Молодость моего мираСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

А были ли вампиры в советское время? И могли ли они быть из рабочего класса?Я сидел в библиотеке и обдумывал один вопрос, и мой взгляд блуждал по стенам. И тут на глаза мне попалась одна надпись. Юность – пора раздумий. Я задержался на ней мысленно и тут меня накрыл приступ ностальгии, которая со мной случается нечасто. Я понял, что несогласен с этим утверждением. Всеми фибрами души!Вся моя юность, особенно перед превращением, прямо опровергает эту надпись. Я не раздумывал, я просто делал то, что подсказывает. В каких-то случаях душа, в каких-то эго, а в каких-то просто мой внутренний зверь. Едва окончив школу, уговорил отца устроить меня к себе на завод, под шефство, наладчиком станка. Работа это была не пыльная, ведь станки были неубиваемые, посему налаживать их нужно было нечасто. Разве что требовалась периодическая чистка, ну и маслом нужно было смазывать после смены. Отец мой на этом заводе работать начал ещё до войны, был электросварщиком первой категории, дослужился до начальника цеха. С годами он прослыл добросовестным и ответственным рабочим, приобрёл авторитет в глазах коллег и начальства. Так что особой проблемы в том, чтобы устроить меня туда, не было. Мои последние школьные каникулы были проведены не слишком изобретательно. Без малого три месяца я околачивал груши, слоняясь по округе с такими же бездельниками – моими ровесниками; затем последовал месяц бумажной волокиты, и вот, где-то в начале октября, к семи утра я поплёлся на завод. Меня, как молодого сотрудника, щадить не собирались. Я попал как раз к моменту начала ремонтных работ в одном из цехов, так что вкалывать приходилось по полной программе, занимаясь при этом далеко не наладкой станков. Мы вместе с несколькими такими же пацанами убирали помещения, замешивали раствор, носили кирпичи, – в общем, выполняли любую грязную работу, которой было навалом. Несмотря на это, думы раздумывать я не стал, увольняться не собирался даже. Хотя валился с ног от усталости. Просто работал и всё, получал свою честную зарплату. Приходил домой после работы, помогал матери. Бесился порой страшно, но бросить эту тягомотную жизнь я не мог. Ещё бы в тунеядстве обвинили, отцу бы выговор с лишением премии. Уволили бы еще чего доброго, не на что было бы красное покупать и ноты с пластинками. Частенько, по выходным и вечерами, гулял с товарищами, и развлекался, как умел. Ещё на тромбоне выучился играть в пионеркружке, и меня взяли в банду даже, чтобы на танцах играть. Большая удача!Если мне нравилась какая-то девчонка – пытался закадрить. Отвечала взаимностью – ходили в торты-пирожные, потом в парк или ещё куда, и, если всё шло по маслу, водил её в гости к одному товарищу в четырёхкомнатную квартиру в центре. У него там что-то вроде салона – притона было. Там, что ни день, – либо сборище и пьянка, или же вовсе и квартирник чей-то. И так было в то время всегда. Потом, если «та самая» начинала мне докучать, без раздумий бросал её – и всё. Не подумав. Не подумав о её чувствах, о последствиях. Хотя порой потом накатывала такая тоска и уныние, что прямо беда. За четыре года, что я на заводе проработал, я сменил уйму девушек. Все они, конечно, по типажу были разные, но в душе все какие-то одинаковые. Бабы – одно слово, что с них взять то. Меня тогда спасали две вещи, которым я был верен безоговорочно – красным винам и музыке джаз. Уж это я точно любил. Только единственное происшествие в те года заставила меня задуматься. На одной пирушке, когда я, в соплю пьяный, спал в ванной, меня укололи в руку. Я проснулся от боли. На месте укола я обнаружил синяк, как от капельницы, а на шее – след, нечто вроде засоса. Сначала мне стало страшно: вдруг меня какая-то шваль попыталась подсадить на хмурого? Но проснулся-то я в здравом уме, и на следующий день, уже вернувшись, домой к матери, признаков ломки не почувствовал. Зловещая какая-то история получается. Весь следующий рабочий день у меня прошёл в размышлениях: кто и что, зачем и почему. Работе мои думы не мешали, благо, занятость у меня была физического толка. После рабочего дня я вернулся к Сашке в четырёхкомнатную его бабкину квартиру, принёс бутылку Улыбки, отстояв очередь в гастрономе. Своего товарища я застал в весьма потрёпанном виде. Открыв мне дверь, Саша поковылял в свою комнату – библиотеку, которая повидала немало умных бесед. Я за ним. Мы зашли в комнату, он потянулся рукой к бутылке, чтобы открыть. У него руки тряслись страшно, видно было, что похмелье его мучило неистово и беспощадно. Но я ему безцеремонно помешал, взяв бутылку, метнулся на кухню, взял хрусталей и открывалку, вернулся. Он был удивлён моему приходу и рад, я же был полон вопросов. Началось незатейливо:– Ты что вдруг то, да ещё и с алкашкой?– пробурчал Санёк– Это ты рассказывай, что со мной у тебя в ванной сотворили прошлой ночью! Какого лешего я хожу с двумя засосами неизвестно от кого? Вот, пожалуйста!А были ли вампиры в советское время? И могли ли они быть из рабочего класса?Я сидел в библиотеке и обдумывал один вопрос, и мой взгляд блуждал по стенам. И тут на глаза мне попалась одна надпись. Юность – пора раздумий. Я задержался на ней мысленно и тут меня накрыл приступ ностальгии, которая со мной случается нечасто. Я понял, что несогласен с этим утверждением. Всеми фибрами души!Вся моя юность, особенно перед превращением, прямо опровергает эту надпись. Я не раздумывал, я просто делал то, что подсказывает. В каких-то случаях душа, в каких-то эго, а в каких-то просто мой внутренний зверь. Едва окончив школу, уговорил отца устроить меня к себе на завод, под шефство, наладчиком станка. Работа это была не пыльная, ведь станки были неубиваемые, посему налаживать их нужно было нечасто. Разве что требовалась периодическая чистка, ну и маслом нужно было смазывать после смены. Отец мой на этом заводе работать начал ещё до войны, был электросварщиком первой категории, дослужился до начальника цеха. С годами он прослыл добросовестным и ответственным рабочим, приобрёл авторитет в глазах коллег и начальства. Так что особой проблемы в том, чтобы устроить меня туда, не было. Мои последние школьные каникулы были проведены не слишком изобретательно. Без малого три месяца я околачивал груши, слоняясь по округе с такими же бездельниками – моими ровесниками; затем последовал месяц бумажной волокиты, и вот, где-то в начале октября, к семи утра я поплёлся на завод. Меня, как молодого сотрудника, щадить не собирались. Я попал как раз к моменту начала ремонтных работ в одном из цехов, так что вкалывать приходилось по полной программе, занимаясь при этом далеко не наладкой станков. Мы вместе с несколькими такими же пацанами убирали помещения, замешивали раствор, носили кирпичи, – в общем, выполняли любую грязную работу, которой было навалом. Несмотря на это, думы раздумывать я не стал, увольняться не собирался даже. Хотя валился с ног от усталости. Просто работал и всё, получал свою честную зарплату. Приходил домой после работы, помогал матери. Бесился порой страшно, но бросить эту тягомотную жизнь я не мог. Ещё бы в тунеядстве обвинили, отцу бы выговор с лишением премии. Уволили бы еще чего доброго, не на что было бы красное покупать и ноты с пластинками. Частенько, по выходным и вечерами, гулял с товарищами, и развлекался, как умел. Ещё на тромбоне выучился играть в пионеркружке, и меня взяли в банду даже, чтобы на танцах играть. Большая удача!Если мне нравилась какая-то девчонка – пытался закадрить. Отвечала взаимностью – ходили в торты-пирожные, потом в парк или ещё куда, и, если всё шло по маслу, водил её в гости к одному товарищу в четырёхкомнатную квартиру в центре. У него там что-то вроде салона – притона было. Там, что ни день, – либо сборище и пьянка, или же вовсе и квартирник чей-то. И так было в то время всегда. Потом, если «та самая» начинала мне докучать, без раздумий бросал её – и всё. Не подумав. Не подумав о её чувствах, о последствиях. Хотя порой потом накатывала такая тоска и уныние, что прямо беда. За четыре года, что я на заводе проработал, я сменил уйму девушек. Все они, конечно, по типажу были разные, но в душе все какие-то одинаковые. Бабы – одно слово, что с них взять то. Меня тогда спасали две вещи, которым я был верен безоговорочно – красным винам и музыке джаз. Уж это я точно любил. Только единственное происшествие в те года заставила меня задуматься. На одной пирушке, когда я, в соплю пьяный, спал в ванной, меня укололи в руку. Я проснулся от боли. На месте укола я обнаружил синяк, как от капельницы, а на шее – след, нечто вроде засоса. Сначала мне стало страшно: вдруг меня какая-то шваль попыталась подсадить на хмурого? Но проснулся-то я в здравом уме, и на следующий день, уже вернувшись, домой к матери, признаков ломки не почувствовал. Зловещая какая-то история получается. Весь следующий рабочий день у меня прошёл в размышлениях: кто и что, зачем и почему. Работе мои думы не мешали, благо, занятость у меня была физического толка. После рабочего дня я вернулся к Сашке в четырёхкомнатную его бабкину квартиру, принёс бутылку Улыбки, отстояв очередь в гастрономе. Своего товарища я застал в весьма потрёпанном виде. Открыв мне дверь, Саша поковылял в свою комнату – библиотеку, которая повидала немало умных бесед. Я за ним. Мы зашли в комнату, он потянулся рукой к бутылке, чтобы открыть. У него руки тряслись страшно, видно было, что похмелье его мучило неистово и беспощадно. Но я ему безцеремонно помешал, взяв бутылку, метнулся на кухню, взял хрусталей и открывалку, вернулся. Он был удивлён моему приходу и рад, я же был полон вопросов. Началось незатейливо:– Ты что вдруг то, да ещё и с алкашкой?– пробурчал Санёк– Это ты рассказывай, что со мной у тебя в ванной сотворили прошлой ночью! Какого лешего я хожу с двумя засосами неизвестно от кого? Вот, пожалуйста! – резким движением закатав рукав, я продемонстрировал товарищу место укола. Потом показал шею. – А я бы гордился! – фыркнул Саня. Мы посмеялись. Перекинулись ещё парочкой шуток. – Ну? Давай, выкладывай, что у тебя? Что такой взъерошенный-то? – после ещё одного глотка живительной красно – коричневой жижи он, наконец, повторил вопрос. И я начал оживлённо выкладывать. – Понимаешь, после танцев я завалился сюда. Мне открыл какой-то чудик, – и тут же скрылся следом за хохочущей шкурой, незнакомой. Я уже нехило так был пьян, к тому же, Юльку видел. Она же ушла от меня. На танцах была с каким-то гадом, этот мудила кинул в меня чем-то, пока я играл. Настроение было паршивое. Прямо такое, чтоб нахерачится и сделать себе ещё хуже. Тебя, у тебя, кстати, дома, я так и не нашёл. Хотя в принципе тебя только и хотелось видеть. Я. Зашел в залу. Там сидели патлачи какие-то неизвестные, они угостили меня портом. О чём-то разговаривали, не помню. То ли о возможности вечной жизни, то ли о медицине, то ли о бабах. Трепались, трепались, ну и я понял, наконец, что пьяный, в полный рост. А тут как раз танцы пошли. Пока плясал, пытался симпотную девушку приобнять, но понял: вот оно, рвотные пошли с вертолётами. Вытанцевал из залы, упал, встал еле– еле. Песня кончилась, все кинулись плёнку перематывать, а я, пока бежал до туалета, чуть не проблевался. После этого, помню, походил по хате, не нашёл ни одного свободного ковра или койки. У тебя ж сам понимаешь – койки заняты. Пошёл на балкон, покурил, ну и решил занять ванну. Сначала было холодно, а потом я уснул мёртвым сном. В себя пришёл уже под утро. Чувствую: шею щипет. Открываю глаза и вижу: сидит передо мной на толчке этот хмырь, с которым я порт пил, и шприц с красным обсасывает. Он как увидел, что я проснулся, подскочил и пулей вылетел из толчка. Я нехило ослабел, непойму почему. Даже погнаться и надавать ему люлей не смог. Так дальше и спал до утра, пока ты в ванную не зашёл и не погнал меня домой. – Не помню ничегошеньки. Занятная история…– ответил, посмеиваясь, Саша, слегка выпучив глаза от удивления. – Дурила картонная, убить бы тебя! – засмеялся я. – Слушай, Сань. Мне надо найти этого чувака. Ты вообще их видел хоть, застал в хате?– Застал! Эта волосатая компания с кубинскими винами. Это не порт ты пил, это ром кубинский, кстати. Пришли ко мне вместе с Владом. Он фарцовщик, ателье в одном подвале держит. Они там одежду и джинсы из Польши и Чехословакии продают и перешивают всякие штаны, рубашки. Если не боишься – сходи туда. Но я бы не стал, лучше пускай сюда придут ещё раз, я им сам лично ввалю по щам. Вообще, похоже, что они уже конкретно заигрались в свою эту игру…– Какую это ещё игру? – оживился я, и придвинулся ближе к товарищу. – Ну, что они, типа, вампиры и лечат любые сердечные раны, болезни, и всё такое. – Чего? Вампиры? Которые типа чудовища, пьют кровь и вечно живут? Да ваще вилы. Это прикол новый что ли, по спаиванию и поклейке шкур?– Ну да. Они у меня были раньше. И показывали фокус. Резали по пьяни себе руки, а к концу вечеринки у них всё заживало. Либо они нехилые такие фокусники и шулеры, либо я «витаминов» пережрал. Либо реально. Сходи туда, проверь, расскажешь мне потом. Я с ними общаться боюсь. И ваще, после твоих рассказов – *****! Не пущу больше их домой. Навлекут мне тут ёщё ментов с полтергейстами. – ***. – выпалил я и заглушил страх и тремор в мыслях большим глотком вина. Санёк всё же рассказал мне, как найти эту подворотню. Я примерно представил, где это находится, и в пятницу после работы направился туда. В голове прокручивались мысли и слова, выражения и степень их борзости. Что я скажу им? Посчитают за дурака, право слово. Но почему-то я шёл туда. Впрочем, как и всегда. Это у меня от деда, которого даже отсидка в тридцать седьмом не сломала. Арка между домами на углу улиц Клочкова и Маяковского была закрыта на амбарный замок. Вот засада, не попаду, наверное. Я достал сигарету и закурил. Облом полный, идти домой не хотелось. Да ещё зацыпина на сгибе локтя странно чесалась, доставляя немалые неудобства. И тут – аллилуйя! Когда сигарета практически превратилась в бычок, в самой глубине двора я увидел девушку. В лёгком платье и с идеально вьющимися волосами, она направлялась как раз к чёртовым воротам. О, чудо, подумал я. Будет выходить – проскользну в арку, а, может, ещё и познакомиться удастся. Отошел от забора, чтобы не вызвать подозрений. Когда послышался звук отпираемого замка, стремглав побежал к подворотне. Я нечаянно толкнул её, создав видимость крайней спешки, и без оглядки бежал и бежал вперёд под её возмущённые крики. Познакомиться не удалось. Внутрь дома, внутрь двора, затем – поворот налево, мимо верёвки с бельём. Хорошо. Но где же вход в подвал в этих домах? Около подъезда я остановился и снова почесал руку, – слишком усердно. Расчесал до крови. Не находя подвала я решил обойти дом и выйти с другой стороны. И вот, в другой арке, я нашёл наконец-таки подвал, который был не закрыт, и который был подозрительно чистым. Может там? Я спустился вниз, но ничего не обнаружил. Просто подвал. Однако вскоре железная решётчатая дверь захлопнулась с таким треском, что я даже невольно вздрогнул. Я обернулся. Аккурат за моей спиной на расстоянии прям вздоха от меня стоял этот хмырь. Тот самый патлатый рыжий, который воткнул в меня шприц в ванной. Подняв подбородок и разозлившись, я заикнулся было спросить у него, какого собственно *** он это сделал. Но, почему-то я не смог этого сделать. Это чудило мне лучезарно улыбнулся и глядя мне прямо в лобные доли мозга, сказал: «Ты, наверное, к Владу? И тебя интересует, почему твоя рука так болит? Пойдём, я проведу тебя к нам». Я как-то обмяк и расслабился, даже заулыбался. Не знаю почему, но в ногах обнаружилась слабость, что я последовал за ним безприкословно, словно меня вели за поводок, как маленькую собачку. Я еле стряхнул с себя это, уже зайдя к ним в ателье. Ателье и подпольный магазинчик находились в подвальном помещении, а рыжий меня звал подняться по откидной лестнице. Эта лестница вела на первый этаж, в простую квартиру. Ну нифига себе, эта компания работала и жила в обычной однокомнатной квартире. В комнате сидели двое. Один белокожий с ярко красновато-бордовыми волосами. Ну и Влад, которого я смутно помнил ещё с попойки. Влад сидел с ними и писал какое-то письмо. Молча, очень сосредоточенно и не отвлекаясь. Я вспомнил это лицо. Ещё тогда, у Санька, я удивился, когда он мне сказал что ему 27. Лицо у этого Влада было такое умудренное жизнью, почти как у моего деда. Правда, жизни этот человек наверняка и не видел. Потому что ни одной морщины, а в глазах – сталь, какая бывает только у деспотичных начальников. От таких глаз обычно леденеет сердце. Влад закончил писать письмо, извинился передо мной и предложил мне сесть на диванчик сбоку от его стола. Руки мы жать друг другу не стали. Он начал первым:– Привет, а знаешь, мы не ждали тебя. Я, признаться честно, подумал, что не придёшь. И забудешь об этом оку… – он запнулся, проглотил и продолжил, – уколе и дырке в твоей руке. – Не забыл, как видишь. Очень уж болит. И не заживает уже долго. Что вы мне вкололи?– Ничего. Мы просто взяли у тебя немного крови. – Зачем? – я всё ещё строил из себя простого– Понимаешь. Она нужна была нам. Хотя, тебе уже друзья наверняка всё рассказали, и ты знаешь… – он тяжело вздохнул. – Да, мне рассказали, что вы и есть «вампиры» Но я не верю во всё это, это какие-то сказки для девчонок. Какие доказательства своей кровососущей природы вы можете предъявить? – парировал я. Влад выдохнул и откашлялся. Он переглянулся с двумя своими товарищами, и ответил мне надменно – величественно:– Да, мы можем тебе это показать. И покажем. Однако перед всем этим и мы должны проверить тебя. Прежде всего, спрошу, а умеешь ли ты хранить тайны? – сказал мне Влад и просверлил своим взглядом меня насквозь. Меня протрясло лёгкими мурашками, я был полностью во внимании к тому, что он сейчас выпалит. Он продолжал: « А то у нас с Григорием возникают сомнения, что не умеешь. Из последней беседы мы поняли, что ты молод, общителен, вращаешься в творческих кругах. Джаз, девушки, сплетни…Я грубо перебил его – Я не расскажу!– Чем докажешь? – сказал красноволосый Григорий. – Я… я даже матери не показывал своей укушенной руки. А ведь она у меня до сих пор всё проверяет. Ну, карманы куртки там, сумку с едой на работу собирает. Она у меня такая, привереда. – А откуда ты узнал, где мы работаем?– Мне сказал Сашка, мой лучший друг!– Ему показывал?– Нет! – с честными глазами я соврал. Они этого не учуяли, хотя я бы точно учуял такое. – А знаете, как рука ноет, скрывать такое весьма-весьма непросто. Я показал им руку, расчесанную до крови. Она к тому же ещё и волдырями покрыться успела– Да, видимо заражение пошло. Аким и Я извиняемся за это…И тут, Влад продырявил свою руку фигурным ножичком для писем. В том же месте, что и у меня, в месте локтевого сгиба. Из ранки начала просачиваться кровь, и он попросил меня протянуть ему руку локтевой ямкой к нему. Я повиновался. Он капнул своей кровью мне прямо на рану. Защипало так сильно, что я даже вскрикнул. Я неотрывно смотрел на это всё. С каждой новой каплей Владовой крови воспаленная синева кожи спадала, синяк от неудачного укола сходил на нет. И хотя времени прошло чуть-чуть, мне невольно показалось, что время в этой квартире замедлилось. Потом, когда этот номер закончился, мой синяк превратился из синюшного пятна в жёлтую отметину. А уже затем, из жёлтой отметины просто в шрам. Я испытывал сильное удивление, такого я раньше не видел никогда. От того, что я видел, по моей спине пробежал один большой электрический разряд. Это было просто чудесно, я не мог понять того, что видел. Влад улыбался, но я услышал, совсем краем уха, что он простонал. А когда моя рана зажила полностью, он отдёрнул свою руку и прислонил её к своим губам. Как-будто неистово целуя. Я минуту смотрел на то, как Влад, очень театрально, с нескрываемым наслаждением целует свою локтевую ямку. Моё восприятие времени замедлилось, когда я наблюдал за этим. Затем, оторвав руку ото рта, он протянул её мне для осмотра. Его рука была без намёка на порез. – Теперь ты веришь нам? Правда ведь?– Верю. А вы таким же образом душу лечите от сердечных ран? – говорил я, чувствуя и сильную усталость и полное расслабление одновременно. – Ну, по эффекту если судить, то да – они улыбались все трое, все трое как чеширские коты– Тогда сделайте меня таким же…– Мы не против, однако было бы нечестно сделать это сегодня. Ко мне нечестно, понимаешь Олег. Мне восстановление требуется для превращения. Моя кровь не свёртывается по такому же принципу, как у тебя. Мой организм другой работает по другой схеме и если тебе, например, для восстановления от кровопотери в 200 мл требуется 2 дня, то мне с моими «волшебством» нужно неделю, минимум. Стволовые клетки у меня там присутствуют. Сечёшь?– А откуда догадались, как меня зовут? – сказал я в удивлении. – Телекинез плюс отличная память на имена. Вот и весь секрет!! – он ухмыльнулся. – Скажем так, давай я тебе дам 2 недели на раздумья, может даже больше чем две недели. Ведь ты понимаешь, что у человека как у смертного существа тоже есть свои плюсы. – Не надо. Я подумаю – говоря это, я уже представлял себя таким же, как и они. – Хорошо. Но только подумай основательно, ведь у тебя потом будет целая вечность. И ты либо будешь вечно страдать, либо. … Как хочешь. Решай, малый. – Я пошёл. Через 2 недели вернусь. На прощание Григорий мне порекомендовал прочесть Дракулу Брэма Стокера. И что-нибудь из психологии, например что-либо о слабых людях, что сподвигают других людей на конфликты и ругань, а потом кайфуют от этого. Они пожали мне руки, и я уверенной походкой вышел из подвала, пошёл по своим делам. После такого разговора я ходил сам не свой. Две недели, данные мне на раздумье казались мне просто вечными в те годы. После того что я узнал – сомнений не было. Меня так бесила эта жизнь, которой я жил. Я вспоминал обрывки того удолбаного – пьяного разговора с ними на квартирнике у Сашка, и все то, что они мне показали. Я стал после них другим. Я уже не воспринимал свой завод, эти гастрономы с дешёвыми продуктами как норму жизни. Ведь ставши вампиром, как Влад, я буду свободен от телесных нужд в деньгах и пище. И эта грязь! Эти понурые лица мне тоже порядком надоели. Если честно, мне осточертели даже мои кровные родственники: мама, отец и брат Алёшка. Так осточертели! Своей трудолюбивостью, своей ограниченностью в средствах, в развлечениях и мыслях. Тогда я хотел убежать от всего этого, избавится. Каждый вечер с домашними казался мне пустым, пыткой китайской, что хоть в петлю. Я жаждал праздника жизни. Я играл на тромбоне в одной забегаловке, и мне, если откровенно, очень хотелось славы. Вокруг своей персоны хоть какой-то движухи я хотел, естественно. И как любой «необычный» советский человек я хотел увидеть, как живёт мир. Чем дышит мир и как в нём всё устроено. Я хотел попробовать все, что в нём есть. И хорошее, и плохое. И, конечно же, я хотел побывать за границей. Я не раздумывал над их предложением, а мечтал. Вот именно это, на мой взгляд, и стоит делать в юности. Мне кажется, это именно то, за что мы её так любим. Мы любим юность за то, что проживая её правильно, у нас получается мечтать лучше всего. Эти мечты нам светят до самого конца. Эти последние человеческие недели были самыми долгими для меня. Я заходил в библиотеку заводскую. Когда я назвал те книги, что мне посоветовал Григорий, у библиотекарши округлились глаза. У нас таких не было. А в другие библиотеки я был не записан. Пару раз я заходил к Саше, и тоже не нашёл ничего подходящего. Только Зигмунда Фрейда. А введение в психоанализ Зигмунда Фрейда меня не впечатлило. Я человек простой, эта книга была для меня слишком сложной. И вот, пришло время нанести повторный визит к Владиславу. В тоже время, когда я и приходил к ним туда последний раз. И вроде всё как и тогда – особенно ничего не изменилось в обстановке. По-прежнему амбарный замок был закрыт и я подождал, пока кто-то пропустит меня. И опять я зашел, как непрошенный гость, в этот дворик. Одновременно уютный и величественный. Мне казалось, что небо как будто стало выше, чем было ещё две недели назад. Так всегда бывает, когда у тебя приподнятое настроение.

А заточка в левом кармане ещё и внушала мне уверенность. Я спустился в тот подвал. Влад предложил мне сесть напротив его стола и предложил мне немного карельского бальзама из графина. Так как мне сладкие и креплёные не особенно нравились, я отказался. Он начал с извиняющимся вздохом в голосе:«Олег, понимаешь, такая вещь. Мы не можем тебя принять в наш вампирский клан». Я челюстью отпал. И у меня по лбу пошла испарина вместе с электричеством и мурашками. То есть это как??Не дав мне возможности перебить и ментально меня осадив, Владислав продолжил:«Понимаешь, ты слишком груб внутренне. Ты просто советский рабочий паренёк. И совершенно не важно, что ты крутишься в интеллигентских кругах, играешь эти вот джазы, и твистуешь по вечерам. Ты выделяешься среди своих друзей. Слишком ты не похож на интеллигентов. Ты, я подозреваю, что при первой возможности нарушишь наши законы, наш Маскарад и Кодекс. В который, я ещё должен буду посвятить тебя. И мы не уверены что, ты осилишь …» – он сделал паузу. Из слов стало ясно, что он сомневался в моей преданности и обучаемости. У меня уже кипело всё внутри. Я взял мысли в кулак и таки перебил его. «Но! Вы же сами предлагали мне стать наравне с вами, расхваливали мне свои возможности, свою силу. И говорили мне тогда на вечеринке, что сильны и не имеете совести, болезней и сердечных ран … Что вы, вампиры – сильные мира сего и управляете людьми, не взирая на режим, царей, вождей и прочую политику. Я хочу стать им, вампиром, я согласен. Что ещё надо? Я пойду в вуз поступать, хотите даже в театральный. Попробую себя» – говорил я, не затыкаясь, и успешно минуя все их менталистские и гипнотические штучки. Владислав смотрел меня злыми глазами и его зрачки сужались. Он сдерживал злобу. Его приёмы не работали на мне. «И всё же, нет. Олег, давай мы поможем тебе обратно стать обычным человеком. Мы совершили ошибку, чудовищную пьяную ошибку. Ты не выдержишь обряда, а упырком тебя оставлять слишком эгоистично» – с извиняющимися глазами говорил мне по-дружески Аким, он то и покоцал меня шприцом у Сашки. «То есть ЭТО КАК? Вы ж говорили мне 2 недели назад, что я, типа, могу к вам присоединиться» – говоря это, я нащупывал заточку в кармане. Потому что когда мне в жизни что-то не фартило, я становился только злее. Меня депрессия не брала. Я злобой переживал все свои обломы по жизни. Ну, или алкоголем. Но его сейчас не было. «И всё же, я говорю тебе! Нет!» – отрезал Влад и отвёл глаза в сторону. За секунду, даже не успев ничего понять, я почувствовал, что меня железной хваткой схватили за руки, скрестив их за спиной. Я физически заблокирован. Тот Аким и красноволосый Григорий обступили меня и уже почти дотронулись до царапины на локте этой злосчастной. Но тут я не выдержал. Это была какая – то подстава. Я заорал «ААА, *****» и с криком высвободился от них, достал из кармана меленькую заточку-напильник и просто взял и ткнул энтому Владу в глаз. И вот тут то и началось. Эти двое рты раскрыли! Они явно были в ауте от таких поступков. Что я их «мейстера» так просто взял и заточкой в глаз пнул. Ну, или как они там его называли меж собой. Влад орал как свинья резаная, из его глаза текла сукровица и какая-то жидкость. – Молись тварь, тебе не жить! – очнулся Влад и набросился на меня с криками. Он быстро вынул из глаза заточку и откинул её с такой силой, что та воткнулась в кирпичную кладку. То, что я был в удивлении от его силищи – это ничего не сказать. Влад схватил меня за шею, повалил на ковёр, а эти Аким и Гриша били меня ногами в бочину, пытались душить. Выглядело это конечно всё ещё ох как. Всё в красно-чёрной кровище вымазано, ковёр красный, диван красноватый рижский этот, крик и мат. Но, сквозь боль и ненависть, я каким – то чудом выбрался из «объятий», метнулся к стене. На стене висел меч, он был закреплён на каком-то маленьком фигурном щите. Они не успели меня поймать, и в этот момент я как полосону! Просто наобум! Меч был тяжеленным и вероятнее всего тупым, но я ошибался. Я не знаю, как его вообще поднял тогда и осилил замахнуться. И тут понимаю, что полосонул то я прямо по шее Владу. И на этом всё и закончилось. Кровь потекла ручьём из шеи, забулькала. Влада я, по-моему, насмерть пришиб. А эти двое стоят в обомлелом состоянии и ничего не делают. Через минуты 2, пока я отдышался, стало ясно, что Влад испустил последний дух. Эти двое встали на колени и опустили головы. Я всё это время стоял рядом и учащённо дышал, так как ярость застилала мне глаза. Я почему-то не убегал. Хотя по-хорошему надо было. Почему-то пропал страх, что вот, я убил человека. Менты, тюрьма, угрызения совести. Меня это сейчас не волновало. И тут они дрожащими голосами сказали мне:– Олег! Пейте его, вы должны это сделать. Ведь вы хотели стать вампиром, тем более что если вы не выпьете его – наш клан распадется. И мы останемся без покровителя. «Так бы и сразу, хе!» – я им ответил, зловеще ухмыляясь. Почему-то моя ярость приняла в этой комнате угрожающие масштабы. До сего момента я никогда не убивал. Во мне проснулся мой зверь. Я последний раз посмотрел на них глазами человека, опустился к Владу и высосал, как через трубочку, кровь. Потом я слизал с пола кровь, что вытекла из Владовой шеи. Вы вот думаете, что мы, вампиры, испытываем экстаз, когда пьём кровь. Что она как амброзия, она даёт нам жизнь. Скажу вам вот что – кровь пить также противно, как глотать собственные сопли или облизывать собственную рану. Кровь мы пьем из других людей, поэтому это намного более противно. Я после этого сел на диван и меня начало неистово мутить. Даже вертолёты начались. А эти двое, Гриша и Аким просто сидели на полу и учащённо дышали. Они ничего не делали, и ничего не понимали. Когда меня понемногу отпустило, я встал и просто пошёл домой. И всё. Хорошо было поздно, никто не увидел, в каком тогда виде я был. Я сам-то только увидел, когда домой вернулся. Мать была в ужасе. Она вся покраснела и вскрикнула, она сначала подумала, меня избили до смерти. Побежала к холодильнику за фаршем, чтобы приложить его к моим синякам. Я грубо сказал ей, что не нужно. И промаршировал в свою комнату. Она остановила меня и попросила помыться хотя бы, перед тем как ложится спать. В тот раз я не смог её ослушаться. Залезая в ванну, я услышал, что она расплакалась на кухне. Правильно. Ведь в тот момент я перестал быть её сыном, её настоящим сыном. Сидя в ванной под колотящими в спину струями воды, я тоже плакал… Мне было больно знать, что я буду вынужден её бросить скоро, чтобы скрыть свою природу. Кстати, это был последний раз, когда я плакал. Вообще. Выйдя из душа, я заметил, что синяки и ушибы от драки полностью исчезли. Вот собственно так я и стал вампиром. К чему всё это? Да к тому, что вот такие вот моменты ностальгии помогают мне. Они помогают не скатываться вниз, в состояние зверя. Они помогают мне держать Маскарад, Вуаль, Кодекс, называйте как хотите. И хотя некоторых из «наших» пугает именно то, что при нарушении Кодексов и Вуалей приходят охотники, меня не пугает. Меня больше пугает то, что с нарушением Маскарада я потеряю ту часть себя, которая умеет мечтать, ностальгировать. И стану зверем, как говорится, в полный рост. Тем зверем, которым я пришел к Владу когда-то.