Мне довелось соприкоснуться с потусторонним миромСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Я работаю при доме, в котором живут пожилые, часто нуждающиеся в помощи в самых разных сферах жизни люди. Это некая «облегченная» версия дома престарелых. Неделю назад от нас отселилась одна пожилая женщина. Она была в довольно хорошей физической форме, но страдала тяжелым старческим слабоумием, так что детям пришлось перевести ей в настоящий дом престарелых, с более внимательным присмотром и интенсивным уходом. Эта женщина, в частности, не могла спать ночами, зато часами спала днём, постоянно пропуская общие завтраки, обеды и ужины. Она не помнила, где и что находится в её комнате, даже не умела достать одежду из шкафа или еду из холодильника. Кроме того, она не раз уходила из дома и блуждала по окрестностям, пока её не доставляла обратно полиция. Одним словом, наблюдение и помощь требовались постоянные. Каждый раз, когда я работал в ночную смену, я слышал, как она топчется и шуршит за дверью (её комната находилась рядом с помещением для персонала). Примерно раз в пятнадцать минут она открывала дверь, быстро выглядывала в коридор и сразу же вновь скрывалась за дверью. Все эти открывания-закрывания меня порядком раздражали, ведь за ночь она проделывала это не один десяток раз. Неделю назад она выселилась. После этого хозобслуга вместе с родственниками этой бабушки в течение двух дней освобождали комнату, а на третий день всё и началось. Я вновь стал слышать звук открывающейся двери, причём (и этот факт добавляет в происходящее ещё больше мистики), если раньше она начинала «играть» с дверью прямо с момента моего заступления на смену в девять вечера, то сейчас звуки двери я слышу только после двенадцати и никогда до. И прекращаются они не утром, как раньше (часов в шесть или в семь), а всегда — около четырёх. Ну прямо с первым криком петуха…Я прислушивался — звук точно доносится из её комнаты. Преодолевая страх, выходил в коридор. Ничего. Один раз хотел даже взять дубликат ключа, который нам полагается иметь, но дубликата в сейфе не оказалось. Может быть, его взял кто-то из хозяйственной части, скажем, в связи с необходимостью сделать в комнате ремонт? Я прислонял к двери ухо, заглядывал в окна с улицы — пустая комната, голые стены. И так всё видно, можно не заходить. Но стоило мне вернуться в служебное помещение, как замок в двери снова начинал щёлкать, затем раздавался лёгкий скрип. Далее — двадцать секунд напряжённой тишины и дверь закрывается. А через какое-то время — опять… Я узнавал, не умерла ли женщина сразу по приезде в дом престарелых. Нет, жива. Так что странно всё это, странно. Да и страшно немного. Или вот ситуация. Два года назад умерла бабушка, за которой мы, и я в частности, много ухаживали. Каждую ночь она по нескольку раз вызывала нас специальным звонком, так как не могла самостоятельно добраться до туалета. Это была очень аккуратная бабушка, почти до самой смерти в девяносто восемь сохранявшая ясный ум. Как-то раз она упала в своей комнате и сломала себе два ребра, к тому же, у неё стойко держалось высокое давление. Бабушку забрали в больницу. Но проблема была в том, что она активно не любила перемены, не хотела даже слышать о переезде в дом престарелых, а больницы боялась панически. У неё в душе смятение наступало уже от того, что кто-то из персонала, помогая ей принять душ, шампуни в ванной оставлял стоять в другом, нежели всегда, порядке. Наверное, это всё-таки были симптомы старческой деменции, хотя в целом она вела себя адекватно, была вежливой и рассуждала вполне разумно. Через неделю бабушка вернулась из больницы с пролежнями и окончательно лишённая сил вставать. От идеи переезда она, как и прежде, яростно отмахивалась, строго заявляла: «Буду здесь, пока не умру!». Несмотря на лечение и уход, пролежни быстро прогрессировали. От этого и от постоянного лежания в постели у неё начались боли, так что ей, в конце концов, прописали инъекции морфина. От этих уколов она почти всегда спала или же находилась в полудрёме, а в недолгие минуты активности много разговаривала, шутила, причём в её шутках постоянно присутствовал элемент похабности. Раньше этого и представить было невозможно. Она предлагала медбратьям прилечь рядом, да ещё говорила, что хорошо им заплатит. Грустно было за этим наблюдать. А через десять дней женщина умерла. В тот день я не работал. Ровно год спустя, проходя через вестибюль нашего здания, я увидел эту бабушку, выезжающей из лифта на электрической коляске. Коляска была точно такой же, какая раньше стояла у входа в её комнату. За бабушкой из лифта вышли молодые мужчина и женщина. После этого все трое покинули здание через главный вход. Я бросился к двери, увидел, как женщина с мужчиной сели в машину и уехали. Бабушки же — и след простыл. Вот это да… А я-то надеялся, что это просто был человек, очень похожий на умершую. Мало ли, ну, приехал с детьми в гости к кому-то из наших жильцов, ведь время посещений, в общем-то, не ограничено. Некоторые родственники наших стариков могут заявиться и в восемь, и в десять вечера, так же как и сами старики могут допоздна просидеть у кого-нибудь в гостях, а потом приехать на такси. Да-да, бабуля явно была в сопровождении тех двух молодых людей, они вместе шли к выходу, а женщина даже положила руку на борт электрической коляски. Что это было? Куда исчезла бабушка после того, как покинула здание? Я, стоя в дверях, смотрел во все стороны — её нигде не было, иначе я бы обязательно заметил. В седьмом классе нас часто посылали на картошку. Шёл девяносто второй год, ещё действовали по инерции советские порядки, в соответствии с которыми школьники и студенты обязательно должны были оказывать помощь при сборе урожая с государственных полей. В рабочей одежде, с сумками с едой и термосом чая или кофе, мы собирались у школы, после чего подъезжали автобусы и везли нас за город, так сказать, в поля. Работа заключалась в том, что надо было собирать выкопанную комбайном картошку в вёдра (их тоже надо было брать из дома) и высыпать её в кузов грузовиков. Там стоял кто-нибудь из учеников и принимал у остальных вёдра. Самым приятным моментом был перерыв, во время которого можно было поесть и поговорить с одноклассниками. После окончания работ мы собирались на краю поля, у просёлочной дороги, и ждали, когда за нами из города приедут автобусы. Погода стояла прекрасная, мы вволю общались, дурачились и смеялись, а учителя не делали нам замечания, а иногда и сами участвовали в нашем общении и приколах. В тот день на поле работало четыре седьмых класса. Все мы друг друга знали, во всяком случае, все лица были мне знакомы. Как вдруг на поле заехал очередной грузовик, на котором в роли «принимальщиков» вёдер с картофелем оказались две милые девочки. До этого я никогда их не видел, ни среди семиклассников, ни вообще в школе. Девушки были постарше нас, может быть, лет пятнадцати. Я спросил у своего друга Андрея, не знает ли он, кто это такие. Но и он не имел об этом понятия. Нам стало интересно, и мы начали относить собранную картошку только к тому самому грузовику. Спустя некоторое время девчонки нас приметили, мы стали обмениваться какими-то фразами и шутками. Наполненный доверху, грузовик уехал, девушки же сами подошли к нам и предложили встретиться после окончания уборки. Сказали, чтобы мы ждали их у цистерны с питьевой водой, что стояла на краю поля, или они будут нас ждать, если придут первыми. Я уже тогда не совсем понял, зачем нам где-то ждать друг друга, если мы и далее можем держаться вместе и продолжать общение. Ну что же, ждать так ждать, согласились мы, и девушки направились к группе копошащихся в земле школьников. Хотя людей там было не очень много, и находились мы на совершенно открытом месте, где всё вокруг видно на километры, мы как-то сразу потеряли их из вида. Это меня обеспокоило, да и Андрей пребывал в недоумении. Причём дело было не в мистике, а в том, что девочки показались нам милыми и приятными в общении (в отличие от большинства знакомых сверстниц) и мы очень хотели вернуться в город вместе. А далее, кто знает, может быть, продолжить знакомство? Почему бы и нет?Девушек в условленном месте не было, не подошли они туда и позже. Что такое? Как могли пропасть два человека на огромном поле, за которым ещё одно поле, и ещё одно. Идти некуда, кроме как к автобусам, когда они подъедут, чтобы отвезти людей в город. На душе стало совсем странно и грустно. Как будто нас бросили, не сказав ни слова. А с девочками мы действительно быстро сдружились, и через пару часов нам казалось, что мы знаем друг друга не первый год. Позже, как говориться, задним числом, я вспоминал это ощущение, и мне оно тоже показалось странным. Это было острое желание быть с людьми, которых полчаса назад ты просто не знал. Перед тем, как школьники расселись по автобусам, мы сто раз обошли всю группу, вглядываясь в каждое девичье лицо. «Наших» не было. Когда автобус тронулся, мы молча глядели из окна на пустое поле и стоящую удаляющуюся цистерну. Ветер носил над голой землёй облака пыли и высохшую картофельную ботву. Далеко, за последним полем, виднелись мутные от дымки очертания леса. Я совершенно не помню, о чём мы тогда говорили, даже приблизительно. Очень смутно припоминаю, как выглядела каждая из этих девушек. Но тогда я испытывал нечто вроде любви с первого взгляда, причём непонятно, что в этом чувстве превалировало — любовь мальчика к девочке, или брата к сестре, а может быть, даже сына к матери. Очень интересное переживание, особенно, когда тебе тринадцать лет, и ты так мало знаешь об этом мире, не говоря о мире потустороннем. Может быть, мы встретились тогда с его представителями?