МузыканткаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Этот случай произошёл со мной несколько лет назад, когда я учился в институте. Сам институт представлял собой четырехэтажное здание. Существовало также полуподвальное помещение, которые использовалось для занятий: окна вровень с землей, лампочки, которые имели обыкновение «моргать» — быстро тухнуть и загораться, как в фильмах ужасов. А ещё там проходили вентиляционные, что ли, трубы огромного диаметра — небезосновательно полагаю, что внутри них мог бы поместиться человек. Попасть в подвал, как мы его называли, можно было либо с улицы, либо непосредственно изнутри здания. Когда я был на втором курсе, инспекция устроила разнос руководству института — вроде как это не соответствовало пожарным нормам. В итоге оставили только вход с улицы, а вход из здания заложили кирпичом. Чуть позже заложили кирпичом и дверной проём в подвале, который вёл на лестницу. Таким образом, лестничный проём, который вёл из здания в подвал, оказался заблокированным с обеих сторон. Как-то я приехал в альма матер за пару дней до Нового года. Мои прилежные однокурсники были уже на «заслуженном отдыхе», а мне ещё даже к экзаменам не допустили, поскольку я тогда находил много дел, куда более интересных, чем учёба. Отработку мне назначили в одном из кабинетов подвала, но когда я потянул на себя дверную ручку, выяснилось, что там закрыто. Похоже, моя старая преподавательница где-то задержалась. Я сел в продавленное кресло у входа и начал выковыривать поролон из-под обивки, как вдруг услышал, что кто-то играет на пианино. Я не удивился — в программу факультета входили азы нотной грамоты, и инструмент для отработки песен про зайчиков и ёлочки стоял как раз в подвале. Меня больше заинтересовало, кто играет. Я поднялся с кресла и пошёл в сторону источника музыки. Музыканткой оказалась худенькая девушка с очень светлыми волосами, одетая не по сезону легко, в минимальную маечку. Она не очень умело играла какую-то простую мелодию — не «Собачий вальс», но что-то вроде того, и не обращала на меня внимания. Била по клавишам так, что звуки выходили отрывистые, громкие и довольно неприятные. Впечатление усугублялось тем, что кроме нас двоих, в подвале никого не было, и стояла бы абсолютная тишина, если бы не звуки пианино. Во время игры её лицо оставалось отсутствующим и безэмоциональным. Она играла и играла свою мелодию без начала и конца, как делают аутисты, повторяющие одно и то же действие бесконечно много раз. Я уже тогда почувствовал себя не в своей тарелке, но решил заговорить с ней. Не столько с целью завязать знакомство, как собирался поначалу, сколько для того, чтобы убрать гнетущую атмосферу, которую девушка создавала своей игрой и своей отстранённостью. Я поздоровался, и она убрала руки с клавиш. Стало совсем тихо. Девушка встала и прошла мимо меня. Лица я не успел разглядеть, но заметил, что она буркнула что-то приветственное на ходу и вроде бы кивнула. До сих пор не пойму, с какого перепугу я пошёл за ней. Я свернул в ведущий на лестницу коридор, поднялся по ступеням, заваленным строительным мусором, и наткнулся на кирпичную кладку, на месте которой когда-то была дверь. Да, дверь — я ведь и забыл, что её больше не существовало. Как не было и той двери, через которую я только что вошёл. И девушки не было. Она просто исчезла. Осознав это, я, перепрыгивая через две ступени, помчался вниз. Мои ладони с размаху ударились об стену. Проход был замурован, как и полагается, вот только я каким-то образом оказался внутри. Ещё был такой момент — когда я вошёл в коридор, там был полумрак. Крошечное окно под самым потолком давало немного света. Теперь же в коридоре резко потемнело. Я с трудом мог различить, что находится в паре шагов от меня. А под лестницей вообще сгустился полный мрак. Думаю, его и фонариком было бы не разогнать. Я стоял как раз спиной к этому мраку, и что-то подсказывало мне, что, если я обернусь, то обделаюсь от страха. Я чувствовал на затылке чей-то внимательный взгляд, который наблюдал за мной из-под лестницы. Я ударил кулаком в стену и несколько раз криком позвал на помощь, но вышло у меня неубедительно, как у актёра из плохого кино, и мои крики увязли в непроницаемой тишине того места, где я очутился. Меня передёрнуло от паники, и я помчался наверх. Обрывки мыслей молниеносно сменяли друг друга: окно находится достаточно высоко; но с верхней ступеньки я смогу забраться на подоконник; а смогу ли я его выдавить, пока…Тут я не удержался и посмотрел во мрак. Это заняло меньше секунды, но даже такого короткого промежутка времени мне хватило, чтобы осознать на собственной шкуре смысл выражения «кровь стынет в жилах». Под лестницей сидело то, что было девушкой. Она (оно?) была голой и стояла совсем рядом. То, как она выглядела, не имело ничего общего с внешностью игравшей на пианино светловолосой девушки. Её пальцы срослись и огрубели, а сами руки и ноги сильно увеличились в длину и на них появились дополнительные суставы. Этот случай произошёл со мной несколько лет назад, когда я учился в институте. Сам институт представлял собой четырехэтажное здание. Существовало также полуподвальное помещение, которые использовалось для занятий: окна вровень с землей, лампочки, которые имели обыкновение «моргать» — быстро тухнуть и загораться, как в фильмах ужасов. А ещё там проходили вентиляционные, что ли, трубы огромного диаметра — небезосновательно полагаю, что внутри них мог бы поместиться человек. Попасть в подвал, как мы его называли, можно было либо с улицы, либо непосредственно изнутри здания. Когда я был на втором курсе, инспекция устроила разнос руководству института — вроде как это не соответствовало пожарным нормам. В итоге оставили только вход с улицы, а вход из здания заложили кирпичом. Чуть позже заложили кирпичом и дверной проём в подвале, который вёл на лестницу. Таким образом, лестничный проём, который вёл из здания в подвал, оказался заблокированным с обеих сторон. Как-то я приехал в альма матер за пару дней до Нового года. Мои прилежные однокурсники были уже на «заслуженном отдыхе», а мне ещё даже к экзаменам не допустили, поскольку я тогда находил много дел, куда более интересных, чем учёба. Отработку мне назначили в одном из кабинетов подвала, но когда я потянул на себя дверную ручку, выяснилось, что там закрыто. Похоже, моя старая преподавательница где-то задержалась. Я сел в продавленное кресло у входа и начал выковыривать поролон из-под обивки, как вдруг услышал, что кто-то играет на пианино. Я не удивился — в программу факультета входили азы нотной грамоты, и инструмент для отработки песен про зайчиков и ёлочки стоял как раз в подвале. Меня больше заинтересовало, кто играет. Я поднялся с кресла и пошёл в сторону источника музыки. Музыканткой оказалась худенькая девушка с очень светлыми волосами, одетая не по сезону легко, в минимальную маечку. Она не очень умело играла какую-то простую мелодию — не «Собачий вальс», но что-то вроде того, и не обращала на меня внимания. Била по клавишам так, что звуки выходили отрывистые, громкие и довольно неприятные. Впечатление усугублялось тем, что кроме нас двоих, в подвале никого не было, и стояла бы абсолютная тишина, если бы не звуки пианино. Во время игры её лицо оставалось отсутствующим и безэмоциональным. Она играла и играла свою мелодию без начала и конца, как делают аутисты, повторяющие одно и то же действие бесконечно много раз. Я уже тогда почувствовал себя не в своей тарелке, но решил заговорить с ней. Не столько с целью завязать знакомство, как собирался поначалу, сколько для того, чтобы убрать гнетущую атмосферу, которую девушка создавала своей игрой и своей отстранённостью. Я поздоровался, и она убрала руки с клавиш. Стало совсем тихо. Девушка встала и прошла мимо меня. Лица я не успел разглядеть, но заметил, что она буркнула что-то приветственное на ходу и вроде бы кивнула. До сих пор не пойму, с какого перепугу я пошёл за ней. Я свернул в ведущий на лестницу коридор, поднялся по ступеням, заваленным строительным мусором, и наткнулся на кирпичную кладку, на месте которой когда-то была дверь. Да, дверь — я ведь и забыл, что её больше не существовало. Как не было и той двери, через которую я только что вошёл. И девушки не было. Она просто исчезла. Осознав это, я, перепрыгивая через две ступени, помчался вниз. Мои ладони с размаху ударились об стену. Проход был замурован, как и полагается, вот только я каким-то образом оказался внутри. Ещё был такой момент — когда я вошёл в коридор, там был полумрак. Крошечное окно под самым потолком давало немного света. Теперь же в коридоре резко потемнело. Я с трудом мог различить, что находится в паре шагов от меня. А под лестницей вообще сгустился полный мрак. Думаю, его и фонариком было бы не разогнать. Я стоял как раз спиной к этому мраку, и что-то подсказывало мне, что, если я обернусь, то обделаюсь от страха. Я чувствовал на затылке чей-то внимательный взгляд, который наблюдал за мной из-под лестницы. Я ударил кулаком в стену и несколько раз криком позвал на помощь, но вышло у меня неубедительно, как у актёра из плохого кино, и мои крики увязли в непроницаемой тишине того места, где я очутился. Меня передёрнуло от паники, и я помчался наверх. Обрывки мыслей молниеносно сменяли друг друга: окно находится достаточно высоко; но с верхней ступеньки я смогу забраться на подоконник; а смогу ли я его выдавить, пока…Тут я не удержался и посмотрел во мрак. Это заняло меньше секунды, но даже такого короткого промежутка времени мне хватило, чтобы осознать на собственной шкуре смысл выражения «кровь стынет в жилах». Под лестницей сидело то, что было девушкой. Она (оно?) была голой и стояла совсем рядом. То, как она выглядела, не имело ничего общего с внешностью игравшей на пианино светловолосой девушки. Её пальцы срослись и огрубели, а сами руки и ноги сильно увеличились в длину и на них появились дополнительные суставы. И конечностей было не четыре, а восемь, и между ними болталось бледное брюхо в проплешинах, неравномерно обросшее спутанными волосами, напоминающими лобковые. Голубые глаза без ресниц стекленели на одутловатом лице, под ними располагалось ещё несколько пар глаз с водянистыми радужками во весь белок и без зрачков. С треском разлепилась щель внизу брюха и оттуда вылилась белая заплесневелая слизь, пахнущая трупным смрадом. То, что сидело под лестницей, было мертво уже много лет. Я взбежал по лестнице, с верхней ступени зацепился за подоконник и подтянулся на него. Мне это удалось не сразу, в первый раз я сорвался и упал. К тому моменту я плакал навзрыд. Тварь внизу шевелилась — кажется, вылезала из-под лестницы. Я бился в окно, как безумный, не обращая внимания на то, что на улице уже стемнело (а я пришёл в институт с утра и не мог провести здесь более часа). С третьего удара я выбил стекло и вывалился наружу вместе с осколками, некоторые из которых вонзились мне в руки и лицо. Не замечая боли, я вскочил на ноги. За моей спиной послышался протяжный утробный вой. Дома я зажёг везде свет и спать не ложился. Родителям ничего не рассказал — сначала от шока не мог ни с кем разговаривать, а потом, отойдя, решил, что мне всё равно не поверят. Впоследствии я перевёлся из того института. Невозможно учиться, когда во время занятий ты слышишь, как за дверью кто-то играет на пианино, а в вентиляционных трубах кто-то ползает. Другие тоже слышали это, но они не сталкивались с тем, с чем столкнулся я, и рассуждали так: мало ли какая студентка может играть, а в трубах шуруют крысы. Только я знал, что эта та самая тварь. Если бы я там остался, она рано или поздно застала бы меня в одиночестве…