Монстр из темнотыСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Монстры могут жить в шкафах, под кроватями, за занавесками — где угодно. В комнате Джоуи монстр облюбовал сундук. В сундуке Джоуи хранил свои игрушки и книги. Сундук не походил на то, что представляется, когда произносишь это слово — в нем не было ничего пиратского или сокровищного, — по сути, это был просто длинный ящик с крышкой. Еще на нем можно было сидеть, как на скамейке, или даже лежать. Джоуи по росту вполне туда помещался, хотя ширины ящика даже для его тощего тельца хватало едва-едва, разве что если обхватить себя руками, чтобы они не мешались. Монстр, возможно, поступал так же. Можно было бы подумать, что у Джоуи много игрушек и книг, если они хранились в таком длинном ящике, но это было не так. На самом деле, монстру в ящике, наверное, довольно свободно. Конечно, Джоуи не играл с палками или тряпками, как какие-нибудь нищие, но хорошо знал, что еще одну игрушку он может получить только на Рождество или День рождения. И, разумеется, он никогда не получал других взамен тех, что потерял или сломал, «вне очереди». Два дня в году. Две игрушки — конечно, не очень сложные, безо всякой электроники. Вполне достаточно для восьмилетнего мальчика. Отец Джоуи был очень практичным человеком. — Он урод, и ты это знаешь, — сказал Джим с раздражением. — Неправда!Но ломал или терял вещи он редко. Джоуи давным-давно приучился быть аккуратным и внимательным. Не то, что Молли, его старшая сестра — ей было пятнадцать, и она считала себя взрослой, а потому, видимо, думала, что имеет право все делать так, как ей самой захочется. — Ну, за этот-то кусок дерьма ты не будешь заступаться?— Если ты еще раз скажешь плохое слово, я не буду играть с тобой всю неделю. Джим закатил глаза. — Это из-за нее мы сейчас здесь! Она не стала тебя слушать, она высмеяла тебя и влепила тебе три подзатыльника подряд, она нас сюда засунула, и ты прекрасно знаешь, почему — чтобы ты чего не увидел, пока она с этим своим…— Всю неделю. — А теперь нас съедят, Джоуи. Джим знал кучу взрослых слов и, когда хотел, ругался так, что мисс Энхарт могла бы потерять сознание — он как-то вылавливал их из чужой речи и запоминал мигом, тогда как Джоуи, разумеется, старательно пропускал их мимо ушей, как и положено приличным детям. Джима никто бы не назвал приличным. Он ругался вместо того, чтобы плакать, дерзил взрослым и насчет всего имел собственное мнение. Но он был настоящим другом. Сестру и отца Джоуи Джим не выносил на дух. Он был к ним очень несправедлив. Он ко многим был несправедлив — стоило кому-нибудь хоть немного косо глянуть на Джоуи, и Джим сразу же записывал этого человека в свои смертельные враги. Конечно, он это делал только потому, что Джоуи был его другом, а друзья должны защищать друг друга, и это Джоуи нравилось, но все-таки Джим перегибал палку. Хотя бы потому, что косо на него смотрящих — как минимум — людей было довольно много. Честно сказать, проще было назвать тех, кто этого не делал. Джоуи не слишком нравился людям, особенно ровесникам. Да и, сказать по правде, размышлял он иногда, у него действительно не было ничего такого, что могло бы заслужить у других одобрение, так что они тут были не виноваты. Джоуи даже подумать боялся, что было бы, если бы еще кто-нибудь, кроме него, мог видеть и слышать Джима. На всякий случай с тех пор, как мамина подруга обозвала Джима «воображаемым другом», Джоуи о нем никому не говорил — да никто и не хотел слушать. Мамины подруги ушли вместе с мамой, а папа и сестра нечасто с ним разговаривали. — Нас съедят, — повторил Джим мрачно. Против монстров он тоже ничего не мог поделать. Джоуи замер — со стороны сундука донеслось какое-то поскребывание. Накануне Молли открыла сундук пинком, перевернула его и вывалила все на пол. «Видишь, сопляк? Нет тут ничего, кроме твоего хлама». Джоуи пожалел, что сказал ей правду о монстре; может, он и утаил бы это, но монстр — это ведь не Джим, и если Джоуи будет продолжать спать в этой комнате, рано или поздно от них найдут только кости. Для того, чтобы перебраться в другое место, требовалась помощь сестры, бывшей в доме за старшую, когда отец уезжал. Но поздним вечером Молли отыскала его на кухне под столом, угостила подзатыльниками и почти пинками загнала в комнату на ночь, обещая, что убьет его, если он вздумает высунуть отсюда нос до утра. Ее одноклассник Билл, гостивший у них, когда отец уезжал, только виновато ухмыльнулся, когда Джоуи с отчаянием поглядел на него, ни на что, впрочем, не рассчитывая. Ну конечно, что в сундуке могло быть днем? Джоуи не был дураком. Он прекрасно знал, что в темноте и на свету одна и та же, по мнению взрослых, вещь на самом деле совершенно разная. Это был просто еще один пункт, как высота или ширина: темнота или свет. Ночью в его сундуке обитал монстр. Монстры могут жить в шкафах, под кроватями, за занавесками — где угодно. В комнате Джоуи монстр облюбовал сундук. В сундуке Джоуи хранил свои игрушки и книги. Сундук не походил на то, что представляется, когда произносишь это слово — в нем не было ничего пиратского или сокровищного, — по сути, это был просто длинный ящик с крышкой. Еще на нем можно было сидеть, как на скамейке, или даже лежать. Джоуи по росту вполне туда помещался, хотя ширины ящика даже для его тощего тельца хватало едва-едва, разве что если обхватить себя руками, чтобы они не мешались. Монстр, возможно, поступал так же. Можно было бы подумать, что у Джоуи много игрушек и книг, если они хранились в таком длинном ящике, но это было не так. На самом деле, монстру в ящике, наверное, довольно свободно. Конечно, Джоуи не играл с палками или тряпками, как какие-нибудь нищие, но хорошо знал, что еще одну игрушку он может получить только на Рождество или День рождения. И, разумеется, он никогда не получал других взамен тех, что потерял или сломал, «вне очереди». Два дня в году. Две игрушки — конечно, не очень сложные, безо всякой электроники. Вполне достаточно для восьмилетнего мальчика. Отец Джоуи был очень практичным человеком. — Он урод, и ты это знаешь, — сказал Джим с раздражением. — Неправда!Но ломал или терял вещи он редко. Джоуи давным-давно приучился быть аккуратным и внимательным. Не то, что Молли, его старшая сестра — ей было пятнадцать, и она считала себя взрослой, а потому, видимо, думала, что имеет право все делать так, как ей самой захочется. — Ну, за этот-то кусок дерьма ты не будешь заступаться?— Если ты еще раз скажешь плохое слово, я не буду играть с тобой всю неделю. Джим закатил глаза. — Это из-за нее мы сейчас здесь! Она не стала тебя слушать, она высмеяла тебя и влепила тебе три подзатыльника подряд, она нас сюда засунула, и ты прекрасно знаешь, почему — чтобы ты чего не увидел, пока она с этим своим…— Всю неделю. — А теперь нас съедят, Джоуи. Джим знал кучу взрослых слов и, когда хотел, ругался так, что мисс Энхарт могла бы потерять сознание — он как-то вылавливал их из чужой речи и запоминал мигом, тогда как Джоуи, разумеется, старательно пропускал их мимо ушей, как и положено приличным детям. Джима никто бы не назвал приличным. Он ругался вместо того, чтобы плакать, дерзил взрослым и насчет всего имел собственное мнение. Но он был настоящим другом. Сестру и отца Джоуи Джим не выносил на дух. Он был к ним очень несправедлив. Он ко многим был несправедлив — стоило кому-нибудь хоть немного косо глянуть на Джоуи, и Джим сразу же записывал этого человека в свои смертельные враги. Конечно, он это делал только потому, что Джоуи был его другом, а друзья должны защищать друг друга, и это Джоуи нравилось, но все-таки Джим перегибал палку. Хотя бы потому, что косо на него смотрящих — как минимум — людей было довольно много. Честно сказать, проще было назвать тех, кто этого не делал. Джоуи не слишком нравился людям, особенно ровесникам. Да и, сказать по правде, размышлял он иногда, у него действительно не было ничего такого, что могло бы заслужить у других одобрение, так что они тут были не виноваты. Джоуи даже подумать боялся, что было бы, если бы еще кто-нибудь, кроме него, мог видеть и слышать Джима. На всякий случай с тех пор, как мамина подруга обозвала Джима «воображаемым другом», Джоуи о нем никому не говорил — да никто и не хотел слушать. Мамины подруги ушли вместе с мамой, а папа и сестра нечасто с ним разговаривали. — Нас съедят, — повторил Джим мрачно. Против монстров он тоже ничего не мог поделать. Джоуи замер — со стороны сундука донеслось какое-то поскребывание. Накануне Молли открыла сундук пинком, перевернула его и вывалила все на пол. «Видишь, сопляк? Нет тут ничего, кроме твоего хлама». Джоуи пожалел, что сказал ей правду о монстре; может, он и утаил бы это, но монстр — это ведь не Джим, и если Джоуи будет продолжать спать в этой комнате, рано или поздно от них найдут только кости. Для того, чтобы перебраться в другое место, требовалась помощь сестры, бывшей в доме за старшую, когда отец уезжал. Но поздним вечером Молли отыскала его на кухне под столом, угостила подзатыльниками и почти пинками загнала в комнату на ночь, обещая, что убьет его, если он вздумает высунуть отсюда нос до утра. Ее одноклассник Билл, гостивший у них, когда отец уезжал, только виновато ухмыльнулся, когда Джоуи с отчаянием поглядел на него, ни на что, впрочем, не рассчитывая. Ну конечно, что в сундуке могло быть днем? Джоуи не был дураком. Он прекрасно знал, что в темноте и на свету одна и та же, по мнению взрослых, вещь на самом деле совершенно разная. Это был просто еще один пункт, как высота или ширина: темнота или свет. Ночью в его сундуке обитал монстр.

Джоуи придавил крышку стулом и книгами заранее — как знал, что его план с кухней провалится, а сестра не даст и минутки перед тем, как выключить свет и закрыть дверь. Поскребывание раздалось снова. На сей раз оно было длинным. — Надо включить свет, — сказал Джим хрипло, и поскребывание мгновенно оборвалось. Джоуи замер от ужаса. Джим, кажется, тоже. — Он что, может нас слышать? — сказал Джоуи. Он уже давно говорил с Джимом мыслями, не раскрывая рта — иначе на людях с ним общаться было бы сложно. Это Джим может орать во все горло, если захочет. Не Джоуи. Но монстр, похоже, слышал его голос ничуть не хуже любого другого. Возможно, он слышал мысли. Джоуи попытался ни о чем не думать. Включить свет было не вариантом — выключатель был на стене как раз возле сундука. Монстр, судя по всему, услышал эту мысль. На этот раз все было хуже — вместо скрежета когтей раздался тяжелый, деревянный шорох — будто один предмет из дерева (например, стул), сдвигался со своего места на другом предмете из дерева (ну, допустим, — чисто теоретически — крышке сундука). Джоуи сел на кровати, завернувшись в одеяло и до боли вцепившись руками в его край. Джоуи знал еще кое-что о темноте, кроме того, что вещи в ней были другими. На самом деле, он знал о темноте довольно много страшных штук, просто никогда не интересовался ими — всем известно, если будешь интересоваться чем-нибудь плохим, оно до тебя обязательно доберется. Время от времени он слышал, как его одноклассники говорят о фильмах ужасов или играх, в которых надо убивать монстров, или рассказывают друг другу страшные истории, но сам, конечно, не только не говорил об этом, но и делал вид, что не слушал. Но пропускать мимо ушей знания о темноте было куда сложнее, чем ругательства. И Джоуи знал — потому, что слушал детей, потому, что слушал взрослых, и потому, что боялся сам, сам, в глубине себя узнавая все это, вычерпывая знания из ямы древней, как сны и человечество — что в темноте можно выжить, если уж тебя угораздило попасть в нее, не заснув. Но для этого надо строго следовать нескольким правилам. Во-первых, в темноте нельзя быть одному. Во-вторых, тем, кто в темноте, надо следить друг за другом — иначе уйдут двое, а вернется только один, и это можешь быть не ты. И, разумеется, в-третьих — нельзя ни присматриваться, ни оборачиваться, иначе можно привлечь внимание. Нужно очень быстро сделать все, что нужно, и вернуться к свету. Он был, слава богу, не один, а со своим лучшим другом, и они всегда смотрели друг за другом. Не приглядываться и не оборачиваться они сумеют. — Ты что задумал? — спросил Джим очень-очень тихо. Он тоже все понял насчет мыслей. И он знал правила. Джоуи еще раз спросил его об этом, хотя знал, что зря тратит время — конечно, Джим их знал. Дверь была ближе на несколько шагов, чем выключатель и сундук. Если очень быстро спрыгнуть с кровати, перескочив спинку, подбежать к двери и выскочить наружу, то монстр не успеет вылезти и схватить их. Заперта дверь не была, просто плотно закрыта. На детской, разумеется, не было замка. Там, снаружи, выключатель света в коридоре был на стене в одном шаге влево от двери, на высоте локтя Джоуи. Если даже свет и не горит (в чем он сомневался — Молли наверняка еще не легла, а она всегда оставляет свет в коридоре включенным), его можно будет включить почти молниеносно. Джоуи хотел поделиться этим планом с Джимом, но со стороны сундука раздался тяжелый стук и шлепок. На пол свалилась одна из книг. Страшно было так, что обливающийся потом Джоуи почти не чувствовал ног, но выбора у него просто не было — если он будет медлить, монстр съест и его, и Джима. — Держись рядом. Нельзя было думать, и нельзя было тянуть время. Поэтому Джоуи просто перехватил одеяло так, чтобы скинуть его в один момент, привстал, и прибавив только:— Дверь!метнулся вперед. Стул с грохотом слетел с ящика. Мальчика обдало смрадным, холодным воздухом, после жара одеяла и страха казавшимся буквально ледяным. Он повис на ручке двери, со всей силы дернув ее на себя, и выскочил в коридор, захлопнув ее так, что весь дом, казалось, содрогнулся. И замер. Свет не горел. Он стоял посреди чистой тьмы. — Ты молодец, конечно, и я рад, что нас не съели, но что теперь? — сердитым шепотом спросил Джим. Джоуи слышал, что он боится ничуть не меньше него самого. Тишина вокруг была абсолютной. Монстр за дверью никак себя не выдавал, хотя он уже, конечно, выбрался из сундука. — Надо включить свет, — сказал Джоуи и пошарил рукой по стене на высоте своего локтя. Выключателя не было. Стена была гладкой и прохладной. Джоуи зазнобило.

Он пошарил еще раз. В темноте вещи становятся другими, он всегда это знал. — Я его не чувствую, — прошептал Джим. — Похоже, пропал. Он мог пропасть?Конечно, мог, подумал Джоуи уныло, и ужасно разозлился на себя. Он же знал, что вещи во тьме другие. Выключатель, наверное, в темноте просто ямка или какой-нибудь там паук. Почему он об этом не подумал? Неужели привык к взрослой мысли?Темнота вокруг медленно, глубоко вдохнула и выдохнула, — как гигантский пес, давно мертвый и сгнивший, но все еще способный дышать. Джоуи замер. Если вещи в темноте другие, то и дом — весь дом, дом целиком — тоже другой. Почему, почему он настолько глуп?— Не паникуй, — севшим голосом сказал Джим ему на ухо. Джоуи вцепился ему в руку. — Надо спуститься вниз и найти Молли. Спорим, она еще на диване в гостиной со своим этим ублюдком. Люди в темноте вроде бы не меняются; эта мысль была успокаивающей, как и та, что в гостиной наверняка горит телек. Молли взбесится и наверняка ему всыплет, но пусть — живым и побитым быть гораздо лучше, чем сожранным заживо. А Джиму она вообще ничего не сможет сделать. На секунду он подумал о том, что стоит закричать, позвать Молли, но даже при мысли о том, как его крик впитается во тьму, ему стало физически дурно, а глотку сжало так же, как когда его вызывали к доске. — Не паникуй, — сказал Джим еще раз. — Лестница впереди, ты это помнишь. Давай держаться за стену. Джоуи прижал мокрую, холодную ладонь к стене. На ощупь она была сухой и шершавой — коридор был оклеен полосатыми обоями с выбитыми на них цветами, которые выбирала когда-то мама. — Я… не вижу ничего, — он дрожал. Пижама прилипла к телу из-за пота, а теперь в мокрой куртке было так холодно. — Там был только столик по этой стороне, врезаться вроде не во что… помнишь, с вазой… как только дойдем до него, сразу поймем, что половина пути до лестницы есть. Джоуи шагнул вперед, не отрывая руки от стены. Дверь в комнату осталась позади. Возвращаться было нельзя — внутри поджидал монстр. Открыть дверь он вряд ли способен… иначе уже открыл бы ее. Джоуи нестерпимо захотелось оглянуться — просто порыв, привычка, — но он успел себя одернуть. Не оборачиваться. Не присматриваться. Он медленно, с усилием делал шаг за шагом. Босые ступни утопали в ковре. Неужели у них был такой пушистый ковер в коридоре? Джоуи всегда казалось, что он обычный, даже немного хуже, чем в гостиной, но сейчас ворс был очень длинным. Пальцы буквально закапывались в него. И жестким. Словно шерсть. — Я тоже это чувствую, — сказал Джим, идущий рядом. — Как по дохлой псине шагать. — Ты не оборачивался?— Мне под ногами, это… достаточно. И я же не детсадовец какой… я помню правила. Может быть, подумал Джоуи, здесь тоже кто-то их слышит. Их мысли. Их дыхание. Он решил вдыхать и выдыхать пореже, но получалось так плохо, что он просто решил дышать ртом. Когда дышишь ртом, получается почти беззвучно. Когда он втянул первую порцию черного воздуха, ему показалось, что у темноты был вкус, и это был вкус лежалого, плесневелого хлеба и грязных тряпок. Несколько шагов спустя он понял, что стена под его ладонью стала какой-то другой; теперь она больше напоминала пористую кость. Джим сглотнул и предложил идти быстрее. Джоуи очень хотелось оторвать руку от стены, дырочки пор и ямок под пальцами его пугали, но он не решался — так они могли потеряться. — Столик, — просипел он наконец, с облегчением хватаясь за его край — теперь можно было выпустить ненадолго стену, столик ведь все равно придется обойти. Столик оказался выше, чем он думал, а дерево под его руками было насквозь гнилым. При нажатии из него сочилось что-то тепловатое и липкое. Джоуи почти закричал. До его щеки что-то дотронулось. Вокруг зашуршало — казалось, тысячи крохотных насекомых трепещут крыльями. Его лица беспрестанно касалось нечто, слишком мягкое для того, чтобы быть летающим насекомым, и достаточно маленькое, чтобы поместиться в те дырочки в костях стены, какие он чувствовал под пальцами по дороге сюда. — Отойди от него! — крикнул Джим и сжал руку Джоуи. Его горло никогда не сжимало. — Вы сами подошли сюда, — сказало ему из тьмы, и дерево под его руками стало более шершавым, будто бы обрастая коростой. Джоуи отдернул руки. Голос шел волнами, и трудно было различить, звук это или перепады холода, проникающие в мысли и вытаскивающие твои собственные слова. — Я только смотрю на вас. Я должна вас разглядеть. Мягкие насекомые вились у лица Джоуи, касаясь его лба, носа и щек тысячу раз и отдергиваясь снова. — Вижу, — сказал голос; в нем появились другие волны, Джоуи мог бы назвать их теплыми, если бы рискнул. — Вы знаете правила во тьме?— Да, — сипло выдавил Джоуи. Насекомые вились у его губ, он боялся, что они заберутся внутрь и станут ползать по его зубам и горлу — мягкие и мечущиеся, как личинки. — Не быть одному. Не терять друга. Не оборачиваться. — Это хорошо. Если вы не нарушите их, вы оба спасетесь. — Да… мэм. — Нам надо идти дальше, — сказал Джим, крепко сжимая руку Джоуи. — Не подскажите нам… там… есть лестница вниз, да?— Да, — отозвался голос после паузы. — Редко кто ищет путь вниз. Вы смелы… и знаете правила. Ступайте по ребрам, тогда вы дойдете. Насекомые осыпались вниз лавиной, мертвые, неподвижные и бесполезные — прямо в волосы Джоуи, ему за шиворот, попадая в кармашек пижамной куртки; Джоуи дернулся от ужаса и прыгнул вправо, боясь снова случайно дотронуться до «столика» и желая обогнуть его как можно быстрее. Позади было… это… эта… другие насекомые шумели за их спинами. Не оборачиваться. Они нашли стену через тридцать секунд — самые длинные секунды на свете. Теперь она казалась липковатой и податливой, как натянутая пленка. Джоуи всхлипывал. Это было плохо, но ничего с этим нельзя было поделать. Все равно все тут, похоже, уже знают, что они здесь. Когда он шагнул и почувствовал, что под ногой больше нет пола, он вздрогнул и отшатнулся, едва не упав вместе с Джимом. — Лестница, — сказал тот шепотом. — Это должна быть она. Джоуи попытался всмотреться в темноту внизу, такую же густую, как и везде. Там должна быть гостиная, Молли, включенный телик с его синеватым светом. Тьма покачнулась и со свистом втянула воздух. Ковер под ногами приподнялся на мгновение вместе с полом и лег обратно. Джоуи зажмурился. Нет, нет, он не присматривается. Нет. Никогда. Держась друг за друга, они начали спускаться. Ступеньки были округлыми на ощупь, покатыми на краях, выше в несколько раз, чем обычно, и какой-то странной формы; иногда они больно резали ноги, словно на них были какие-то взрезы; Джоуи пытался сдержать плач и с ужасом думал, что позади них остается дорожка из крови, а он, может быть, никогда после этого больше не сможет ходить. Но, по крайней мере, они вели вниз. — Никогда не думал, что так буду хотеть увидеть Молли, — сказал он Джиму. - Ага, надо встретить ее поскорее, а потом разбить ей нос. — Нет. Если Джима в таких вопросах не тормозить, он сам не остановится, это Джоуи давно себе уяснил. Некстати он это сейчас начал… Джоуи был напуган так, как никогда в жизни, и нервы у него были на пределе. — Джоуи, она тебя ненавидит… может, она вообще была не прочь, чтобы нас съели. Чтобы мы исчезли. Она же считает, что мама из-за тебя ушла. — Нет. — Считает… и твой отец тоже — Джим сильнее сжал ему руку. — Они такие ублюдки, ну пойми ты это… им на тебя не плевать только по привычке. Может, хороший перелом поможет это осознать хотя бы Молли. — Джим, умолкни, мы ничего не будем ей делать!— Да кто ж еще бросает детей во тьме, как не такие…Джоуи с силой дернул рукой, вырывая ее из пальцев Джима, и отшатнулся. — ДА ЗАМОЛЧИ ТЫ! — заорал он изо всех сил. И лестница вздрогнула. Сильнее, чем раньше — ковер. Далеко-далеко, в бездне тьмы внизу, раздалось горловое ворчание. Гигантский пес, давно мертвый и сгнивший. Джоуи судорожно огляделся и замер, присев на ступени и прижавшись к ним — под ладонями скользило что-то костяное, лестница снова начала приподниматься — но не так, словно ее поднимает силой своих лап какой-то монстр. Скорее, как если она была его частью. — Джим? — позвал он. Ответа он не услышал. Вспыхнул свет. Молли, полуодетая и растрепанная, выскочила из гостиной на крик, чтобы увидеть сидевшего у первой ступеньки лестницы младшего брата, этого тупицу Джоуи, который должен был уже целый час мирно спать в своей комнате. Джоуи рыдал и кричал во весь голос, вытирая лицо рукавами пижамной куртки. Собиравшуюся выбить из него всю дурь Молли, которую он здорово отвлек, это сбило с толку. — Ты чего, с лестницы упал?— Они его забрали, — сквозь слезы и всхлипы ответил ее брат. — Они его съедят из-за меня…Молли подняла его на ноги, оправила пижаму и оглядела со всех сторон, отыскивая открытые переломы. Таковых не наблюдалось, хотя мелкий, похоже, умудрился вываляться в каких-то дохлых сушеных москитах — она нашла у него на воротнике целых три штуки. — Мы нарушили правила… — мальчик заходился в рыданиях. — Нельзя было разделяться… теперь его съели…Из гостиной высунулся Билл. Молли сердито мотнула ему головой — дай мне тут разобраться. — Они его… Дж… Дж…Молли дала ему легкий подзатыльник, просто чтобы он успокоился. Опять этот воображаемый друг. Как он ее достал со всей своей дрянью, выискался тут тоже, будто она какая нянька. — А ну заглохни, — посоветовала она. — Пошли, дам тебе воды. Никого не съели, этот Джим твой — выдуманный. По дороге на кухню — Молли всюду включала свет, и выключатели никуда не пропадали, — ребенок утих. Там она налила ему стакан воды из кувшина, поглядывая искоса в зеркальный блок, висевшей под шкафчиками, и сунула в руки. Мальчик выпил его залпом. Он выглядел уже не так сопливо, как у лестницы; сказать по правде, он вообще выглядел более собранным, чем обычно — а обычно Джоуи такая тряпка. — Можно мне еще? — спросил он хрипло, и даже не прибавил обычного «пожалуйста». Молли с раздражением взяла стакан и повернулась к мойке. — Если в кровать из-за этого надуешь… короче, сам знаешь. — Угум, — отозвался Джоуи. Молли подставил стакан под струю и посмотрела в зеркало. Ее брат с незнакомым, странным выражением лица, смесью горя и боли без капельки страха, почему-то стащил со стола узкую, тяжелую стеклянную вазу и с усилием поднял ее над головой. Молли успела обернуться, но больше она не успела ничего.