НаследиеСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

То, что со мной происходит, ужасно, и этому не должно было быть места в нашем мире. Но не буду забегать вперед — расскажу всё по порядку.

Жил я вдвоем с матерью. Мой отец умер, когда мне был один год, поэтому я совсем не помню и не знаю, каким человеком он был. Мать не спрашивал, потому что не хотел напоминать ей об этом, так как ей пришлось и так тяжело после смерти отца. Мать очень часто работала, и мне пришлось рано повзрослеть и многое учиться делать самому. Из родственников у нас остался только один дед по отцовской линии. Он нам чем мог, тем помогал, хотя виделись мы с ним крайне редко. Он был доктором химических наук и вел курсы в институте на вечернем отделении. Дед был со своими причудами, но мне тогда казалось, что с возрастом у всех появляются свои причуды.

В 16 лет у меня появились головные боли, бессонница по ночам и начали болели суставы. Было такое чувство, что в 16 лет я превращался в старика. Дальше было больше — боли становились все невыносимей. Я начал принимать много обезболивающих, что бы хоть как-то заглушить боль. Днем постоянно спал, но ночью меня не могло усыпить даже снотворное. Я не говорил об этом матери, так как не хотел, чтобы она переживала. Все мои походы в поликлинику по докторам не увенчались успехом — они только разводили руками и советовали обратиться в платную поликлинику, на которую у меня не было денег.

Конечно, мое отсутствие на учебе заметили и об этом сообщили матери. После того? как я все рассказал матери? она со слезами на глазах велела мне собрать самые необходимые вещи — сказала, что мы срочно едем к деду. На мои расспросы, зачем и что происходит, она ответила, что дед мне все объяснит, а сейчас надо срочно ехать.

Собрав все нужные вещи, мы вызвали такси и отправились к деду. Хотя время было уже далеко за полночь, к моему удивлению, дед не спал, но и нас он явно не ожидал увидеть в столь поздний час. С порога мать сказала деду, что перемены во мне начались, несмотря на все. Дед велел нам пройти на кухню, где мне пришлось рассказать все то, что я уже сообщил матери.

Повисла недолгая пауза. Мы молча сидели на кухне втроем. Мать рыдала, я смотрел на деда — тот явно собирался с мыслями. Встав и налив нам чаю, он поведал мне следующее.

Во время Второй мировой войны его отец попал в плен к немцам. В концлагере его и еще несколько человек забрали эсэсовцы и отправили в некую «крепость», где над ними ставили медицинские эксперименты. Прадед мало что помнил о происходившем в крепости, говорил о каких-то сыворотках, которые им вводили. Позже, когда союзники уже вовсю наступали, его и еще двоих человек нашли полуживыми французские партизаны и отправили в госпиталь.

Когда деду исполнилось 14 лет, с прадедом начало происходить то же что и со мной. Он и поведал деду о той крепости. Еще через полгода прадед пропал, когда ушел на работу в поле. Деду удалось поступить в институт. Несколько лет он спокойно учился на биохимика, и всё было хорошо но потому него начали проявляться те же симптомы, что и у отца. С помощью институтской лаборатории дед смог вывести препарат, который снимал симптомы «недуга». К сожалению, со временем препарат приносил все меньше действия. Как оказалось, мой отец не выдержал и покончил жизнь самоубийством — на заводе залез под прессовальный станок. А мне в детстве до 3 лет дед делал инъекции препарата. По его расчетам, так можно было предотвратить проявление болезни совсем, но где-то, видимо, он ошибся.

Попрощавшись с заплаканной мамой, мы с дедом отправились в деревню, где раньше жил дед с родителями. Так мы прожили месяц. Дед вел свои эксперименты с препаратом, но никак не мог вывести нужную формулу. Тем временем мне становилось все хуже. Выглядел я плачевно, кожа моя приобрела серый оттенок, нос впал, глаза покрыла черная пленка, дневной свет стал для меня невыносим. Постепенно даже дед начал боятся меня, я стал замечать это по его поведению.

Четыре дня назад дед ушел за едой — сказал, что вернется на следующий день, как и всегда. Но этого не случилось. В первые дни одиночества мне было страшно, но теперь у меня осталась одна злость.

И еще я очень голоден.