. Лёгкий трепет прошёл по телу, щёки окрасил румянец, но я сразу понял, что это не страх, а смущение. Она стеснялась близости чужого мужчины. Я не собирался приставать, просто так мне удобнее было пить, но всё же почувствовал себя грязным негодяем. Вот ведь попал в переплёт и на полку, как бережёный том. – Это очень больно?– спросила она. Голос звучал взросло, полноценный женский тембр, из тех, что заводит мужчин одним лишь звучанием. – Совсем чуть-чуть, – ответил я. – Лёгкое неудобство, а потом ты просто заснёшь. – Я хочу быстрее. К своему ребёнку. Мне здесь нечего больше делать. Вот теперь я действительно разволновался, сам не зная почему. Запах, трепет, тихие дыхание этого существа рождали внутри никогда прежде не испытанное смятение. – Всё будет хорошо, милая, – сказал я. – Ты не бойся.

Я отвёл в сторону пряди гладко зачёсанных волос, нащупал губами жилу. От близости волшебного источника клыки выскочили сами, налились силой. Я сделал маленький прокол, помня, что пришёл не убивать, а лишь изобразить убийство и действовать надлежит с осторожностью. Первый глоток тягуче пошёл в горло, обласкал нёбо и язык, хмелем ударил в голову. От сладости момента я не вдруг сообразил главное, но колокола тревоги уже ударили в затылок, заставили собраться, обнажить все нервы, что жили в теле. Я сделал ещё один глоток, ещё. Лёгкая девчачья кровь мягко наполняла меня образами и ощущениями, но я сразу выделил главное в этом букете. Приговорённая к смерти черетесса была невиновна. Что я испытал в этот момент– даже не знаю. Ошеломление. Я многажды вершил приговоры суда и каждый раз видел преступления убиваемого легко как на ладони. Злодеяния противны сути всего живого и оставляют грубый след, выделить его легко. Как-то уже после казни я обмолвился представителю закона о заковыристом дельце, в котором моя жертва принимала горячее участие, и узнал, что вина его не была доказана, а упекли его за совсем иной криминал. Я всегда знал, что убиваемый страдает за дело, и понять, что сейчас мне отдали на откуп безгрешное существо было шоком. Если ещё недавно я проклинал черета за то, что он подбил меня на дурное предприятие, то теперь сказал бы спасибо. Знал, что подруга его оклеветана или нет, он собирался её спасти. Я быстро обдумал ситуацию. Выйти из комнаты смерти с живой жертвой на руках и заявить о её чистоте было, конечно, эффектно, но что бы это дало? Вполне вероятно, комиссия и прислушалась бы к моим словам, но она ничего не решала, а суды не любят, когда им указывают на ошибки. Не будь этой интриги с похищением тела в дороге, я бы всё же так и поступил, но план черета казался сейчас более разумным. Возможно, Узрум уже пытался оправдать подругу, но не сумел это сделать, потому и прибег к отчаянным мерам? Доказывать невиновность умершего, конечно, достойное дело, но ещё правильнее спасти девочку, а уже потом разбираться как ей жить дальше. Я решил действовать по плану. Сделал ещё несколько осторожных глотков, вновь ясно ощутил чистоту этой крови. Она просто кричала о праведности, и я с ужасом подумал, что где-то есть человек или не человек, который сумел устроить всё так, чтобы едва родившая женщина твёрдо поверила в своё душегубство. Жив ребёнок или нет я не понимал (вполне могли и подменить добытым в морге трупом), но слышал отзвуки его существования в этом теле. Дочка. Бедная черетесса даже не знала пола новорожденного. Как же страшно ей было жить эти дни в тюрьме, где все её презирали. Да она сама себя не могла уважать, убеждённая окружением в непреложности страшной вины. Не знаю, как объяснить это противоречие. Внушение проникает в голову, морочит сознание, но память тела имеет свою собственную ценность. Кровь не обманет. Поэтому суд наверняка верил в справедливость вынесенного им приговора, жертва– тоже, поскольку её убедили, но я видел истину ясно как на ладони. Я сделал ещё несколько глотков, а потом без труда вошёл в уже подвластное моей воле сознание и сплёл в нём нерушимую сеть сна. Бедная девочка покорилась без малейшего сопротивления, и я с горечью подумал, что и злодею не составило труда вторгнуться в этот нестойкий ещё разум, чтобы сломать его волю. Я выждал несколько минут, аккуратно зализывая рану, чтобы она не кровоточила, когда я понесу тело на освидетельствование. Теперь должна была решиться наша общая судьба. Если Узрум обманул и не подкупил врача, я мигом окажусь в камере, а девочку либо казнят завтра, либо просто сделают фатальный укол сразу, раз вампир оказался мерзким человеколюбцем и не исполнил свой долг. Решиться следовало не *********. Когда по моим прикидкам жизнь уже должна была покинуть тело жертвы, я поднялся и неторопливо вышел наружу. Нести её на руках я не рискнул, боясь выдать себя неосторожным движением, закинул на плечо, как поступал всегда. Из комнаты, где собралась комиссия шёл рокот голосов. Люди болтали, дожидаясь отработавшего своё палача. Я вошёл ровным шагом и небрежно сгрузил тело на демонстрационный стол. Мешок на нём расстелили заранее. Я придержал голову, чтобы не стукнула, падая на металлическую плиту, но этот жест вполне отвечал моим обычным привычкам. Громкие звуки неприятны как вампиру, так и людям. Врач как раз досказывал какую-то занимательную историю, закончив её на весёлой ноте, так что судейский чиновник и представитель полиции рассмеялись. Ни один из них не поднялся, чтобы взглянуть на тело, да и врач, производя рутинную и хорошо знакомую мне процедуру, был небрежен и косился на собеседников, как видно горя желанием поделиться очередной байкой, пока эти люди, выполнив свой долг, будут спускаться по парадной лестнице, торопясь домой на поздний ужин. – Пакуй!– кивнул мне человек и быстро отвёл глаза. Ну да, не настолько он был легкомыслен, чтобы не отличить живое от мёртвого. Деньги воистину творят чудеса. Я небрежно и привычно закинул руки девушки ей за голову, застегнул мешок и взвалил его на плечо. Мне предстояло спускаться по чёрной лестнице во двор, и я направился к ней, чувствуя, как отпускает страх немедленного разоблачения. Первый этап авантюры прошёл хорошо, не было оснований сомневаться в том, что и дальше дело пойдёт так же успешно. Я ровным шагом спустился вниз, где водитель скучая прохаживался возле машины, а завидев меня, сразу сел за руль. Многие люди пугались мёртвых, не желали на них смотреть, отворачивались, сторонились. Для чёрной работы существовали вампиры. Я забрался в фургон, уложил тело на скамейку, закрыл дверцы и постучал в стенку возле кабины. Мотор уже урчал, так что в путь мы тронулись без промедления. Я сел на другую скамью, обе шли вдоль бортов, и нагнувшись приложил ладонь к проступавшей под чёрной плёнкой груди жертвы. Сердце билось так тихо и медленно, что даже вампир с трудом уловил слабый ритм, затем ребра едва заметно дрогнули на вдохе. Девушка была жива, я всё сделал правильно. Чтобы ей легче дышалось, я немного расстегнул молнию мешка, впуская воздух. Ехать оставалось недолго, теперь следовало собраться и сделать всё правильно и быстро в момент, когда Узрум устроит свою аварию или другое дорожное происшествие. Нервничая, я несколько раз поднимался, вглядываясь в маленькое окошко впереди, над кабиной, два задних были закрыты щитками и видеть, что происходит за нами или с боков я не мог, зато слушать– вполне, чем и занимался, ловя хорошо знакомые шумы города, угадывая улицы по транспортной напряжённости, по тому как звуки отражались от стен домов. Разумеется, я заранее прикидывал, где лучше всего было бы совершить обмен, как устроить его достаточно надёжно. Не однажды обдумывая детали, я наметил несколько наиболее подходящих точек и каждый раз, когда машина приближалась к очередной, напрягался, прислушиваясь к происходящему снаружи особенно тщательно. Пока ничего не случалось, но я успокаивал себя тем, что чем ближе к печи, тем меньше транспорта будет на улицах и конечно же Узрум тоже это понимает и потому планирует нападение на одном из финальных участков маршрута. Вот уже движение почти сошло на нет, лишь изредка проносились встречные машины, но ни одна из них не притормаживала и не пыталась помешать нашему ровному ходу. Сзади долго тянулся, судя по звуку, фургон того же типа и размера, я возлагал на него основные надежды и держался настороже, чтобы в случае если последует сильный толчок, подхватить тело и не дать ему упасть, но на одном из поворотов фургон свернул в другую сторону и потерялся вдали. Нет, не он. Кто же тогда?Я вновь поднялся и выглянул в единственное окошко. Ничего подходящего навстречу не ехало, никто нас не догонял, не пытался прижать к обочине. Мне лишь теперь пришло в голову, что гораздо проще было подкупить водителя, чем устраивать этот переполох на колёсах, быть может, именно так Узрум и поступил, просто не успел или не захотел меня предупредить? Но почему тогда машина твёрдо идёт знакомым маршрутом и не пытается свернуть в глухой переулок, чтобы обменять один чёрный мешок на другой и лишь потом следовать к цели?Я ничего не понимал. От страха и волнения уже заметно потряхивало. Глянув в очередной раз в окошко, я увидел перед собой проезд, который вёл прямиком к печи. Совершенно пустой, не имеющий ответвлений. Мы прибыли на место, и ничего, фактически не произошло. Какое облегчение я испытал бы, будь девочка виновна. Мне ведь ничего не стоило походя свернуть тонкую шейку и отправить теперь уже окончательно мёртвое тело в печь, но черетесса никого не убивала и я не мог с ней так поступить. Сейчас неважно было, почему Узрум бросил меня одного с проблемой на руках. Мне следовало самому принять решение, и мгновений, когда что-то можно сделать так или не так, оставалось всё меньше. Глава 10Пойти на преступление перед законом или стать преступником в своих глазах– вот и весь выбор, что предоставила судьба. Правильного решения не предвиделось. Машина уже въехала в ворота. Что ж, я ждал до последнего, но ничего не случилось. Волнение, как ни странно, улеглось, я рассуждал холодно и здраво. Водитель вряд ли покинет кабину, его работа закончена, как только я заберу тело, он развернётся и уедет. Встречать меня никто не станет, все заняты, а дорогу я и так знаю. Несколько свободных минут я выиграю. Лишь когда они истекут, кто-то забеспокоится, что машина была, а труп на ликвидацию так и не поступил, вот тогда и выйдут раздражённые сотрудники во двор, чтобы поинтересоваться, куда запропастился проклятый вампир. Всего несколько минут. За это время я не смогу сгрузить одно тело и найти взамен другое, а любая попытка набить мешок мусором и выдать его за труп будет выглядеть смехотворной, да и нет на территории предприятия ничего лишнего. Значит, всё что мне осталось– бежать вместе с маленькой девчонкой, которую так сурово взяла в оборот судьба. Укрыть её и надеяться, что однажды смогу оправдать обоих. Не так и много в жизни до такой степени призрачных упований. Прикончить черетессу и жить самому? Я же вампир, чудовище для которого лишать кого-то жизни привычный и вполне законный способ существования. Я сотни раз убивал на войне и в мирное время. Я не считал это грехом, отчего же сейчас всё внутри перевернулось? Застыла в онемении душа, а по телу, по причудливым нечеловеческим нервам растекалась незнакомая боль. Хотел сберечь честь семьи и сам же готов её порушить. А что такое честь? Много ли её в казни безвинного? С этим бы тоже неплохо разобраться. Машина остановилась у бокового входа. Единственная лампа над дверью скудно рассеивала мрак. Для преступников и здесь существовал вот этот кривой путь, парадными залами их не баловали, ну и меня заодно. Я распахнул дверцы, вытащил тело, закрыл фургон, чтобы не обременять водителя и отошёл в сторону. Машина развернулась и уехала. Я огляделся. Надежда на то, что сейчас Узрум выскочит из темноты с другим мешком не оправдалась. Не было тут никого, никем не пахло, чадно и страшно тянуло выдохом печи– и только. Я услышал, как машина притормозила у ворот, которые тотчас закрылись, выпустив её наружу. Тянуть дальше было нельзя. Я склонился к девушке, убедился, что она жива, а потом махнул на стену, плавно спрыгнул с другой стороны. Город здесь уже кончался, но землю вокруг печи прибирали и содержали в порядке. Я положил тело на грунт, вынул из кармана телефон, несколько мгновений держал его на ладони, но звонить было некому, а оставлять его при себе, значило выдать с головой своё местонахождение. Я перебросил маленький аппарат обратно на территорию комплекса, быстро снял куртку и рубашку и, чтобы не потерять, деловито засунул одежду в мешок. Становясь тут на крыло, я нарушал ещё один человеческий закон, но полагал, что теперь это большого значения не имеет. Переломившись, я поднял плоскости, позволяя им немного обвыкнуться с ветром, а потом прижал к себе несчастную черетессу и взлетел. Человеческие учёные утверждали, что вампиры, а тем более драконы не способны держаться в воздухе за счёт мышечных усилий. Как ни сильны те и другие, а слишком большой вес этого не позволит. Возможно, они не ошибались. Я постоянно ощущал, что крылья не главное, есть внутри какой-то механизм от которого расползается по нервам сладкий холод, это он позволяет подниматься с необыкновенной лёгкостью и даже нести приличных размеров груз. Как бы он не работал, я им пользовался и с трудом случалось удерживался от того, чтобы однажды оторвать себя от земли не переламываясь, а в человеческом обличии. Не помню, чтобы был на это дело запрет, но мешал страх. Боялся я, что получится или напротив– честно говоря, не знаю. Вот и теперь я более полагался на внутренний резерв, а крылья использовал для планирования. Чтобы ни с кем не столкнуться в ночи и не попасть на человеческие экраны, я стлался над самой землей, стараясь держаться к ней как можно ближе, поднимался лишь когда на пути вставали деревья или дома городков и деревень. Я стремился, хотя и не по прямой, к хорошо известной мне цели. Домой, в поместье, куда же ещё? Нет, разумеется не к усадебному строению, где искать начнут в первую очередь, а в глухой угол принадлежащей мне рощи. Строевым лесом тут и не пахло, корявились над зацветшим прудом старые больные деревья, дыбились густо застланные мхом щётки плитняка, да росли горькие ягоды и поганые грибы. Когда-то тут добывали камень для строительства домов и оград, остались от карьера пустые заросшие ямы и несколько пещер, которые я потрудился соединить ходами и превратить в неплохое убежище. Подгребая под себя власть, люди нередко устраивали всем прочим расам смутные времена, так что, опасаясь за своё благополучие, я и подготовил это укрытие. Здесь можно было отсидеться какое-то время, а то и впасть в спячку, если горести затянутся надолго. Не дворец, но место, где я чувствовал себя уверенно. В городе наверняка тоже можно было найти немало уютных нор, но не до такой степени надёжных, чтобы стоило вверять им не только свою, но и чужую жизнь. Я достиг поместья задолго до рассвета, насторожённо прислушался и принюхался прежде, чем переломиться обратно и внести черетессу в одну из моих пещер. Кое-какое имущество здесь имелось, поэтому освободив девушку от смертного мешка, я уложил её на одеяла, а сам быстро отлучился в усадьбу, чтобы прихватить другие нужные вещи. Человеческой еды у меня в доме не водилось, но я набрал плодов в саду и поймал несколько кроликов.