Меч из северных пустошейСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Аубентаг, 10 ярдунга, год 2452За годы моих исследований сумасшествия и слабоумия, я никогда не сталкивался со столь безучастным, столь безразличным к жизни пациентом. В его глазах не было ни капли разума, хотя они и были чистыми и здоровыми. Сам больной показывал себя неспособным к какой-то высшей нервной деятельности, и помногу дней беззвучно лежал в своей кровати, пребывая в полной неподвижности. Я применил всё моё мастерство в технике черепной манипуляции, но так и не смог добиться от пациента никакой реакции. Более того, когда иные должны были завопить в мучениях от болезненного физического воздействия - у этого больного от всего, что я с ним делал, наблюдалось лишь небольшое повышение общего недомогания. Во время проведения длинной процедуры с прижиганиями и ударами он просто пристально смотрел на нас, и, кривляясь, повторял странную мантру, значение которой мы не смогли разобрать. В соответствии с приказом хирурга Крюгера теперь мы были обязаны вставлять кляп этому больному, если он опять начнёт говорить во время процедур. Я уверен, что в его возбуждённом пении есть какое-то значение. Конистаг, 14 ярдунга, год 2452Это случилось перед тем, как я собирался наложить шины на ногти моего хлопотного пациента — я отметил, что на ладонях его рук появились ожоги. На его плоти были выжжены глубокие, почерневшие рубцы — так, как будто бы он схватил руками какое-то устройство из раскалённого металла, и держал его достаточно долгое время. Через эти ужасные шрамы я смог разглядеть нечёткие рисунки (некоторые из них были похожи на лица — ужасные лица!) - рисунки также обнаружились под его кожей, смысл их был мне непонятен, но их вид интриговал. Пока я всматривался в них, я почувствовал тупую боль в глазах. Все мои попытки добиться от него ответа — как он получил эти метки, и какой инструмент был при этом использован - до сих пор остались безуспешны. Пациент либо по-прежнему упорно не желает общаться, либо просто не способен говорить. Потому я решил некоторое время морить его голодом. Может быть, это развяжет его язык. Веллентаг, 17 ярдунга, год 2452Этим утром я опросил сестру пациента, надеясь пролить больше света на состояние загадочного больного — которое, к сожалению, как я отметил, стремительно ухудшалось. Я уже знал — ещё с момента его помещения в приют под мою опеку для лечения — что в городе он был человеком высокого положения. Также мало кто не слышал о нём и его семье филантропов — однако, ещё меньше человек были в курсе его внезапной и ужасающей психической деградации — и последующего попадания в лечебное заведение. В связи с этой секретностью — а она была требованием его семьи - было даже запрещено употреблять его личное имя в моих записях. Мои распросы помогли мне раздобыть кое-какую важную информацию о его падении в безумие — особенно меня заинтересовало мнение его сестры о том, что стало причиной сего сумасшествия. Следуя её словам, случившееся — не результат какой-то болезни, потревожившей пациента, а скорее нечто вроде колдовства. Будучи человеком науки, я не склонен принимать подобные истории всерьёз. Я предполагал, что их семья была заинтересована в том, чтобы скрыть подлинную причину сумасшествия больного, лежавшую в вырождении их рода. Может быть, это наследственное заболевание, и пациент просто был его очередной жертвой — как и жертвой суеверных баек. Я был склонен стоять на этой научной позиции, но это никак не помогало вернуть разум тому больному человеку. И всё же её рассказ меня заинтересовал. Судя по её словам, она однажды обнаружила этого прежде здорового и сильного человека бьющимся в конвульсиях на полу — глаза его закатились, а руки мёртвой хваткой сжимали чёрный меч, который сестра описала как «самая уродливая и кошмарная вещь из тех, что мне попадались на глаза». А за день до этого приступа ему прислали огромный и тяжёлый свёрток. В этом не было ничего необычного — его страстью было коллекционирование удивительных и необыкновенных объектов — и чаще всего это было странное оружие с севера. Он обеспечил себе постоянный поток подобных штуковин, регулярно пополняя ими свою коллекцию. Когда я спросил о месте нахождения клинка, она сказала мне, что избавилась от него, утопив его в водах Рейка. И тут мне в голову пришла гениальная идея. Был способ проверить — правда ли всё, что она рассказала. С другой стороны, выводы из этого следовали весьма необычные. Несмотря на это, случившееся возбуждало мой интерес — и я решил исследовать тот артефакт лично (если конечно он существует). Я жаждал удовлетворить моё любопытство. Вдруг мне в голову пришла доставляющая идея — обшарить дно реки драгой, и так добыть артефакт! С этой идеей я и уснул. Выдержка из медицинского журнала лекаря Лотера Дрэча (основателя Альтдорфского приюта)Примечание: лекарь Дрэч закончил свои дни в корпусе для сумасшедших своего же приюта. Аубентаг, 10 ярдунга, год 2452За годы моих исследований сумасшествия и слабоумия, я никогда не сталкивался со столь безучастным, столь безразличным к жизни пациентом. В его глазах не было ни капли разума, хотя они и были чистыми и здоровыми. Сам больной показывал себя неспособным к какой-то высшей нервной деятельности, и помногу дней беззвучно лежал в своей кровати, пребывая в полной неподвижности. Я применил всё моё мастерство в технике черепной манипуляции, но так и не смог добиться от пациента никакой реакции. Более того, когда иные должны были завопить в мучениях от болезненного физического воздействия - у этого больного от всего, что я с ним делал, наблюдалось лишь небольшое повышение общего недомогания. Во время проведения длинной процедуры с прижиганиями и ударами он просто пристально смотрел на нас, и, кривляясь, повторял странную мантру, значение которой мы не смогли разобрать. В соответствии с приказом хирурга Крюгера теперь мы были обязаны вставлять кляп этому больному, если он опять начнёт говорить во время процедур. Я уверен, что в его возбуждённом пении есть какое-то значение. Конистаг, 14 ярдунга, год 2452Это случилось перед тем, как я собирался наложить шины на ногти моего хлопотного пациента — я отметил, что на ладонях его рук появились ожоги. На его плоти были выжжены глубокие, почерневшие рубцы — так, как будто бы он схватил руками какое-то устройство из раскалённого металла, и держал его достаточно долгое время. Через эти ужасные шрамы я смог разглядеть нечёткие рисунки (некоторые из них были похожи на лица — ужасные лица!) - рисунки также обнаружились под его кожей, смысл их был мне непонятен, но их вид интриговал. Пока я всматривался в них, я почувствовал тупую боль в глазах. Все мои попытки добиться от него ответа — как он получил эти метки, и какой инструмент был при этом использован - до сих пор остались безуспешны. Пациент либо по-прежнему упорно не желает общаться, либо просто не способен говорить. Потому я решил некоторое время морить его голодом. Может быть, это развяжет его язык. Веллентаг, 17 ярдунга, год 2452Этим утром я опросил сестру пациента, надеясь пролить больше света на состояние загадочного больного — которое, к сожалению, как я отметил, стремительно ухудшалось. Я уже знал — ещё с момента его помещения в приют под мою опеку для лечения — что в городе он был человеком высокого положения. Также мало кто не слышал о нём и его семье филантропов — однако, ещё меньше человек были в курсе его внезапной и ужасающей психической деградации — и последующего попадания в лечебное заведение. В связи с этой секретностью — а она была требованием его семьи - было даже запрещено употреблять его личное имя в моих записях. Мои распросы помогли мне раздобыть кое-какую важную информацию о его падении в безумие — особенно меня заинтересовало мнение его сестры о том, что стало причиной сего сумасшествия. Следуя её словам, случившееся — не результат какой-то болезни, потревожившей пациента, а скорее нечто вроде колдовства. Будучи человеком науки, я не склонен принимать подобные истории всерьёз. Я предполагал, что их семья была заинтересована в том, чтобы скрыть подлинную причину сумасшествия больного, лежавшую в вырождении их рода. Может быть, это наследственное заболевание, и пациент просто был его очередной жертвой — как и жертвой суеверных баек. Я был склонен стоять на этой научной позиции, но это никак не помогало вернуть разум тому больному человеку. И всё же её рассказ меня заинтересовал. Судя по её словам, она однажды обнаружила этого прежде здорового и сильного человека бьющимся в конвульсиях на полу — глаза его закатились, а руки мёртвой хваткой сжимали чёрный меч, который сестра описала как «самая уродливая и кошмарная вещь из тех, что мне попадались на глаза». А за день до этого приступа ему прислали огромный и тяжёлый свёрток. В этом не было ничего необычного — его страстью было коллекционирование удивительных и необыкновенных объектов — и чаще всего это было странное оружие с севера. Он обеспечил себе постоянный поток подобных штуковин, регулярно пополняя ими свою коллекцию. Когда я спросил о месте нахождения клинка, она сказала мне, что избавилась от него, утопив его в водах Рейка. И тут мне в голову пришла гениальная идея. Был способ проверить — правда ли всё, что она рассказала. С другой стороны, выводы из этого следовали весьма необычные. Несмотря на это, случившееся возбуждало мой интерес — и я решил исследовать тот артефакт лично (если конечно он существует). Я жаждал удовлетворить моё любопытство. Вдруг мне в голову пришла доставляющая идея — обшарить дно реки драгой, и так добыть артефакт! С этой идеей я и уснул. Выдержка из медицинского журнала лекаря Лотера Дрэча (основателя Альтдорфского приюта)Примечание: лекарь Дрэч закончил свои дни в корпусе для сумасшедших своего же приюта. Попал он туда после того, как сжевал свой собственный язык, и странным образом с помощью мясницкого ножа счистил кожу со своих ладоней.