Машина, предсказывающая судьбуСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Внутри машины сидит человек. В этом у меня нет никаких сомнений. Несмотря на одиннадцать лет, которые я провёл в различных психиатрических клиниках, эта мысль намертво запечатлелась у меня в голове. Но только теперь — в двадцать три года — я впервые осмеливаюсь мысленно вернуться к истории нью-хевенского происшествия. Нью-Хевен двенадцать лет был моим домом, и вплоть до конца того лета он казался мне скучным, но безопасным местом. Я мало что помню о своей жизни до того происшествия. Учился я неплохо, что может показаться странным, поскольку я так и не окончил школу. В прошлом году построили новый торговый центр, и в то лето он наконец открылся. Дети шли туда ради фаст-фудов и аттракционов, их матери — за сплетнями, одеждой и блестящими новыми штучками, но самым манящим местом в торговом центре был павильон игровых автоматов. Я помню своё первое впечатление от павильона с его двумя рядами сияющих машин, освещавших темноту пустой комнаты почти мистическим светом. Там было несколько дюжин автоматов, названия которых сейчас помнят только заядлые геймеры. Было две машины для пинбола, настольный футбол, ужасный вариант игры «Убей крота» со змеями вместо кротов и машина-гадалка. У машины не было ни имени, ни названия производителя — была только грубая деревянная табличка со словами «Машина, Предсказывающая Судьбу». Эта машина была старше прочих автоматов в павильоне, и сквозь щели в покрывавшем её материале торчала изношенная старая древесина. Машина представляла собой огромный стеклянный ящик, внутри которого сидела аниматронная кукла предсказателя судьбы. Эта небрежно сделанная фигура изображала не то восточного мага, не то пьяного бомжа. Машина работала просто: вставляешь монетку, нажимаешь на большую желтую кнопку и ждешь. Кукла кивает головой, у нее шевелятся губы, как будто она что-то говорит, глаза устремляются на ваше лицо, но при этом она не произносит ни слова. Обычно через несколько секунд, а иногда долгих и нервных минут, раздается звук печатной машинки и — вуаля! — ваше предсказание выскакивает через щель в правом боку машины. Каждое «предсказание» было напечатано на маленьком клочке бумаги вроде тех, которые кладут в китайские печенья. Как я уже говорил, это была грубая и простая машина. Так мы все и думали в то пасмурное позднее лето. Неудивительно, что машина, к счастью, не пользовалась популярностью среди моих сверстников. Большинство из них уже знали, что такое настоящее развлечение. Многие играли в восьмибитные игры, некоторые осмеливались играться с доской уиджи для вызывания духов. Для них все это было подделкой, как и для взрослых членов общества. Впрочем, в итоге ни одно другое устройство не повлияло на детей нашего города так, как «Машина, Предсказывающая Судьбу». Я это знаю, ведь я был одним из них. Мое первое предсказание показалось мне пустым и бессмысленным. «ТЕБЕ ПРЕДСТОИТ УВИДЕТЬ МНОГОЕ». Меня это не впечатлило, но я почему-то сохранил бумажку. Я перешёл к симулятору космической битвы и, бросив пару монеток внутрь, расположился на жестком пластмассовом стуле, стараясь не думать о предсказывающей машине. Когда мой космический корабль наконец сбили, я пожалел, что не потратил те монетки на новые предсказания. Прошла неделя, но моя мать ни разу не обратила внимания на мои просьбы сходить после школы в торговый центр. Она тратила деньги впустую только по пятницам и субботам. Не то, чтобы у нее были высокие моральные стандарты, просто мы были бедняками. Мой отец, которого я так плохо помню, был электриком, на полставки плотником, на полставки пьяницей и еще на полставки — мужем. Он редко появлялся дома. Не знаю, уходил ли он на работу или в загул, но если судить по нашему финансовому положению, то, скорее, второе. Что до моей матери, как я уже сказал, у нее не было высоких моральных стандартов. Отца часто не бывало дома, и она развлекала приходивших к нам гостей, папиных друзей, как она их называла. В такие дни мать отправляла меня на улицу поиграть с другими детьми. Соседские ребята меня мало волновали, потому что никто из них не интересовался машиной-гадалкой. Только через несколько дней я нашел парня, который разделял мой интерес. Его звали Джейкоб, он жил в нескольких кварталах от нас, и его мать была частой посетительницей торгового центра. Джейкоб был из тех, кого называют магазинной крысой. Он был на два года старше меня, только что достиг подросткового возраста, и ему не терпелось поделиться со мной своим опытом. Его интересовали две вещи: обнаженные женские тела, которые он разглядывал в журналах, и машина-предсказатель. — Это очень странная штука, — сказал мне Джейкоб в день нашей первой встречи. – Ты не поверишь, но я слышал её голос. Я не стал с ним спорить, ведь я и сам видел, как кукла молча открывала рот, но тогда она, наверно, была сломана. Я сказал ему, что кто-то, должно быть, починил её, хотя и знал, что моего опыта было недостаточно, чтобы делать выводы. Внутри машины сидит человек. В этом у меня нет никаких сомнений. Несмотря на одиннадцать лет, которые я провёл в различных психиатрических клиниках, эта мысль намертво запечатлелась у меня в голове. Но только теперь — в двадцать три года — я впервые осмеливаюсь мысленно вернуться к истории нью-хевенского происшествия. Нью-Хевен двенадцать лет был моим домом, и вплоть до конца того лета он казался мне скучным, но безопасным местом. Я мало что помню о своей жизни до того происшествия. Учился я неплохо, что может показаться странным, поскольку я так и не окончил школу. В прошлом году построили новый торговый центр, и в то лето он наконец открылся. Дети шли туда ради фаст-фудов и аттракционов, их матери — за сплетнями, одеждой и блестящими новыми штучками, но самым манящим местом в торговом центре был павильон игровых автоматов. Я помню своё первое впечатление от павильона с его двумя рядами сияющих машин, освещавших темноту пустой комнаты почти мистическим светом. Там было несколько дюжин автоматов, названия которых сейчас помнят только заядлые геймеры. Было две машины для пинбола, настольный футбол, ужасный вариант игры «Убей крота» со змеями вместо кротов и машина-гадалка. У машины не было ни имени, ни названия производителя — была только грубая деревянная табличка со словами «Машина, Предсказывающая Судьбу». Эта машина была старше прочих автоматов в павильоне, и сквозь щели в покрывавшем её материале торчала изношенная старая древесина. Машина представляла собой огромный стеклянный ящик, внутри которого сидела аниматронная кукла предсказателя судьбы. Эта небрежно сделанная фигура изображала не то восточного мага, не то пьяного бомжа. Машина работала просто: вставляешь монетку, нажимаешь на большую желтую кнопку и ждешь. Кукла кивает головой, у нее шевелятся губы, как будто она что-то говорит, глаза устремляются на ваше лицо, но при этом она не произносит ни слова. Обычно через несколько секунд, а иногда долгих и нервных минут, раздается звук печатной машинки и — вуаля! — ваше предсказание выскакивает через щель в правом боку машины. Каждое «предсказание» было напечатано на маленьком клочке бумаги вроде тех, которые кладут в китайские печенья. Как я уже говорил, это была грубая и простая машина. Так мы все и думали в то пасмурное позднее лето. Неудивительно, что машина, к счастью, не пользовалась популярностью среди моих сверстников. Большинство из них уже знали, что такое настоящее развлечение. Многие играли в восьмибитные игры, некоторые осмеливались играться с доской уиджи для вызывания духов. Для них все это было подделкой, как и для взрослых членов общества. Впрочем, в итоге ни одно другое устройство не повлияло на детей нашего города так, как «Машина, Предсказывающая Судьбу». Я это знаю, ведь я был одним из них. Мое первое предсказание показалось мне пустым и бессмысленным. «ТЕБЕ ПРЕДСТОИТ УВИДЕТЬ МНОГОЕ». Меня это не впечатлило, но я почему-то сохранил бумажку. Я перешёл к симулятору космической битвы и, бросив пару монеток внутрь, расположился на жестком пластмассовом стуле, стараясь не думать о предсказывающей машине. Когда мой космический корабль наконец сбили, я пожалел, что не потратил те монетки на новые предсказания. Прошла неделя, но моя мать ни разу не обратила внимания на мои просьбы сходить после школы в торговый центр. Она тратила деньги впустую только по пятницам и субботам. Не то, чтобы у нее были высокие моральные стандарты, просто мы были бедняками. Мой отец, которого я так плохо помню, был электриком, на полставки плотником, на полставки пьяницей и еще на полставки — мужем. Он редко появлялся дома. Не знаю, уходил ли он на работу или в загул, но если судить по нашему финансовому положению, то, скорее, второе. Что до моей матери, как я уже сказал, у нее не было высоких моральных стандартов. Отца часто не бывало дома, и она развлекала приходивших к нам гостей, папиных друзей, как она их называла. В такие дни мать отправляла меня на улицу поиграть с другими детьми. Соседские ребята меня мало волновали, потому что никто из них не интересовался машиной-гадалкой. Только через несколько дней я нашел парня, который разделял мой интерес. Его звали Джейкоб, он жил в нескольких кварталах от нас, и его мать была частой посетительницей торгового центра. Джейкоб был из тех, кого называют магазинной крысой. Он был на два года старше меня, только что достиг подросткового возраста, и ему не терпелось поделиться со мной своим опытом. Его интересовали две вещи: обнаженные женские тела, которые он разглядывал в журналах, и машина-предсказатель. — Это очень странная штука, — сказал мне Джейкоб в день нашей первой встречи. – Ты не поверишь, но я слышал её голос. Я не стал с ним спорить, ведь я и сам видел, как кукла молча открывала рот, но тогда она, наверно, была сломана. Я сказал ему, что кто-то, должно быть, починил её, хотя и знал, что моего опыта было недостаточно, чтобы делать выводы.

— Нет, ты не понимаешь, — ответил Джейкоб. — Кукла не разговаривает. Это та штука сзади, которая пишет предсказания. Я слышал, как она говорила, она несколько раз что-то прошептала. Я, конечно, спросил его, что именно сказала машина, и он ответил:— Я не очень хочу говорить об этом, это все бред и чепуха. Но я не вру. Мой друг Чарли говорит, что он тоже это слышал. Я был заинтригован, и мне сразу же захотелось снова посетить павильон. — Я туда схожу сегодня вечером, — сказал он мне. — Мама отвезет меня через час. Ты не представляешь, чего может наговорить эта машина!Я пришел домой и рассказал матери о Джейкобе и о машине, при этом проговорившись о девушках из журнала. Когда я спросил её, можно ли мне пойти с Джейкобом в тоговый центр, её взгляд ответил мне прежде, чем она успела сказать хоть слово. Джейкоб плохо влиял на меня, к тому же, он лжец — так сказала мне мать. Я обиделся, но она успокоила меня, пообещав, что завтра мы обязательно съездим в торговый центр. В ту ночь я едва спал, думая о таинственной машине, и все дальше и дальше ускользал от холодной логики моей мамы. На следующий день, после школьного завтрака, Джейкоб встретил меня у школы. Он прогуливал физкультуру и шатался возле забора. Он был разочарован, что я не пошел с ним в торговый центр. Я рассказал Джейкобу о своем разговоре с матерью, но уверил его в том, что я с ней не согласен. Мальчик вел себя очень странно, как будто он был чем-то встревожен. Я рассказал Джейкобу о своей будущей поездке в торговый центр, во время которой я собирался увидеть все своими глазами. — Вчера эта штука опять говорила, — ответил он мне полушепотом и заикаясь. — Она назвала твое имя. — Джейкоб чуть не плакал — Она назвала твое имя, и я ума не приложу, откуда она его знает. Перед тем, как убежать, он уронил на землю клочок бумаги, который до этого сжимал в руке. Это была одна из бумажек с предсказанием. На ней было написано:«НЕ ГОВОРИ НИКОМУ»В тот вечер мать гнала машину, как сумасшедшая. Как оказалось, нам обоим было что-то нужно в торговом центре: ей хотелась посплетничать с подругами о покупках и неудачах их мужей, а я хотел потратить несколько баксов на машину-гадалку. Когда мы вошли в торговый центр, я без лишних слов помчался к павильону. До закрытия оставалось не меньше четырех часов. В павильоне было совсем немного ребят, что было просто идеально для моего расследования. Я разменял свои доллары на монетки и спросил человека за прилавком, не слышал ли он когда-нибудь голос машины-предсказателя. Он пожал плечами и, не отвлекаясь от своего журнала, ответил, что машину еще не починили, так что не стоит ожидать от нее каких-либо слов. Я вздохнул с облегчением, хотя мне было немного обидно, что Джейкоб меня обманул. Машина стояла в самом конце зала, стоявшие рядом с ней игры были или сломаны, или отключены. Так будет легче услышать машину, подумал я. Бросив первую монетку, я нажал на желтую кнопку. Ничего не случилось: не было никаких звуков, кукла не сдвинулась с места, не появилось даже предсказание из китайского печенья. Не знаю, как долго я ждал, но вскоре мне надоело, и я со злостью ударил машину ногой. Кукла тут же вернулась к жизни и затрясла головой, как будто у нее был эпилептический припадок. Я сделал шаг назад, увидев, что один из её глаз вращался то по, то против часовой стрелки. Рот раскрылся так широко, что казалось, будто нижняя челюсть вот-вот отвалится. Потом она застыла, и раздались звуки печатной машинки. Подойдя к боку машины, я увидел, как выскочила бумажка с надписью: «ЕЩЕ МОНЕТКУ, ПОЖАЛУЙСТА». Меня это просто взбесило. Меня злила машина, меня злил Джейкоб, но хуже всего было то, что всё это казалось мне неестественным. Машина хотела только денег, никаких голосов не было, и она явно не работала. Мой дух был сломлен, и чтобы выместить злость, я перешел к игре в космическую битву. Сыграв в нее трижды, я снова задумался о машине. К моему удивлению, рядом с ней стоял парень, державший в руке предсказание. Я почти бегом подошел к нему и сказал, что машина, скорее всего, сломалась. Мальчик рассмеялся и ответил, что машина работает просто великолепно, и что его зовут Чарли. Я усмехнулся и попросил, чтобы он показал мне свое предсказание, рассказав ему о моем. Это явно подействовало Чарли на нервы, и он отказался показывать мне свое предсказание. Затем он вообще отвернулся от меня и пошел к выходу, тихо сказав мне: «Ты не должен был никому рассказывать». На моих глазах Чарли стремительно вышел из павильона, после чего я бросил монетку в предсказывающую машину. Через несколько секунд кукла ожила, на этот раз, она двигалась нормально, как во время нашей первой встречи. Она не издавала никаких звуков, и раздавался только треск печатной машинки. Обойдя машину, я наконец услышал этот голос. Он явно принадлежал мужчине, но звучал настолько тихо, что это могла быть и женщина, и даже ребенок. Он напоминал мне радио в проезжающей мимо дома машине, даже странно, что мне удалось его расслышать. Я почти уверен, что он сказал: «НЕ ЛГИ». Я немного испугался, но все же приложил ухо к машине, пытаясь расслышать что-нибудь ещё, пытаясь понять, откуда до меня донесся этот голос. Но теперь уже не было ничего, кроме тишины. Я взял свое предсказание и прочитал: «ТЫ ВСЕ РАССКАЗАЛ, НЕ ПРАВДА ЛИ?»Мое волнение тут же переросло в панику. Я пнул машину и даже закричал на нее: «Откуда ты знаешь, тупая машина, ты ведь даже не работаешь!» Я пришел в себя, когда заметил, что мое поведение привлекло внимание стайки сидевших у игровых автоматов подростков, которые посмотрели на меня и засмеялись. Я понял, как глупо я выгляжу и вышел из павильона, надеясь найти мать в продуктовом отделе. Её там не оказалось, зато возле туалета я встретил Чарли. Сперва он пытался игнорировать меня, делая вид, что меня рядом не было. Я спросил его про голос из машины, и о том, что он ему сказал. Чарли тупо смотрел в стену, засунув руки по карманам. Я взбесился и чуть не пихнул свое предсказание ему в лицо. Он, как видно, сломался и хотел было взять бумажку, но потом снова спрятал руку в карман. — Я даже знать ничего не хочу. Как ты не поймешь, что нельзя никому рассказывать свое предсказание! — сказал он, когда наконец повернулся ко мне. — Дурацкое правило, — сказал я. — Как ты можешь исполнять её приказы? Это же всего лишь машина!Этот вопрос был последней каплей. Чарли резко вскочил и пошел в туалет. «Не смей идти за мной», сказал он. В его лице я уловил страх и в то же время попытку казаться равнодушным. Поняв, насколько глупыми будут мои дальнейшие попытки разговорить Чарли, я решил уйти из продуктового отдела. Но вдруг я заметил, что у меня за спиной стояли те самые подростки из павильона. Их было пятеро, и все они смотрели на меня со злобными ухмылками. Один из них схватил меня за воротник рубашки, засмеялся и толкнул меня на пол. Падая, я зацепился за стул, вместе с которым и свалился. Ребята окружили меня со злорадным смехом, каждый из них опустил руку в карман и достал какую-то бумажку, как оказалось, предсказание из машины. Их смех утих, и они бросили свои бумажки на меня. Судя по их глазам, за этим должно было последовать что-то ужасное, но они развернулись и пошли в туалет. Мои нервы и без того были на пределе, но тут я посмотрел на их бумажки. На каждой из них было написано: «НИКОМУ НЕ ГОВОРИ, А ИНАЧЕ». Это было последнее, что я увидел перед тем, как потерять сознание. Когда я очнулся, рядом со мной стояли моя мать и судебный медик, который объяснил, что я упал и ударился головой. Я вспомнил пятерых ребят и то, как они толкнули меня на пол. Может быть, их нападение мне просто привиделось, потому что на полу не было никаких предсказаний. Я, наверно, сам поскользнулся и отключился, но что здесь делал судебный медик? Почему вокруг меня стояли и кричали люди? Мать крепко обняла меня и сказала, что она рада, что я жив и здоров. Тут я увидел, что медики выносят из туалета носилки, на которых лежало чье-то тело, покрытое белой простыней. В нескольких местах сквозь нее просачивалась кровь. Тело было небольшим, размером с ребенка. Размером с Чарли. Я вскрикнул, пытаясь рассказать матери, что случилось: про мою встречу с Чарли, про других ребят, про машину, предсказывающую судьбу. Она дала мне пощечину и закричала, что я выдумываю всякую чушь. Она сказала, что человека, который это сделал, уже поймали. Он даже не пытался убежать. Его нож, правда, пока не нашли, но это вопрос времени. К нам подошел полицейский. Он что-то спросил у матери, а потом они отошли в сторону, очевидно, чтобы я их не слышал. Другой полицейский, совсем молодой и, судя по испугу в глазах, неопытный, показал мне фотографию человека лет тридцати. Я честно ответил, что никогда не видел этого типа. Я хотел рассказать ему все, что знал, но полицейские уже уходили. Даже сейчас у меня перед глазами встает слово ИНАЧЕ. Я мог бы догнать их, поговорить с ними, но в тот момент меня охватил настоящий страх. Машина сказала: не говори никому. И я был слишком напуган, чтобы её ослушаться. Домой мы ехали в полной тишине. Отец успел вернуться, еще когда мы были в торговом центре. Когда мы вошли, мать всхлипнула. Её всхлипывание переросло в громкий плач, когда она увидела отца, развалившегося в пьяном ступоре возле открытого холодильника. В воздухе несло перегаром. Зная, что сейчас будет, я поскорее пошел в спальню, выключил свет и притворился спящим. Я старался не слышать криков матери и её слезную тираду, состоявшую из обвинений и проклятий в адрес отца. Жизнь в моем доме была невыносимой, но тогда это казалось мне незначительным. Мои мысли были целиком и полностью заняты тем, что происходило вокруг машины, предсказывающей судьбу. На следующий день, придя в школу, я как можно скорее зашел в библиотеку, чтобы полистать газеты, но там не было никаких новостей об убийстве в торговом центре. Я не нашел ни одного упоминания о нем и через неделю. Все учителя, которых я спрашивал, говорили, что они ничего не слышали о недавно погибшем мальчике по имени Чарли. Неопределенность была просто невыносимой. Джейкоба не было в школе целую неделю, но иногда я замечал одного из тех шакалов, подростков, которых я встретил в день смерти Чарли. На переменах они ходили по коридорам, смешавшись с толпой, но в моих глазах они всегда выделялись из нее. Уловив мой взгляд, они только кивали, а иногда на их лицах появлялась издевательская улыбка. Они знали, что я знал, но вот что странно: я больше ни разу не видел их вместе. Они словно нарочно избегали друг друга. В те выходные мы не пошли в торговый центр. Суровое лицо моей матери и её холодный голос дали мне понять, что если я еще раз заикнусь о павильоне, то не увижу его, как минимум, месяц. Мне стало ясно, что судьба Чарли напугала её ничуть не меньше, чем меня. Я всегда хотел узнать, о чём она говорила с тем полицейским. Я так этого и не узнал, но однажды, возвращаясь из школы, я увидел, как этот страж порядка выходил из моего дома. Я помню, как я ехал в автобусе, и кто-то сзади сказал: «Твоя мать — шлюха». Это было сказано не мне, но я почему-то воспринял эти слова на свой счет, хотя я мало что знал о личной жизни моей матери. Я ни в чем не её не виню, просто я сделал пару выводов из того, что происходило вокруг меня. А вы уж думайте, что хотите. Она жила и не догадывалась о том, какая опасность нам угрожала. Джейкоб вернулся в понедельник. Я встретил его в школьном коридоре и спросил, как у него дела. «Я немного приболел», — ответил мальчик, хотя и выглядел совершенно здоровым, если не считать страх и подозрительность у него на лице. Он старался не смотреть мне в глаза, явно высматривая, не было ли кого-нибудь поблизости. Я рассказал ему о том, что я видел, когда убили Чарли, рассчитывая на то, что он знал его. Но не успел я и слова сказать, как Джейкоб ударил меня в живот. Вокруг нас собралась горстка детей, кто-то из них позвал учителя. Перед тем, как взрослые разняли нас, Джейкоб еще несколько раз ударил меня и сунул мне что-то в карман. — Прочитай это, и говори со мной только там, где я написал, — сказал он. — И еще. Скажи им, чтобы меня исключили. — Это было все, что он сказал мне, завершив свои слова ударом в нос, после чего его схватили и повели к директору. Я же отправился с окровавленным носом в кабинет медсестры. Я ожидал, что найду в кармане предсказание, но вместо него там был смятый в комок тетрадный лист. Я прочитал его, только когда медсестра вышла из кабинета, чтобы рассказать директору мою версию истории. Она состояла в том, что я не знаю Джейкоба, что я даже не догадываюсь, из-за чего он начал драку, и что мои родители сделают все, чтобы этого подонка исключили. На бумажке было написано:«Если меня не исключат, не подходи ко мне в школе. А о машине не разговаривай вообще ни с кем. Перестань ходить в торговый центр и ни в коем случае не подходи к машине. Хочешь со мной поговорить, приходи в парк, в пятницу, в час ночи. Еще раз: не ходи в павильон, и никому ничего не рассказывай. Мы еще можем выбраться из этой истории целыми и невредимыми». Неужели все было так серьезно? Судя по поведению Джейкоба, да. Он вляпался в это дело гораздо глубже, чем я, и он знал намного больше, чем я. Я должен был играть по его правилам, а он хотел, чтобы я играл по правилам этой чертовой машины. Никому ничего не рассказывать. Машина потеряла контроль над Джейкобом, раз он нарушил это правило, и я сделал то же самое. К чему тогда вся эта секретность? Почему нельзя было просто обратиться к властям? Я устало посмотрел на газету, лежавшую на столе у медсестры. Там не было ни слова ни о Чарли, ни о детоубийстве в туалете торгового центр. Впрочем, кое-что я все-таки нашел. Всего лишь имя, которое я прежде никогда не слышал. Дэвид Арчер. Человек, покончивший с собой в местной тюрьме. В статье не говорилось ни слова о том, за что его посадили и каким образом он свел счеты с жизнью. Однако имени было достаточно, чтобы я вспомнил фотографию, которую мне показал полицейский. Он закрыл имя большим пальцем, но кусочек я все-таки заметил. Я точно знаю, что арестованного звали Арчер. Вошла медсестра. Увидев, что я вспотел и побледнел от испуга, она немедленно вызвала мою мать. Уже через полчаса я сидел в машине. Мы ехали домой, мать молчала, как будто язык проглотила. Нет, если проглотить язык, то проявляются хоть какие-то эмоции, а она их, как обычно, подавляла. Казалось, ей было плевать на то, что меня избили, на то, что у меня были проблемы, на мои разговоры о чертовщине, творившейся в торговом центре. Я злился на нее. Злился за то, что в ответ на каждое мое слово она обвиняла меня во лжи. Я так и не узнал, почему она так себя вела, и этот вопрос мучает меня по сей день. Неужели её неудачный брак так сильно сломал её, что она не замечала опасность, грозившую её сыну? А может быть, она знала об опасности и понимала, что единственный способ избежать её — вести себя, как ни в чем не бывало? Не знаю, да и теперь это уже неважно: моя мать давно умерла. Я исполнил желание Джейкоба и больше никогда не подходил к нему в школе. Когда я попросил, чтобы его исключили, директор только улыбнулся. У него, как я заметил, развилась хромота. Говорят, это началось после разговора с Джейкобом. Конечно, он никому не говорил, что случилось, но Джейкоб ясно дал мне понять, что это он пнул директора, надеясь, что теперь исключение ему обеспечено. Мы встретились с ним в пятницу, в час ночи, в парке, куда я пришел, невзирая на здравый смысл. Вся прошедшая неделя напоминала лихорадочный бред. Пятеро безымянных шакалов словно следили за каждым моим шагом, но я ни разу не видел их вместе. По школе начали ходить странные слухи насчет причин моего избиения. Никто не верил, что меня побил Джейкоб, во всем винили моего отца-алкоголика. Так и было: мой отец — алкоголик, а мать — шлюха. В это все верили, а потому мало кто хотел со мной общаться, а тех, кто мне верил, было еще меньше. Стоило ли удивляться тому, что я послушался Джейкоба и продолжил играть в его игру?В ту ночь улизнуть из дома было несложно. Отец валялся на диване, воняя перегаром, а мать весь вечер висела на телефоне и рыдала, а потом ушла в спальню и крепко заснула. Я еще помню, как я бежал по ночным улицам в куртке, надетой прямо на пижаму. Волнение лишило меня сна, и я сломя голову помчался в парк. Джейкоб залез на лазалки для детей и сидел неподвижно, как статуя. Мне пришлось подойти к нему почти вплотную, чтобы он обратил на меня внимание. — Зря ты влез в это дело, — сказал он мне. — Скажи своим родителям, чтобы они уехали из города и забрали тебя с собой. Эта штука убила Чарли, а теперь она убьет и меня. Ты тоже в опасности, ты ведь знаешь, что за тобой уже следят. Не вздумай подходить к машине. Ничего хорошего она не предсказывает. Она знает, где мы живем, наши имена, имена наших родителей. Она даже знает, в какой комнате ты спишь. Джейкоб, должно быть, сошел с ума после убийства Чарли, в этом я пытался убедить себя. Трудно было поверить в какую-то сверхъестественную силу, использующую детей в качестве пешек в своей игре. Я долго обдумывал то, что сказал мне Джейкоб, и наконец я спросил его, почему я должен доверять ему. откуда мне знать, что он мне не врет?— Хорошо. Я знал, что ты так просто не сдашься. Уже неважно, что я делаю, и что я знаю, — он спрыгнул на землю, выудил из кармана запечатанный конверт и протянул его мне. — Ты и так слишком много знаешь, так что прочитай это и удирай из города. Мне, наверно, так и не удастся уговорить своих предков свалить отсюда, так что ничему не удивляйся. Я не успел ничего сказать, как Джейкоб убежал. Он мчался в сторону своей улицы, прячась в тени деревьев. Я сунул конверт в карман куртки и побежал домой, время от времени останавливаясь, чтобы оглянуться. На каждом шагу мне мерещились пятеро шакалов. Сердце бешено колотилось, пока я не добрался до дома и не залез в окно своей комнаты. Я включил свет и вытряхнул содержимое конверта на стол. Там лежали десятки бумажек с предсказаниями, никаких дат на них не было. Вместе они рассказывали странную и непонятную историю, вот самые важные из них:«ЗАВТРА БУДЕТ ПОЖАР»«ОН СНОВА ЗАНИМАЛСЯ ЭТИМ С ТВОЕЙ МАТЕРЬЮ»«ТЕБЕ ПОРА ПЕРЕСТАТЬ СПАТЬ С ПЛЮШЕВЫМ МИШКОЙ»«ПОЧЕМУ ТЫ МНЕ НЕ ВЕРИШЬ?»«ТЫ ВСЕ РАССКАЗАЛ ЧАРЛИ, НЕ ПРАВДА ЛИ?»«ТЕПЕРЬ ТВОЯ МАТЬ ХРАНИТ ЦЕННОСТИ ПОД КРОВАТЬЮ»«В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ ПРИВЕДИ ЧАРЛИ»«БОЛЬШЕ НЕ СМЕЙ НИКОМУ РАССКАЗЫВАТЬ»«СКОРО ТЫ СНОВА УВИДИШЬ ЧАРЛИ»Для меня этого было достаточно. Я засунул их обратно в конверт и спрятал в стол. Я все еще не мог понять, что я только что прочитал. Откуда машина так много знала о Джейкобе? Разве у Джейкоба дома был пожар? Он ничего об этом не говорил. Пару недель назад в школе сработала противопожарная тревога, кто-то потом говорил о поджоге в мужском туалете на втором этаже. Мой мозг придумывал все новые и новые бредовые теории, и я решил лечь спать. Прокравшись в ванную, я умылся, почистил зубы и посмотрел в зеркало, боясь, что кто-то стоит у меня за спиной. Там, конечно, никого не было. Я вернулся в свою комнату, закрыл окно и задернул занавески. Перед этим я еще долго смотрел в окно. Мне казалось, что за мной наблюдали из-за деревьев. Это был всего лишь ветер и еще мое воображение. Я выключил свет и лег в кровать, тщетно пытаясь уснуть. Я ворочался в постели, засовывая то одну, то другую руку под подушку. Так я и нашел очередную бумажку с предсказанием. Когда я её нащупал, у меня душа ушла в пятки, но я все же осмелился включить свет, чтобы прочитать, что было на ней написано. «НЕ ОСТАВЛЯЙ ОКНО ОТКРЫТЫМ»Страх окутал меня, как мокрая простынь. Мокрая липкая простыня, пропитанная чем-то невидимым, но пахнущим кровью. Я закричал, как будто меня режут. Я все еще кричал, когда мать ворвалась в мою комнату и застала меня в углу с конвертом, полных мрачных и непонятных предсказаний. Я, заикаясь, умолял её разбудить отца, чтобы он как можно скорее увез нас из Нью-Хевена. Я вцепился в нее, плача и клянясь, что каждое мое слово было правдой. Она оттолкнула меня так, что я ударился об кровать. Она истерически рассмеялась и бросила конверт мне на колени. Нагнувшись, она посмотрела мне в глаза, чтобы я понял, что она говорит со мной серьезно. По её мнению, это было всего лишь детской попыткой привлечь к себе внимание. Я сам напечатал эти предсказания, а, может быть, в этом мне помог «мой друг Джейкоб». Она сказала, что в этом нет ничего смешного: нет ничего смешного в том, что мой отец приходит домой в пьяном виде, нет ничего смешного в том, что её называют шлюхой. Я закричал на нее, дал ей пощечину. Затем я бросился в гостиную, попытался разбудить отца, но он только ворочался на диване и что-то бессвязно бубнил. Мать схватила меня за шиворот, резко развернула и ударила в челюсть. Не обращая внимания на мои крики, она потащила меня обратно в мою комнату, где и оставила меня наедине с неизвестным. Она не желала ничего слушать, отвечая пощечиной, всякий раз, когда я пытался рассказать о незнакомце, который забрался в наш дом. Не знаю, отчего я тогда заплакал — от страха, от боли, или от осознания того, что я был один во всем мире, и даже родная мать не могла мне помочь. Она забрала у меня конверт, вырвала его у меня из рук, осыпав меня угрозами, которые она никогда бы не выполнила. Мать отнесла его в туалет и выбросила все предсказания в тихие воды унитаза. На моих глазах история Джейкоба со всеми доказательствами исчезла в никуда. Мать пригрозила, что если я еще раз её побеспокою, то она на месяц посадит меня под домашний арест. Я только и мог, что бормотать, а потом я рассмеялся, наверно, потому что уже не мог плакать. Я сидел под дверью и ждал, пока она снова не уйдет в спальню. Я только и слышал, что глухую ругань в адрес отца. Внезапно раздался звук открывавшейся входной двери, за которым последовал шум мотора, хотя отцу было еще рано идти на работу. Хотелось плакать, но у меня не осталось ни слезинки. В конце концов, она вернулась в спальню. Я тщательно осмотрел комнату, проверил шкаф, заглянул под кровать, в любое место, где кто-нибудь мог спрятаться. Никого, конечно же, не было, меня просто пугали. Хотя как тогда они могли спрятать послание у меня под подушкой? Вы можете подумать, что я был эгоистом, и что мне было плевать на родную мать, но я запер дверь и подпер ручку стулом. В моей комнате никого не было, и не могло быть. Я заснул, лишь когда первые лучи света сквозь шторы проникли в мою комнату. До этого меня часами мучили бредовые идеи, касавшиеся моего положения. Почему моя мать была так равнодушна? Почему она не разбудила отца? Почему она не поверила мне? Эти бесплодные рассуждения крутились в голове до самого утра. Мне удалось заснуть на несколько минут, в лучшем случае, на час, но потом меня разбудил стук в окно. Медленно и осторожно, я выглянул сквозь шторы, молясь, чтобы это был Джейкоб или кто-нибудь другой, не имевший отношения к машине-гадалке. Я вздохнул с облегчением, увидев, что на улице никого не было. Была только бумажка, приклеенная к обратной стороне окна. На ней было написано: «ЭТО БЫЛА ПЛОХАЯ ИДЕЯ»Я открыл окно и забрал предсказание. Я высунулся наружу, высматривая Джейкоба или шакалов. Я крикнул, требуя, чтобы они прекратили. «Это несмешно!», — кричал я им. Я кричал до хрипоты, пока не подумал, что этим я только еще больше разозлю мать. Никто мне так и не ответил. Через некоторое время я отодвинул стул и, открыв дверь, на цыпочках вышел из комнаты. Что имелось в виду под плохой идеей? Разговор с Джейкобом? Окно, оставленное открытым? Попытки заставить мать выслушать меня? Не зная, что имела в виду бумажка, я не понимал, чего от меня хотели. Не понимаю я этого и сейчас. Зато я сразу понял, что означали отпечатки окровавленных рук на стене, а также следы на полу. Как будто кого-то тащили из спальни на кухню. Только тогда я понял, что случилось. На полу валялись окровавленные ножи, некоторые из них были брошены в раковину. Я обошел весь дом, заглянул в каждую комнату и даже под диван. Я знал, что она была мертва, но в глубине души я еще на что-то надеялся. Я пытался предупредить её, я хотел, чтобы она поверила мне. Во всем был виноват Джейкоб. Страх сменила ярость, а за ней последовало что-то другое. Я взял телефон и позвонил отцу на работу, но услышал только автоответчик. Я вернулся в свою комнату, собрал все самое необходимое в ранец и пошел прочь из дома. Во время своего побега я уже не плакал, но на лестнице меня ждали еще три бумажки, по одной на каждую ступеньку. «МЫ СКУЧАЕМ ПО ТЕБЕ»«ТЫ ДОЛЖЕН УВИДЕТЬ»«КАК ОНА ТЕПЕРЬ ВЫГЛЯДИТ»Я бежал из дома. Мне было некуда идти — я был совсем один, к тому же, напуган до смерти. Еще никогда я не был таким одиноким. Меня вело только стремление узнать правду, какой бы жестокой она ни была. Прислушавшись к своим инстинктам, я направился к дому Джейкоба. Утренний воздух был густым, а небо потемнело от туч, удушавших солнце. Я не мог различить, какое было время суток. Моя мать умерла рано утром, или, что еще хуже, она медленно умирала мучительной смертью. То и дело у меня перед глазами вставали те проклятые предсказания на лестнице. Вдали, где-то в паре кварталов от меня, раздавался звук мигалок. Наверно, ко мне домой приехала полиция, но я ее точно не вызывал. Значит, отец вернулся, отоспавшись на парковке, как он делал и раньше. Представляю себе, какое у него было лицо, когда он увидел всю эту кровь. Я был уже близок к дому Джейкоба, и звуки сирен были почти не слышны. Небо потемнело, серые тучи росли прямо на глазах. Я долго думал, что я скажу Джейкобу, когда войду в его дом, но тут я заметил, что входная дверь была открыта нараспашку. Я толкнул её и чуть не упал в обморок. Повсюду была кровь, дом был перевернут вверх дном. Я позвал Джейкоба, но никто не ответил. В доме царила тишина, и я решил осмотреться. Комната Джейкоба находилась на втором этаже. В ней тоже всё было перевернуто, как будто по ней прошелся маленький ураган. В воронке хаоса кружились разбитые телевизор и видеомагнитофон, останки стула и валявшиеся повсюду предсказания. Я прочитал только несколько из них, остальные я просто не помню. Давно это было, а после того дня кажется странным, что я вообще что-то помню. То, что я прочитал в комнате Джейкоба, казалось мне безумием: в этих предсказаниях не было ни малейшего смысла. На них были имена других ребят и их матерей, даты и время. На многих бумажках упоминался Чарли, а потом я нашел свое имя, имя моей матери. Имя отца. Было много дат, и я, наверное, взял бы с собой побольше бумажек, если бы знал, какое безумие начнется через несколько часов. Не найдя больше ничего в комнате Джейкоба, я пошел вниз, чтобы выйти из дома. На внутренней стороне входной двери висела еще одна бумажка: «МАМА ПЕРЕДАЕТ ПРИВЕТ. МЫ С ДЖЕЙКОБОМ ЖДЕМ В ПАВИЛЬОНЕ». Ярость пронзила все мое тело, я сорвал бумажку с двери и разорвал её на части. Внутри я был согнут в три погибели, на меня давил тяжелый груз вопросов без ответов. Что мне оставалось делать? Идти прямо в пасть зверя, в чьей кровожадности я уже убедился? Судя по всему, и отец, и мать Джейкоба были убиты. Помогал ли Джейкоб их убийцам? Может, он был во всем этом замешан и просто морочил мне голову?Перед тем, как выйти на улицу, я решил вооружиться. На кухне я нашел мясницкий нож размером с половину моей руки. Я завернул нож в полотенце и засунул его себе в ботинок, спрятав его под штаниной. Идти было нелегко, но я уже не чувствовал себя таким беззащитным. Не оглядываясь, я покинул дом Джейкоба. На улице стало еще темнее: тучи обволокли все небо. Через несколько минут я почувствовал их запах. Это были не тучи, а дым. Дым валил из разных мест, со стороны которых звучали сирены скорой помощи. В тот день трагедия постигла не только нас с Джейкобом. Я шел вперёд с одной улицы на другую, пытаясь вспомнить, в какой стороне был торговый центр. Дым становился все гуще, а сирены все громче, я шел словно в бреду. Повсюду царила паника. Люди кричали, но я не видел их сквозь дым. Горела школа, горела больница, казалось, что горел весь город. Что это было: просто серия поджогов или отвлекающий маневр…Я оказался на главном шоссе. Я шел в сторону школы, но все еще пытался добраться до торгового центра. За спиной звучали мигалки, как будто их здесь собрался настоящий легион. Я сошел с дороги и сел в канаву на обочине, увидев, как сквозь дым проехал целый флот пожарных машин, полицейских и скорой помощи. Среди них не было местных машин — все они ехали из соседних городов. Это был самый настоящий апокалипсис, только без труб, ангелов и семи печатей. Я встал на дорогу и уже подумал, что на меня обрушилась звезда Полынь. Но это была, конечно, никакая не Полынь, а всего лишь полицейская машина. Я очнулся на заднем сидении запертого автомобиля. Мой рюкзак исчез, зато остался нож. Я крикнул на водителя, из глаз у него текли слезы. Он держал в руках конверт, который мне дал Джейкоб и тряс его, как будто о чем-то спорил с самим собой. Мужчина повернулся и перед тем, как начать говорить, утер слезы. — Мне жаль. Мне очень жаль. Это зашло слишком далеко. Я должен вернуть своего сына, свою семью. То, что он сделал, несправедливо. Ты ведь знаешь, что он сделал! —Полицейский повернулся лицом ко мне, и я увидел в его глазах боль и ненависть. По рации кто-то спросил водителя, где он, и приказал ему ехать к школе, где огонь вышел из-под контроля. Полицейский выключил рацию и засмеялся, когда мы проезжали мимо горящей школы и целой армии полицейских и пожарных. Я крикнул на него и спросил, почему он не помогает им? Куда мы едем?Он нажал на тормоз, повернулся и стукнул кулаком по пуленепробиваемому стеклу так, что я увидел кровь на костяшках пальцев. «ДОЛБАНЫЙ ЗАСРАНЕЦ! Я ПРИВЕЗ ТЕБЯ В ТВОЕ ЛЮБИМОЕ МЕСТО! СКАЖИ СПАСИБО, СЕЙЧАС ТЫ УВИДИШЬ СВОИХ МАМУ И ПАПУ!» Но мы остановились вовсе не у моего дома, а у того места, которого я больше всего боялся, у торгового центра — прямо у ворот в ад. Парковка возле торгового центра была на удивление свободной. Я знал, что в субботу магазины открываются позже, но должно же быть хотя бы несколько покупателей. Вместо них я увидел только одного ребенка. Одного из тех пятерых шакалов. Полицейский бесцеремонно вытащил меня из машины и поволок ко входу, навстречу тому парню. Я помню, как плакал этот человек. Плакал от радости, что он приближался к своему сыну, а это определенно был его сын. Полицейский оттолкнул меня в сторону и обнял мальчишку. Он плакал и рыдал, уверяя его, что всё в порядке, что он всё простит, что всё будет хорошо. Тут парень вынул пистолет из его кобуры и выстрелил ему прямо в лицо. Я вздрогнул, услышав выстрел, который казался мне эхом. Как же мне хотелось, что бы этот звук был просто галлюцинацией. Как и мозги полицейского на цементном полу. На лице ребенка не мелькнуло и тени угрызений совести. Напротив — казалось, он гордился своим поступком. Он нагнулся к простреленному лицу своего отца и сказал: «Гори в аду, ты все равно не был моим настоящим отцом». Потом он захохотал, как гиена, берясь за канистру с бензином. Тогда-то я и достал свой козырной туз — нож у меня в носке. Шакал так увлекся насмешками над трупом своего отца, что не заметил, как лезвие ножа вонзилось ему в шею, как ложка в желе. Только тогда его рефлексы сработали, он уронил пистолет и повернулся лицом ко мне. Но было поздно: нож прошел сквозь его шею и вышел прямо под кадыком. Я хотел перерезать ему горло, и я не жалею об этом. Однако нельзя сказать, что я этим горжусь. Несколько секунд он истекал кровью, после чего ужас и потрясение застыли на его лице посмертной гримасой. Я не жалел ни отца, ни сына. Вытерев нож об штанину, я убрал его обратно в носок и поднял с земли пистолет полицейского. На секунду я подумал о том, чтобы сбежать, вызвав подмогу по рации из полицейской машины. Часть меня хотела это сделать, но другая успела повидать слишком многое. Я зашел слишком далеко, и мне не оставалось ничего иного, кроме как идти до конца. С пистолетом в руках я вошел в торговый центр через продуктовый отдел, ожидая увидеть худшее. Впрочем, то, что я считал худшим, оказалось цветочками по сравнению с тем, что я увидел на самом деле. Меня встретила смесь запахов бензина и керосина вместе с последствиями того, что нельзя назвать иначе, как ураганом. В середине зала стояли столы, служившие платформой для еще более страшного ужаса. Они лежали в куче, словно огромные кровавые кирпичи — женщины, матери… Моя мать безжизненно лежала на самом верху, словно звезда на вершине рождественской елки. Я отшатнулся в ужасе, чувствуя, что я вот-вот потеряю сознание. Меня привело в чувство внезапное движение — в зал вошли дети-шакалы с улыбками на лицах. Теперь их было больше пяти. Их было столько же, сколько мертвых матерей на столах, если не больше. Всё перед глазами стало расплываться, кровь закипела, вид моей изуродованной матери обжигал мозг, как сильная мигрень. Прежде я никогда не стрелял и никого не убивал, кроме шакала у входа. Я угрожал им пистолетом, пытаясь остановить их приближение, но это ничего не дало. Я мало что понимал в стрельбе, но точно знал, что на всех пуль не хватит. Тогда я приставил пистолет к своему виску. Шакалы застыли на месте. Я засмеялся, с трудом переводя дыхание, пораженный абсурдностью ситуации. Неужели я был в центре этого безумия? Неужели весь их безумный кровавый мир держался только на мне? Конечно, нет. Вдруг чья-то сильная рука выхватила у меня пистолет. Я обернулся и увидел отца. Он был не один, с ним было целое войско. Войско отцов. Герои наконец-то прибыли. Или нет. Больше половины из них рухнула на колени, увидев то, что стояло в середине зала. Некоторым удалось со слезами подползти к груде мертвых жен, другие пытались выбежать сквозь толпу наружу. Шакалы хором смеялись над бессилием своих отцов. Потом они расступились, как Красное море перед Моисеем, и появился Джейкоб. Его вытолкнули вперед, дрожащего от страха и плачущего как малое дитя. Он встал на колени, держа в руках самое длинное из предсказаний машины, какое я только видел. Джейкоб начал свою речь, и даже убитые горем мужчины застыли на месте, слушая его. «Вы подвели своих жён, подвели своих детей. Вы повинны в прелюбодеянии, предательстве своих семей, своих жён, своих детей и своего Бога… Сегодня вы все умрёте, умрёте в муках и будете гореть в аду. Вы все прокляты, вы — дураки, которые заботились лишь о своем благе, вы»…Я уверен, что Джейкоб продолжил бы эту речь, если бы ему не снесло полголовы. Порой, мне кажется, что я увидел, как это случилось еще до того, как раздался выстрел. Отец держал пистолет у меня над головой и не перестал нажимать на курок, пока выстрелы не сменили пустые щелчки, а вся передовая линия шакалов не уснула вечным сном. А потом началась настоящая вакханалия. Шакалы завопили, подняв ножи, обагренные кровью их матерей, и бросились на собственных отцов. Как оказалось, ни у кого, кроме моего отца, не было оружия. Я бросился на пол и пополз на четвереньках, пока не уткнулся головой в стену. Не знаю, почему я это сделал, наверно, меня толкнул отец. Началось столкновение, взрослые и дети валились на пол. Посреди этого кошмара я видел отца, он смотрел на меня и улыбался. Потом он достал зажигалку и бросил её на пол. Огонь немедленно распространился по продуктовому отделу, охватив тела наших матерей. С обеих сторон раздавались дикие вопли. Я рванулся в укрытие, прямо в мужской туалет. Там я схватил помойку и приставил её к стене, затем залез под раковины, надеясь переждать, пока это безумие не прекратится. Я смотрел на дверь, слушая крики, стоны и выстрелы. Было ли это сном, ужасным, бредовым, сюрреалистическим сном?Потом наступила тишина. Мое сердце было готово вырваться из груди, нервы уже не подчинялись разуму. И вот дверь открылась, отбросив в сторону помойку, которая служила мне баррикадой. Вошедший всё ещё горел, его тело было покрыто разной степени ожогами, в руке он ещё сжимал револьвер. Я вскрикнул, выскользнул из-под раковины и нагнулся, как можно ниже, чувствуя, как после его выстрела мне в кожу впились осколки кафеля. Один выстрел, второй, щелчок. Моя рука двигалась без моего согласия, ведомая лишь инстинктом самосохранения. Я вынул нож и выбил бесполезный пистолет из руки шакала. Я помню недолгую схватку, потоки крови и бурю, БУРЮ смеха. Потом я отключился и очнулся в машине скорой помощи. Не знаю, сколько прошло времени. Когда я пришел в себя, полицейские попытались заставить меня объяснить, что случилось, но я и сам этого не знал. Мне показали фотографии — обгорелая масса женских трупов, мужчин, сцепившихся с сыновьями, мертвых и полумертвых. Мне показали парня, найденного в туалете с ножом, застрявшим в грудной клетке. Конечно, я лгал им, другого выхода у меня не было. Потом меня забрали, так ничего и не рассказав. Одно время я жил с моими дедом и бабкой, но им не понравилось то, что я сделал с их собакой, и меня забрали. Потом я кое-что сделал с моим соседом по комнате, но он был сам виноват. Зря он заговорил о моей матери. Мне делали уколы, меня держали в смирительной рубашке, когда я слишком яростно пытался доказать, что то, что случилось в Нью-Хевене было правдой. Поняв, что это бесполезно, я смирился со своей участью. Я стал притворяться, и у меня хорошо получалось. Теперь я на свободе, и я возвращаюсь в Нью-Хевен. Я возвращаюсь домой. Многое изменилось в моем родном городе! Пострадавшие от пожара здания восстановили, остатки сгоревших домов снесли бульдозерами, и теперь на их месте поселились новые семьи. Когда я смотрю в небо, я думаю, что снова увижу облака дыма, но, к счастью, их там нет. Я сходил в библиотеку, пытаясь узнать что-нибудь о тех событиях, но газеты того времени явно не сохранились. У меня ушло не меньше семи часов, чтобы найти нужные статьи. Первая из них сопровождалась фотографией пожарников, которые боролись с адом в больнице. Мне с трудом верилось в то, о чем я читал. Я и представить себе сколько жизней погубила машина, предсказывающая судьбу! Удалось подтвердить смерть восьмидесяти одного человека, двадцать семь из них были детьми. Некоторые тела так обгорели, что их было невозможно опознать. В другой статье я обнаружил сообщение о том, что торговый центр снова открыт для публики, и что город воздвиг памятник в честь погибших в тот день. Теперь я знаю, что делать. Я пойду в торговый центр, чтобы убедиться, что там нет машины-гадалки, а если она осталась, я её уничтожу. Я остановился у ремонтного магазина и купил вещи, которые могли мне понадобиться. Топор, кувалда, лом, два фонаря, батарейки и клейкая лента. Я сложил все вещи в рюкзак и направился в сторону торгового центра. Приближался закат, и я не мог избавиться от ощущения дежа вю. И хотя я знал, что ничего не горит, я всё же поглядывал в небо, а еще смотрел по сторонам, чтобы меня не сбила полицейская машина. Я пришёл в торговый центр за час до закрытия. У входа стоял памятник, казавшийся мне насмешкой над тем, что на самом деле случилось в тот день. Он изображал взрослого мужчину, обнимавшего за плечи ребенка, как видно, своего сына, пытаясь защитить его от опасности. Что же, кому-то от этого, может, будет легче — кому-то, кого в тот день не было в торговом центре. Я вошел в помещение и едва узнал его: новые магазины, новые полы, новые потолки, новый продуктовый отдел. Я вздохнул с облегчением, надеясь, что павильон игровых автоматов сгорел в огне. Я нашел план торгового центра, и, к моему несчастью, павильон находился на том же месте. Пути назад уже не было. Я вошел в павильон и улыбнулся, все автоматы были новыми. Павильон стал больше, ярче, теперь здесь можно было даже танцевать. Я бродил взад-вперед, поражаясь новым технологиям. Тут мои нервы начали сдавать, и у меня вдруг закружилась голова. Какой-то ребенок, игравший в 3Д-игру, подбежал ко мне и спросил: «С вами все в порядке?» Я оттолкнул его в сторону и пошел дальше. В конце концов, я нашел ту самую машину. Как и прежде, она стояла в самом конце зала. Я подбежал к ней и принялся кидать монетки, нажимая на желтую кнопку, мне не терпелось узнать, что она мне скажет. Но машина молчала, теперь она, по-видимому, и вправду сломалась. Парень подошел ко мне и сказал: «Эта штука никогда не работала, не тратьте деньги зря». Я заключил с ним сделку: за мои монетки он должен был как-нибудь отвлечь человека за прилавком. Этой минуты мне хватило на то, чтобы, вскарабкавшись на один из автоматов, вытащить одну из панелей потолка и спрятаться внутри. Я не мог допустить, чтобы кто-нибудь помешал мне осуществить задуманной. Я провел над потолком, возможно, целую вечность, пока не услышал, как захлопнулась входная дверь в павильон. Через несколько минут, я снова вынул панель и спустился вниз. Включив фонарь, я посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что внутри никого не было. Я остался наедине с машиной, предсказывающей судьбу. Момент истины настал. Сперва я попытался просто отодвинуть машину от стены, но ничего не вышло. Затем я попытался воспользоваться ломиком, но никакого движения не последовало. Ломик едва попадал в пространство между стеной и корпусом машины, натыкаясь на что-то твердое. Пришлось идти напролом. Я поднял топор и обрушил его на машину. Деревянный корпус треснул, и это заставило меня улыбнуться. Однако потом я наткнулся на что-то твердое, и реверберация выбила топор у меня из рук. Дрожащими руками я сорвал остатки деревянного покрытия, обнажив бетонную структуру, встроенную прямо в стену. Вот почему ни мне, ни кому-либо другому не удалось сдвинуть машину. К счастью, у меня с собой была кувалда. За несколько минут, я проделал достаточно большую дыру, чтобы пролезть внутрь. Я взял фонарь и посветил им внутри отверстия. Там я увидел печатную машинку, стоявшую рядом с щелью, из которой выходили предсказания. Я удивился, что между этим устаревшим печатным устройством и остальной машиной не было никаких проводов, вообще никакого соединения. Я залез внутрь, ожидая увидеть в свете фонаря печатную плату для куклы-предсказателя. Вместо неё, там были веревки и деревянные рычаги, какие использовались в кукольных театрах позапрошлого века. Никакого ящика для монеток не было, они просто сыпались на пол. Неужели эта штука управлялась вручную?Это могло означать только одно: за всем этим кошмаром стоял живой человек. Вместо задней панели машины, я обнаружил проход к ведущей вниз лестнице. Хорошо, что у меня нет клаустрофобии, потому что проход был очень узким. Построить и будку, и лестницу, можно было только в одиночку, так я подумал. В конце лестницы меня ожидал резкий поворот, который вел в комнату намного больше, чем предсказательская будка. Крепко сжимая фонарь, я вошел в помещение, напоминавшее тюремную камеру. Передо мной длинные полки с тетрадями, журналами и покрытыми пылью бумажками с предсказаниями. Я взял один из этих журналов и, оттряхнув пыль, принялся читать. Речь в нем шла о супружеских изменах, о тайной любви между женатыми мужчинами и женщинами. Человек, написавший всё это, гордился тем, как он соблазнял женщин, убеждая их в том, что их мужья были такими же неверными, как и он сам. Он в подробностях описал безумную жестокую игру, которую он вёл с детьми и взрослыми. Он записал всё, что он видел в тех домах, в которых он оказывался: какие в них были драгоценности, где хранилось оружие, как выглядели дети. Прилагалась фотография каждого ребенка. У меня кровь застыла в жилах, когда я вспомнил их лица. Я осмотрел и другие полки, на которых лежали старые карты города, созданные ещё до моего рождения. Невероятно подробный чертёж изначальной канализационной системы, проходившей прямо под торговым центром. Мне попался еще один чертёж, описывавший создание новой машины, предсказывающей судьбу, а также инструкции, как приманить к ней детей. Я хотел уже покинуть это место, но вдруг я заметил, что в углу комнаты кто-то сидел. Это был скелет человека, у которого отсутствовала половина черепа, а рядом лежал пистолет. Вот он — безумец, повинный во всех тех смертях. Тот, кто разрушал чужие семьи. Я присмотрелся к его одежде и с ужасом понял, что он был одет так же, как мой отец в день той кровавой бойни. Теперь все встало на свои места. Вот, где он пропадал столько времени, вот как ему удавалось проникать в чужие жизни, вот почему он был таким скрытным. Тот, кого мы считали жалким пьяницей, был великолепным плотником, замечательным строителем, первоклассным электриком, гениальным психологом. Я даже вспомнил, что он участвовал в постройке этого проклятого торгового центра!Я осторожно подошел к его трупу и увидел, то, от чего бы я прежде упал в обморок. Прежде, но не сейчас, когда я стал старше, и мои нервы окрепли. В своей костлявой руке мертвец сжимал последнюю бумажку с предсказанием, пожелтевшую от столь долгих лет. «ТВОЯ ОЧЕРЕДЬ, СЫНОК»Я сложил все книги и тетради моего отца в рюкзак, подобрал кувалду и выбрался наружу через старую канализационную систему. Мне предстоит многому научиться, придется посетить много разных городов, но я знаю, что я найду то место, где я сам создам свою судьбу. Такси привезло меня к парку, где я встречался с Джейкобом в ту ночь, когда он пытался предупредить меня. Когда-то здесь была игровая площадка, теперь на её месте — кладбище. Думаю, после того, что случилось, игровая площадка стала ненужна. Вот могила Джейкоба. В ней нет ничего особенного: могила как могила. Они все одинаковы — невысокая изгородь, серый камень. За всё это время никто не ухаживал за его могилой, как и за многими другими. Думаю, не надо объяснять, почему. Я поворачиваюсь в сторону ворот, и что-то хрустит у меня под ногой. Бумажка с предсказанием. Я больше не боюсь их: я уже устал бояться. И я из чистого интереса подбираю бумажку. Мне хочется узнать, какой сюрприз подбросит мне машина на этот раз. «ЕЩЕ МОНЕТКУ, ПОЖАЛУЙСТА»Это становится интересным, не правда ли? Я отправляюсь в торговый центр. Там много что изменилось за одиннадцать лет, и это неудивительно. Продуктовый отдел полностью перестроен, появились новые рестораны, пиццерии. Туалет теперь находится в другом месте. Но что бы ни изменилось за эти годы, я все равно вижу этих шакалов с омерзительными улыбками на лицах, а также ужасную груду человеческих тел, среди которых была и моя мать. Я вижу её, и я чую запах трупов, который словно так и не выветрился из этого здания. Но теперь уже все равно. Павильон автоматов по-прежнему открыт, его огни по-прежнему горят в темноте. Вот та игра в космические войны, в которую я играл, пытаясь отвлечься от мыслей о машине. Ну, а вот и сама машина. Деревянная кукла арабского прорицателя по-прежнему сломана, к тому же обросла паутиной. Я бросаю монетку, и кукла, как и раньше, оживает. Она скрипит, поскольку её давно никто не смазывал, её движения убоги, и все время кажется, что она вот-вот разлетится на части. Раздается звук печатной машинки, но больше ничего не слышно. Я нагибаюсь, чтобы забрать свое предсказание, и все равно ничего не слышно. Машина молчит. Я беру в руки бумажку и смотрю на её заднюю сторону. — Ты ничего мне не сделаешь, — шепчу я. — Ты убивала, ты разрушала жизни, ты чуть не погубила меня. Но теперь ты бессильна. Все кончено. Я разворачиваю бумажку и вижу то, что я ожидал увидеть. «ТВОЯ ОЧЕРЕДЬ»Внутри машины сидит человек. В этом я точно уверен. Но в глубине души я знаю, что кто бы ни управлял машиной одиннадцать лет назад, он давно уже перестал быть человеком.