Мания убийстваСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Бывают такие люди, что у них в машине работает только одна педаль - педаль газа. Потому что тормоза находятся в голове!Солнце выглянуло совсем недавно и Питер Хьюрон уже возвращался с ночной смены. Утро выдалось настолько чудным, что Пит, ради своего распрекрасного настроения, чуть сильнее обычного надавил на газ, и после этого он мог запросто напоминать собой самого рьяного лихача, или лунатика задремавшего за рулём, любому, кто внезапно окажется на дороге. Но дорога была совершенно пуста. Пока пуста. Вокруг раскинулось кукурузное поле, и до тех пор, пока оно не кончится, Питер твёрдо решил не сбавлять скорости. А на дороге так никто и не появился. На время он превратился в самого ярого сумасброда, и всему виной настроение. Иногда оно так разыгрывается, что остановить его, или унять, практически невозможно (и тогда оно может зайти очень далеко). Порой Питер замечал за собой такие приступы, но проходили они под влиянием какой-нибудь сверхъестественной печали, которую приходится создавать самому. Огромное сборище окон нескольких домов забрезжило на горизонте отражающимся утренним светом солнца. В таком виде перед Питером предстала вступительная часть огромного города, с которым он ещё не успел познакомиться, поскольку два-три дня назад оказался в нём новичком. Кукурузное поле уже миновало малолитражку, которую Пит разогнал как реактивный самолёт. Но похоже удаль, порождённая хорошим настроением, в Питере разыгралась не на шутку, а надвигающаяся прямо на него плотная «стена» города, в глазах безумного водителя уже казалась совсем незаметной, но надвигаясь она развивала скорость всё выше и выше, а Хьюрон уже не видел летящей под колёсами с бешеной скоростью дороги. Дом, где жил Пит, находился на самой окраине города. Окружённый роскошным садом, он стоял в гордом одиночестве. И только через две-три сотни метров начинаются эти шумные и запыленные улицы, по которым бог знает когда ступала нога человека, нынче там носятся только автомобили и всё, что на колёсах. А как хотелось бы, чтоб эти чересчур оживлённые дороги сохранили врождённое спокойствие, подумалось Питеру. Когда Питер работал в ночную смену, то он много размышлял. Ему это очень нравилось, потому что казалось, что ночью проще думается. «Мне не нравится город, - думалось ему в период своего последнего рабочего дня. - Я ненавижу все эти угрюмые, многоэтажные, каменные стены! Они делают меня каким-то одиноким. Он мне не нравится так сильно, что я мог бы обратиться за помощью к психиатру, но дело в том, что я понимаю некоторое. Психиатр интересуется теми, кто не может разобраться в своей психологии, а не такими как я. Как-то раз я думал о таком понятии, как «домашний уют». Что это такое? Кто его создаёт. Неужто одна только бедная несчастная женщина? Ведь, кроме того, что ей вынашивать и корчиться от боли в родах своего бедного ребёнка, ей же заниматься всеми эти постирушками! Поломойством… Короче говоря, создавать этот уют… домашний. Но вот взять простую деревню! Неужели она там будет, плюс ко всему ещё и топить печку, накалывать дрова… А может, она будет и заготавливать уголь?! Может, чёрте, пустить её, маленькую, работать на шахту? Нетушки! Всем этим занимается его величество Мужчина! И получается так, что деревенский домашний уют создаёт никто иной, как ОН. Потому что - что такое «уют»? Что это за слово из трёх букв? Да, блин, элементарное тепло в доме! Вот что это такое. Но в деревне… ёлки-палки… Там же жить невозможно! Если в городе ты ещё туда-сюда (как-то умудряешься затеряться в толпе), то там - вообще хана. Там все у всех на виду. Каждый, так и норовит сунуть нос в чужие дела! Поэтому - логика остаётся неизменной: в деревне живут только одни инвалиды. В смысле, пенсионеры. Но, хотя, и сумасшедшие тоже! Сумасшедшие или уголовники. Те, кого отослали на сто первый километр…В общем, в деревне суждено прозябать только, исключительно бабушкам и дедушкам. И не удивительно, что всякий молодой будет очень подозрительно выглядеть! Ведь, исходя из моей логики, он, либо «заключённый», либо… пардон за выражение, псих». Альва Хьюрон постаралась встать пораньше, чтобы успеть приготовить завтрак ещё до того, как до неё с далека донесутся «позывные» двигателя «шевроле», в котором её муж возвращается с ночной смены. На этот раз позывные приближались с такой скоростью, что Альве за этот короткий промежуток времени пришлось успеть не только прилично удивиться, но и спуститься со второго этажа и выйти на улицу…Внезапный визг тормозов чуть не оглушил Альву. И первый ужас за грядущий день ей довелось испытать сразу, как она вышла из дома: на неё едва не наехал «шевроле», за рулём которого сидел неизвестно чем довольный Питер. И, как она успела заметить, доволен он был чересчур. - Что это на тебя сегодня налетело? - удивлённо вскрикнула Альва, глядя на своего супруга в то время, как он быстрее и проворнее обычного выскакивал из машины. Бывают такие люди, что у них в машине работает только одна педаль - педаль газа. Потому что тормоза находятся в голове!Солнце выглянуло совсем недавно и Питер Хьюрон уже возвращался с ночной смены. Утро выдалось настолько чудным, что Пит, ради своего распрекрасного настроения, чуть сильнее обычного надавил на газ, и после этого он мог запросто напоминать собой самого рьяного лихача, или лунатика задремавшего за рулём, любому, кто внезапно окажется на дороге. Но дорога была совершенно пуста. Пока пуста. Вокруг раскинулось кукурузное поле, и до тех пор, пока оно не кончится, Питер твёрдо решил не сбавлять скорости. А на дороге так никто и не появился. На время он превратился в самого ярого сумасброда, и всему виной настроение. Иногда оно так разыгрывается, что остановить его, или унять, практически невозможно (и тогда оно может зайти очень далеко). Порой Питер замечал за собой такие приступы, но проходили они под влиянием какой-нибудь сверхъестественной печали, которую приходится создавать самому. Огромное сборище окон нескольких домов забрезжило на горизонте отражающимся утренним светом солнца. В таком виде перед Питером предстала вступительная часть огромного города, с которым он ещё не успел познакомиться, поскольку два-три дня назад оказался в нём новичком. Кукурузное поле уже миновало малолитражку, которую Пит разогнал как реактивный самолёт. Но похоже удаль, порождённая хорошим настроением, в Питере разыгралась не на шутку, а надвигающаяся прямо на него плотная «стена» города, в глазах безумного водителя уже казалась совсем незаметной, но надвигаясь она развивала скорость всё выше и выше, а Хьюрон уже не видел летящей под колёсами с бешеной скоростью дороги. Дом, где жил Пит, находился на самой окраине города. Окружённый роскошным садом, он стоял в гордом одиночестве. И только через две-три сотни метров начинаются эти шумные и запыленные улицы, по которым бог знает когда ступала нога человека, нынче там носятся только автомобили и всё, что на колёсах. А как хотелось бы, чтоб эти чересчур оживлённые дороги сохранили врождённое спокойствие, подумалось Питеру. Когда Питер работал в ночную смену, то он много размышлял. Ему это очень нравилось, потому что казалось, что ночью проще думается. «Мне не нравится город, - думалось ему в период своего последнего рабочего дня. - Я ненавижу все эти угрюмые, многоэтажные, каменные стены! Они делают меня каким-то одиноким. Он мне не нравится так сильно, что я мог бы обратиться за помощью к психиатру, но дело в том, что я понимаю некоторое. Психиатр интересуется теми, кто не может разобраться в своей психологии, а не такими как я. Как-то раз я думал о таком понятии, как «домашний уют». Что это такое? Кто его создаёт. Неужто одна только бедная несчастная женщина? Ведь, кроме того, что ей вынашивать и корчиться от боли в родах своего бедного ребёнка, ей же заниматься всеми эти постирушками! Поломойством… Короче говоря, создавать этот уют… домашний. Но вот взять простую деревню! Неужели она там будет, плюс ко всему ещё и топить печку, накалывать дрова… А может, она будет и заготавливать уголь?! Может, чёрте, пустить её, маленькую, работать на шахту? Нетушки! Всем этим занимается его величество Мужчина! И получается так, что деревенский домашний уют создаёт никто иной, как ОН. Потому что - что такое «уют»? Что это за слово из трёх букв? Да, блин, элементарное тепло в доме! Вот что это такое. Но в деревне… ёлки-палки… Там же жить невозможно! Если в городе ты ещё туда-сюда (как-то умудряешься затеряться в толпе), то там - вообще хана. Там все у всех на виду. Каждый, так и норовит сунуть нос в чужие дела! Поэтому - логика остаётся неизменной: в деревне живут только одни инвалиды. В смысле, пенсионеры. Но, хотя, и сумасшедшие тоже! Сумасшедшие или уголовники. Те, кого отослали на сто первый километр…В общем, в деревне суждено прозябать только, исключительно бабушкам и дедушкам. И не удивительно, что всякий молодой будет очень подозрительно выглядеть! Ведь, исходя из моей логики, он, либо «заключённый», либо… пардон за выражение, псих». Альва Хьюрон постаралась встать пораньше, чтобы успеть приготовить завтрак ещё до того, как до неё с далека донесутся «позывные» двигателя «шевроле», в котором её муж возвращается с ночной смены. На этот раз позывные приближались с такой скоростью, что Альве за этот короткий промежуток времени пришлось успеть не только прилично удивиться, но и спуститься со второго этажа и выйти на улицу…Внезапный визг тормозов чуть не оглушил Альву. И первый ужас за грядущий день ей довелось испытать сразу, как она вышла из дома: на неё едва не наехал «шевроле», за рулём которого сидел неизвестно чем довольный Питер. И, как она успела заметить, доволен он был чересчур. - Что это на тебя сегодня налетело? - удивлённо вскрикнула Альва, глядя на своего супруга в то время, как он быстрее и проворнее обычного выскакивал из машины.

Опять она до моего возвращения успела поесть, - пронеслось у него в голове, когда он обратил внимание на её припухшее лицо, - и причём поесть ни один раз. - Но это его не обеспокоило, пока он прибывал в настроении, точно так, как не задевает (пока) и склонность его супруги к чревоугодию, в борьбе с которым она отдаёт всю себя, результат чего каждое утро на лице проявляет себя всё упорнее и упорнее. Но до пополнения, кажется, ей ещё далеко. - А может, она опять вчера на ночь переборщила в борьбе с аппетитом? - Но, несмотря ни на что, внутри он был необыкновенно счастлив. - Утро сегодня милое! - воскликнул он в ответе на её вопрос. - О чёрт тебя возьми! - едва ли не стоном проговорила Альва своё излюбленное ругательство, в то время, как её тон сохранял в себе деланную ярость. - Пит, ты с ума сошёл! верно?- Может быть даже и так, - живо ответил Питер, с лица его так и не спадала счастливая улыбка, - но утро сегодня просто замечательное!- Ладно, пошли завтракать, - сказала Альва и направилась в дом. Но даже и в это время из головы её не вылетал вопрос: «да что с ним, чёрт возьми, происходит?!»Питеру пришлось на некоторое время задержаться. Он только загнал машину в гараж и сразу последовал за своей супругой. Только какая-нибудь кошмарная весть способна прервать его чудесное настроение… а она была уже очень близко. - Тебе телеграмма из полиции, - сказала Альва своему мужу во время завтрака. - С чего бы это? - удивился Питер. - И с каких это пор полиция стала посылать телеграммы?- От комиссара… - продолжила Альва и запнулась, вспоминая имя комиссара, - …чёрт возьми! забыла… Имя какое-то странное… Стэфан или Стэллен… А, чёрт с ним. - Верно, - весело согласился с ней Питер. - Только перестань ты чертыхаться, не идёт тебе эта дурацкая привычка. - Я до пятнадцати лет прожила с отцом, а ты прекрасно помнишь его ежесекундные «чёрт побери». - А где телеграмма? - спросил Питер после того, как позавтракал. - И что там, интересно, мне пишут?- А вот что там тебе пишут, этого уж я не читала, - тут же отозвалась Альва. - Там, в комнате посмотри свою телеграмму. Опять небось дурака решили свалять. Пит тут же пошёл в комнату и обнаружил конверт. Наверное, он бы не торопился так сильно, если бы его не удивил ответ Альвы: Как можно брезговать «чужими письмами», если это ТЕЛЕГРАММА?! Всего какой-то короткий кусок текста! Но, стоило ему только увидеть конверт, как всё моментально встало на свои места: «Альве, похоже, наплевать, как на самом деле называется это слово! Хорошо, что она не додумалась ПИСЬМО назвать ПОСЫЛКОЙ! Или бандеролью…» (Эй, мужинёк, тебе бандерольку там какую-то прислали! Ага, из полиции, из полиции). Конверт удобно располагался на его рабочем столе, и со стороны (в глазах Питера) выглядел несколько зловещим. - Ван Стэлн, - прочёл он имя, которое Альва умудрилась забыть за такое короткое время. Tangled-street 25: АДРЕС, ПО КОТОРОМУ ВАМ СЛЕДУЕТ ЯВИТЬСЯ, ДЛЯ УТОЧНЕНИЯ НЕКОТОРЫХ ДАННЫХ. ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НЕЯВКУ ГАРАНТИРУЕТСЯ, - прочёл он телеграмму, которая до этого неизвестно почему была помещена в конверт. - Вот это да! - удивился Питер и сразу почувствовал, как настроение его заметно спало. - Неужели я сегодня плохо вёл себя на дороге? Да ну, ерунда какая! Подумаешь, прибавил капельку скорости. Всё таки, он понёс этот текст жене. Просто, чтобы не чувствовать себя виноватым за то, что он о ней подумал, при виде конверта. - Всё-таки, ты не ошиблась, дорогая! Это не письмо, это действительно… телеграмма!- Ну ты же знаешь, как у них там, - объясняла Альва, повторно разглядывая каждое слово, - если хоть чуть-чуть похож, значит, именно тот, кто им и нужен. Тебе только надо быть с ними очень вежливым, если хочешь поскорее выкрутиться. - Да что ты, дорогая! - мягко удивился он, - с кем я не вежлив?- Ну и замечательно, что…- Только вот где мне искать эту Танглэд-стрит 25? - прервал он её. - А по-моему, она где-то рядом. - Ну, раз рядом, - как-то машинально решил Пит, - тогда я её поищу сейчас, - и сразу же направился к выходу, но… остановился. Альва взглянула ему в лицо и удивилась. Она заметила, что его осенила какая-то идея. - В чём дело, Пит? - осведомилась она, глядя в заметно изменившиеся глаза своего супруга. - Что-то мне не нравится этот Ван Стэлн, - подозрительно проговорил Питер и направился в ту комнату, где находился телефон. - Надо бы разузнать, существует ли вообще такой комиссар полиции, как Ван Стэлн. - Ну и имя! - ворчала Альва, пока Питер копался с телефоном. - Ван Стэлн, прямо как у принца какого-то… Вот чёрт возьми, что-то оно собой напоминает…- Альва, - крикнул Питер несколько изумлённым голосом, - что с телефоном?- А я откуда знаю, что с телефоном! А что там случилось?- А чёрт его знает, то ли сломался, то ли ещё что-то. - Значит, придётся тебе полазить по улицам и поискать телефонный автомат, раз у тебя такая жуткая мания преследования. - Придётся, - согласился с ней Питер и устремился к выходу, надеясь как можно скорее отыскать телефонный автомат и осведомиться насчёт этого заранее сомнительного комиссара полиции, и самое главное - не попасть в какую-нибудь передрягу, что с ним нередко случается, особенно в такие минуты. Машина ждала своего хозяина именно там, где он её оставил. Только Питеру казалось нудным - выгонять автомобиль из гаража, пыхтеть вместе с ним, и всё такое. Почему бы не прогуляться пешком? - спросил он себя и ответил: - Идиотская, конечно, идея. Но всё-таки, мне кажется, пешком будет намного удобнее и элегантнее, потому что в наше сумасшедшее время даже собаки пешком не ходят! А я не собака, потому и пойду пешком, - постарался он проимпровизировать эту пустую отговорку для своего положения, и пошёл пешком искать первый попавшийся телефонный автомат. Последнее удовольствие, которое довелось испытать Питеру, это наслаждение живописным садом. Наслаждение красотой и благоуханием в полной мере завершилось сразу, как только сад закончился и Питеру пришлось распахнуть ворота, «ведущие в ад» и распрощаться с этим райским уголком. А он так и сделал. Чёрта с два чего ты тут найдёшь, - заявил он себе в полной уверенности, не переставая разглядывать, как экзотические экспонаты, все окружающие его стороны. Первая преграда, которую ему предстояло преодолеть, была дорогой. Если взглянуть его глазами на машины, которые носились как сумасшедшие, то запросто можно определить их намерения: каждая так и норовит сбить его сразу, как он ступит на дорогу хоть одной ногой. Ну и до скольки я тут стоять собрался? - спросил он себя, и вместо ответа побрёл по тротуару. - Должен же быть где-нибудь светофор или переход… Думаю, что не должен. Мне, лично, он ничего не должен. Машины разъезжали одна за другой, сохраняя дистанцию между собой не больше пяти футов, и Питеру казалось, что такая картина продолжается и ночью, что длится она круглосуточно. И придётся ему возвращаться назад и «седлать» свой неповоротливый «шевроле», чтобы с его помощью перебраться через эту бесконечно движущуюся гряду безумных роботов, созданных и управляемых человеком (если не наоборот). Смешно, не правда ли? - подумалось Питу. Действительно, смешно; и до ужаса нудное зрелище, ведь потом, с помощью своего «автотранспорта», ему придётся рыскать по узким пешеходным улочкам, в поисках телефонного автомата, поскольку машину в незнакомой местности оставлять небезопасно. Только Питеру это показалось не настолько смешным и нудным, насколько чуть ли не до непристойности унизительным. Была бы его воля, он предпочёл бы сгореть в аду, чем заниматься этим саморазложением. - Да пропадите вы пропадом, - простонал Пит, ещё раз взглянув на дорогу, переполненную машинами, и собрался возвращаться домой. Он случайно вспомнил, о чём забыл спросить Альву. Дело в том, что она ему не сказала, как «телеграмма» попала в их дом. А что, если она видела, как её притащил какой-то полицейский? Ему казалось, что это может всё объяснить, и устранить необходимость искать по улицам «телефон-невидимку». Обращался Питер с таким проклятием ко всем машинам, наводнившим проезжую часть, но ни в коем случае не к тому, кто устроил ему эту кутерьму, таинственного Ван Стэлна в его голове даже близко не было во время проклятия. Может быть, он специально вылетел из памяти этого человека. Питеру же было совершенно на всё наплевать, даже на гарантируемые последствия за неявку, которые наверняка были уже где-то далеко от того, что осталось в его памяти. Питер Хьюрон твёрдо решил возвратиться домой, и он уже отвернулся в сторону и зашагал прочь, как… остановился, потому что сердце его ёкнуло от такой жуткой неожиданности. Сначала ему показалось, что он оглох, но когда осмотрелся… его действительно повергло в ужас всё, что он увидел вокруг. Всё скорее походило на какое-то кошмарное фантасмагорическое видение, если не на натуральный фильм ужасов, в центр действий которого попасть, оказывается, очень нетрудно. Во-первых, дорога: она была совершенно пуста. Вокруг стояла гробовая тишина, словно всё живое вдруг внезапно вымерло, или вымерло давно уже, и Пит только пробудился от своего нескольковекового летаргического сна…Вообразить можно всё, что угодно, но Пит… Вскоре он стал понимать, что видит действительность, или, скорее всего, внушил себе это. А может, они устали ездить? - спросил он себя. - Ну, мало ли, надо же хоть какие-то промежутки в движении делать. Здорово будет, если я сейчас стану переходить эту дорогу, а перерывчик этот возьмёт, да и закончится… - Прервал его не испуг, это было ещё страшнее; какое-то ненормальное изумление. Он заметил, что дорога и всё, что его окружает, страшно заброшено и запущено. «А что, если я сейчас начну её переходить, но выяснится, что она запущена так сильно, что провалится подо мной?!»Он не решился переходить дорогу, пока не обратил внимание на один настенный знак. Сердце его ещё сильнее сжалось, когда он прочёл всё, что чёрным по белому было выведено на этом заросшем грязью и пылью жетоне. ЗА ПОВОРОТОМ НАПРАВО НАЧИНАЕТСЯ Tangled-street. Эта надпись въелась ему в самую глубину взгляда. Держалась она там какое-то мгновение, но мгновение это вдруг застопорилось на самой середине и превратилось в бесконечность, которую надо было немедленно прервать, иначе дальше будет очень плохо. Я тут стоять собрался, и смотреть на эту надпись, или искать двадцать пятый дом? - жёстко спросил он себя, и заметил, что не просто спросил, а произнёс заклинание, с помощью которого неземная надпись настенного знака тут же оставила в покое его взгляд. Он был свободен почти полностью, и волен управлять собою именно так, как ему захочется. И он собрался отправиться в поиски двадцать пятого дома улицы Танглед, но вдруг остановился, жуткая мысль его одолела:А в переводе с английского, tangled: запутанный! Надо же? Запутанная улица! В полностью опустошённом городе, который откровенно напоминает бермудский треугольник, как в «Лангольерах» по Стивену Кингу, такие названия немыслимы. Да-да, они чем-то напоминают бред сивой кобылы! Что я, совсем что ли ополоумел? - И он уже собрался поворачивать назад, но в глаза ему случайно опять упала эта дьявольская надпись…- О, чёрт побери! Да что это такое, а?! - не сдержался он и сразу почувствовал, как надпись стала намного резче первой. Ему показалось, что надпись способна не только придавать мучительнейшей смерти, и своей воле, но и исчезать вовремя…- Да ладно, ладно! - заорал Питер, деревенея от невыносимой боли в глазах, - поищу я этот двадцать пятый дом, только отпусти!Кому (чему) он крикнул, не имеет значения, но он и сам не заметил, что взгляд его, оказывается, был совершенно свободен. Вся «дьявольская надпись» - не меньше, чем самообман. Потому что, когда он глянул на жетон повторно, то не заметил там надписи. Больше было похоже, что какие-то идиоты неизвестно чем пригвоздили к стене эту бессмысленную жестянку. Хотя, она смотрелась бы вполне логично, если стена была намагничена!Он прошёл по тротуару направо и загнул за угол, всё, как и говорилось в надписи, с которой он успел поближе познакомиться. Раз я мужчина, а не дерьмо какое, - заметил он себе, - то должен держать слово! крепко держать!А Танглед-стрит, тем временем уже прилично открылась взору своего нового гостя; открылась во всей своей жуткой красе. Выглядела эта улица намного кошмарнее всего, что ему довелось увидеть с того момента, как переполненная транспортом дорога вдруг оказалась заброшенной. Питера посетило такое предчувствие, будто он попал именно на ту улицу, которая некогда позволила чумной эпидемии навестить себя. Двух-трёхэтажные дома стояли в ряд плотной стеной, но они были пусты, если судить по плотно заколоченным дверям и окнам. Однако, это не значит, что Пит полностью отчаялся и решил дальше никуда не ходить, ведь он вспомнил о слове, которое дал вслух. Да и не возвращаться же мне домой с пустыми руками, - подзадоривал он себя больше не останавливаться, и шёл вперёд, надеясь только на удачу. Насколько он себя помнит, то почти каждый раз старался, как мог, лелеять только удачу, и в результате что-то получалось, но не всегда. Солнце, между тем, загородила громадная туча, и милое солнечное утро преобразовалось в мрачный вечер перед кошмарной ночью ужасов сумасшедшей бури. Ну наконец-то! - обрадовался он, когда посмотрел налево и увидел дом, в котором вообще не было двери. А может, это и есть двадцать пятый дом? - мысленно спросил он себя, и ничего не ответив, вошёл в эту низкорослую трёхэтажку. Бог ты мой! - удивился он, - а здесь ещё и живут!На верхней площадке дверь была архитектурно обита кожей. Тогда он решил подняться и постучать в эту единственную дверь в доме (которая является образцово-показательным примером для остальных, замурованных непробиваемым чёрным дубом), а если ему ещё и откроют на стук, то сразу же осведомиться о всём, что он ещё считает загадочным. Но не успел он сделать и полшага к двери, как из подвала донёсся какой-то неразличимый звук. Да ну его к чёрту! - отозвался он мысленно о звуке и зашагал вверх по лестнице… н уже подошёл к двери; ему оставалось только постучать в дверь и дождаться результата, но… вместо очередного звука, из подвала донёсся стон. Стон этот походил на стон вечного мученика из бездонной пропасти ада. По-моему, это женщина, - размышлял он, стоя у двери, - и ей нужна помощь. Боже, как она простонала, бедняга! Ей надо срочно помочь! - и он уже побежал вниз по лестнице. - Что я, буду оставлять её в беде из-за своего детского страха? А если это ловушка? - И он уже продолжал спускаться с полной осторожностью. Спускаться надо было очень тихо, чтобы не испугать эту пожилую женщину. Пит уже видел её; видел, как она сидела на корточках и что-то делала с отчаянным видом. Оставалось только узнать, что, и завизжать от ужаса, увидев это…- Я могу вам чем-нибудь помочь? - спросил он у этой женщины так, чтоб та случайно что-нибудь не сделала от неожиданности. Но она даже не повернулась, только безнадёжно простонала от невыносимой боли и продолжила «своё занятие». Питер, очевидно, решил, что она глухая, и постарался сделать так, чтоб она заметила его присутствие. Женщина всё сидела на полу, а Пит обошёл её и склонился над ней с таким видом, будто тоже желает принять участие в разрешении её проблемы. Только тогда она окинула его своим душераздирающим взглядом. Питер заметил, на что больше всего походит её взгляд; это был взгляд самой обыкновенной лошади, которая совершенно неожиданно неподалёку заметила волка. Может, она просто психованная? - спросил себя Пит…Но женщина недолго продолжала с таким сверхъестественным ужасом разглядывать склонившегося вместе с ней мужчину. - Вот… - выдавила она из себя, и чуть-чуть привстав, попробовала показать ему ступню правой ноги: она была совершенно бледной, в пятке имелась глубокая рана в виде прореза, но рана эта почему-то не кровоточила, словно женщина эта некоторыми частями тела поменялась с покойницей. Из раны, как скала из воды, выглядывал край толстого и острого стекла. - Подождите! - скороговоркой обратился к ней Питер, - я сейчас!Молниеносными прыжками, через каждые три-четыре ступени, он устремился вверх. Подлетев к двери, обитой кожей, он принялся непрерывно и настойчиво молотить кулаком в дверь, до тех пор, пока та не распахнулась и из тьмы не выскочила одна толстушка пожилого возраста; Питеру показалось, что где-то он её уже видел - знакомое лицо. - У вас есть телефон? - спросил её Питер, прежде извинившись за своё бестактное вторжение. - Да нет, - ответила она, и сразу же обратила внимание на то, как выглядел этот стоящий перед ней человек, а выглядел он почти как собака сорвавшаяся с цепи и «спешащая на помощь своему попавшему в беду хозяину». - А что случилось?- Там одной женщине нужна помощь, - ответил ей Пит и постарался как можно короче и не вызывая паники объяснить всё, что случилось с той женщиной. А у хозяйки этой квартиры как раз оказались некоторые средства. - А вы знаете, - заметила ему толстушка по дороге в подвал; заметила до ужаса знакомым голосом, - вы вот мне кого-то напоминаете. - Да? - удивился Питер каким-то мрачным и безразличным голосом. - Ну, и кого же?Только в ответе женщина вдруг замялась и в результате ответила совершенно не то, что ей хотелось:- Да вот не припомню что-то. Точно! - обрадовался Питер, вспомнив что-то своё. - По-моему, её голос похож на голос моей Альвы. - Бывает, - отозвался он на её «не припомню», - что поделаешь!Спустя две-три ступени после своего последнего слова, Пит вдруг остановился как вкопанный. Дело в том, что в это время он случайно взглянул туда, где должна была дожидаться его женщина с толстым стеклом, торчащим из самой пятки. - Что за чертовщина! - удивился он и сразу ринулся вниз по лестнице. Толстуха тоже посмотрела туда, куда прежде взглянул Пит, но ничего удивительного не заметила, ведь там вообще никого не было. - Стоило беспокоиться! - плюнула она после того, как до неё кое-что дошло из того, что удивило этого молодого человека. - Она же сумасшедшая, - говорила толстуха, уже тихо спускаясь по лестнице. - Да тут их чёрт знает сколько! Кто тут только не околачивается! и наркоманы и ублюдки всякие. Питер уже не осматривался, взгляд его остановился только на одном из окружающих его объектов, которым была толстуха. По взгляду, можно было запросто определить степень заинтересованности в словах женщины. Похоже, он воспринимал всё услышанное только всерьёз. - Некоторые вообще ничего не чувствуют, - продолжала толстуха, - совершенно ничего, им хоть гвоздь в голову вбей, а они так и будут гоготать, чёрт бы их подрал! Кстати, эта ваша женщина со стеклом в пятке, наверняка к ним относится… - Она на время остановилась, так как заметила взгляд этого мужчины… чем-то он ей не понравился, но она всё же постаралась не обращать внимание, хотя бы наглядно. - А вы, вообще, как попали на эту улицу? - поинтересовалась она после того, как все сомнения на счёт «чего-то» мгновенно улетучились. - Я ищу одного человека, - ответил он ей, и немного пояснил: - комиссара полиции. - Какого комиссара полиции? - живо осведомилась она. И в глазах её незаметно промелькнул ужас. - Его имя Ван Стэлн, - ответил он, как ни в чём не бывало.

- Ван Стэлн?! - переспросила она каким-то другим голосом…Только тогда Питер смог заметить в её глазах настоящий ужас. А сами глазницы её становились всё шире и шире, и чтобы ей их хоть как-то остановить, надо было обладать очень сильным духом. - Что с вами? Эй! - удивился Питер, глядя, как эта женщина потихоньку пятится от него, не отводя взгляда. - С вами всё в порядке? - повторил он свой примитивный вопрос. Но та на него не ответила… вместо ответа, она с воплем ужаса стрелой понеслась вверх по лестнице. Чему тут удивляться, - подумал он, - если только что она охарактеризовала мне саму себя. Он уже собрался подниматься следом за этой женщиной, для того, чтобы покинуть навсегда этот странный дом, вместе с улицей, но задержал его стон той самой женщины (со стеклом в пятке). Только ему почему-то показалось, что стон этот доносился не иначе, как из-под земли. Уходи! - призывал его внутренний голос. - Уходи лучше по-хорошему… пока не поздно!А Питер уже и так собрался уходить, не выкапывать же ему из-под земли этот стон. Но прежде он решил всё-таки осмотреть пол, на котором стоит, как можно внимательней. Вообще, подвальное помещение было не слишком широким, так что осмотреть пол беглым взглядом, не составляло особого труда. И после такого осмотра, Питер смело направился к лестнице, медленными и шаркающими шагами…- О, чёрт бы побрал этот пол! - выкрикнул он, после того, как нога его за что-то зацепилась и ему пришлось споткнуться. Тут-то он и остановился, когда внимание его привлекла одна незаметная, но свежая щель в полу. А споткнулся я об этот штырь, - решил он, увидев такой же трудноразличимый штырёк, торчащий возле самой щели, как постовой. - Да ну это всё к чёрту! - резюмировал он почти во весь голос, даже и не думая удивляться своим развивающимся размышлениям вслух, и уже точно решил подниматься по лестнице, но…- Помогите!Это был голос женщины. Только теперь Питер догадался, что кричит она не из собственной могилы, а из люка, ручкой для открывания которого служит тот самый штырь, о который он только что споткнулся. Похоже, эта бедняга услышала мои ругательства, - решил он и попробовал взяться за штырь как можно удобнее, чтоб поднять крышку люка. А это был действительно люк, ведь под крышкой оказалось отверстие, дальше - сплошная тьма, чем-то напоминающая какую-нибудь жидкую массу, которая в подобных произведениях ужаса обязательно засасывает всех непослушных детей, кто с ней встречается также как Питер в данный момент. Но ему ничего не оставалось делать, кроме как нащупать ногой металлическую лестницу и погрузиться во тьму, чтобы отыскать там эту женщину, вытащить и оказать какую-нибудь помощь, поскольку мысль о засасывающей жидкой массе в голову ему пока ещё не приходила. Тусклый свет, казалось, с необыкновенным трудом просачивался сквозь отверстие в люке, ведь Питер крышку оставил открытой. А лестница вскоре завершилась и Пит нащупал под ногами твёрдый каменный пол. Вокруг стояла абсолютная тишина, словно толстуха говорила правду о этой женщине. Только самого Питера последнее время почему-то не покидала «надежда» на то, что он попал в обыкновенную ловушку, которую устроил какой-то маньяк. Ещё ему очень хотелось узнать, где он находится. Ему казалось, что это обыкновенный погреб, некогда принадлежавший одному из жильцов этого дома. На большее он явно не рассчитывал. Но прежде он собирался выбраться из этого погреба как можно скорее. Тусклый уличный свет продолжал просачиваться сквозь какие-то небольшие подвальные отверстия, создающие своеобразный полумрак, но продолжалось это недолго. Питеру это здорово удалось запечатлеть в памяти всех ужасов. По лестнице он взбирался почти с обезьяньей скоростью, но… то ли с крышкой люка что-то не то, то ли кто-то из впечатляющих решил воспользоваться восприимчивостью Питера… Короче, крышка захлопнулась с очень принеприятнейшим скрипом, чем-то похожим на злорадный истерический хохот. Питер оказался не настолько восприимчив, насколько казался кому-то извне, ведь прикоснулся он сразу, как та захлопнулась; прикоснулся для того, чтоб открыть, но он даже и не предполагал, что крышка эта ему покажется цементом, которым замуровали проход в люке, а оно так и вышло. Спустя некоторое время, Питеру начало казаться, что попал он в собственную могилу. Об этом он судил по той невзрачной тишине, которая окружала его с такой любезностью, что ещё немного и она начнёт кромсать его сердце мелкими кусочками… но этого не случилось. Откуда-то из глубины, как напор воды из ада, донёсся какой-то неопределённый звук, он-то и предотвратил это «жуткое кромсание сердца». Неопределённым этот звук был для кого угодно, если не обращать внимание на Питера. Воображение его сработало с такой мощью, что он успел догадаться о том, что это звук хорошо заточенного лезвия, который проезжает по коже, как смычок по струнам ненастроенной скрипки. Только лезвие это проехало с какой-то необыкновенной силой, а после что-то бухнулось на пол, и Пит едва не взвизгнул от ужаса голосом двух-трёхлетней девочки, до ужаса напуганной некой избранной выходкой обезумевшего от собственной удачи маньяка. Мне надо выбраться отсюда мне надо выбраться отсюда мне надо… - монотонно твердил он себе в то время, как машинально спускался вниз… - выбраться отсюда…Надо полагать, Пит находился уже на грани (или за гранью) нервного срыва. Однако, ему так не казалось, поскольку вместо заведённого на беспрерывность желания, возникло совершенно иное:Мне надо успокоиться! - и оно не было таким навязчивым, как прежнее, ведь постепенно… исполнялось. Ну вот, так-то гораздо лучше! - заметил он самому себе после того, как успокоился полностью. - А теперь неплохо было бы осмотреться, - и он машинально полез в карман и вытащил оттуда зажигалку. Извлёк огонь и тут же удивился вслух, словно по привычке, будто неподалёку стоял кто-то из его знакомых:- Надо же! Как здорово, что я ещё не бросил курить! - Он действительно был удивлён, ведь раньше ему в голову ничего подобного не приходило, кроме тех бесплодных мыслей, что возникают у всякого, кто поскорее хочет отвязаться от курения. Кроме удивления, его посетило ещё одно чувство… оно оказалось очень неприятным, благодаря тому, что откуда-то из-за нескольких стен, как ему показалось, донёсся очень знакомый стон… Не иначе, как она опять услышала его голос. Огонёк, высеченный из зажигалки, очень скромным образом озарил всё, что окружает Питера Хьюрона на небольшом расстоянии. Но, как только Пит взглянул на некоторое из окружающего, он едва не сошёл с ума от… счастья. Получилось так, что пространство, куда заманил его собственный внутренний мир (где присутствует страх с любопытством и всё такое), оказалось не погребом, а кое-чем(попросторнее?) (позначительнее?)подлиннее, так как вперёд простирался неширокий коридор, уходящий глубоко во тьму. Стены коридора, особенно внутренние углы, были прочно покрыты толстым слоем пыли и густыми сетями вековых паутин - они при слабом свете более отчётливо напоминали собой сгустки застывшего тумана, - не меньше, чем на потолке и полу. Однако, это несколько не мешало Питу двигаться вдоль по коридору, может потому, что иного выхода у него не было, и в спасибо такому дилеммному положению, он двинулся бы наверно и сквозь самую ядовитую «гущу тумана». На время ему пришлось поберечь газ в зажигалке для более подходящего случая. И вот стало совсем темно. Хотя, свет ему не помешал бы. Если бы Хьюрон в какой-то мере не был уверен в себе, он, естественно, даже и не сообразил бы двигаться вперёд. А поскольку он двигался, продираясь сквозь тьму, то даже и не смел предположить, что может оказаться под его ногами. Потому он и поскользнулся. Приземлившись на спину, он не почувствовал особой боли, какая возникает в следствии удара копчиком о каменный пол… Удар получился бы великолепным и привёл к весьма неожиданным последствиям, не окажись на «посадочной площадке» кое-чего мягкого. Пожалуй, для Питера наступил один из подходящих поводов для использования газа, который он не вовремя решил поберечь. И слабый огонёк весьма старательно помог хозяину зажигалки рассмотреть всё, что его так чрезмерно интересовало. Только стоило ли лишний раз проявлять своё изощрённое любопытство, чтоб потом со всей силой отталкивать от себя обморочное состояние, последствие того, что ему довелось увидеть столь внезапным образом, с помощью своей зажигалки. Он стоял в луже крови. Рядом находилась стопа, срезанная по щиколотку. Из пятки так и продолжал зловеще выглядывать острый край толстого стекла. По-моему, это уже не шутки! - решил он после того, как малость успокоился. - Что это вообще такое?! Что это? Это? Это стекло. Оно могло легко меня поранить. Так почему, чёрт его дери, не поранило? - Он долго кумекал над этим вопросом. - Может потому, что это стекло-привидение? Больно странно…Действительно, на первый взгляд данный вывод мог показаться странным не только Питеру, но и кому угодно. Однако, если вдуматься, то получится новое мнение. О том, что это стекло-вампир. Не столько привидение, сколько вампир! Ведь оно же высосало всю кровь из щиколотки этой бедняжки! Её нога казалась какой-то бледной… Страшная рана - она совершенно не кровоточила…Он уже не смотрел под ноги. - Ну и куда мне теперь идти? - пусто спросил он сам себя. - Да и что здесь чёрт возьми происходит?! - Но всё-таки он старался держаться изо всех сил и ни в коем случае не поддаваться этой безумной панике, но она, похоже, также изо всех сил пыталась завладеть слабоватыми нервишками этого строптивца, но не успела: Пит двинулся вперёд. Газ в зажигалке подходил к концу, Хьюрон это заметил, но оно его как-то не очень беспокоило. Его вообще ничего не беспокоило, ведь он старался думать только о чём-нибудь весёлом и счастливом, что придаёт ему сверхъестественное настроение, а ему так хотелось, чтобы самый чудовищный приступ такого настроения завладел им до конца дней его. Но что-то не получалось ничего… Пока не получалось. Он спрятал зажигалку сразу, как одна из сигарет «кэмэл» без фильтра задымила у него во рту. Он сделал глубокую затяжку и решил прикончить этого ублюдка сразу, как тот попадётся ему на дороге. Он был уверен в том, что маньяк, устроивший всё это, мужского пола. Естественно, его успело посетить подозрение, павшее на женщину, чья нога оказала ему столь неоценимую услугу, но подозрение это он рассеял сам лично, и смешал с сигаретным дымом, который оставался за спиной. Но больше всего он уверен был только в себе самом. А меньше всего его уверенность достигала каких-то мизерных сил предполагаемого маньяка, который, по предположениям Питера, находился очень далеко от ТОГО, КОГО он умудрился заманить в эту ловушку… если, правда, он вконец не сошёл с ума. Окурок, тем временем, уже начинал обжигать пальцы. Пит запустил его в сторону и чуть не расквасил себе нос о внезапно налетевшую на него стену. Но это был всего лишь простенок между двумя коридорами, как узнал он после того, как огонёк зажигалки засиял вновь. - Только не это! - прошептал он в ужасе, сразу, как понял, где находится. Настроение тут же стало убывать. Дело в том, что, когда Питер Хьюрон решил возвратиться по тому же коридору, из которого вышел, то не посмел этого сделать: запамятовал, по которому из двух шёл, ведь перед ним было два параллельно расположенных коридора и оба уходили в жуткую тьму под названием «Неопределённая». Тем более, газ был почти на нуле. Впрочем, настроение его было ещё далеко не на нуле, и он прошёлся на ощупь сначала по одному коридору, затем по другому. В конце второго коридора он несколько раз чиркнул кремень и… слабый-преслабый огонёк позволил Хьюрону заметить, что и этот коридор раздвоился в самом конце. От такого ужаса даже огонёк потух в честь «конца газа». Только одному Питеру известно, сколько простоял он в полнейшей тишине, слепой темноте, и чуть ли не в отключке. Но стоял он в таком «полукоматозном состоянии» до тех пор, пока совершенно внезапно не встрепенулся от неожиданности. Сначала ему показался слабый свет, судя по ожившим и заползавшим теням. Затем ему послышались медленные (никуда не спешащие) шаркающие шаги. Это он! - твердил себе Пит, по мере приближения света, издаваемого свечой. - Это тот самый сукин сын, что отрезал ей ногу! Я его прикончу!!! - Мысли вылетали чисто автоматически (хорошо ещё, что не вслух). Он сел на корточки, прижавшись к стене так, чтоб этот тип, со свечой в руках, не умудрился его заметить. А «он» уже вошёл в поле зрения Питера (скорее всего, вошло его очертание, замаскированное всевозможными тенями) и медленно-примедленно надвигался прямо на него. Прежде, чем Питеру вздумалось подскочить с места, он успел заметить, как сильно прихрамывает этот «маньяк». Но Пит не бросился на этого хромающего человека, поскольку заметил так же, что это не он, а она…И она улыбалась ему, ей было необыкновенно радостно и скорее всего, наверняка, из-за внезапного появления Питера. - Ну, наконец-то! - воскликнула она своим обессиленным от неимоверных страданий голосом. - А я-то уже думала, что вы совсем не придёте. - И она протянула свои окровавленные руки к Питеру, чтоб обнять своего спасителя… но отшатнулась от душераздирающего визга этого «спасителя». Хьюрону было наплевать совершенно на всё (почти на всё), когда он летел сломя голову, куда глаза глядят, несмотря на тот факт, что вокруг было темно, и что глаза его во время такого сумасшедшего бега почему-то сомкнулись сами по себе. Но он мчался, постоянно натыкаясь на встречные стены и сворачивая за каждый попавшийся угол. Хотелось ему только единственного, чтоб этот дикий кошмар закончился как можно скорее. Но сбывающиеся мечты обычно далеки от истины. АД!!! - чуть не заорал он, бухнувшись на каменный пол, ПОЧТИ, как когда-то в постельку к своей возлюбленной Альве. - Наконец-то я попал в свой АД! - Похоже, он был доволен этому… ведь ему потом уже не придётся возвращаться по пройденному пути ещё раз, да и повторять этот кошмарный путь почему-то не очень охота. И он смирился с этой неотвратимой реальностью. А что ему ещё оставалось? Но всё-таки, одна жуткая «надежда» никак не могла оставить его в покое: в какой-то полузакодированной мере он был наполовину уверен, что пройденный путь не поленится повториться ещё раз. Заорать он мог любое из проклятий. Но вся беда в том, что голоса у него не хватало; такое впечатление, что в него вселилась самая основная частица духа той несчастной (всё остальное, надо полагать, осталось в своей хозяйке (но ненадолго, это уж точно!), делая её полным НИЧТОЖЕСТВОМ) и запылала непреодолимым стремлением сделать и его таким же бессильным, если не более. В голове его, как он и сам уже успел убедиться, процветала какая-то невообразимая кутерьма, в следствии которой, ему начинало казаться, что он переселяется в какой-то другой мир… где самый сумасшедший кошмар всех кошмаров ещё только начинает проявлять свою гнетущую силу. А он, между прочим, был действительно прав. Откуда-то взялась духота и, помимо всего прочего, как-то внезапно вспыхнула огромная гряда свечей, усеявшая почти все стены, что окружали беспомощного Питера. А он сам так и лежал на каменном полу, не в состоянии пошевелить ни единой частью тела (точно душа его из-за своей неопытности никак не могла выбраться из трупа… (но это даже хорошо, ведь у неё есть прекрасный повод для развития - подрасти в кое-каких свойствах и, не только научиться управлять собой, но и… бренными останками своего бывшего владельца… (но, наверно, не у всех это получается… без особого-то желания))), словно маньяк этот оказался обыкновенным вампиром, высосавшим из своей очередной жертвы чуть ли не всю энергию, и уже приготовившимся сосать и его жизнь… Сам же Питер (не чья-то посторонняя частица души) чувствовал кое-что другое. Чувствовал всем своим телом, как каменный пол в результате адской духоты постепенно нагревается. Он ещё раз попытался встать. Но, естественно, ничего не вышло. А пол нагревался ещё сильнее, да так, что ещё кое-какие мгновения и он уже начнёт грозить превратиться в свежую лаву, или во что-нибудь ещё погорячее. Кругом распространялась гробовая тишина, если не обращать внимание на звук, изредка издаваемый сгораемыми свечами, и… ещё на кое-что… постороннее (тоже неопределённые звуки). Сначала ему показалось, как кто-то шагает… Он в общем-то и не сомневался, кто это, потому как одна нога ступала значительно мягче своей напарницы, что издавала глухой стук, будто вместо неё кто-то намеренно постукивал деревянным молотком, стараясь произвести какое-то впечатление. Только Питеру эти замысловатые шаги почему-то показались несколько зловещими. И вот из-за угла вышла та самая женщина, и с необычайным трудом, переваливаясь с ноги на изуродованную от долгой ходьбы костяшку, не спеша (но стремительно, судя по выражению её лица) двигалась прямо на изведённого отчаянием Питера. А он ещё и успел обратить внимание на её взгляд… Насколько он себя помнит, то ещё ни разу не видел во взгляде женщины столько убийственной ненависти. Такое, наверно, даже в самом передовом фильме ужасов не отважились бы показать. - Ну и духота, - выдохнула она, подойдя к своему «спасителю» немного поближе. Взгляд её в это мгновение моментально изменился… то есть, сделался ещё страшнее. - Ну и как же вы мне прикажете сейчас с вами поступать? - поинтересовалась она с какой-то жуткой снисходительностью, - сразу прикончить, или на потом оставить?- Лучше сразу, - выдавил Питер в ответ, - чего зря мучиться?- Зря мучиться, - повторила она, нервно хихикнув. - Полебезить немного решил?! Думает, что я вот так вот просто взяла, да и попалась на этот тупой крючок! А я, может, тебя даже и не собираюсь трогать. Сам подохнешь, если надо будет. Пит всё так и не мог понять происходящее, он только чувствовал, как всё тело его постепенно немеет ещё более прежнего, словно его уже полностью парализовало. А зловещая дамочка молча стояла над ним, как надгробие над погребённым телом. Взгляд её опять изменился. Это был уже не взгляд какого-то разъярённого подонка - себе на уме, по которому без особых усилий можно было определить, что «подонок» этот кое-что затеял; оставалось только догадываться, что именно. - Ну как, - внезапно полюбопытствовала она, - встать не хочешь?- А дальше что? - спросил он как-то безразлично. - Тебе хочется узнать, что будет дальше? - удивилась она с этакой дьявольской усмешкой. - Скоро ты это узнаешь. - Я о другом спрашиваю, - пояснил он, - что ты дальше со мной намереваешься делать?- Намереваюсь с тобой делать, - мечтательно повторила она, и ответила в том же духе:- Для начала… я отрежу тебе… ногу! Ну, как у меня. И тогда мы сыграем с тобой в одну интересную игру… В прятки играл когда-нибудь?- Что? - не понял он, к чему она, взглянув на неё как на идиотку. - Чего ты уставился на меня так? - взвизгнула она. - Ты от меня спрятался, хорошо притом спрятался, а я тебя нашла, сейчас моя очередь. Только сделаем всё по честному, чтоб оба были без одной ноги… отрезанной, как у меня! - Судя по нервозному поведению, она явно недовольна была своей участью, но вот перед ней выход, и чувство собственного достоинства не позволяет ей приостановиться хоть на секунду, да хорошенько подумать. Пит заметил, что правая рука находится у неё за спиной… Он уже догадывался, что она там прячет.

- Я надеюсь, ты не воспринял мои слова всерьёз, - проговорила она таким добродушным голосом, что Питеру стало ещё страшнее. А она расхохоталась:- Ну как, здорово я тебя напугала? - укатывалась она с хохоту, - «чтобы оба были без одной ноги»! Ты небось там в штаны наложил уже раз десять. Хохотала она так долго, что Питеру ничего не оставалось делать, как поддержать её. А когда он разошёлся как следует, та наконец-то показала свою правую руку, так упорно скрываемую за спиной. Дружный смех моментально прекратился, поскольку правой руки у неё вовсе не было… вместо неё висел топор на длинной рукоятке, лезвие было жутко окровавлено. Пит молчал, тупо уставившись на окровавленное лезвие, словно это была его кровь, возникшая сразу, «как ему отрубили язык». - Сдаёшься? - осведомилась она. - А это ведь, парень, твоя кровь… будущая. Когда я тебе кое-что «ампутирую», то кровь эта моментально исчезнет, сам увидишь… Хотя нет, пожалуй ты вообще ничего не увидишь! И ты уже наверняка догадываешься, посредством чего ты не увидишь ничего, - произнесла она эту стихотворную фразу как-то чрезмерно уверенно. - Действительно, - продолжала она в своём приподнятом настроении, и нервозность подевалась куда-то, словно она вообще про неё забыла, - какого хрена я буду отрезать тебе ногу аж по самую лодыжку, да ещё и заставлять тебя бегать по всему лабиринту. Что я, совсем что ли вконец с ума спятила? Я лучше поступлю несколько иначе… - сказала она мягким голосом и сделала небольшую паузу, перед тем, чтоб вконец свести его с ума от ужаса, резко и неожиданно произнеся своё кошмарнейшее решение:- Башку тебе снесу и всё!Но по взгляду Питера было видно, что он вовсе и не собирался сходить с ума, поскольку взгляд его являлся самым наплевательским из всех, что ей вообще когда-нибудь довелось увидеть. - А вообще, я пошутила, - искренне призналась она. - На счёт чего? - тут же спросил Питер. - Насчёт твоей головы. Отрубать её полностью, пожалуй, будет слишком жестоко… да и несправедливо что-то, не правда ли? Так что я всё-таки попытаюсь как-то смягчить её участь… Как ты на это смотришь? если отрубить хотя бы половину, или…- Тебе ещё не надоело? - не выдержал Пит. Та на него сначала взглянула с какой-то растерянностью, но затем молниеносно нашлась, и тут же смерила его более убийственным взглядом. - Нет, я с тобой ничего не буду делать, - уверенно заявила она, поглядывая на него теми же кошмарными зрачками, только в тот момент они стали ещё кошмарнее, и из них уже выглядывал обезумевший демон, как показалось Питеру, и приготовился выпрыгнуть наружу, чтоб в молниеносном прыжке впиться в это беспомощное тело, постепенно прирастающее к этому накаливающемуся каменному полу. - Зачем же грех на душу брать? - продолжала она свои размышления вслух, - оно мне надо? Оно мне совершенно не надо, как мотоциклу велосипедные колёса. А вот кое-кому ОНО просто необходимо! И, пожалуй, предоставлю я эту возможность именно «ему»… Тому, кто сидит во мне… А это… - не договорила она из-за какого-то мгновенного внутреннего состояния. Пит так и не понял ничего из всего, что с ней начало происходить; пока не понял. А дамочка, в это время, дёргалась, как на электрическом стуле. Из уст её постоянно вылетали некие нечленораздельные сплетения жутких «созвучий». Такое впечатление, будто она случайно поменялась языками с одним охрипшим бесом из ада, который выпил лишнего, и таким образом никак не может изложить свою короткую идею. А может, это как раз и есть тот, кто в ней сидит? - размышлял Питер в то время, как её кошмарные зрачки испарились в какой-то яркой пелене, наводняющей оба её глаза. Взгляд его был устремлён исключительно только на глазные яблоки этой странной дамочки, словно они были единственными во всём окружающем его мире; только на глазницы, но ни в коем случае не на её лицо, которое менялось, как кожная окраска хамелеона. Точно! - догадался Пит, и его пробрало какое-то чрезмерное злорадство, - она сейчас превратится в какое-нибудь чудовище, но меня она этим не напугает! Ну и глупая же баба попалась. А мне бы только дотянуть до… - прервало его что-то знакомое. Он увидел это в лице той дамочки, которая в данный момент становилась кем-то другим… Питер знал, кем, но не совсем - пока только догадывался, и в голову ему совершенно ничего не приходило… разумеется, до некоторого времени. А по-моему, она становится мужиком, - заметил он, после некоторых предположений. - Вот ещё чего не хватало! Уж лучше пускай бы чудовищем стала, или кем-нибудь покошмарнее, а то ещё… в педика какого-нибудь превратится… В здоровенного, волосатого *******, которого, кроме как в тюряге, в качестве насильника, нигде больше не встретишь. А чем этот лабиринт не тюряга, а? - осенило вдруг его. - А этот… - Опять его прервало что-то внезапное, как только он обратил внимание на лицо этого «мужика» ещё раз…- Ничего, дружок, - пробасил ему «мужик» каким-то ядовитым, и явно не своим, голосом, - весь кайф ещё далеко впереди. Нет, Питер больше не мог держаться (держался он какое-то короткое мгновение), он заорал, как священник, по ошибке навсегда забытый в одном из самых глубоких каньонов преисподней; заорал самым душераздирающим визгом. Ведь в этом «мужике», он в конце концов узнал самого себя… Только, когда он смотрелся в зеркало, то ни разу не видел в собственном отражении такого жуткого взгляда, какой предстал перед его взором в нынешнем «зеркальном отражении». От такого крика у Питера аж в глазах потемнело, и ещё кое-что… только он не заметил, что именно, потому что потерял сознание. Очень случайно ему показалось, что он уже очнулся. Оставалось только открыть глаза и осмотреться…Скорее всего, это и есть тот свет, - вдруг пришло ему в голову, прежде чем он открыл глаза. Ад? - спросил он себя, поскольку было ещё душно. Ну, не может же быть, чтоб эта чокнутая ничего со мной не сделала! Вот, оказывается, до чего способно довести обыкновенного человека сумасшествие! до чего хочешь, вплоть до перемены внешности… А может, это она так решила напугать меня до чёртиков, когда превратилась в меня? Ну, и умора… Но… А вот дальше я ничего не помню, потому что отправился прямо в ад… то есть, сюда. - В своих предположениях он был уверен намного больше, чем в том, что он действительно попал в самую взаправдашнюю преисподнюю. Похоже, он сознательно усиливал такую жутковатую уверенность (потому как не очень хотел обнаружиться хотя бы на том свету). И ему оставалось только смириться со своим предположением, даже постараться извлечь из всего этого какую-то выгоду, и… когда он наконец-то позволит себе осмотреться, то его сею же секунду навестит разочарование, ведь он воочию убедится, что так и не познал ни единой сладости смерти и не довелось ему удовлетворить своё любопытство в представлении загробного мира (так и не увидит, как он из себя выглядит!). И вокруг него останутся всё те же серые мрачные стены, вместе с огромным и угрюмым, как брюзга перед смертью, лабиринтом. Да это же был обыкновенный кошмарный сон, - дошло до него, когда он осмотрелся и в глаза ему ударил какой-то тусклый свет. И он чуть не расхохотался над своим тупоумием. - Интересно, где ещё обыкновенная женщина умудрится превратиться в своего «визави»? Только вот сон этот какой-то довольно странный, кажется и вышел из моей головы (сам Питер имел способность узнавать свои сны), но мысли вроде какие-то не те… такое мне и в голову ещё не приходило, кажется. Но должно прийти когда-нибудь… - на какое-то время ему показалось, что он думает не о том (зарапортовался в собственных мыслях), и решил наскоро перейти на другую тему (например, о сновидениях). - Вот говорят, что сны как бы отражают внутренний мир человека, но бывает такие попадаются! аж жуть! А потом ты сам себя спрашиваешь: какой чёрт принёс мне этот идиотский сон? Но после - только после узнаёшь в нём что-то своё, что-то из собственного внутреннего мира… А откуда они вообще берутся, эти сны? - спросил он себя, как любопытный трёхлетний ребёнок своего солидного папу, - не из собственного же внутреннего мира, верно? - Но так и не ответил на свой вопрос, ведь его как-то неожиданно затмила одна догадка: - Кто-то зажёг свечи, - он даже осмотрелся для окончательной убеждённости: стены удерживали несколько восковых свечей. - А если их кто-то зажёг, значит, он несомненно где-то рядом… Неужто, это и есть тот самый Ван Стэлн?! - Но он вовремя вспомнил, с помощью каких мыслей «выбрался из предполагаемого ада». - Буду «надеяться», что это он и есть. А почему бы и нет? ведь это он всё подстроил! Он и прикончит меня сразу, как я дойду до самого конца… Хотя, нет. Пожалуй, меня ожидает кое-что пострашнее самой ужасной и мучительной смерти. А что ещё может быть страшнее? разве что, какая-нибудь идиотская ситуация… которая опозорит меня перед всеми, кто меня знает… и кто не знает, тоже. Только опозорить она должна не настолько, чтоб я готов был покончить с собой, а ещё больше, чтоб я ещё и боялся самоубийства, да бродил по свету, презираемый даже мухами. - Пит Хьюрон должен был взять за принцип - не думать ни о чём, кроме как о неприятностях и о чём-то кошмарном, что невозможно и ожидать обыкновенному человеку, (а он явно не был обыкновенным (пока, или уже, ему судить))и догадываться: чего же всё-таки невозможно предугадать? И, как всегда, извлекать из этого какую-нибудь выгоду. - Единственное средство от неудач. Теперь ему оставалось только узнать, получится ли всё так, как он заготовил. (и «понадеяться», что не получится)«ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ПЕРЕХОД В ИНОЕ ВРЕМЯ»Похоже, этот чёртов лабиринт весь утыкан свечами, - решил Питер, прогуливаясь по коридорам. - Но ничего, скоро эти свечи кончатся, - надеялся он, - а когда я вздумаю вернуться назад, чтоб прихватить с собой парочку на всякий случай, я окончательно заблужусь во тьме. Вот тогда и появится этот «комиссар полиции»… Не сразу, конечно, появится. Для начала он, скорее всего, даст себя как следует расслышать… Этакие жуткие, медленные, шаркающие шаги, хриплое дыхание… и всё это приближается и приближается. И вдруг! я неожиданно «замечаю», как голова моя отделяется от тела… - его аж передёрнуло всего. - Так и загреметь недолго! - и он решил вообще ни о чём не думать - будь как будет. Интересно, а что сейчас, день или ночь? - спросил он себя, когда ему надоело ни о чём не думать. И он решил ответить себе на этот любопытный вопросик, при помощи миниатюрного циферблата своих наручных часов. - Что это, чёрт возьми! - Часы не тикали, стрелки остановились на 10. 07. - Похоже, в это самое время я и погрузился в эту чёртову могилу. Но почему, чёрт их подери, они остановились?! - Он попробовал завести их. - Что за чертовщина такая!?! - …бесполезно; они словно давным-давно покончили с собой от ужаса. Такое впечатление, будто я в каком-то бермудском треугольнике, - подумал он, - или в «чёртовом двухугольнике». Даже повеситься негде. Пит не сразу это заметил, но на него налетела какая-то зловещая хандра, словно уже впал в меланхолию, как говорится, на всю катушку. Не заметил потому, что такое с ним почти никогда не происходило, даже в самые ужасные периоды одиночества. Наверно, ему не с кем было поделиться пережитым, или некто вселял в него такое расположение духа. Сейчас бы нализаться до чёртиков, - мечтал он, желая для начала хотя бы улыбнуться своей коронной счастливой улыбкой… но в результате пришлось только изображать на своём помрачневшем лице какую-то вымученную улыбку, - а то это хреново настроение! чёрт бы его…(»…перестань ты чертыхаться, не идёт тебе эта дурацкая привычка. »)Прервало его что-то неожиданное: то ли он сошёл с ума от скуки, то ли в его сознание ворвалась очередная навязчивая идея… но ему показалось, что лабиринт этот не имеет тупиков:Что это за лабиринт, в котором невозможно заблудиться? Но я ведь в нём как-никак заблудился! и причём окончательно. А может, это мне кажется? - Он даже чуть не расхохотался от внезапного возбуждения, (не сдерживай свои эмоции, - смейся (даже если и неудобно))но попытался сдержаться. - Скорее всего, мне надо внушить себе, что это вовсе не лабиринт, а обыкновенный коридор, да смело шагать вперёд! Может быть, только так я наконец-то попаду в тупик? А что, почему бы и не попробовать! - и с такими мыслями он двинулся вперёд, рассчитывая наконец-то разбить себе нос о ту самую стену, которая не отважится утаить, что попал Пит Хьюрон в самый настоящий тупик. Глаза его были открыты, но он ими совершенно ничего не видел: такое иногда бывает не только с ним, особенно, когда мысли заходят очень далеко. Но у Питера мысли наскоро возвратились по своим местам, как после затянувшейся прогулки. О, чёрт возьми! - чуть не сказал он вслух, когда надумал осмотреться. - Или это у меня в глазах потемнело? - Но он так ничего и не увидел. - А сейчас попробуй-ка, возвратись «за парочкой свечей, на всякий случай»… - об этом он боялся даже думать, словно чувствовал, что его «там» поджидает то, чего он начал бояться совсем недавно, и страх этот в нём появился непроизвольно. - Но чёрт возьми, всё ведь ещё только впереди! - По-видимому, он уже начинал сознательно убивать себя отчаянием. - Всё ещё только начинается! Или скоро начнётся. Всё-таки, он остановился, решив проявить хоть какую-то осторожность, и зашагал медленнее и мягче прежнего, точно слепой обречённый - к какой-нибудь надвигающейся пропасти. И вот… долгожданный уступ. О, чёрт возьми! - В него, словно вселилась его Альва, или, в худшем случае, призрак её отца, больше ему не от кого было слышать эту ежесекундную ругань, - да я же мог запросто сорваться! - В животе его будто подул тёплый ветерок, отзывающийся холодом, когда он успел представить себе, что с ним было бы дальше. Ноге его почему-то приспичило ощупать этот уступ. И она, с некоторой опаской, поспешила осуществить свою мечту, до того, как в голову этому типу придёт ещё какая-нибудь идея. Уступ оказался небольшим, так же, как и некоторое пространство, с удовольствием завершившееся очередным уступом. Да это же лестница! - дошло до него, как только внимательно проследил за своей ногой. - Да и по лестнице, откровенно говоря, я бы тоже неплохо прокатился носом. Так что… - Вот именно! Везде надо быть крайне осторожным. Не трусом, а осторожным; хотя, это почти одно и то же, только почему-то не для всех. Но здесь, особенно, когда вокруг никого нет, совсем неплохо было бы и проявить хоть какую-то долю осторожности.

Лестница, как детектив (произведение), - размышлял он, всё осторожнее и осторожнее прикасаясь к ней подошвами, - спускаешься по ней и только и догадываешься, что тебя может ожидать впереди. - В виду он имел лестницу, по которой спускался «по ту сторону», как он надеялся уже чуть ли не по привычке. - А впереди меня, ясное дело ожидает какое-то чудо природы с окровавленным топориком… или с чем-то в этом роде. А почему бы и нет?! Во всяком случае, я хоть узнаю, как «там» - в мире привидений… - В детстве он едва ли не помешался на таких темах, но в юности он не выдержал… и стал непоколебимо уверен, что всю жизнь он посвятит чтению готических историй, или… или сам станет одним из «главных героев» такой истории. Он хотел ещё немного поразмыслить над тем, как ему вести себя среди уставившихся на него (на новичка) мертвецов, если чудо природы не поленится не промахнуться своим окровавленным лезвием, но лестница закончилась также неожиданно, как и его жизнь (судя по его собственным предположениям и надеждам). Ну, наконец-то! - обрадовался он, когда уже менее осторожно (если он вообще уже не начал забывать про осторожность) зашагал по пыльному каменному полу навстречу самой густой тьме, которую ему когда-либо приходилось встречать на протяжении всего прожитого времени. - Вот сейчас я и увижу самых настоящих привидений. - Судил он по некогда излюбленному «Жучиному соку» Тима Бартона, и в данный момент чуть ли не с ума сходил от самого неотразимого стремления попасть в мир «Битлджуса» после столкновения с одним из чудес природы. Но… - А если этот чёртов мир окажется совсем не таким, каким я его себе представляю?! … А если это будет какой-нибудь скучный мирок, где нет ни хрена, кроме этой чёртовой темноты! даже несмотря на то небезобидное условие, что загробный мир наш - ничто иное, как результат всей нашей прожитой жизни. Ну и что? неотвратимость есть неотвратимость, и что тебя ждёт, того не избежать, потому что ты не пророк, а всего лишь тот, кто должен предполагать в своём будущем всё только самое неприятное, -(и, естественно, превращать его в то, о чём мы мечтаем всю жизнь)поучал он себя. - А если уж мой загробный мир и правда окажется заброшенным мусорным ящиком, то, что поделаешь, отсутствие результата, как-никак, тоже не хреновый результат. Зато я уже точно буду знать, что этот мусорный ящик уже никто не тронет, и я наконец-то смогу спокойно отмежеваться от этого сумасшедшего мира, тем более, что этот мусорный ящик - ящик моих серьёзных жизненных ошибок, которые я в своё время постарался выпендалить из головы как можно быстрее, и после смерти у меня появится замечательная возможность поползать по этому ящику и разобраться до конца в своих ошибках, хотя и смысла в этом нет, но всё же… А что, если вдруг… О, чёрт! - чуть не взревел он после того, как мысли его прервались, ведь, когда с разгону стукнешься носом, во время таких углублённых размышлений, то продолжать свои размышления не каждому по силе, до тех пор, пока не разберёшься полностью, в чём дело. А Пит Хьюрон как раз относился к числу тех, кто не привык не обращать внимание на подобные неожиданности… тем более, что Питер Хьюрон был вроде как «заинтригован» этой неожиданностью. Так что…Дверь чем-то напоминала ему ворота, ведущие в родовой дом его матери; в этих воротах он в своё время уверен был не меньше, чем в непробиваемой стене, и, казалось, всё детство ломал себе голову над тем, как его родителям удавалось справляться с этой «непробиваемой стеной»… разве что, прибегать к услугам какой-нибудь «сказочной стенобитной машины». К моим, значит, услугам? - вдруг пронеслось у него в голове непредвиденным ураганом; именно непредвиденным - вопросик этот прозвучал в нём совершенно непроизвольно. И сразу после него, как после некоего сверхъестественного заклинания, он почувствовал себя чем-то вроде той «неземной стенобитной машины». И он толкнул дверь… попробовал толкнуть…Бесполезно, что ли? - прозвучало бы, как изумление. - А может, не ту траекторию толчка принял? А попробую-ка я…И, разбежавшись, он ещё раз попробовал толкнуть дверь, но уже не рукой и не плечом, как предполагал перед этим. После продолжительного прыжка, к двери прикоснулись обе его ноги… Только тогда взвизгнул, или взвыл, будто от неожиданной боли, скрип. И тусклый свет, вырвавшийся из образовавшегося отверстия, постарался как можно нагляднее объяснить Питеру, что находится он в небольшом проходике, и что за дверью располагается какой-то громадный зал. И что зал этот вроде бы не пуст. Почти полностью зал был наполнен каким-то замысловатым (на первый взгляд) мусором, как показалось Питеру. Тусклый свет излучали опять же свечи, их было очень немало. Может, только потому мусор этот показался ему замысловатым. При слабом освещении он мало что мог рассмотреть. Но, приглядевшись внимательней, он обнаружил сероватые гипсовые куски размером с женские туфли без каблуков. Но что-то ещё среди этих кусков проглядывалось… Сразу и не разглядишь…О, чёрт! - выдохнул он с неожиданным отвращением и даже с некоторой брезгливостью, когда до него кое-что дошло, после того, как он совершенно случайно среди гипсовых обломков и кое-чего ещё, заметил разлагающийся кусок человеческого тела. Кусок этот, как и каждый из гипсовых обломков (чем-то напоминающих миниатюрные изваяния), имел размер обыкновенного детского кроссовка. И, как приветствие из недалёкого прошлого, в полусумеречном пространстве зловеще сверкнул угловатый край толстого стекла. Да-да, того самого стекла, о которое он должен был проткнуть свою задницу при падении, но не проткнул, потому что подумал, якобы оно стекло-привидение. Его на самом деле не существует, но оно торчит. Торчит из проклятой пятки! Нет, на это просто невозможно смотреть…Сквозь полутьму, почти призрачно, промелькнул в глазах Хьюрона, как мираж, узкий проходик, видимо ведущий ещё куда-то…Куда-то, где меня поджидает что-то поинтереснее, - закончил он. Вот, значит, где они оставляют свои отрезанные ступни, - подумал он с усмешкой, безмятежно шагая по мрачному узкому проходику. - А что, между прочим, неплохое местечко! Вот какой здоровенный зал. А когда они переполнят этот зал своими ступнями, хозяину лабиринта придётся новый открывать, ничего не поделаешь. Он одного только не мог понять: Почему ему кажется, что все до единой ступни принадлежат исключительно женщинам? Как-то интуиция ему подсказывает… Все они какие-то, на вид, тонкие и изящные… Хрупкие, что ли? Многие успели проломаться… Может, он позже сумеет разгадать эту загадку? Успеет до того, как «хозяин лабиринта» спалит его в своём крематории! Уничтожит, с той простой целью, что он ошибся в этом парне. Может быть, этот тип - людоед, который живёт внутри бермудского треугольника и постепенно научился перетягивать своих жертв из другого мира. В основном он перетягивает женщин, но… Случаются иногда такие промашки, как с нашим Питти Хьюроном! И ничего не поделаешь - их приходится уничтожать. Ну, хотя бы для того, чтобы не захламлять пространство всего этого подземелья. Питер ко всем этим «кошмарам наяву», сам не заметив как, стал вдруг относиться несколько проще. Наверно, ему уже порядком опостылело содрагаться чуть ли не всем телом при всякой неожиданности, да психологически подготавливать себя к какому-нибудь неожиданному зрелищу (и чем дальше - тем чаще). Просто ему показалось, что куда разумнее было бы не обращать ни на что внимания, подчиняясь платиновому правилу «чему быть - того не миновать (а что произошло, того не следует пугаться, поскольку прошлое неотвратимо и ваши страхи просто глупы)», тем более, что он назубок знал, к каким последствия может привести человека обыкновенное беспокойство… И некоторым такие последствия, при желании, могут показаться в миллион раз страшнее самой смерти. Но если какое-нибудь зрелище навязчиво влезет в его душу, то Пит, как в последней ситуации, решил всегда искать в этом зрелище какие-нибудь смешные стороны; только смешные для него самого. И только тогда он начал замечать, как всё его беспокойное состояние моментально улетучивается в ужасе перед возвращением былого сверхъестественного настроения. А по-моему, я опять попал в эти чёртовы коридоры! - подумал он, когда в «проходике» стало ещё темнее, и проходик этот, скорее всего, и не думал завершаться. И тогда он решил, что никакие это не коридоры, а всего один… бесконечный. - И коридор этот ведёт на тот свет! - неожиданно для самого себя умозаключил он… и чуть не сошёл с ума от счастья, ведь он поверил в это, и такая уверенность родилась в нём чисто машинально, точно так, как и подействовала на его сознание… ведь он забыл, что на том свету до ужаса скучно, и что «там» «нет ни хрена, кроме этой чёртовой темноты!» На какой-то момент в нём прочно укрепилась уверенность, что всё «там» окажется примерно, как «Битлджусе» (Жучином соке)… Но момент этот завершился, и он чуть опять не врезался носом в быстронадвигающуюся на него дверь… столкновению препятствовал локоть, когда Пит твёрдо решил почесать в затылке, как следует. Хотя, в любом случае, он ничего не заметил бы, не растормоши его особозапоминающийся скрип проржавевших шарниров этой двери, которая распахнулась сразу после удара. Для него этот незабываемый скрип чем-то составил собой нечто вроде напоминания кое-каких полузабытых ужасов…Вообще, зал был сверхъестественно огромен, как показалось Питеру. И свету в этом зале, естественно, было меньше, чем в прежнем, несмотря на то, что там были свечи и их было много. Из этих серых от сырости, поблескивающих на тусклом свету стен, торчало всего несколько факелов; вот, оказывается, почему, аж за пределами зала уже прилично распространялся жуткий смрад. Из опаски напороться на самую натуральную «газовую камеру увеличенных размеров», Пит попробовал ещё раз извлечь наибольшую выгоду результата из самого худшего, что может ожидать его дыхательные органы в этой «гигантской газовой камере» - приговоре судьбы.

Из любопытства Питер решил пересчитать факела (что-то такое в их количестве показалось ему интересным и запало в голову навязчивой идеей), оказавшись уже далеко за порогом и частично привыкнув к зловонию чадящих факелов. Их оказалось ровно тринадцать. И, может, только поэтому он никак не мог сообразить, что это за мелкие шарообразные предметы расположились в дальних от него углах зала какими-то гигантскими кучками. Этот зал, как и предыдущий, оставлял различной противоположную стену, и та, оказывается, тоже имела что-то вроде проходика. Что же это на самом деле, для Хьюрона не имело почти никакого значения; он стремительно двинулся прямо по направлению к этому «чему-то в виде очередного проходика», уменьшенного до микроскопических размеров безумным пространством этого нового зала. Если фразочка «Бог любит троицу» не заблуждается в себе, - размышлял он по дороге, - то меня, во что бы то ни стало, обязательно должен ожидать ещё один зал, а там… - Но прервал его какой-то неожиданный, истерический хохот, вырвавшийся из его горла, словно сумасшедший бес. Ведь совершенно случайно какая-то отдельная часть его сознания признала эти шарообразные предметы. И, как только очередь мгновенно дошла до самой основной части сознания, Пит, глядя на всё это, просто расхохотался, благодаря своему распрекрасному настроению, которое (возможно) его больше не покинет… если один из «шарообразных предметов» не поленится выгнать из него это настроение (естественно, как можно больше усилив всё своё воображение); если он не поднимется в воздух и не потянет цепочку всех своих товарищей; в точности, как в повести «Лангольеры». Ведь, вся эта опустошённая земная поверхность, напрочь лишённая каких-либо людей, которую он не так давно покинул, напрямую наталкивает его на эту догадку: «Оказывается, бермудские треугольники существуют не только в романах Стивена Кинга или какого-нибудь Говварда Лавкрафта. Я попал в точности в таковой!»- Вот так складики! - тем временем хохотал он, не смущаясь самого себя, изредка удивляющегося в подобных ситуациях своим мыслям вслух; и не опасаясь, что его возгласы опять донесутся до ушей той дамочки, которые на самом деле находились где-то совсем рядом и не спеша приближались к нему, в то время, как его серьёзно развлекли довольно замысловатые наклонности вычурного маньяка. - Интересно, и что же меня ожидает в третьем - заключительном? Наверно… - Но он вовремя прикусил язык, на всякий случай, мало ли. Наверно, - продолжил он уже не вслух, - …наверно, там будет сам маньяк! И зал окажется в миллиарды раз громаднее этого! И маньяк наверняка будет располагаться в том зале, как… как собака в тесной будке! - И он был почти прав. - Или… - Но что-то его опять прервало…И уставился он на это «что-то», как на нечто не из мира сего… Но о чём-то ему это нечто говорило… о чём-то незабываемом… Однако, он ещё не совсем был уверен, что это и есть то самое незабываемое, но, тем не менее, выглядело оно среди «шарообразных предметов» (увеличивающихся по мере приближения), как кусок слепой тьмы на фоне всего яркого и ослепительного. «Ну вот мы и встретились!» - Эту фразу или мысль он, словно услышал, и не понял, кто (что) так подумал. Он сам, или так подумало это Незабываемое, перед которым он стоял (как перед собственной будущей могилой)? А может, это один из тех внутренних голосов, что беседует, либо сам с собой, либо с какими-то другими голосами, в моменты полусна (иногда этот внутренний голос проявляется в виде призраков некогда услышанных, или воображаемых голосов). Или это просто чей-то внутренний голос?А может, этой тупорылой башки?! - чуть не произнёс он вслух, глядя на вырванную с корнем голову той НЕЗАБЫВАЕМОЙ злосчастной дамочки; голову, скромнорасполагающуюся среди всех остальных, направленную на него лицом, и глядящую куда-то в сторону своими пустыми, безразличными, как ему казалось, и какими-то до ужаса бессмысленными зрачками. Но когда он ещё внимательнее всмотрелся в её глаза, словно выжидая ответа, ему вдруг привиделось (если это было не на самом деле), что зрачки её, направленные не куда-то в воображаемый потолок, а именно на него, и что они вовсе не безучастны… В них (как какое-то гигантское существо (в виде мутанта лягушки-тигра) перед прыжком на своего противника) притаились, то ли ненависть, то ли ужас, он не разобрал, быстро отойдя в сторону - так напугал его этот неопределённый взгляд. «Это ведь она же мне хотела - сначала ногу отрезать, а потом «снести голову»? - начал припоминать он. - И как это я сразу не прикинул, что меня может ожидать в следующем залу, если учитывать, что в первом - отрезанные ступни ног?? Но теперь я точно уверен, что в третьем зале (учитывая, если таковой будет), нечего больше складировать. Ведь этот псих - он людоед! Тела сожрал, но ножки и головки, странным образом, оставил. … А вообще, лично мне всё это «чудовищное» путешествие напоминает сказку о Синей Бороде! Конечно, если все до единого черепа принадлежат несомненно дамам. Поэтому третий зал… он будет просто-таки гигантским! Почему - потому что внутри сидит разросшийся, разжиревший от своего грёбанного чревоугоднически-женоненавистнического переедания и внешне напоминающий целую планету - такой огромный. Но только вот вопрос - а будет ли третий зал? - Неспроста он недоумевал. Зачем было загораться желанием считать количество факелов? Ведь всё совпало - факелов точно тринадцать. Значит, и зала будет тоже - три. Но больше всего его поражал взгляд… Не сам факт оторванной головы, в которой он не задумываясь узнал ту несчастную калеку, а именно ВЗГЛЯД. Он был спиной к этому взгляду, и потому не мог точно знать, наблюдают ли за ним эти «ожившие» зрачки, или мысленно послали его на… Но, когда он уже подходил к тёмному проёму в стене, ему вдруг начало казаться, что взгляд этот не оставит его в покое, даже если Питер навсегда исчезнет в этом тёмном проёме противоположной дальней стены самого большого зала, среди всех, с которыми ему когда-либо приходилось сталкиваться. А по-моему, зрачки эти ожили уже настолько, что уже наверняка вырвались из глазниц и преследуют меня, - пронеслось у него в мозгу, - если у них ещё хватило ума так подрасти в силах, чтоб просто поднять саму голову, и…И он побежал. На всякий случай, вытянув руки вперёд, он приготовился к очередной встрече с дверью… или со стеной, что ему, откровенно говоря, не очень хотелось, ведь он всем сердцем чувствовал, как следом за ним что-то двигается. Вокруг было темно и никаких особенных признаков, но ему почему-то всё сильнее и сильнее казалось, что, если он, не дай бог, остановится и обернётся… этак он потеряет сознание от двух светящихся зловещим светом зрачков, и сверкающих в темноте челюстей, которые распахиваются совершенно без скрипа…Но он споткнулся и упал…Тишина. Никакого рассекающегося воздуха. Никаких клацающих челюстей у плоти Питера Хьюрона. Только сплошная тишина. Вот чёрт, - подумал он, опомнившись от полушока, - где же моё настроение, а? - Он был обижен, словно ему здорово удалось почувствовать себя сверхъестественным мультимиллиардером, который в результате какой-то мелкой, неудачной и до ужаса глупой афёры, вдруг превратился в сказочно-фантастического банкрота. Он поднялся, даже и не обращая внимание на то, что у него после падения не чувствовалось совершенно никакой боли. Он был озадачен и ему некогда было слегка пораскинуть мозгами над этим загадочным явлением (словно какие-то невидимые шприцы впустили в его тело приличную дозу морфия). А ведь как раз такое явление и способно родить в нём то самое настроение, что на самом деле просто притаилось в нём и ждёт «позывных», к которым такой глуповатый вопросик, как «где ты, настроение?», ни в коем случае не относится. Где моё настроение?! - изумился он, как бы переспрашивая самого себя, и отвечая на собственный вопрос. - Где моё настроение! Да чёрт возьми! - заорал он себе в душе, - кто бы спрашивал! «Где моё настроение?»! - передразнивал он этого тупицу, что посиживал в нём. - Я б тебе ответил, «где», да вот совесть только не позволяет что-то. Не, ну ты же можешь создать в себе это чёртово настроение! Можешь, но не хочешь, а всё потому, что ты самое ничтожественное дерьмо!- Чёрт! - вскрикнул он, углубившись в себя настолько, что уже не обращая на своё поведение ни малейшего внимания, - я не дерьмо!!! Я НЕ ДЕРЬМО!!! - И он вспомнил то чудесное утро, обратив внимание на которое, настроение его подскочило, словно его укололи в одно место. И всё это произошло после изматывающей ночной смены, где он «радовался жизни» не только из-за приличного заработка, а в основном из опаски остаться без работы (что, в принце, и является «страшнее смерти»). В данный же момент на чудесное утро не было и намёка, но можно было быть счастливым, потому что счастье находится не в чудесном утре, а запрятано в самом Питере, и он это понимал: Всё, что от меня требуется, это всего лишь почувствовать себя счастливым; выглядеть так, словно ты уже счастлив… нет, чертовски счастлив. И ты даже сам не заметишь, как настроение твоё подскочит, будто настроению этому положили в штаны пару красных раскалённых угольков. А вот чего мне, собственно говоря, переживать?! Что меня так до дыма из задницы перепугало?! Всё уже произошло, и, как мне кажется, ничего не вернуть, и тем более не исправить, а что будет - то будет. Так что меня так взволновало? - Но он так и не ответил себе - что именно, из страха надорвать себе живот от дикого хохота. И вообще, решил этот случай из головы выкинуть. Продолжал он путь в приятных воспоминаниях, ощупывая на всякий случай некоторую часть пространства перед собой. Растормошил его необычно тусклый свет, забрезживший где-то вдали неправдоподобным миражем. Если бы у него не было такого прогрессирующего настроения, он молниеносно заключил бы, что два сошедших с ума и светящихся во тьме зрачка с обезумевшими от голода челюстями, наконец-то его нашли. Но он не имел никакой возможности вспомнить хоть одну свою неприязнь. Он впал в кошмарный оптимизм и даже думать не смел о тщательной подготовке к неотвратимости. Он только надеялся на то, что этот тусклый свет окажется обыкновенным выходом из этого подземного «мира ужасов» (несмотря на то, что чувства лежат исключительно в человеке); выходом, ведущим прямо в его дом, если его оптимизм не ошибается. Он был почти прав. Почти…Почти, значит, ещё не совсем. «Почти прав, - как некогда заметил школьный преподаватель приятелю Питера, - значит - почти не прав». Однако, со временем ему стало казаться, что никакой это не выход. Но он подходил всё ближе и ближе, и вскоре заметил, что двери в этом «выходе» вообще нет. Тусклый свет излучал огонь. Но самого помещения не было видно, и через некоторое время Питер убедился, что его загораживает стена. Однако, он пришёл к выводу, что попал в тупик; стена запросто может ограждать проход в сам зал, где возможно горит несколько факелов, отблеск света которых и родил в Хьюроне предположения о выходе (ведущем прямо в его дом). Ну, и ничего страшного, если это даже и не выход, - размышлял он, уже почти подойдя к входу в «поток очередных неожиданностей», - зато в следующий раз это будет выход, потому что я в этом уверен не меньше, чем прежде, а раз на раз - как говорится - не приходится, потому что однообразия не любит никто и ничто, несмотря уже ситуации, положения и обстановки…«Вот именно! - ядовито усмехнулся внутренний голос, - раз на раз не приходится, и чёрта с два ты нарвёшься на свой следующий раз!»А что, если мне как бы «изменить обстановку»? Ведь может же быть и такое… вот например: надеешься ты на эти неприятности, надеешься, тебе это в конце концов осточертевает, и неприятности эти начинают сбываться… ну, вроде как из каприза. Или, если ты извлекал из этих неприятностей выгоды, то в результате выходить будет как раз то, чего ты даже и не ожидал. То есть, обстановка сама начнёт меняться в противоположную сторону; противоположную той стороны, что тебе больше по душе, если ты так и не позаботился о том, чтоб наскоро подстроиться под эту более подходящую сторону (не её под себя подстроить, а именно самому под неё подстроиться), - думал он. - А что, может быть и такое. Вполне может быть. Кто спорит? А может быть и… - Но что-то он не понял, и размышления его моментально отключились, словно в них пробки перегорели… Он пригляделся ещё внимательнее… и чуть не потерял рассудок от изумления. Оказывается, в дверном проёме повисла какая-то призрачная надпись…Что за чертовщина! - тут же отреагировал он, пока мысленно. - А может, ну это всё к чёрту, а? Что-то не нравится мне всё это…«Что, опять?! - пронзил его мозг яростный крик, то ли его внутреннего голоса, то ли голоса его духа противоречий. - Опять начинается?! Ну, давай, продолжай! Обделайся ещё, для полного комплекта! Ты же трусливое НИЧТОЖЕСТВЕННОЕ ДЕРЬМО!!!»Но Питер игнорировал не только выкрики этого «голоса», но и свои собственные опасения, беспечно двинувшись вперёд. О чёрт! Ну и стекло! - восхищался он, подойдя к «призрачной надписи, повисшей в воздухе» вплотную. Он уже не ужасался смыслу самой надписи, заменив это неприятное чувство восхищением чрезвычайной прочности толстого стекла, которое он наверно так и не заметил бы, не столкнувшись с ним и не удивившись возникновению невидимой стены, («Вот тебе и раз! Вот так лабиринт!»)когда решил пройти «призрачную надпись» насквозь, игнорируя её, как и всё остальное, доставляющее ему неприятности в душе. - Вот это стекло! Вот из чего лабиринты надо делать. Какие стены, такой и выход. Ну, раз уж на то пошло, то тогда в такой лабиринт и попасть не так-то легко… если, конечно, такой вот кровавой жидкостью не выведут что-то вроде ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МИР КАЙФА! и он повторно обратил внимание на надпись жидкостью кровавого цвета: НЕ ПОМОГ ТЫ, НЕ ПОМОГУТ И ТЕБЕ, и ещё раз как можно нагляднее игнорировал её смысл. - А что, кому, интересно, неохота попасть в этакое царство кайфового состояния? Всё дело в интриге. Вокруг таилась всё та же тишина, если не обращать внимание на потрескивание огня в факелах, которые находятся не иначе, как за «невидимой дверью». А чего я стою?! - опомнился он. - Вперёд!Подчиняясь собственной команде, он потянул на себя дверь за такую же невидимую ручку, которую с трудом нащупал; потянул, раз толкнуть не удалось. Дверь поддалась ему без особых сложностей, будто её вообще даже и не было. В том, что это будет зал, нет сомнений, - размышлял он, пробираясь по узкому извилистому проходику, утыканному свечами, как какое-то таинственное подземелье из исторического романа; пробирался он в само помещение. - Тем не менее, основывать будем на том, что меня ожидает зал… А вот что меня выжидает в самом зале? Скорее всего, кое-что «поинтереснее», но для меня лично это не имеет никакого значения… - и поправился: - не может иметь, потому как я готов ко встрече с самим дьяволом дьяволов. - И, судя по его рассуждениям; по рассуждениям осчастливленного оптимизмом Питера Хьюрона, то его никак не могут оставить в покое призраки былых идей, основанных на жизненном опыте своего «основателя», что с ними ни делай. Проходик тем временем завершился, и перед Хьюроном предстало «помещение» во всей своей красе. Между тем, где-то в стороне лабиринта что-то так загремело, словно какой-то великан принял этот необъятный лабиринт за какой-то муравейник и решил во что бы то ни стало немедленно разворошить его, но ничего не удалось, только часть его разрушил, даже несмотря на то, что лабиринт необъятен, - великан-то был ещё ребёнком. Но, так или иначе, выход из лабиринта, или прогулка во всех его пределах, для Питера уже не существуют, как и надежда на приятную неожиданность, когда он увидел собственными глазами (которым не всякий отваживается верить в аналогичных ситуациях), ЧТО находится в «помещении». Зал оказался совсем небольшим, даже крохотным в сравнении с предыдущими. Низкий потолок совпадал с размерами обыкновенной комнаты, но само помещение скорее походило на какой-то заброшенный мясной склад, как подумалось Питеру, когда он обратил внимание на кучи скелетов, наводнивших почти всё помещение. Скелеты были подвешены к потолку, усеянному крючками, словно огромная грядка - картофельными клубнями, и на каждый крючок умещалось не менее пятнадцати-двадцати скелетов. Но Пита это нисколько не удивило, былые призрачные идеи разбушевались в нём вовсю: он, скорее всего, до чёртиков был обрадован собственному предположению, что наконец-то его в этом зале встретит невзрачная старушенция с косой и кое-куда отправит, но… встретила его там какая-то бредовая неразбериха с намёком на чёрт знает что. Не удивило его так же и то, как висели эти скелеты: каждый набор был подвешен на свободные крючки, и видимо строго за левую ногу, если головы и правые ступни, - как Питер не поленился заметить чисто для себя, - были разложены отдельно. Он не ошибался только в двух из кучи своих предположений: зал был действительно освещён факелами (но тускло, ибо факелов было ровно шесть). И вторая его догадка: выход… Из этого зала и правда был выход. И Пит, устремившись к очередному дверному проёму, упустил из виду даже и обнажённое тело женщины; оно необычно ярко выделялось среди всей этой киши белёсых скелетов, как засохшая капля крови среди замершей в безвоздушном пространстве толще чистейшей воды. На полу ещё не засохла небольшая кровавая кашица, будущая часть которой свисала с клочьев шеи. Но Питера не достигали даже зловония, разгуливающие по всему непроветриваемому помещению, ведь он был уже почти у выхода, освещённого тусклым фосфорным светом. - Конечно, я не ожидал, что столкнусь с этим залом, - с насмешкой размышлял он об устроившем всё это безобразие маньяке. - Я надеялся, что этот грёбанный людоед все свои жертвы слопал. Но, однако, подонок надеется меня одурачить! Зачем он повывешивал все эти скелеты? Думает, я поверю в то, что они усохли сами? Но нет. Он обглодал их. Обглодал до костей каждый «скелет» в отдельности!Тусклый фосфорный свет тёк откуда-то из глубины коридора, куда попал Хьюрон. А он, сразу же, как вошёл в этот коридор, решил, что он бесконечен, когда взглянул в «белоснежную туманную даль»: такой ему показалась даль, залитая прогрессирующим фосфорным светом; этакая даль яркого тумана. Но, тем не менее, Пит чувствовал себя в этом коридоре намного легче, чем в тех полумрачных коридорчиках с забитыми пылью, паутиной и всякой дребеденью, углами, и надёжно залитыми полупрозрачным светом нескольких восковых свечей, запускающих свои десятиметровые тени (не без помощи заблудшего среди них человека) чуть ли по всем обеим стенам, полу и потолку… В этом же коридоре, как ни странно, не было ни единой тени, будто им этот фосфорический свет причудился настоящим полуднем. А почему бы и нет?Это ещё что за ерунда! - мысленно отреагировал он на такой пренеприятный факт, оглянувшись несколько раз на должное место тени (освещённое этим причудливым светом, который скорее смахивал на невидимый туман; невидимый, дело своё не покидающий, так и продолжая предохранять возникновение тени). - Если это действительно свет, а не вещество какое-нибудь, то тень просто обязана следовать за мной, ведь свет, как-никак, наверняка льётся оттуда - «издалека». А то ведь выходит, что и я тоже свечусь… - и он хихикнул вполголоса, - …так, что ли? Кстати! насчёт «вещества»! Если у этого типа (в виду типа он имел хозяина всего подземелья) хватило ума устроить такую чёртову хреновину со своими жертвами, то на то, чтоб выпустить сюда какой-нибудь светящийся газ, наверно, вообще никакого ума не надо. Да и, честно говоря, чёрт его знает, что он там ещё вымудрил…Но вдруг его осенило, почему от него не падает тень:А что, если я - призрак?! - идея, конечно, безумная, но вполне подходящая для данной ситуации. - …А что, всё может быть. Может, я этим газом уже… того… А почему бы, собственно, и нет? А сейчас всё ещё шагаю, ведь до меня никак не дойдёт, что я уже… привидение. Ведь, по поверьям, только от привидений не падает тени, или от упырей, вурдалаков…Но последняя мысль разнесла почти всё на своём «млечном пути»:А что, если дорога ведёт на Луну? А? Свет-то вроде как усиливается!(»…да и свет этот какой-то странный очень…»)А когда закончится коридор, - размышлял он, - начнётся лесенка, спускающаяся прямо на поверхность Луны! - И, судя по свету, он не удивился бы, окажись всё непременно так, как оказалось в его предположениях. Что-то не похоже, чтоб этот коридор вёл меня на Луну, - подумал он, спустя некоторый отрезок пути, когда свет усилился настолько, что Питеру уже хотелось воспользоваться очками с затемнёнными стёклами (о которых ему оставалось только лишь мечтать), или посильнее сожмурить глаза… или возвратиться назад - в лабиринт. - Скорее всего, он ведёт как раз на Солнце… И, похоже, что это какой-то «путь световых лет», где время идёт немного быстрее положенного… а может не немного? Да и коридор этот не существует в реальности… также как и я сам… В реальности пребывает только лишь моя душа, в данный момент находящаяся где-то в космосе, и мчится она в его пространстве со скоростью света. А, пока я пройду по этому коридору ещё около километра, душа моя в реальности достигнет Солнца… И происходит всё это, точно во сне… во сне лунатика: я (лунатик) вижу яркий свет и шагаю ему навстречу по коридору, а на самом деле, оказывается, что лечу на Солнце… Но ничего, сомнамбулизм ещё и не до такого довести может! - усмехнулся он, - и впереди меня ожидает… - даже продолжать расхотелось. А вот почему бы тому свету не оказаться например на Солнце? - вдруг пришло ему в голову невесть откуда. - Туда же ведь никто не летает… в смысле, из землян… Вот потому-то именно там преисподняя и находится!О, чёрт возьми! - одумался он, - что за галиматья!Новые мысли просыпались в нём не более медленнее, чем испарялись ненужные. А если воспользоваться обыкновенной способностью мышленья, то я вовсе не у Солнца… Солнце-то ведь как-никак не холодное… а здесь не тепло. Но всё же где-то, в самой глубине души, он чувствовал, что вокруг него обыкновенный свет; этакий светящийся воздух; облако яркого фосфорического света; обыкновенное облако собрано из множества частиц капель, обращённых в пар, а это - из микроскопических частиц яркого света, плывущих по воздуху, как ни в чём не бывало. Вот «моё тело» и не оставляет следом за собой тени. От света не было и намёка на спасение. Даже сожмурив со всей силы глаза и закрыв лицо рукой, Пит ещё больше готов был прикончить весь этот дьявольский свет, частицы которого проползают во все щели, не хуже самого что ни на есть обезумевшего напора воды, но, откровенно говоря, даже самый фантастический напор будет выглядеть неловко на фоне этих микроскопических частиц, слепленных в плотную, густую и непроходимую кашу. Он уже собрался возвращаться назад, чувствуя, как здорово обнаглели эти частицы (и какой у каждой из них характер), вгрызаясь ему в самые глаза. Но вообще, он боялся не ослепнуть, просто, ему этот замысловатый свет показался воистину странным… Но перед этим в голову ему ворвалась ещё одна умопомрачительная идея. И он побежал. Помчался вперёд, как какой-нибудь подросток, внезапно обнаруживший себя в тёплой компании нескольких сотен комаров (…пробудившись после какого-то леденящего кровь в жилах кошмара, и…). И только в самый последний момент до него вдруг дошло, что бежит он совершенно не в ту сторону, что надо во что бы то ни стало немедленно поворачивать назад, туда, где нет света, где до ужаса мрачно и чертовски приятно. И вот он, уже остановившись, попробовал вообразить, куда ему доведётся попасть после того, как он добежит и в результате ослепнет; когда эти сумасшедшие частицы сожрут его глаза (в самом прямом смысле слова) и приступят к мозгу, а затем уже и к… Но что-то коснулось его тела… и это что-то было необычайно твёрдым и плотным, как предел этих микроскопических частиц сошедшего с ума фосфорического света. А может, это я чего-то коснулся? - решил он упростить этот факт. И, потрогав свободной рукой это плотное и твёрдое, как алмаз, подумал, что это просто дверь……Дверь, за которой начинается кое-что другое…Он толкнул дверь и та заскрипела. Но вот только скрип этот ему почему-то показался довольно подозрительным; он, словно предупреждал кого-то о чём-то. Возможно, хозяина очередного пространства (подумал Пит), о том, что кто-то проникает к нему «в гости». Этот как бы звонок своего рода, или что-то такое ещё.

И он закрыл дверь, оказавшись в этом «очередном пространстве», разглядеть которое он пока не мог - частицы хоть пока ещё и не успели добраться до его глаз, чтоб попробовать их на вкус, но кое-кого из своих призраков не преминули оставить, и те испарялись с необычайной ленцой, даже после того, как дверь в пространство захлопнулась и некоторая часть частиц исчезла в полутьме, как тени в полдень. Сам же он глубже чем до мозга костей был уверен, что самый взаправдашний конец света вступил в свои долгожданные права. И вдруг темнота! спустя некоторое время с того момента, как глаза его разомкнулись так неожиданно, что он чуть не ослеп самостоятельно с перепугу… Та самая темнота, за которую он несколько секунд назад готов был перерезать себе глотку. И настроение его подскочило, как после самого безжалостного кошмара; вырвалось в спасительную реальность, что находится в душе своего хозяина. Помимо полутьмы, ему удалось ещё разглядеть, где он находится… Это была небольшая комнатка, без окон, но с одной дверью, и в качестве мебели в этой комнате, надо полагать, служило только одно небольшое поблескивающее архитектурное строение, вглядеться в которое ему ещё долго не могли позволить призрачные сверх«лучезарные частицы. Словно сторожевой пёс самой экзотической породы, на Питера несколько неопределённо уставился один странный памятник, словно выползший из какой-то причудливой галлюцинации заброшенного и скучающего кладбища; и произошло это, когда он наконец-то смог разглядеть это симпатичное строение из какого-то невиданного блестящего материала; строение в виде обыкновенного кладбищенского памятника, но какой-то необычайной формы, чем-то напоминающей собой намёк на свирепого сторожевого пса. Пит, в это время, наслаждался темнотой, почти как упырь из своего фильма. Он не был ни обижен, ни разочарован в таком исходе, даже какое-либо недовольство было где-то в невидимой дали. Просто он попал в обыкновенный тупик и решил возвращаться обратно; лабиринт - есть лабиринт. Но, за исключением сверкающего в темноте памятника, ему удостоилось заметить ещё некоторый свет, проползающий в щели дверей, но не оставляющий положенный след на противоположной стене. А Питер, в это время, всасывал в себя темноту, словно воздух перед долгим нырком, так что до этого вычурного света ему было всё равно, что свету до него… Но, как только повернулся к двери…ОТКРОЙ ГРОБ! сверкнуло у него в глазах намёком на более выгодное для него действие. Сначала ему показалось, что эти частицы опять решили пошалить, прорвавшись сквозь щель. Но оказалось, что эти два слова сверкали прямо на двери. Но он так ничего и не понял. Какой ещё гроб?Но, повернувшись, обнаружил гроб… Чёрный, лакированный и блестящий (не меньше, чем сам памятник, на котором красовалосьВАН СТЭЛН «КОМИССАР ПОЛИЦИИ»и ниже, вместо даты рождения и смерти, ШУТКА (А ШУТКИ НАДО УМЕТЬ ПОНИМАТЬ)смотрелось, как сожаление) гроб выглядел вполне уместно… у Питера даже успело сложиться кое-какое впечатление, что гроб этот вроде бы и раньше здесь находился, но он его не заметил, точно так, как и не заметил в своё время, что его Альва стала есть более положенного, чему грозит ожирение, а она ещё так молода. Но с другой стороны гроб выглядел несколько пугающе, ведь какая-то часть питеровского разума пыталась убедить себя, что гроб неуместен, но что-то извне с ней боролось, и вся беда в том, что часть эта никак не могла понять, что этому чужому сознанию надо, за каким чёртом оно к ней лезет; она только видела намёк на то, что ей будет очень плохо, если она не остепенится и не сделает перекур… но «часть» боролась, пытаясь понять, что этот посторонний разум скрывает от неё, а постороннему разуму как раз именно это и было надо. Пит, между тем, уже подошёл к гробу и поднял его верхнюю часть крышки… С какой-то стороны он чувствовал себя марионеткой. - Ну, и что дальше? - усмехнулся он, видимо, интересуясь у того, «что» он увидел, открыв одну из половин гроба, в котором располагалось нечто неописуемое в виде полуразложившегося трупа в полицейской форме (и труп этот, - как подумалось одной из примитивных (но, как ни странно, самой богатой воображением) частей сознания Питера, - надо полагать запамятовал, что ему нужно продолжать разлагаться, и тело его, в виде протеста, начало нарастать, нарастать… но что-то у него не вышло, что-то он запорол очень хорошо - наросты у него получились неправильно… более того, они приняли какую-то жуткую форму и чуть не преобразили это бездействующее тельце в кошмарного мутанта из сна сумасшедшего, но, слава богу, вовремя остановились, послали всё на свете ко всем чертям и застыли навсегда: так выглядел труп, но Питера эти искажения ничуть не пугали). И, судя по его эксцентричным зрачкам, он был уверен на все сто, что «тело» в гробу его слышит, что именно оно и является хозяином всего этого подземелья… оно одно.

«А мог бы и не говорить», прозвучало у него в мозгу как-то неожиданно. И опять в нём возникло то же самое чувство, что при встрече с оторванной головой той женщины, из-за которой он попал в эту кошмарную(но весь кошмар ещё далеко впереди! НАСТОЯЩИЙ КОШМАР!!!)переделку (он забыл, что в любом случае в самую первую очередь надо винить только себя… если ты не какое-то там зомби, и не марионетка), когда в мозгу у него, или же где-то за пределами его тела, пронеслось «Ну вот мы и встретились!» В этот же раз ему показалось, что мысль эта должна принадлежать несомненно ему, но внедрило её в него какое-то другое тело… или его же, но тело из будущего… или из прошлого, он так и не мог разобрать, пока пытался проникнуть в фантастичность самой ситуации. Вдруг его чуть не осенило что-то умопомрачительное, но «нечто извне» опять пронзило его мозг одной (его или не его?) идеей:«Если будешь много думать, можешь перестараться». О, дьявольщина! - тут же мысленно отреагировал он на это очередное «послание» собственной мысли; она звучала в виде голоса, а свой голос он не умудрился бы спутать ни с чьим. И это его собственное очередное «послание» из будущего (которое самому Питреру почему-то казалось в настоящем, точно границу между будущим и настоящим в пух и прах разнесло своим существом какое-то сверхъестественное воображение, с такой фантазией, от которой всё вокруг настолько перепуталось, что со стороны уже начинает казаться самой несуразной белибердой) подействовало на него, как замечание взрослого и достаточно умного человека малолетнему несмышлёному проказнику (именно на смышлёных намёки лучше действуют, чем на не совсем смышлёных). Намёк в разум проникает бесспорно и действует не хуже, чем удачная попытка заинтриговать. Когда на данной идее заинтриговывается само человеческое мышление, начинаются самые что ни есть чудеса, ведь уже не нужно будет ломать себе голову над тем, как добиться обыкновенного человеческого понимания среди тех, кто, например, друг к другу, как сволочь к подонку. В какой-то мере Питер об этом знал, и изредка пользовался этими чудодейственными средствами от всего на свете, под названием НАМЁКИ, но не всегда у него получалось всё именно так, как ему хотелось, а всё благодаря другой вещи - неумению ставить себя на место того, кому он собирается сделать намёк («послание»), и смотреть на предполагаемую ситуацию его глазами, чтоб заранее как можно выгоднее учесть и рассмотреть чужие реакции на его намёк. Но все эти бесценные качества он старался, как мог, вырабатывать в себе (человек привыкает ко всему), ведь главное - желание, как он был уверен: если у тебя есть желание пройти этот путь, то считай, что полпути ты уже прошёл. Но он прервался в своих размышлениях… Ему показалось, что тело в гробу пошевелилось. На всякий случай, он отпрянул в сторону. И в это самое время он чётко заметил, что в комнатке стало немного мрачней. Он оглянулся на дверь и ничего на ней не обнаружил… даже светящихся щелей не было, словно дверь эту сменила ещё одна часть стены. Призрачный свет в комнате сохраняли только памятник с гробом; свет, не способный ни на тень, ни отблеск - настоящий призрачный свет. Тело находилось уже далеко не в той позе, в которой запомнил его Пит перед тем, как оглянулся. И Питер, как только вернул свой взгляд на прежнее место, этому даже и не удивился, - в какой-то степени он как всегда был ещё заранее готов к такому фортелю: от этого психа ещё и не такого можно ожидать! Но не готов он был к другому… он не ожидал увидеть себя самого, на месте этого обезображенного покойника в форме комиссара полиции. В посиневших пальцах он держал маску, а на Питера устремил один знакомый взгляд… И Питер его уже несомненно кое-где видел. А если точнее, то во сне, - решил он. И отчётливо вспомнив, в течении считанных секунд, о каждой из всех многочисленных деталей, того единственного и неповторимого, также как и необъяснимого (на один из закодированных взглядов самого «хозяина» этого сновидения) сна, которого неизвестно каким чудом чудес угораздило залететь в мозг этому парню в таком экстраординарном подземелье. Но всё-таки что-то такое, требующее солидного рассмотрения, до него дошло… но во время удивления он, как назло, так и не смог разобрать - что именно. - До тебя ещё так и не дошло? - подал голос сидящий в гробу. Голос был голосом Питера, но усмешка, прозвучавшая в этом голосе… усмешка, отработанная до блеска; честно говоря, Пит мечтал о таком тоне, и потому потел над ним при каждом удобном случае. Но этот двойник настолько превзошёл его мечты о звучании тона, что Питер за какие-то считанные секунды чуть с ума не сошёл от разочарования: вот чёрт возьми! Как я стремился к бесподобной своеобразности! А этот чёртов двойник! И откуда он только здесь взялся! - Состояние Питера балансировало на грани шока и безумия. Но…- Ты, парень, попал в будущее! - продолжил «двойник», - и я - это ты. Ну, дошло? А ты - это я. Понял, откуда здесь взялся «этот чёртов двойник»? Врубайся-врубайся. Перед нами действительность, - мечтательно произнёс он. - Нет, не надейся, что я до такой уж степени безмозглый! Я всё прекрасно понимаю: ты комиссар полиции, потому что работа у тебя такая. Ты долго искал виноватого в том ужасе, который творится в том мире, которым руководят тупые полицейские. И вот случайно нашёл: моя собственная персона! Так?- Да, это ты уразумел очень правильно. - А кто бы на моём месте не уразумел? Но вот какая заморочка: Перед тем, как попасть в «твоё будущее», мне снился один очень странный сон. Я брожу по своему городу, но, как назло, все улицы совершенно пусты. Я захожу в дома, но там никого нет. Я взламываю двери, запертые на внутренние засовы, но ПУСТО даже в таких жилищах! Сон оказался в руку. Поэтому, когда я попал «к тебе», то первое, что пришло мне в голову, это догадка о бермудском треугольнике! Может, читал роман «Лангольеры»? Там люди приземлились на самолёте в город, где всё также пусто. Поэтому я понял, что попал примерно в такой же бермудский треугольник. И от этого я слегка запутался. Поверь, если бы в городе не было пустынно или, если бы не существовало того романа Стивена Кинга, я бы очень быстро всё дотумкал! И не факт, что мы бы с тобой встретились…- Говоришь, пусто, как в «Лангольерах»? Хм! - усмехнулся двойник Питера Хьюрона. - Пусто, да не совсем пустынно. С той «толстухой» же ты разговаривал? А кстати, как тебе понравился тот «мужик» из «кошмарика»?!ОПА!!!Питер был просто ошарашен от неожиданности(наверно, потому, что не успел воспользоваться своим изредка богатым воображением, да вдуматься как следует)и никак не мог понять, то ли ему уже просыпаться, то ли всё же воспользоваться этим невидимым пригласительным билетом в мир помешательства. Сначала оно именно так и было. - Но, постой… Но как же это тебе удалось - увидеть сон, который приснился только мне? А, подожди! С тобой всё это происходило в прошлом. Так? И, стало быть, только так ты мой сон и увидел…- Да нет, со «мной» произошла совсем другая история… очень уж сверхъестественная такая история… и «я» не хотел бы, чтоб эта история стряслась и с тобой… Вот я тебя и вызвал из прошлого, что вроде как «исправить» своё прошлое (изменить твоё будущее)… Понимаю, неправдоподобно смотрится, но это так. и, естественно, сразу тебе это очень трудно понять, но всех этих чудес я добился сам… И всё, что ты слышишь, в сравнении с тем, что творится сейчас в этой «реальности»… Это всё равно, что молекула в сравнении с вселенной. Но, честно говоря, добиться всего этого, собственно, не так уж и трудно… самое сложное - это желание. Помнишь? Кстати, а сон тот, между прочим, я сам вроде как создал. Казалось, что сверхъестественное изумление Питера только-только уже решило начать проходить, по мере того, как кое-что ему уже разъяснили. Но последняя фраза чуть не заставила его позеленеть от более неземного изумления. Он просто не знал, что думать: или этот «двойник» пытается позабавиться над ним, или же всё-таки это действительно какой-то фантасмагорический маньяк, способный влезть не только в его сны. Но он вовремя нашёлся, и решив, что пришло время расслабиться, ядовито улыбнулся:- Вот как?- Не веришь? Считаешь, что я загримировался, подстроившись под твоё лицо и так поступаю с каждой жертвой, которую заманиваю в своё подземелье? И поэтому в том городке, из которого ты спустился сюда, в подвал, не осталось ни одного жителя. Все - кто разбежался, а кто пропал в данном подземелье. - Нет, я не совсем так считаю, поскольку факты немножко другие…- Конечно, - продолжал двойник, - я бы наверно и сам в твоё время не умудрился бы поверить, но вся беда в настроении…- А причём здесь настроение? - тут же ожил он; задели одну из самых его любимых тем. - Долгая история, - сказал тот ему. - Боюсь, что не захочешь слушать. - Ну, почему же?! Я люблю поговорить о настроении… Да ты и сам это лучше меня должен знать… если, конечно, ты и правда я. - Да? - обрадовался он. - Ну, ладно, попробую что-нибудь рассказать. И, после небольшой паузы, отданной кое-каким размышлениям, начал:- Самое главное, как ты и сам уже понял, это желание. Наша с тобой единственная… я бы сказал, проблема - настроение. Только ОНО. И, если оно у тебя в кармане, то тебе уже, считай, ничего не мешает быть счастливым. Вообще, с этим настроением можно очень многого добиться. Такого! Ты вот об этом ещё как-то не задумывался, но…- Почему это не задумывался?! - тут же влез он, словно самым настоящим счастьем для него являлось как можно скорее поддеть (или что-нибудь в этом духе) этого чёртового «само себя из будущего». - Разве ты не помнишь, задумывался ты или нет?- Да нет, приятель, так как ты задумывался, это совсем не то. Даже в подмётки не годится. - Обращаясь к самому себе (из прошлого) «приятель», он тем самым как бы наглядно решил упростить факт. И он надеялся, что он же из прошлого не будет сам над собой - будущим - издеваться, (уж ему ли не надеяться?!)если он таким образом будет упрощать ситуацию (да и издеваются только в том случае, когда уже нечего делать… а не когда речь идёт о самом значительном). - Позже я стал об этом серьёзнее задумываться, и постепенно мои размышления достигали таких результатов! взглянув на которые несколько минут назад, я пришёл бы в настоящий ужас. - Значит, всё происходило в течении нескольких минут, - уточнил Пит. - Да, всё происходило достаточно быстро, потому что пока это были только мысли… да и сама мысль, как тебе известно, способна на многое, даже на чудеса. - Ещё бы!- Но об этом чуть попозже. А пока, о настроении: Вот ты говоришь, задумывался о собственном настроении, как его приукрасить, сделать лучше, приподнять и так далее. Да?- Ну, иногда и такое бывало. Да ты и сам должен знать, коли…- Извини, мне так немножко удобнее рассказывать. Ты ведь не против, если я буду задавать подобные вопросы, правда?- Да ради бога, если тебе так удобнее, только… если вдуматься… это получается, что я действительно разговариваю сам с собой… Даже абсурдом не назовёшь. («Конечно же не назовёшь, когда так оно и есть»)- Да, это так, - коротко бросил он. - Ты желаешь прекратить разговор?- Ну зачем же? Но…- Позже, дружище, я тебе всё объясню, и ты сам поймёшь, как это всё просто… чертовски просто! когда ты только подумаешь… но здорово; сильно… МОЩНО подумаешь, и твои мысли превращают всё окружающее в реализацию твоих безумных идей. Но вдруг(!) он его поймал! хоть на чём-то, но поймал! Осталось только подковырнуть (и обрести Своё истинное счастье):- Ну хорошо, а в каком году тогда я нахожусь? - Но не в голосе, не в тоне почему-то не чувствовалось душевного подъёма, словно некая изощрённая закомплексованность не позволяла выказывать свои определённые чувства, - а то «мы с тобой» что-то не отличаемся. - Я тебе говорю, что всё это обыкновенная работа мыслей. Ведь настроение же иногда соответствует твоему образу мыслей?(Опять этот «подобный вопрос», ответ на который он, либо должен знать лучше Пита, либо вообще не знать)- Да, иногда бывает. Но…- Ну вот видишь! А к этой экстраординарности относись проще, как к жизни, ты ж видишь, я тебя даже «дружище» называю. В общем, не обращай на неё внимание и всё, разговаривай как с обыкновенным человеком. - Конечно, конечно, - согласился он, - но ты так и не ответил на мой вопрос. - Почему не состарился?- А ты что, должен состариться?- Должен, но… В общем, не захотел… Понимаю, идиотски звучит, но это так. - Ну-ка, ну-ка, - заинтриговался он, отбросив в сторону мысль о реализации своего «счастья», - значит, опять мысли?- В какой-то мере, да. Но я тебе говорю, - твердил он, - всё это, в сравнении с тем, чего я добился этими самыми мыслями и настроением, сущее дерьмо. - Неужто! - и это была не ядовитая усмешка, вызванная скепсисом; скорее, этот возглас больше представлял собой чистосердечное удивление. - Слушай, - вспомнил вдруг Питер, спустя около половины секунды сплошного молчания, - а как ты всё-таки поднимал это настроение? я что-то пробовал, но… - сам понимаешь. - Нет ничего проще. Вот давай например возьмём человека, который никогда не улыбается, постоянно мрачен. Короче, у него нет, считай, особого желания хотя бы выглядеть жизнерадостно… ну, чтоб про него не подумали, будто у него кто-то умер… Да какой там «нет желания»?! человек этот вообще, даже не знает, что такое элементарное приятное выражение лица. И вот он встречается с тобой… ну, а тебе жизненно необходимо заставить его улыбнуться, чтоб проще было выложить такому неприветливому человеку наибольшую часть дела; например. Итак, твои действия?- Попробовал бы постараться, если необходимость действительно жуткая, пошутил как-нибудь, анекдот рассказал, да всё что угодно. - Вот видишь! в случае необходимости мы способны на всё, даже анекдот рассказать, даже если он далеко не к месту. А без необходимости ты мог бы таким же самым образом вызвать улыбку на своём лице? особенно, когда тебе кажется, что настроение твоё и так болтается уже под самым потолком. А? Стоит только пораскинуть как следует мозгами, сосредоточиться. Потолков в настроении не бывает. - Ну и как же далеко заходит это приподнятое настроение?- Может зайти очень далеко, как тебе захочется, («как тебе захочется»! Хотя, в данном случае, это будешь уже не ты… когда в тебе из-за твоего беспотолочного настроения меняется психика, то измениться может не только всё, что за ней стоит, но даже и ты сам… и тогда ты уже - не ты)всё зависит только от тебя; как ты распорядишься своим настроением, так оно и будет. А ты знаешь, чего можно добиться с помощью этого приподнятого настроения? - Очень многого. Просто некоторые чувства тебе проще и удобнее поддаются (если ты весел и счастлив, тебе везёт во всём, за что бы ты ни брался), некоторые самовнушения; вот взял, например, и внушил себе, что ты сильный, и ты становишься немного сильнее. Точно? А внушил, хотя бы… Нет, почувствовал себя высоким…- Так ты мог бы стать настоящим великаном, - усмехнулся он несколько недоверчиво: не поверилось с первого раза. - Ну вот ты сам же иногда чувствовал себя выше?- Судя по твоим воспоминаниям, то наверно да, - продолжал он (и, скорее всего, из-за этих «подобных вопросов», ответы на которые он сам должен знать). - Да ты не смейся, я ведь серьёзно. Если ты можешь быть сильнее, то почему ты должен быть не в состоянии стать выше? Только всё это делается постепенно.

- Вообще, где-то ты прав, если вырастать постепенно. - Дух его тона так и не менял своего «я»… с одной стороны. - Вот именно! точно так, как ты растёшь, ты и достигаешь всего - постепенно, только чтоб не перестараться. - Ну-ну, продолжай: почувствовал ты себя высоким…- Вот ты говоришь «стать настоящим великаном», а ты знаешь, мне ведь иногда и такие идеи приходили в голову, но вот осуществлял я совсем другие. И вдруг Питеру стало немного жутковато… сначала - немного… он даже и не ожидал, что в голову ему совершенно случайно упадут кое-какие вещи, которые он на время оттуда выкинул; он вспомнил не только те три огромные зала, но и опустошённые улицы; вспомнил настолько отчётливо, что ему чуть не захотелось прикончить (на всякий случай) этого всемогущего типа, который наверняка принял облик Питера Хьюрона. «Наверняка» - это мягко сказано, - подумал Пит, - очень даже мягко… Но чего только он, чёрт подери, от меня хочет?! не от кого-нибудь, а вот именно от меня! - об этом ему оставалось только догадываться, да предполагать… или же дожидаться самого исхода, хотя последнее в данной ситуации выглядело бы более реальным, чем всё остальное, даже и то, что окружало Питера. - Кстати, - поинтересовался тип, - а как тебе та толстуха?- А что? - тут же осведомился Пит. «Опять он заговорил про эту толстуху. Что, других людей больше нет… в его несчастном городишке?»- Кого она тебе напоминает?- А кого она должна мне напоминать?- У неё голос, вроде, немного на голос Альвы смахивает, - неудачно намекнул он. Похоже, этот сукин сын знает и не только всё то, о чём я в самом себе даже не догадываюсь, - мрачно усмехнулся про себя Пит, прежде чем ответить ему, не меняя духа. - Ну и что? - последовал отклик. - А как ты думаешь, - как-то лукаво, и даже с небольшим жутковатым оттенком улыбнулся он, соблюдая в своём вопросе кое-какую осторожность, - может ли Альва через сорок лет выглядеть подобным образом?- С ума что ли сошёл?! - тут же отреагировал Пит. - Тоже мне сравнил! Чтоб ей так выглядеть, её мама или папа непременно должны быть слонами, или бегемотами. - А если это она и есть? Чего ж ты в лицо так и не вгляделся?- Оно мне надо, рассматривать всяких толстух? - произнёс он уже каким-то другим голосом; что-то его обеспокоило в словах этого типа, но что, он никак не мог понять. - Тем более, что выглядела она не меньше, чем на шестьдесят с лишним, - словно отговорился он перед своим обеспокоенным состоянием. - Да? может быть. Но всё-таки это она, - сказал он, уже без должной осторожности в голосе. Пит, кажется, уже начинал чувствовать себя так, будто попал в какой-то другой и к тому же сумасшедший мир, но теряться в его пугающей нереальности он пока ещё не собирался. - Может, ты всё-таки расскажешь, что произошло, чего ты там натворил, - предложил он ему дружеским голосом. - Или, если правильнее сказать, что я натворю, - дополнил он и чуть не сделал свою последнюю оплошность, но сам этого почти и не заметил, или не придал должного значения. - Да нет уж, - жёстко отрезал тот, - больше ты ничего не натворишь. - Ну тогда, - поправился Пит, - о том, чего не натворю… даже несмотря на то, что это уже произошло. - Да, ты прав, действительно всё это выглядит более чем сумасшедше, - отреагировал он на его губительное дополнение, - но, видишь ли, прав ты только со своей точки зрения, точно так, как правы и мы все. Правильно? Ведь каждый уверен в своей правоте, точно также, как и не уверен в правоте того, кто уверен, что он не прав. То есть, того, кто его подозревает или обвиняет в чём-либо. Но в общем всё выглядит намного иначе: нет ничего - ни плохого, ни хорошего, всё зависит оттого, как мы воспринимаем эти вещи под общим разномыслящим названием (или эпитетом, как удобнее) «плохое, или хорошее». Например, ты называешь сумасшествием то, что я сделал… или собираюсь сделать… я же, в отличие от тебя, смотрю на это вполне нормально, значит, это так. А, если оно вписывается в пределы разумного, то почему оно должно не выйти?- Ты давай рассказывай, а то я так и не узнаю своё возможное будущее. - Рассказывать? Да я б тебе рассказал всё, как есть, только с чего начать, вот в чём вопрос. - Начни лучше с начала… ну, естественно, не возвращаясь к тому, что мне уже известно. - Буквально где-то около нескольких секунд назад, ему в голову невесть откуда закатилась какая-то идея, что вызвал он самого себя из будущего только для того, чтоб высказаться как следует, чтоб кому-то удосужилось выслушать эту абсурдную историю. Да он и сам не прочь бы был вызвать из прошлого того несмышлёныша по имени Питти и… Но он как-то ещё не задумывался о таких вещах. Но только стоило б ему захотеть…- Так вот это и мешает мне начать, - заметил тот.

- Слушай, какие проблемы, а?! - изумился он, постаравшись, чтоб его тон выглядел как можно подбадривающей и дружелюбнее; ему вдруг страшно захотелось потянуть время, может удастся найти какой-нибудь выход из этой выдуманной безумцем ситуации; Пит уже не верил, что безумцем этим станет он в возможном будущем, поэтому нарочно решил разделить на две разные (не имеющие друг к другу ни малейшего отношения) половины эту «раздваивающуюся личность», наверняка «созданную» этим полоумным маньяком, визави Питера Хьюрона, - ну повторился разок-другой, чего страшного?- Ну ладно, - как бы ожил тот, - раз так, попробую постараться. - Вот и отлично! - обрадовался Пит, словно история эта значила для его (и не только его) жизни нечто большее, чем шанс на возможность не только сохранения… - а то, как будто полжизни проигрываешь. Пока Питер даже и не подозревал, как здорово ему надо сосредоточиться, и возможно это даже к лучшему, ибо стоит только ему вдуматься в это, как он тут же сойдёт с ума от неожиданности. В какой-то отдалённой мере Пит всё же не сомневался, что перед ним человек, который своей манией превзошёл собственные мечты, и этой отдалённой стороне нынешнего Питера хотелось только единственного: узнать, как «он» всего этого добился совершенно естественными и вполне доступными путями (он даже заинтриговал Питера: «Интересно, чёрт возьми, что он мне расскажет о своём способе! если, конечно, не начнёт пудрить мозги. »). Конечно, он не надеялся, узнав весь секрет, не теряя ни единой доли секунды, тут же переплюнуть этого «типа». На самом деле, всё обстояло намного иначе, совсем не так, как было написано в глазах Питера… Скорее всего, сразу после того, как секрет дойдёт до него, он надеялся наконец-то («НАКОНЕЦ-ТО!») «нырнуть» в «Жучиный сок». И, если там вдруг окажется именно так тошно, как он себе до этого нарисовал, то пожалуй это будет для него отличным предложением совершить настоящий переворот, посредством того самого секрета(непосредственно связанного с Механизмом Настроения)который ещё только предстоит разузнать. - Начать можно даже с той самой минуты, в которую ты отправился искать телефонный автомат, - заговорил он. - О том, как я узнал про то, куда ты отправишься и зачем, попозже. Я тебе говорю, всё так просто, что ты, наверное, помрёшь со смеху. (даже если это и просто, с точки зрения основателя этой «простоты», всё равно Питеру надо сосредоточиться… да так!, что ему лучше и не думать об этом)«А может, и не со смеху, - промелькнула в его голове мысль. - И смотря для каких умов просто». (Вот именно, Питер!)- Я тогда уже наскоро позавтракал и продолжал сходить с ума от счастья в отдельной комнате, - продолжал он. - Альва продолжала сражаться со своим чревоугодием, на что у неё каждое утро уходит часа по два, если не больше. Так что мне не мешал совершенно никто… и ничто, естественно. И только тогда я по-настоящему понял, чего можно добиться своим настроением… Ты даже не представляешь… - пробормотал он, словно самому себе. - Сначала я решил, что таким образом очень легко можно сойти с ума… то есть, с тобой запросто может произойти то же самое, кто не умеет пользоваться «только что приобретённой вещью». Тогда я решил попробовать научиться пользоваться своей «вещью»; научиться регулировать своё настроение. Конечно, сразу это не так-то легко, («А говорил, просто! - усмехнулся над ним Питер, - тоже мне!»)но немного погодя я понял, что главное, это - не радоваться тому, что у тебя расчудесное настроение, а попробовать внедрить это настроение в дело. - А немного погодя, это как немного? - осведомился Пит и пояснил: - ты сказал, что немного погодя ты понял…- Минут через двадцать-тридцать, - сказал тот ему, - а может и через час. Видишь? всё происходило так быстро, что тебе просто опасно было задерживаться дома, после завтрака…«Опасно!» - запечатлелось в голове Питера долги и продолжительным отзвуком эхо, и «этот тип» его ещё сильнее заинтриговал своим «опасно». - Что значит, опасно? - хотел он спросить по-своему, но не стал, потому что тот продолжил:- Итак, я попробовал внедрить своё настроение в дело… Ну, ты сам знаешь, как работается с энтузиазмом. А вот как работается с супер«энтузиазмом? только это был далеко не суперэнтузиазм, нет. Это было что-то гораздо большее… Ты знаешь, с ним я чувствовал себя каким-то чёртовым роботом, даже боли не ощущал. Энергия во мне прямо-таки кипела, ты даже не представляешь себе! И, чтобы, значит, не терять такого настроения, я старался думать только о хорошем, о каждой своей удаче - о всех до единой, ну и о всяком таком, - ведь бывает же в жизни человека что-то хорошее, не все, правда, запоминают такие вещи, стараются больше плохого запоминать, чтоб на досуге вдоволь поразмышлять над тем, как лучше учинить над ними возмездие. - И ещё… я боялся засыпать… даже несмотря на тот факт, что с хорошим настроением почти невозможно заснуть (если перед этим не утомиться как следует), но уснуть всегда можно, если не терять способности отключаться от окружающего мира - выкидывать из головы все посторонние мысли; это я прекрасно знал; знал также и то, что от бессонницы не умирают, если не беспокоиться по этому поводу. Но ты представь себе, если б я попытался уснуть - выкинуть из головы всё лишнее! А? это ведь равносильно тому, что сказать своему сверхъестественному настроению «а пошло-ка ты!»; потому что, когда просыпаешься, иногда чувствуешь в душе абсолютнейшую пустоту… от которой даже мурашки и те беспокоятся (…) на всей твоей коже… жуткую пустоту. Ну как? - Самое натуральное впечатление реакции обидевшегося настроения. Точно?- Ну, понятно-понятно, - мягко намекнул ему Пит, чтоб тот особо не углублялся в подробности, - ты давай дальше. - Дальше… - задумался он. - …О! вспомнил! Это было следующим утром, я тогда обжёгся, и, вот даже не знаю как, но боль я почувствовал… Вот тут-то во мне всё и переменилось, настроение-то как-никак поубавилось слегка; вот до меня и начала по-настоящему доходить сама значительность собственного душевного подъёма; по-настоящему, значит, именно так, как обычная мысль проникает в сознание человека, возвращающегося в здравомыслие. Так что душевный подъём, это получается помрачением сознания своего рода. А, когда это помрачение слегка поубавилось, я кое-что понял… понял, что этим самым я могу добиться гораздо больше, чем завладел с такой неожиданностью. И Питеру вдруг показалось, как в кошмарных и затуманенных зловещей неопределённостью зрачках этого маньяка (он, словно заколдовал свои чувства, обычно выраженные в глазах) что-то сверкнуло в сгустке леденящей полутьмы… (что-то) Что-то, предвещающее сверхъестественное воодушевление от тёплых воспоминаний…если только внешний источник способен по-настоящему поднять настроение человека (возникло в голове Пита каким-то неожиданным ураганом. Но это была «его» мысль, и Пит это знал (после того, как догадался)), то почему на это же не способен собственный внутренний источник любого, чьё испорченное настроение уже начинает по-своему прогрессировать? (и это было, как какое-то правило, нечаянно вырвавшееся из уст мудреца, которое надо здорово запомнить на всю жизнь)- Каждому человеку свойственно быть в какой-то мере уродом, - продолжил он, преодолев своё воодушевление, как рвоту, - и у каждого это уродство проявляется по-своему, у кого-то оно выражено снаружи, а у кого-то внутри, и, как идеальных людей не бывает (даже святые не могут быть идеальными со всех сторон, например с плохой стороны, это уж точно), так и не бывает людей без уродства, хотя… ещё разок повторюсь… человек - это вещь, которая может (или не может) быть хорошей и плохой, в зависимости оттого, как мы на неё посмотрим (скорее всего, не может быть ни хорошей, ни плохой)… Опять меня занесло, - пробормотал он, - как влезу в эту тему, точно в болото с сюрпризом - с трясиной. - Короче, я получаюсь таким же как и все уродцем, хотя такое как у меня уродство запросто может получить любой, кто этого захочет. Все возможности располагаются только в самом человеке, а возможности эти… некоторые из них даже мне не приснятся… даже наша безграничная фантазия, и та не знает всех человеческих возможностей… даже если эта фантазия заболеет. Но приступы фантастического счастья во мне всё-таки лежат самым взаправдашним «уродством». Опять он немного помолчал (вводя тем самым Питера в какое-то беспокойное состояние, основанное на этой жуткой неопределённости), затем продолжил:- Итак, во время моего сказочного энтузиазма можно не только успешно проявлять физическую деятельность, но и не менее успешно проявлять и самоуверенность, ведь всё, в чём ты уверен, реализуется с таким удовольствием, словно ты дьявольский удачник. Это, собственно, можно проверить и на обычном примере, когда, например, все тебя считают ничтожеством и мразью, то ты, так или иначе, становишься им, даже если сам для себя ты совсем другой… просто они внушают тебе это настолько, что ты, сам не замечая как, начинаешь потихоньку не спеша поддерживать в самом себе их мнения. Но вот их сменяют другие люди, которые начинают убеждать тебя, что никакое ты не ничтожество, и ты просто молниеносно соглашаешься с ними, машинально выпуская из головы своё прежнее положение. Ещё они вдруг становятся до дыма из задницы уверены, что ты, оказывается, неглупый парень, и твой интеллектуальный уровень почему-то начинает возрастать… но иногда бывает и такое, что он заходит так далеко…- Что заходит за собственные рамки, - продолжил Пит, - и начинается обратный процесс. - Да нет, не то… «Газонокосильщик» смотрел?- Ну и что? всё равно к одержимости пришёл. - А мог бы и не прийти. Но мы что-то отрываемся от темы. А вот представь-ка себе, что ты довольно невзрачен, а эта категория людей начинает уверять тебя в обратном… ты смотришься в зеркало, и обнаруживаешь…- Что они не правы. - Точно! Они начинают ещё сильнее уверять, и только после этого ты вдруг начинаешь замечать в своей внешности какие-то изменения… ну, а дальше и пошло и поехало. А вот возьмём ещё одно - ты низкорослый… - и он опять сделал паузу для «своего гостя». - А они начинают меня вытягивать, - воспользовался он паузой. - А вот если я не предмет какой-нибудь, а им позарез нужен этот предмет? - пауза. - Да нет, мы-то о чём говорим? о том, что всё зависит от тебя, как ты, захочешь ли стать этим предметом, или тебе просто в этом «помогут», как в примере с ничтожеством. Если ты сам не захочешь стать этим ничтожеством, то никто, ни морально, ни физически тебе в этом не поможет, даже магия бессильна… может быть. Кстати, неплохо было бы это понять всем тем, кто уверен, что чувства к ним вроде как приходят откуда-то извне, что то или иное явление носит в себе разнообразные чувства и при столкновении с каким-либо человеком, награждает его своим чувством. Видишь, в чём подразумевается человеческая глупость? Но мы, кажется, опять отошли от темы… Ты не помнишь, на чём я остановился? - и, судя по его заметно изменившимся глазам, он действительно забыл. - А по-моему, ты и не останавливался…- О!!! - вспомнил он. - А вот представь себе, что тогда можно сказать, когда ты в суперпревосходном настроении и чрезмерно уверен в себе? Но вот ты обжёгся! Но ты ведь не обжёг свою возросшую самоуверенность, правильно? Кстати, а знаешь, что произошло после того, как я обжёгся? У меня появился страх… Я ведь в этом городе, в твои времена, как-никак оказался новичком и не знал ни одного… ну, ты сам знаешь… ни одного, кроме Альвы… ну, и себя, разумеется… А у меня появился страх, что какой-нибудь сукин сын захочет переплюнуть меня в сфере настроения, когда я прославлюсь… И я не стал прославляться, а просто… - прервало его некое ещё более жуткое (чем всё остальное) чувство, которое на этот раз промелькнуло в его кодирующих всё подряд глазах. Но Питер не заметил этого чувства. - …просто прикончил весь город, и всё. Вот тут Питер и чуть не приостановился в сердцебиении… Он, словно вернулся в ту внезапноопустевшую местность… и более внимательно и уже совсем по-другому взглянул на эту зловещую обстановку…- Мысленно, что ли? - спросил он после того, как опомнился. - Ну да, вроде мысленно, но только в городе в этом почему-то никого не стало, кроме тех, в ком я был уверен, и, как ни странно, опустел городок отнюдь не мысленно, а в самом прямом смысле всей реальности (какой бы она ни была). А может, это просто твоё воображение? - чуть не сказанул Пит вслух, - а? окрепшее воображение, которое в твоих глазах превратилось в самую взаправдашнюю реальность. А почему бы и нет? мало ли что у кого в глазах появляется. - Но самому ему всё же с трудом верилось, что воображение его на самом деле такое же хилое, как представление об этом Пита - из прошлого. - Видишь, как всё вышло, - говорил тот, как не в чём ни бывало, даже и не подозревая (судя, опять же, по его глазам) о чём бы мог подумать он сам в подобной ситуации, находясь за несколько десятков лет до данного момента. - А уверен я был, сам знаешь, в ком… И, насколько тебе известно, свою Альву я прекрасно знаю, и, хоть ей небезызвестна фразочка Аврелия «Наша жизнь есть то, что мы о ней думаем», за хорошим настроением ей было очень трудно угнаться, (Особенно иногда, - опять влез Питер в свою будущую речь, собственными мыслями. Он знал, что Альва его способна не только на обретение счастья… но не сразу, и естественно в определённые мгновения; всё в её жизни выходило таким вот образом. )а всё благодаря лени, которая обычно возникает в человеке в следствии отсутствия цели, - начал он своё излюбленное и машинальное углубление в подробности, продолжая развивать кое-какие детали своих собственных мыслей, не переставая раздрабливать свои мысли по деталям, что уже начинает смахивать на песок, - и это неприсутствие цели, естественно, образуется в результате неприсутствия ответственности, тем более, что немного погодя её привлекло чревоугодие… да не так, как тебе приходилось и самому замечать за ней подобные вещи… скорее, это было что-то более высокое… и наверно своей мощью запросто оставило бы даже самую неимоверную мощность моего теперешнего механизма чувств, где-нибудь в заднем проходе. Так что, то, чем она страдала, далеко не суперобжорство… А всё благодаря её тяге к диетам… в один прекрасный день она не выдержала этих издевательств над собой, и стоило ей только подумать о еде, она превращалась в монстра, который способен на всё, если так и не получит желаемого. И скажу тебе откровенно, - перешёл он на шёпот, - её лицо менялось, когда мысли переходили из одного состояния в другое… Я имею в виду состояние аппетита… Ведь, после того, как поел, лучше подвигаться, что-нибудь поделать, в смысле физических упражнений, но не сидеть, не лежать. До неё разве дойдёт что-нибудь из подобного? как об стенку горох! Я ей говорю, подвигайся ты хоть! выйди на свежий воздух, да прогуляйся немного! Так чёрта с два! уселась за свой дурацкий телевизор и целый день в эпидемии «переключая каналы». Короче, растолстела в считанные секунды… А переключать каналы - это ведь тоже какое-никакое упражнение, - горько усмехнулся он, - хоть и через дистанционку. В общем, мы с ней расстались…- Так та толстуха и правда была она? - вскрикнул Пит, словно до него только начало доходить всё по порядку. - А с виду ничего так себе, и ни на какого «оборотня» не смахивает. Чокнутая, правда, слегка, а так…- А чего ей смахивать? я-то для чего?! вот и избавил её вообще от какого-либо аппетита, как только кое-какие способности дали знать о себе. И, ты знаешь, она поправилась…- Кстати, а что она в том бараке делает? у нас ведь получше дом… Да и что случилось, почему вы не вместе?!… - судя по голову, Питер, кажется, уже начинал в чём-то догадываться, но тот ему быстро ответил на все возможные вопросы:- А она зареклась жить с убийцей. Мало того, хотела ещё сообщить в соответствующие органы, но… пути-то я все отрезал… А то, что ты подразумеваешь под «толстухой» - это, можно сказать, капля; ничтожная еле различимая капля, в сравнении с океаном… «толстуха»-то как-никак похудела, но что это за толстуха была, ты бы видел! Казалось, что чем больше она пожирает, тем больше в ней пробуждается и пробуждается великое чувство голода, а оно, скорее, было далеко не так…Опять воображение его не дошло до сути, - подумалось Питеру, пока тот установил свою небольшую паузу, - если, конечно, моя небольшая тяга преувеличивать не возросла в нём до своеобразных размеров… на пару с его механизмом чувств. - Себя саму сожрала бы одним укусом, если б не запаслась вовремя целой кучей разнообразных сладостей. Но пути я ей все отрезал! - повторил он, и казалось, что в тоне его прозвучало что-то вроде злорадства, или чего-то такого. И на какое-то мгновение Питеру показалось, что «он» из своей супруги создал что-то совсем другое, и создал наверняка во благо своему приболевшему воображению… - все до единого! - ещё жутче. - Слушай, да это же галиматья какая-то получается, - серьёзно изумился Пит, по всей видимости решив сменить эту прогрессирующую тему досконального изложения очередной подробности, - ты прикончил целый город, а соседние-то города остались; мир весь ты не стёр же с лица земли?- Да нет, не то…- А, - дал он свободу мыслям, и те, похоже, от неожиданности и на радостях изолировали его разум на некоторое время, вот слова и полетели с детской непроизвольностью, - или ты небось мысленно стёр весь этот город не только с лица земли, а даже с лица реальности? перенёс его, наверно, в какой-нибудь другой мир? Или, скорее всего…- А что, неплохая кстати идея! - очаровался он, не дослушав «своего собеседника» до конца, - и как это я сам до неё не додумался! А то, понимаешь ли, залез в подземелье с перепугу!- Так ты, значит, это подземелье вообразил? - сделал он собственный вывод. - Почти. Только, чтоб придумать ему как можно больший оттенок правдоподобия, сам понимаешь, пришлось усилить своё воображение, попотеть где-то около часа, если не больше, надо же всё-таки представить, что оно такое на самом деле существует. - А то я и смотрю, заблудиться в нём невозможно просто. А тех жертв? - продолжил было он, но…- А это так себе! - вдруг вскинулся он, как-то неестественно улыбаясь, - шутка! тоже шутка!Вот это да! - испугался Пит, но выражение лица, как всегда, выражало только искреннее любопытство; оно, словно замерло от этого испуга и не успело преобразиться, - что это он от меня… в смысле от себя самого так скрыть хотит?- А, понятно, - произнёс он совершенно естественным голосом. - Меня, значит, как и в том кошмаре, просто перепугать хотел. Да?- Ну, а почему бы и не поразвлечься немного?Но Питера в это время осенила одна блестящая идея:- Так ты, значит, вызвал меня, чтоб поправить своё прошлое? - повторил он, как бы не к стати. - Нет, чтоб поправить твоё будущее, это существенная разница. - Но никакой, тем более существенной, разницы явно не было видно. - А не проще ли возвратить всё население на своё место? - игнорировал он его ответ. - Нет, не проще. Есть кое-какие помехи; одна из них - ты и я. Соображаешь? Мы уроды, которых надо ликвидировать, и чем быстрее, тем лучше. Тебя уже нет; как говорится, ушёл и не вернулся, считай - пропал без вести. Видишь, как. А теперь, что касается меня… то, что я тут накуролесил, не вписывается ни в какие рамки. Так что, сам видишь, мы, как говорится, в другом миру. Всё просто, как дважды два: и никто не пострадал, и самого главного урода больше не существует в реальности, которой он и к чёрту не нужен. Вот и вся штука. Но, не смотря ни на какие внутренние войны всевозможных духов противоречий, Питеру этот неопределённый тон всё равно не понравился (чем-то таким, о чём самому ему потребуются годы для хоть какой-то догадки), только потому он и продолжил борьбу за выживание:- А ты что, думаешь, ты один такой «урод»? Ты знаешь, какие уроды бывают?!… Не приведи господь! Кстати, а если этот господь меня создал… ну, не господь, кто-нибудь ещё, не в этом суть… Так вот, если он меня создал такого «умного», а я наделал чёрт знает каких делов, а потом ещё посмотрел в прошлое на самого себя, и решил: дай-ка я избавлюсь от этого придурка. Ну, что скажешь? Как на это посмотрит наш «папаша»? Разве ему не захочется сделать ещё более умного урода, который, вместо города, сотрёт с лица не только и весь мир, но и вообще, какую-либо возможность возникновения жизни? Но перед этим так вывернет наизнанку все намёки на реальность (не считая уже её самой), что сам господь с горя повесится. Как тебе такой вариантик? А ведь не исключена его возможность; как там говорится: всё может быть. Так что кончай-ка ты этим дерьмом заниматься; не вороши прошлое, а пусть всё будет - как будет. О«кей?- Ну смотри, - развёл он руками, как бы несколько обескураженно, - как хочешь. Пусть будет - как будет… Только ты знаешь, почему в этом городе на улицах пусто?- Ну, это тебе знать. - Ты знаешь, - как можно откровеннее признался он, - я тоже не знаю. А может потому, что в городе этом вообще никого нет? А?- Ну ты ж вроде всё видишь. - Я-то вижу, что городку этому так и не надоело пустовать вот уже чёрт знает сколько лет. Альва твоя уже скоро подохнет с…- Хватит про Альву, - попросил его Пит, - речь сейчас не о ней идёт. Точно?- Ну да! Действительно, не о ней! - согласился он, словно его взбодрило то, что о этой мерзкой и противной толстухе можно больше и не вспоминать, - а о том, как долго городок наш пустует без тебя и без меня. Долго, да? А «папаша» наш почему-то даже и не намеревается хотя бы задуматься о том, чтоб сделать своего второго урода. И знаешь, почему? Только не спрашивай, откуда мне известно о «папашиных» мыслях, я знаю не только об этом… Итак, знаешь, почему всё-таки он не думает о втором сынке? Да потому, что раз на раз не приходится. Усёк?А по-моему, он меня запутать хочет! - решил Пит, - ведёт речь о мире, в котором сам живёт. Да на черта этот мир нужен «нашему папаше»? Нет, всё-таки…- Слушай, - перебил он его размышления, - а как тебе дошла моя способность заглядывать в твои мысли? Помнишь, у гробика с комиссаром полиции по имени Ван Стэлн?О, чёрт! - простонал он в душе и больше не захотел ни о чём думать (на всякий случай). - Это я тебе к тому, - продолжил тот, - чтоб не мудрил больше, а то ишь ты! не понравился я ему! Не понравился ты, сам себе. - Голос его стал жёстче. - А раз не понравился, нечего тебе там в своём времени делать, останешься здесь. А у меня для тебя кое-какой сюрпризик имеется. Так что…Импровизировать надо! вот что! - без опаски пронеслась в голове Питера (до того, как он перебил своего визави) эта идея с такой скоростью, что даже сам хозяин едва успел разнюхать её налету (может, только потому и без опаски. Но, по сути, сама идея в общем-то не представляет собой ценности), - или кодировать свои мысли, в виде каких-нибудь заумных, да развычурных намёков. - Ну ты погоди-то ссориться! - как можно мягче предложил ему Пит, - расскажи лучше, как тебе это удаётся - мысленно вытворять такие штуки. Ты ж этому, вроде, за несколько часов научился; а сразу, как ты говоришь, можно только перестараться. Только, ты, смотри, не вздумай решить, что я тебе не верю! просто, понимаешь, у меня всё в башке никак не может уложиться, каким образом ты это всё проделывал… вот ты сам войди в моё положение…- Конечно-конечно! - обрадованно произнёс он, видимо, так и не успев прежде хоть чуть-чуть распутать ту кучу-малу из мыслей, что Пит Хьюрон (из прошлого) наскоро попытался наворотить в собственной голове, - сейчас я тебе это объясню! а то, я думал, ты уже не хочешь слушать. И в этот самый момент, Питеру показалось, что отношение этого причудливого замысловатого типа к нему изменилось с какой-то бешенной скоростью, да настолько, что внимание его уже вроде бы и не наблюдало за мыслями Хьюрона; и что произошло это с такой непроизвольностью, что сам Пит вряд ли бы обзавёлся возможностью ожидать от себя такое. И после всего этого он окончательно понял, что единственное, чего типу этому по-настоящему не достаёт, так это хороший слушатель, или друг… почти такой же замечательный, как его механизм эмоций, в определённое время.