Мое позднее раскаяниеСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Моя история произошла в 2001 году. На тот момент мне стукнуло 24 года. Позади ушедшая ранняя юность, 9 классов школы со спортивным уклоном и курсы актерского мастерства под руководством опытного педагога. Нет, актерская работа меня не прельщала. Я поступил на эти курсы ради повышения уровня своей эрудиции. Очень любил и люблю саморазвитие, люблю читать и узнавать полезную информацию. Без ума от игры на фортепьяно и гитары. А после 9 класса я отправился поступать в колледж по специальности электромонтажник. Почему вы спросите? Профессия доходная и гарантирует стабильный заработок на любом среднем и высокоразвитом предприятии. Грамотные технические специалисты нужны везде и “руки”, если они не растут криво, могут принести хороший заработок, не говоря уже про пресловутый калым. Параллельно этой специальности я заинтересовался кровлей и сварочными работами. Хотя, от последнего меня предостерегал отец, аргументируя тем, что они очень быстро растрачивают свое здоровье и рано уходят на пенсию. Ну, по сути, нагрузки на зрение там катастрофически высокие. И не поймать окалину при интенсивной работе не реально. Но в каждом сегменте труда есть свои нюансы и угроза здоровью. Потому я оставил эту лирику в стороне. Знаете, учеба давалась мне легко. Я заряжал себя положительным настроением и на практику ходил как на праздник. Подрабатывал разнорабочим, укладывал плитку и ремонтировал фасады домов. Не много конечно, но на жизнь и относительный приработок хватало. А после окончания обучения и защиты дипломной работы, я отправился в армию на 2 года. Попал по профилю, как раз в инженерные войска и сварочному делу научился именно там. Армия не была для меня шоком, и я понимал, что придется иметь дело с разношерстным контингентом людей. Выжить мне помогала спортивная и боевая подготовка. Были конфликты со старослужащими на предмет “стирания портянок”, разумеется, я шел в отказ, и приходилось отстаивать свою честь с боем. Попадал и на гарнизонную гауптвахту, хотели даже завести уголовное дело, но обошлось ввиду понимания со стороны командира воинской части. Он очень хороший человек и ввиду опыта прожитых годов не стал подводить меня под статью. Ибо был против неуставных отношений, в чем собственно я с ним солидарен. После дембеля я устроился по профилю в местный РЭУ и начал трудиться по специальности. Работы было много, оставался даже в субботу и в воскресения дежурным электриком, но мне это определенно нравилось. Недалеко от РЭУ был небольшой гимнастический зал, расположенный на территории бывшего Дома Отдыха, брошенного после перестройки. Это здание относилось к административной части, но не использовалось по назначению. Я и группы инициативных парней решили обустроить там качалку и сварили снаряды собственноручно. Помимо турников, брусьев, гимнастических колец и лесенки у нас появилась штанга, гантели, приспособления для тяги и батуты. Занимались усиленно и чаще всего после работы оставались запоздно. Мне хотелось освоить Тайский Бокс. Отчасти я был вдохновлен героической эпопеей, где сыграл Жан Клод Ван Дам и ему противостоял огромный тайский боксер. А от другой части я хотел для своего тела комплексного развития и одного звания, кандидата в мастера спорта по боксу в юности мне было не достаточно. Но все решил случай, который пришел в мою жизнь неожиданно. Как то однажды я познакомился с Валерией, девушкой, студенткой факультета гуманитарных наук во время замены электрики на ее квартире. У нас с ней началось романтическое знакомство, перешедшее в отношения. И развивалось все стремительно. За полгода я полюбил ее искренне и уже строил планы на будущее. Помню, как носил ее на руках, как читал ей стихи собственного сочинения у пристани, как одаривал цветами и дарил ей красивые подарки, разумеется, по средствам. Славное было время. Но вот однажды я шел с ней через парк и на нашу беду нарвались на пятерых человек хулиганского обличия. Требования были простыми: отдать деньги и все украшения. Это ударило молотом по моей мужской гордости и чести. В руке у вожака блеснул нож типа “бабочка”, в те годы модное оружие криминальных шаек. В подсознании прозвучало: “Даже не смей так опускаться перед этой наглой шайкой. Ты мужик! Ты воин и добытчик. Твои деньги заработаны огромным трудом, и трусость ты себе не простишь. Она тем более”. Но на самом деле во мне играла гордыня, и я понял это гораздо позже. А на тот момент у меня был в кармане нож, который я носил в хозяйственно-бытовых целях и, сделав вид, что готов отдать деньги я резко выхватил его и нанес удар вскользь прямо по его руке. Валерия была шокирована и даже не закричала, а я на автомате ударил его ножом, прямым ударом. И не поверите, попал прямо в сердце. Лица у четверых его подельников побелели и они с криками убежали прочь, а Валерия скрылась в посадках и, по-видимому, сама убежала прочь. Нас осталось двое. Я и окровавленный, поверженный враг. Нож я бросил рядом, и не до конца осознавая, что натворил сам убежал оттуда прочь. Долго бродил по городу в поисках наряда милиции и наконец, мне попалась Жигули с соответствующей символикой. Рассказал я ребятам из милиции все как есть. Валерию упоминать не стал. Она и без того была шокирована убийством человека посреди аллеи парка. Знаете, я хотел защитить ее от допросов, явок, признаний и очных ставок, ибо те четверо в любом случае написали бы заявление, что, в общем, то и случилось. Уж не знаю, как случилось так, что эти четверо не упомянули ее в заявлении, но я был этому рад. Мое ответное заявление не было воспринято, исходя из действующей практики применения законов. Следователь не хотел лишаться выгодного “клиента”, а начальство свыше, как мне позже поведал адвокат, “давит и добивается положительной статистики любой ценой. Мое положение было предсказуемым. Рассудите сами. Умышленное убийство, 105 статья, даже тому, кто ничего не смыслит в тонкостях юстиции, станет ясно, каков будет итог. Следователь по моему делу требовал от меня чистосердечного признания, но я уходил в отказ. Мне не хотелось брать на себя то, чего я не делал. А оно и понятно, когда идешь по линии мирного гражданина своей страны, работаешь и стараешься защитить то, что ценишь высоко, получаешь обвинение в умышленном убийстве да еще с требованием признать нападение со своей стороны. Нападение, но никак не защиту от посягательства. Не буду скрывать, насилие ко мне применяли и методы напоминали те, что практиковали в НКВД. Заворачивали в ласточку, избивали дубинками, запихивали в рот красный перец, перед лицом включали дрель с перфоратором и приставляли к глазу. Не ломался. В изоляторе для временного содержания мне очень часто растолковывали дальнейшую судьбу такие же арестанты. И я это осознавал даже без них. Помню слова Дмитрия Яковлева, по прозвищу “Серп”: Брат, да ты признайся, напиши, ты пойми тут не таких быков как ты, обламывают, на зоне не так тяжко будет, там начальство честнее. Следователь так и не добился от меня признания и получил я билет в следственный изолятор, где стало намного хуже и ужаснее. Место мрачное, с жестокими конвоирами – садистами, любителями избивать дубинками при первом удобном случае. И оперативный состав там очень грубый и жестокий, нрав у них скажем бандитский. Если попал в такое место без срока не выйдешь никогда. Несговорчивых арестантов всегда сажали в специальные хаты, где дюжие быки прессовали и выбивали показания, даже если в деле имелись расхождения и показания не сходились. Все то же начальство сверху определяло судьбы арестантов. Сказано посадить – посадят. А виновен или нет, волнует мало. Это уже забота родных, строчить письма в вышестоящие аппараты власти. В одну из таких “хат” попал и я. Грозили опустить и доложить “блатным”, по их суровым понятиям не имеет значения, как опустили. Есть факт – ступай на нижний ярус и не раскрывай то, чем хлебают баланду. Опущенных унижают везде. А особенно в колониях. Нигде в бараке им нет нормальной жизни, все колонии одинаково относятся к этой низкой касте. Даже мужики не брезгуют врезать с ноги. Бился я с ними очень жестоко. Разбили мне все лицо. С правой стороны огромный опухший бугор, фиолетовой раскраски. Сами пострадали гораздо серьезнее, у одного сломана рука, у другого сотрясение мозга, остальные отделались не такими значительными увечьями. Карцер при таком раскладе обеспечен. И я оказался в нем совершенно на законном основании, ну а то, что напали они первыми, значения не имело. Их всегда покрывают, и даже если арестант погибнет, напишут что совершил акт суицида. Экспертиза у них своя. В следственном изоляторе я провел год. Вину не признал, но значения это уже не имело. На суде мне вынесли строгий приговор: 12 лет. Мою версию никто не услышал, доводы адвоката не были рассмотрены и прокурор с радостью в глазах слушал, как судья зачитывал обвинительный вердикт. Обжалование ни к чему не привело. Срок оставили прежним. Валерии естественно на суде не было, а чуть позже я узнал в письме, что она и вовсе уехала в другой город, что бы забыть все случившееся. Она нашла любовь, вышла замуж и родила прекрасную дочку. Я поначалу не мог смириться с приговором, и даже подумывал наложить на себя руки. Не дошло. Решил, что даже в такой неблагоприятной атмосфере нужно жить и не падать духом. На этом, безусловно, жизнь не заканчивается и после освобождения есть шанс начать новую жизнь. Хотя прежней она уже не будет. Я решил обучаться новым ремеслам и выбрал профессию оператора автокрана. Во многом я благодарен начальнику колонии, в прошлом боевому офицеру, прошедшему Афганистан и продолжившему службу в уголовно – исправительном сегменте. Именно он порекомендовал мне поступить в специальное ПТУ, где можно получить строительную специальность с возможностью устроиться после отбытия срока. Я поверил ему, он сам был в негодовании от случившегося, но даже при его влиянии возобновить дело было не возможно. У “системы” свои правила по созданию выгодной статистики и никто их нарушать не осмеливался. Ни министры, ни судьи, ни прокуроры, не говоря уже о следователях. Раз осудили – значит такая у тебя судьба и все, что тебе нужно смириться и принять. Как испытание. И я принял. Принял, скрепившись духовно, что - бы не сломаться в негативной обстановке. Работал в деревообрабатывающем цехе, учился, писал стихи и прозы, мне даже довелось принять участие в театральной постановке, организованной по заказу начальника колонии для гостей из администрации города. Получили всем отрядом благодарность и возможность уйти раньше срока, по условно – досрочному освобождению. Однако, на пятом году отбытия я вдруг задумался о судьбе родных убитого парня. Это навело меня на рассуждение о смысле жизни, вере и своей вине в том, что произошло. И действительно, если рассудить с точки зрения здравого смысла, моя вина в его гибели была и остается ключевым моментом. Возможно, преодолей я гордыню и, подчинившись, грабителям смог бы избежать убийства и срока в 12 лет. Гордыня очень подлое чувство. Оно затрагивает больные места для мужчины. А именно: боязнь ударить перед женщиной в грязь лицом. Боязнь показаться слабым, утратить облик охотника и успешного человека. Утратить свою честь и гордость. В таких ситуациях всегда опираешься на мнение со стороны и думаешь, а что про тебя скажут ее родные? Трус! Тряпка. Ничтожество. И она, дама сердца будет солидарна с таким приговором без обжалования. И обязательно оставит. Это отдаляет от здравого смысла и чувства затмевают рассудок. Появляется желание сражаться, отбить “добычу”, показать себя и свои боевые качества во всей красе, что бы перед дамой сердца стать героем. Но для таких “героев” положительный итог разве что в романах и пьесах. А по закону и здравому смыслу всегда ждет наказание. И я с этим согласился. Мне не следовало его убивать, лишать его самого бесценного. Не следовало доставать нож. Мне следовало все отдать и разойтись. Быть может, его арестовали бы и вместе с подельниками осудили, возможно, жизнь наказала бы их потерей здоровья, но убийство…Я не стал выходить по условно – досрочному освобождению и решил, что отбыть полный срок будет справедливо по отношению к родным убитого. Я этого заслужил. Потому, что стал убийцей и вынес неправосудный, самовольный приговор этому парню. И за это поплатился лучшими годами своей жизни. По существу сам погубил свое будущее, свою юность и заработал вполне заслуженно клеймо уголовника. Но заработал справедливо. Когда я вышел из колонии и попрощался с начальником, первым делом я нашел сестру убитого (по фамилии через социальные сети). Она не сразу меня узнала, но согласилась поговорить. Конечно, за 12 лет я очень сильно огрубел, заматерел и облысел. Форму сохранил, но лицо очень сильно постарело. И от того, красивого блондина с голубыми глазами и милыми чертами лица остались только фотографии. Но их я стараюсь не смотреть. Сестра рассказала, как родители парня умерли, сначала от инфаркта скончался отец парня, а следом, наглотавшись таблеток со спиртным, ушла и мама. Родные по обоим, линиям отвернулись от нее, обвинив покойных родителей в плохом воспитании, а его самого виновном в произошедшем. За что боролся, на то и напоролся. Примерно так. А дальше, она осталась одна и при живых родных осиротела. С ней не разговаривали, по той причине, что она встала на его защиту. “Пособница преступника”, так ее называют , и по сей день. Но я с этим крайне не согласен. Ее сделали крайней в том, в чем она не виновата. И она имеет полное право на защиту близкого человека от плохих наветов. Но она не простила меня и вряд ли простит. Я узнал, где похоронен Александр (так его звали при жизни) и пришел на могилу с цветами. На фотографии он молодой, красивый, жизнерадостный. Была у Александра девушка, его невеста Наталья. Красивая девушка, родом из Киева, студентка театрального училища, она любила его и мечтала о счастливом замужестве. Но так уж получилось, что друзья подговорили его на дело, а на пути к его счастью оказался я. Одним ударом я перечеркнул судьбы людей. Всего одним ударом…Я выпил 250 грамм водки и долго смотрел в его глаза на фотографии. Вспоминал, каким я был тогда, как хотел достойно жить, жениться и создать семью. Но что вместо этого? Убил. Потерял любовь, лишил счастья Александра и его невесты, сделал несчастной его сестру. И его родители, они такого точно не заслужили…Я глубоко раскаиваюсь в том, что совершил. Свеча в память о нем будет гореть всегда. Память живет, я бываю на его могиле, и нередко туда приходит его сестра. Она не говорит ни слова и уходит так же молчаливо. Любимой рядом нет, и я живу один. Спорт, работа, боевые искусства и стихи помогают мне забыться. Но все равно, очень больно…