МысСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Темно-синий джип двигался по проселочной дороге, нарушая летнюю лесную тишину. Небо было настолько ясным, что казалось, как какой-то начинающий художник сплошняком выкрасил его. Неестественно. Наталья посмотрела на мужа. Она просто не могла его узнать. Как способно горе изменять человека до неузнаваемости, затрагивая и душу и внешность. Николай выглядел постаревшим на сорок лет. Глаза потемнели и впали, вокруг них возникла сеть морщин, а кожа приобрела нездоровый серый оттенок. Была среда. Кристины не стало три недели назад, в понедельник, а казалось, несколько сотен лет назад. В то утро она, как всегда, проснулась, позавтракала и убежала в школу. Вечером она так и не вернулась. Наталья первой спохватилась, когда дочь уже два часа назад должна была вернуться. Душу точил червь сомнения, заставляя взять трубку. Наталья набрала первым номер подруги Кристины, Тани, с которой дочь часто возвращалась со школы, но трубку взяла ее мама. Она сама не знала, где искать свою дочь. С того момента сомнений не оставалось: что-то случилось, что-то плохое. Вопреки всему, самый сильный удар был нанесен Николаю. Когда выяснилось на следующее утро, что ее нашли пожарники в заброшенном амбаре вместе с Таней, он сам решил найти убийцу, пока след более-менее свеж. Подонка нашли быстро, накачанного наркотой до беспамятства. Кто бы мог подумать - одноклассник. Так странно… Кристина часто приводила его домой, они вместе делали уроки, гуляли, развлекались. Он казался отличным парнем и другом, приветливым, добродушным, а тут… Если бы своими глазами не видели – не поверили. - Ради бога, скажи что-нибудь! – воскликнула она. Как хотелось прервать длящуюся тишину! Они перекинулись словами пару раз, когда выезжали из города, большую часть времени молчали. Тишина угнетала, и хотелось поговорить, хоть о чем-нибудь, только не молчать. Безмолвие… Оно, как невидимая стена, надвигается на твою душу, бесшумно и неотвратимо. - О чем? - едва слышно спросил он. - О Кристине, - промолвила Наталья. – Не верю, что больше не услышу ее… Я не спросила тебя раньше… - Наталья на мгновение растерялась, не способная решить для себя, нужно ли ей знать ответ на вопрос, что вертится на языке, готовый произвольно сорваться с губ, или же, быть может, оставить все как есть. -… Этот сукин сын намеревался обокрасть их: наркота закончилась. Следователю сказал, что хотел только припугнуть. Паскуда просто не рассчитал силы, так выходит. В тот день он не пришел в школу. Полдня караулил девчонок… Уже тогда он был под кайфом… По его словам, у него не было желания убивать. Его губы разошлись в оскале:- И еще он сказал, что просит прощения. Николай оторвался от дороги и встретился с ее взглядом. От его вида она содрогнулась, хотя сама осознавала: и она выглядела не лучше. - Просит прощения! – повторил Николай, и в его голосе Наталья уловила нотки отвращения. – Ему нет прощения… Никогда… Пусть теперь всю никчемную жизнь раскаивается. – Процедил он сквозь зубы. - Утешает меня только осознание, как ему весело будет в кутузке. От ломки помучается, да сокамерники отпетушат по полной программе. Спорю, что он миллион раз подумает, прежде чем сделать такое очередной раз с кем-то другим… При условии, что доживет. Сказал, а на душе стало хуже. В жизни никогда он не желал никому зла. Враги были, но их смерти он не ждал. Плохо так делать. «Тебе же и откликнется», - думал он. Как оказалось, напрасно. - Суд должен быть справедливым, - промолвила она. - Справедливым?! – воскликнул он. – Где это ты видела справедливость? Ты когда-нибудь слышала о ней? Так знай: брехня это все. Назначат срочек, лет пять, а если адвокат хороший попадется, то выпустят. Ничего ему за это не будет… Я не рассчитываю на это. Если убил бы его, то, может, мне и стало бы легче, но на этот счет у меня большие сомнения. Давно перерезал бы ему горло. Только это не принесет мне утешения. Я точно знаю… Зато уверен, что тебя потеряю. А так… Будь я один… - Перестань, - сказала Наталья. – Не говори так, это не твои слова. Он горько усмехнулся:- Ой, Наташка… Просто ты меня не видела таким, вот и все… И мне не приходилось бывать в подобной ситуации… Знаешь, считал, всегда буду жить по неизменному графику. Ждать внуков и стареть. Все у нас было. Разве нет?… Жил все годы, наслаждаясь минутами с ней… Когда она была с нами, казалось, это будет вечно. Во всяком случае, для меня. Мне виделось, как я умираю в глубокой старости, но на душе бы царило спокойствие, она ведь живет, а раз живет она, то и я, и ты с ней. А все оказалось фальшью… Наталья заплакала, потянулась к сумочке за платком. Они ехали на кладбище. Сначала Николай решил похоронить ее на городском, но вспомнил, как дочурка восхищалась природой. Для многих из людей леса и поляны – элемент привычной будничной обстановки. Только не для нее. Темно-синий джип двигался по проселочной дороге, нарушая летнюю лесную тишину. Небо было настолько ясным, что казалось, как какой-то начинающий художник сплошняком выкрасил его. Неестественно. Наталья посмотрела на мужа. Она просто не могла его узнать. Как способно горе изменять человека до неузнаваемости, затрагивая и душу и внешность. Николай выглядел постаревшим на сорок лет. Глаза потемнели и впали, вокруг них возникла сеть морщин, а кожа приобрела нездоровый серый оттенок. Была среда. Кристины не стало три недели назад, в понедельник, а казалось, несколько сотен лет назад. В то утро она, как всегда, проснулась, позавтракала и убежала в школу. Вечером она так и не вернулась. Наталья первой спохватилась, когда дочь уже два часа назад должна была вернуться. Душу точил червь сомнения, заставляя взять трубку. Наталья набрала первым номер подруги Кристины, Тани, с которой дочь часто возвращалась со школы, но трубку взяла ее мама. Она сама не знала, где искать свою дочь. С того момента сомнений не оставалось: что-то случилось, что-то плохое. Вопреки всему, самый сильный удар был нанесен Николаю. Когда выяснилось на следующее утро, что ее нашли пожарники в заброшенном амбаре вместе с Таней, он сам решил найти убийцу, пока след более-менее свеж. Подонка нашли быстро, накачанного наркотой до беспамятства. Кто бы мог подумать - одноклассник. Так странно… Кристина часто приводила его домой, они вместе делали уроки, гуляли, развлекались. Он казался отличным парнем и другом, приветливым, добродушным, а тут… Если бы своими глазами не видели – не поверили. - Ради бога, скажи что-нибудь! – воскликнула она. Как хотелось прервать длящуюся тишину! Они перекинулись словами пару раз, когда выезжали из города, большую часть времени молчали. Тишина угнетала, и хотелось поговорить, хоть о чем-нибудь, только не молчать. Безмолвие… Оно, как невидимая стена, надвигается на твою душу, бесшумно и неотвратимо. - О чем? - едва слышно спросил он. - О Кристине, - промолвила Наталья. – Не верю, что больше не услышу ее… Я не спросила тебя раньше… - Наталья на мгновение растерялась, не способная решить для себя, нужно ли ей знать ответ на вопрос, что вертится на языке, готовый произвольно сорваться с губ, или же, быть может, оставить все как есть. -… Этот сукин сын намеревался обокрасть их: наркота закончилась. Следователю сказал, что хотел только припугнуть. Паскуда просто не рассчитал силы, так выходит. В тот день он не пришел в школу. Полдня караулил девчонок… Уже тогда он был под кайфом… По его словам, у него не было желания убивать. Его губы разошлись в оскале:- И еще он сказал, что просит прощения. Николай оторвался от дороги и встретился с ее взглядом. От его вида она содрогнулась, хотя сама осознавала: и она выглядела не лучше. - Просит прощения! – повторил Николай, и в его голосе Наталья уловила нотки отвращения. – Ему нет прощения… Никогда… Пусть теперь всю никчемную жизнь раскаивается. – Процедил он сквозь зубы. - Утешает меня только осознание, как ему весело будет в кутузке. От ломки помучается, да сокамерники отпетушат по полной программе. Спорю, что он миллион раз подумает, прежде чем сделать такое очередной раз с кем-то другим… При условии, что доживет. Сказал, а на душе стало хуже. В жизни никогда он не желал никому зла. Враги были, но их смерти он не ждал. Плохо так делать. «Тебе же и откликнется», - думал он. Как оказалось, напрасно. - Суд должен быть справедливым, - промолвила она. - Справедливым?! – воскликнул он. – Где это ты видела справедливость? Ты когда-нибудь слышала о ней? Так знай: брехня это все. Назначат срочек, лет пять, а если адвокат хороший попадется, то выпустят. Ничего ему за это не будет… Я не рассчитываю на это. Если убил бы его, то, может, мне и стало бы легче, но на этот счет у меня большие сомнения. Давно перерезал бы ему горло. Только это не принесет мне утешения. Я точно знаю… Зато уверен, что тебя потеряю. А так… Будь я один… - Перестань, - сказала Наталья. – Не говори так, это не твои слова. Он горько усмехнулся:- Ой, Наташка… Просто ты меня не видела таким, вот и все… И мне не приходилось бывать в подобной ситуации… Знаешь, считал, всегда буду жить по неизменному графику. Ждать внуков и стареть. Все у нас было. Разве нет?… Жил все годы, наслаждаясь минутами с ней… Когда она была с нами, казалось, это будет вечно. Во всяком случае, для меня. Мне виделось, как я умираю в глубокой старости, но на душе бы царило спокойствие, она ведь живет, а раз живет она, то и я, и ты с ней. А все оказалось фальшью… Наталья заплакала, потянулась к сумочке за платком. Они ехали на кладбище. Сначала Николай решил похоронить ее на городском, но вспомнил, как дочурка восхищалась природой. Для многих из людей леса и поляны – элемент привычной будничной обстановки. Только не для нее. Даже в пятнадцать лет она не потеряла к ней интерес. Говорила, когда вырастет - станет геологом. Исходя из склонностей Кристины и из ее вечного стремления к живому и цветущему, Николай решил похоронить ее вдали от шума и суеты. Спи спокойно… Никто беспокоить не будет. Места дикие, здесь редко проезжали люди. Николай долго выбирал кладбище, пока не остановил свой выбор на селе Восточное. Тихое и спокойное местечко. Они проехали больше половины пути, когда Николай неожиданно остановил машину. - Что случилось? – спросила она. - Дальше, не проедем, - ровным тоном ответил он, глядя перед собой. Он нажал на газ, и машина осторожно поехала дальше. Сначала Наталья ничего впереди не видела, затем смогла отличить сливающиеся с лесом очертания огромной старой сосны. Дерево лежало поперек дороги, лишая тем самым возможности проехать. В длину оно достигало более тридцати метров, насколько хватало глаз. Николай остановил машину недалеко от сосны. - Ну и что теперь? Ехали полтора часа, чтобы развернуться назад?- Сделаем крюк, - предложил Николай. – Есть дорога, ведущая в обход. В общем итоге километров десять, но туда, мы попадем. Правда, не знаю, как давно мы проехали на нее съезд. Может, километров десять, а может и больше. - Давай рискнем, не зря же мы сюда ехали, - проговорила она. – Я устала. - Знаю, - все тем же ровным тоном ответил он. – Я тоже… Запасная ветка представляла собой проселочную дорогу. По всей видимости, о ней давно забыли. Ухабы да кочки. Деревья образовывали почти идеальный круглый свод. Сюда проникало мало солнечного света, поэтому было прохладно, царил полумрак. Неожиданно Николай вспомнил, как с родителями в детстве на даче ходил собирать грибы. Давние, забытые воспоминания. С чего бы это? Дожил до тридцати лет, не вспоминая этого никогда. А тут, БАХ! Человек ничего никогда не забывает. Сей факт наукой, между прочим, доказан… М-да, ассоциация – сильная штука. Вот только воспоминания эти совсем некстати. Еще в тот далекий августовский вечер он понял, что это – последняя лесная прогулка всей семьи. Мама, папа, брат. До развода было еще далеко. В каком году это было? В двухтысячном? В девяносто девятом? Точно он не мог припомнить. Слишком много времени прошло… Тогда они поднялись в сосняк. Туда вела точно такая же дорога, подобная этой. Черт, да те же глубокие рытвины! Те же кусты по сторонам от дороги! Конечно, он осознавал, что по всей стране бездорожье, растительность, но что-то здесь было до боли знакомым. Что-то, что повториться не сможет никогда. Здесь… … и там… Они ездили ежегодно на лето. Николай знал каждый куст, каждый поворот, помнил запах. Осталось только закрыть глаза - и вот уже дачный домик, маленький, но уютный и такой родной. В тот вечер они несколько часов бродили по тайге. Трава по пояс, огромные муравейники. Деревья росли точно также плотно друг к другу, как здесь, создавая комнаты, длинные коридоры. Тогда он представил, что находится в огромном замке, жизнь в котором никогда не останавливается. Было прохладно, утром прошел дождь, оставив после себя сырость. Воздух был прозрачным, как родниковая вода. Особо запомнилось, как он с братишкой дурачился, родители шли позади, а солнце, клонившееся к горизонту, окрасило все в оранжевый цвет. Внизу текла река, а за ней титанической стеной высились оранжевые скалы. Николай едва держался с момента гибели дочери. Не любил плакать. С ним это случалось редко. Вообще он создавал у окружающих впечатление человека с твердым, волевым характером. Но нервы уже дрожали, как струны гитары, натянулись. Он чувствовал, как к глазам подступили слезы. От них никогда не становилось легче. Николай представлял себе, как выглядел в слезах со стороны слабым и беспомощным в противоположность тому, каким он был на самом деле. Первая слеза скатилась, за ней вторая, третья… Черт! Не удалось… Ну зачем? Мало страданий? Мало боли по ушедшей дочери, теперь и свое детство оплакивать, родителей, то, чему не суждено было случиться?- Поплачь, - донесся откуда-то издалека ее голос. – Тебе легче станет. - Что-то не уверен, хочу ли я этого? Главное, ты держись, милая… - Нам будет ее не хватать, - сказала Наталья сквозь слезы. – Знаешь, а я думаю, она не умерла. Просто уехала или улетела от нас в другой город. Она посмотрела на него, из груди вырвался нервный смешок:- Глупо, да? Мне просто так легче… После некоторого молчания Николай сказал:- Просто способ объяснить бессмысленное в нашей жизни. Я тоже пытаюсь, но ничего не выходит. Некоторое время спустя справа показалась река. Солнце ослепительно отражалось от ее поверхности, переливаясь тысячью лучей. Впереди она раздваивалась на два потока, омывая необычный клочок суши. Своеобразный остров. В высоту он был, если считать на глаз, более тридцати метров, а в длину достигал около полукилометра. Чем-то он напоминал подушечку для иголок. Только «иголки» были зеленые, высотой никак не меньше пятидесяти метров. Могучие кедры. Даже со значительного расстояния казалось, что им тысяча лет. Солнечный свет туда совсем не проникал. Только внешние деревья были на виду. Все же, что отступало от обрыва на пару метров, пропадало из вида, теряясь в идеальной черноте. Николай остановил машину. Впервые за три часа он почувствовал дуновение ветра. Листья вокруг тихонько шелестели. Кедры же стояли совершенно неподвижно. Николай пытался вглядеться в промежутки между деревьями. Помимо безмолвия, правившего ТАМ, было что-то еще. Что-то неведомое, непостижимое… Шум листьев… … скрип высоких стволов… … собственный пульс. - Ты видишь остров? – спросил Николай. - Да. Впервые вижу такое. - Остров на материке… Кристина бы пришла в восторг… Порывы ветра стихли, и снизу донеслось журчание воды. Воздух застыл неподвижно, как замирают на сцене актеры, когда в спектакле открывается тайна, которая может изменить судьбы всех персонажей. Сам остров, казалось, поднялся из земли, как гигантский домкрат. Покатые склоны, такие характерные для возвышенностей, отсутствовали. Остров буквально поднялся из воды. Неожиданно в душе родилось необъяснимое и ничем не мотивированное ощущение всепоглощающего ужаса, неописуемого, черного, как нефть. Река была довольно широкой, но мелкой, поэтому можно было проехать на машине, даже перейти вброд казалось вполне возможным. - Я думаю, может подняться туда?- Ты шутишь? Поехали. Мне как-то не по себе. Он отвернулся и пристально посмотрел на нее. - Ты тоже чувствуешь?- Что? – растерянно спросила она. - Тебе страшно?- Да, - ответила она, поежившись, после едва заметного колебания. Николай нажал на газ, машина тронулась с места. Николай взглядом провожал таинственное образование. Задумчиво сказал:- А все-таки он чем-то притягивает, да? Заманивает… Наталья с тревогой посмотрела на мужа. - Поехали, пожалуйста… Он встряхнул головой, отгоняя наваждение. Машина остановилась на том самом месте, что и неделю назад. Николай вышел из машины. Остров оставался все таким же безмолвным, что и в прошлый раз. Человек появлялся здесь редко. Сей факт доказывался очень просто: проселочная дорога почти полностью заросла. Трава, прорастающая на колее, выделялась ярким зеленым цветом.

Все-таки как ничтожен в этом мире человек! Этот остров будет возвышаться миллионы лет, вполне возможно, что и больше, пока его судьбу не решит природа. Она его создала, она его и уничтожит. То же самое произойдет рано или поздно с человеческим родом. По самым оптимистичным меркам человек будет жить на планете еще восемь тысяч лет. Однако уже сейчас это казалось весьма большим сроком. Когда смотришь очередной выпуск новостей, удивляешься терпению родной планеты. М-да, она ведет себя подобно истинной матери. Каким бы не был ребенок - беззащитным или убийцей - она все равно будет его любить, никогда не обидит в ответ. Однако ничто не мешает матери обороняться от дитя. С давних времен планета хранила неисчислимое количество загадок. Ее история, ее жизнь. Все процессы, протекающие в ее хрупком организме. Постепенно человек, ощущая в себе все больше могущества с течением тысяч лет эволюции, бросил взор на свое существо и причину своего возникновения, на тайны, оберегаемые временем, самим Создателем, если такой существует. Николай был убежден, что существует. Однако Создатель, он же Бог, у каждого свой. Николай представлял себе, как камикадзе просит помощи у своего Аллаха. Как Денис, отправляясь на последнее дело, желает себе удачи. И тот и другой успешно добиваются того, к чему стремились. Так если допустить, что Бог один, почему он заставляет людей корчиться в агонии? Почему наша жизнь – череда из года в год повторяющихся кошмаров и трагедий?Ответ пришел незваным гостем: потому что жизнь была бы скучной, однотонной, лишенной… чего?Радости. Счастья. Нет. Абсурд. Так не может быть! Невозможно… А что в нашей жизни невозможно? Да ничего… Чудеса редко, но происходят. На то они и чудеса, чтоб в них никто не верил, чтоб их желали, но не ждали. Ведь что есть радость и счастье? Это не что иное, как конец кошмара, несчастий, невезений. Резкая смена обречения на свободу. Фактически маленькое чудо. Счастье и несчастье – две противоположности, борющиеся друг с другом, сколько стоит свет. На противоположностях построен весь мир. Многим кажется, что Вселенная построена каким-то сверхразумом. Как-то один ученый сказал, что самотечное развитие Вселенной, построенное только лишь на принципе проб и ошибок, подобно тому, как если бы по свалке металлолома прошелся торнадо и собрал Боинг-747. Разуму свойственно хранить секреты. Тайны являются вечными спутниками человека. Николай стоял на берегу реки и смотрел в островную чащу, заросшую папоротником, травой по колено, а, быть может, и по грудь. Только шум листвы, едва различимое журчание воды. Все как прежде. Внезапно он почувствовал, что не один. Его обуял страх. Вспомнилось, как он боялся оставаться один дома. Случалось, все ложились спать, а он, заигравшись допоздна, шел чистить зубы. Когда необходимо было вернуться в свою комнату, выходил из ванной, выключал там свет, поворачивался к приоткрытой двери спиной, чтобы уйти. В этот момент тишина становилась самым страшным, что он мог вообразить. Детское воображение мгновенно заставляло слышать шорохи. Они были почти не слышны. Но они были. С замиранием сердца он заставлял себя сделать первый шаг по коридору. Когда миновал половину пути до двери, дверь ванной заскрипела. Коля уже мчался под одеяло быстрее ветра. Папа потом его уверял, что дверь просто рассохлась за зиму. Прошло много лет. Взрослый человек многое успевает повидать, чего-то перестает бояться. И детские страхи кажутся смешными и мелочными. Николай внимательно осмотрелся вокруг. Сейчас это было другое чувство, словно кто-то (или что-то) очень медленно приближается, не издавая ни звука. Он всматривался в каждый куст, в каждое дерево. Сердце отдавалось тяжелым молотом в висках. Была ощутима пульсация в глазах. Ноги налились свинцовой тяжестью. Он попытался заставить себя сдвинуться с места, вбежать на холм и забраться в машину. Наверно, ему потребовалось бы много времени найти в себе сил, если бы не зазвонил телефон. Точнее, он завибрировал, заставив вздрогнуть. Николай приглушенно вскрикнул. Никогда еще он не ощущал такого беспричинного страха, такого черного. Он становился все сильнее, пока он стоял здесь, на берегу. Нет. Ощущение напоминало больше жуть, склизкую, липкую, она словно трясина, поглощающая тем глубже, чем ожесточеннее сопротивляешься ее натиску. Николай взглянул на дисплей телефона. Сам факт звонка удивлял. Когда он работал на объекте, то обратил внимание, что связи нет. Абсолютная глушь. На дисплее было всего два слова. В другой ситуации он бы и внимания не обратил, однако сейчас была совсем другая обстановка. Всего-навсего два слова. НОМЕР НЕИЗВЕСТЕНВыше надписи мигал символ уровня сигнала, что означало полное отсутствие последнего. Вибрации пробегали по руке одна за другой. Одна. Другая. Третья. Кто-то настойчиво пытался дозвониться, физические законы никоим образом не могли служить для него существенной преградой. Кто-то на другом конце незримого провода был способен изменять по своему желанию правила, кажущиеся испокон веков незыблемыми. Очевидно, что ему не приходилось прилагать особых усилий. Тем более что телефон звонил уже добрую пару минут. При доверии своим органам чувств, конечно. Николай потерял нить реальности, совершенно не понимал, где она кончилась, а где начался сон наяву. Все стало каким-то неземным, фантасмагоричным. Мозг отказывался верить в происходящее. Он стоял, не способный решить, снять ли трубку или нажать отбой. Нужно сделать выбор: если принять вызов, тогда что произойдет? А может, стоило бы совсем не замечать звонок? Просто взять мобильник покрепче и как следует швырнуть о камни, чтобы он разлетелся на миллион осколков. Дабы не беспокоил впредь. Телефон вибрировал снова и снова. Он уже занес руку для размаха, когда… На дисплее надпись сменилась. ПРИЕМВключился таймер соединения. Телефон замер, словно испустивший дух ворон. Николай поднес дрожащую руку к уху. Что произойдет в следующую секунду, когда трубка коснется уха? Может, молния ударит с чистого неба, примется прожаривать его, а он будет отплясывать смертельное буги-вуги? Как мы бессильны перед будущим! Но вот секунда миновала, трубка соприкоснулась с кожей. Еще миг тревожного молчания. - Алло? – хрипло выдавил он. Молчание на другом конце. - Алло? Кто это? – повторил он, пытаясь вслушаться через шум ветра и листвы. Из динамика раздался резкий треск, Николай от неожиданности выронил трубку. Телефон упал, отлетела крышка аккумуляторного отсека. Шорох и электростатическое дребезжание доносились из динамика. - Ч-черт… - сказал Николай, словно выдыхая. Он пытался не смотреть на мобильник, отвести взгляд и смотреть на что-то другое. Неважно на что. Просто не видеть адово устройство, не слышать раздававшихся из его нутра сводящих с ума звуков. Будто кто-то захватил пальцами его глаза и прокрутил их в глазницах, вниз, как оператор поворачивает камеру. На дисплее таймер показывал прошедшие двадцать две секунды. На тридцатой экран мигнул, выведя. СОЕДИНЕНИЕ ЗАВЕРШЕНОЗатем погас. Некоторое время он стоял, силясь поверить, пытаясь догадаться, знаком чему был странный звонок. Он перевел взгляд на возвышающийся лес. Ничего не нарушало безмятежного покоя. Полная умиротворенность, граничащая с непоколебимой и неприступной решимостью. «Там что-то есть. Определенно», - подумал он. Страх не отпускал ни на мгновение. С каждой минутой он становился все сильней, ощутимей. У него появился запах. Ветер дул со стороны реки, принося с собой свежесть, запах хвои. Незаметно чистое и ясное утро уступило пасмурному, наполненному влагой, дню. Часы обернулись минутами, минуты - секундами. Невозможное – возможным. Николай заставил себя развернуться и сделать шаг за шагом. Когда залез в машину, повернул ключ зажигания. Двигатель ожил с пол-оборота. Николай развернулся и направил машину вниз к реке. Он объехал вокруг острова, пытаясь заметить, где можно было бы забраться. Склоны были почти отвесными, однако, цепляясь за торчащие корни, было вполне возможно подняться. Сердце по-прежнему тяжело билось. Николай посчитал, что оно стало давать сбои. Страх тоже никуда не ушел. Словно он ослеп, и знал, что перед ним само воплощение зла. Он ощущал опасность, но не мог разобрать, что ему угрожало. Никаких видимых причин такой первобытной тревоге не обнаруживалось. Он остановился и вышел из машины. Приблизившись к стене из плотной, как бетон, глины, дернул за торчащий корень. Надежно. Как арматурный стержень. Хватаясь за корни и упираясь ногами в выступы, Николаю удалось подняться наверх. Но все же на середине пути случайно посмотрел вниз. Чуть не сорвался. Высота была не маленькая. Никак не меньше шести этажей. Летел бы он не долго. Сорвался бы и в следующий миг размозжил себе черепушку об острые камни. И карабкаясь на землю, думал, какое же все-таки блаженство, оказаться на твердой земле. Отполз подальше от обрыва, не различая ничего в густых зарослях травы, резко выпрямился и тут же закрыл ладонями глаза. Зрение резко потемнело, голова налилась свинцовой тяжестью. Пульсирующими ударами накатила боль. Некоторое время он стоял в такой позе, не способный пошевелиться. Затем боль отпустила. Отнял руки от глаз и посмотрел перед собой. Ноги стали ватными и дрожали. Наверно, это было заметно со стороны. Только сейчас это уже не имело значения. Трава оказалась действительно высокой. Чуть ниже груди, но все же она затрудняла как перемещение, так и обзор. Он посмотрел вверх. Кедры врезались в небо, подпирая его, словно боги в античной мифологии. Вершин не было видно, они терялись в густом переплетении многочисленных ветвей. Эти деревья являли собой само совершенство: ни отломанных сучьев, ни содранной коры. Точно они росли в некой теплице, где находились в стерильных и идеальных условиях. Солнечный свет почти не проникал сюда. Здесь царили тропические холод и влажность. Росинки едва блестели на листьях, а чуть дальше стелился туман, тонкий и неподвижный. Только человека здесь никто не ждал. Тревога и гнетущее молчание токсичным газом висели в воздухе. Ощущение было настолько резким, почти ощутимым. Николай убедился, как материальный и духовный человеческие миры не сопоставимы с законами природы. Мы привыкли воспринимать жизнь как данность, не понимая при этом, что опасность, с которой ежедневно сталкиваемся – ничто по сравнению с происходящим здесь. Он попытался сделать первый шаг. Все тело покрылось гусиной кожей. Рубашка противно прилипла к спине. Крупным бисером выступил на лбу пот и крупными слезами стекал по лицу. Если бы ветер хоть немного дул, то Николай как раз сейчас и почувствовал бы. Это был пот психического напряжения, а не от духоты. Здесь было поистине свежо и пахло жизнью, хоть она и притаилась за деревьями, в хвое и траве. Николай сделал очередной шаг вперед. В голове безостановочно заезженной пластинкой крутилось, набирая обороты:(что я здесь делаю? что я здесь делаю? чтояздесьделаю? чтояздесьделаю чтояздесьделаю чтояздесьделаючтояздесьделаючтояздесьделаю…)Он медленно, спотыкаясь, брел по траве, то и дело облокачиваясь о необъятные стволы деревьев. Зрение полностью вернулось в отличие от сознания, которое стало заметно сдавать позиции. Мысли находились в каком-то тумане. Они сменяли непрерывно одна другую. Он начал задумываться о том, о чем не думал ни вчера, ни даже сегодня, ни в дороге. По мере продвижения вглубь леса, дневной свет мерк, уступая место мраку. Николай шел медленно. Шаги зрелого мужчины, которым он некогда был, стали напоминать черепашьи шажочки дряхлого старика. По прошествии пары минут Николай облокотился о необъятный кедровый ствол, слегка прикрыл глаза. Слева донесся шорох. По коже пробежали мурашки. Звук был таким, когда кто-то идет по прошлогодней листве, шаркая ногами. Он медленно поднял газа и осторожно выглянул из-за ствола. Редкими и едва различимыми колоннами сверху пробивался свет. Николай внимательно вглядывался в пространство между деревьями. Решил уже, что от утомления у него начались галлюцинации, как вздрогнул. Между стволами промелькнуло нечто серого цвета. Николай не успел разобрать, но не возникало сомнений, что оно не являлось ни животным, ни тем более человеком. Нечто было туманным, аморфным, словно пластилин, оно непрерывно меняло форму. Скрылось за деревьями. Но шорох не прекратился. Пока сознание функционировало удовлетворительно. Он не мог себе признаться, отдавал ли себе отчет в том, когда он принял решение сесть в машину и примчаться сюда. Наталья наверно сейчас его искала и не представляла себе, где он, что с ним. Всю свою сознательную жизнь он считал, что ребенок – главное для него. При утрате бесценного сокровища смысл жизни безвозвратно терялся. Да, конечно, Наталья любила его, и он отвечал тем же. Он любил ее до безумия. Пожалуй, больше, чем она – его. (Так каков расклад? Потеряв от горя голову, я, не замечая своих действий, приехал сюда…)(И зачем это?!)(Н-ну элемента-а-арно, Ватсон! Либо покончить с собой, либо найти здесь ответы на мучающие вопросы. )(Х-ха! Как успешно и без существенных усилий расстаться с жизнью?! Чушь! Умереть очень просто! Сам посуди, сколько существует способов! По пальцам не пересчитать! Застрелиться. Повеситься. Передозировка лекарств. Выброситься из окна. Вскрыть вены. Прыгнуть с моста. Лечь на рельсы. Стать наркоманом. Замотать скотчем рот и нос. Расколоть об стену голову. Да утонуть в тарелке супа, наконец! Все крайне просто. Вот жить с огнем в сердце куда сложнее. Ну, признайся же! Когда ты слышал подобные истории от окружающих, ничего кроме презрения к самоубийце ты ведь не испытывал. Мол, он не справился… Эгоистичная самоуверенность! Значит, ты тоже слабак, как и все они?… Надо же… Решил это для себя настолько твердо, что не заметил, как приехал сюда. Сделал все на автопилоте. Послушай, что я тебе скажу, голубчик! В тот самый момент, когда самоубийца стоит на краю пропасти, в его тупой и никчемной голове проносится вся его жизнь, а в душе появляется страх, когда иллюзия бессмертия развевается утренним туманом. Нет, Коля! Может быть, жизнь после смерти и существует, только не для ТЕБЯ. ТЕБЕ там нет места. Ты найдешь себе пристанище, безусловно, найдешь. Любой священник тебе скажет: нельзя самоубийством кончать. Грех! А что происходит с греховодниками? Запомни, ад – это бесконечность!)Николай, насколько мог, быстро развернулся и остолбенел. Перед ним бескрайними рядами возвышались стволы кедра, одинаковые, подогнанные друг к другу, как будто компьютерный аниматор нарисовал их и, копируя, размножил. В природе они чем-нибудь да отличались бы, но здесь все было по-другому. Невероятно, но ему казалось, что он сделал два десятка шагов, не более. Шорох доносился теперь справа, а слева сменился треском ломающихся сучьев. Николай выглянул вправо. Кедры, трава. Влево – кедры, трава. Звуки становились все отчетливей. Кто-то приближался. Стиснув от ярости зубы, ударил со всей силы кулаком по стволу, оставляя на грубой и шершавой коре собственное мясо. Боль белым огнем устремилась по руке вдоль тела, оставляя после себя угли холодного пота. - Ну ладно, - прошипел он сквозь боль, - черт с вами… Собравшись с силами, он стал продираться сквозь заросли в обратном направлении, разрывая спутавшуюся траву. Быстрым шагом он шел прочь. Ему мнилось, что сама смерть идет за ним по пятам. Когда зазвонил мобильник, ему стоило разбить телефон, чтобы выпустить на волю все напряжение, и понять, что звонок был предупреждением. Произошла ситуация, когда компьютер, столкнувшись с дилеммой, спрашивает пользователя, выполнить ли такое-то действие? Да или нет? Звонящий в зоне молчания телефон был вопросом, требующим незамедлительного ответа. (Пойдешь дальше, а может, повернешь назад? Решайся, пока не поздно. У тебя тридцать секунд обдумать предложение. )Сверхъестественное в обреченных глазах затягивается поволокой, теряя резкие черты из ряда вон выходящего, принимая будничный серый оттенок. Он просто шел прямо, стараясь ни о чем не думать. Нет, это был только кошмарный сон. Только слишком уж четкие видения. Все смешалось - фантазия и действительность, - образуя сюрреалистичный коктейль. Прошел час. Или два? Больше? Время потеряло свое значение, оно перестало делиться на какие-то отрезки, соединившись в бесконечно стелющуюся по толще мироздания ленту. Обычно в кошмарах все замедляется, так в кино воспроизводится действие на экране, словно все погружается под воду. Однако сейчас действие развивалось непредсказуемо в быстром воспроизведении вперед. Он чувствовал, что сил хватит ненадолго. Может, так бы он и бежал, если бы не заметил периферийным зрением одну странность. Дерево. Он остановился, не веря своим глазам. Подошел к кедру. По щеке прокатилась одна единственная слеза. - Нет, - прошептал он, дотрагиваясь до загустевшей крови. Нанеся удар, он ободрал не только кожу себе, но и сухую обветшалую кору кедра. – Нет… Все, хватит, будь, что будет. Бессмысленно бегать от страхов, точно белка в колесе. К прежнему шуму примешался звон, какой слышит человек, когда находится в глубокой тишине, только усиленный в тысячи раз. Барабанные перепонки были готовы взорваться от невыносимой нагрузки. Теперь шум доносился только сзади, приближаясь и нарастая. К тому моменту он одолевал уже предел громкости взлетающего реактивного самолета. Николай развернулся к источнику звука лицом. Теперь он заметил, что мгла постепенно рассеивается, в лесу становилось светлее. Но не от солнца. Этот свет был сначала совсем тусклым, едва пробиваясь сквозь стволы деревьев. Незаметно он усиливался, достигая предела. Среди перекрывающих друг друга шумов стала улавливаться какая-то закономерность. Шумы сделались более мягкими. Они не стали тише, наоборот. Но они обрели порядок, мелодичность и смысл. Свет проникал глубже, дальше, разгоняя мрак вокруг себя. Он струился белыми лучами. Немыслимый свет. Хвоя буквально таяла в свечении, становясь все тоньше и тоньше. Лучи становились отчетливее, тени пришли в движение. Источник света приближался. Мелодия превратилась в музыку. Божественно! По щекам Николая текли слезы, сами собой. Он едва осознавал, что плачет. Только это уже не были слезы отчаяния, а безмерной радости, счастья и облегчения. Никогда не приходилось испытывать подобную гамму чувств. А божественная музыка играла, не похожая ни на одно написанное человеком. Во всепоглощающих лучах растворялись могучие стволы, свет проникал сквозь них, и, вместе с наступающим на мрак светом, слабела боль. Николай привык к неземной громкости музыки. Она не наносила больше страданий, потому что больше не осталось для них в душе не осталось места. Только бесконечное облегчение… … и покой.