Лицо и пальцыСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Отчего то в такие моменты, ему всегда приходило неприятное ощущение из будущего. Представлялись похороны, и они были его. Представлялось сколько народу придет, кто будет из друзей, из родни. И придет ли кто вообще? Что будут говорить? Что будут хоронить? Хотя ему в тот момент будет всё равно… всё, кроме последнего. Это словно каприз или наваждение - хочется красиво лежать в гробу, чтобы все тебя видели. Именно тебя, а не конструктор по воле гримера, или вообще закрытый гроб на постаменте в окружении свечей. А еще хотелось отодвинуть этот, бесспорно торжественный, акт на подальше. Ночь дышала. Вокруг смыкались побитые временем стены, мелькали под ногами камни и битые бутылки - следы человечества можно было найти где угодно, а уж в заброшенных домах и подавно. Сюда постоянно стекались отвергнутые обществом пассажиры, да и молодая шпана любила развлекаться именно в таких местах - чему свидетельствовали наскальные надписи времен развитого кидалтизма. Дом был не из старых, у него почти не было своей истории. Его начали строить не так давно, по меркам города, но так и не достроили - то ли деньги кончились у заказчика, то ли еще что - история старательно смяла этот факт, отдав на откуп слухам и домыслам. Так и остался он долгостроем с пустыми глазницами окон и раззявленными пастями дверей - и вот тогда истории стали сами собираться в его недрах. Этот звук он никогда уже не забудет. Звук пальцев копошащихся в бетонной крошке. Словно большой паук водит толстыми лапами, мясисто прыгая и переваливаясь с камня на камень. И шорох одежды на ветру, в тени - куда не пробивался свет костра, и даже фонарь не улавливал источник этого звука. Пару лет назад с крыши дома упала девчонка - списали на суицид, да и всем было до фонаря что и как. Всех злило, что в связи с этим событием власти наглухо заварили все входы и выходы вплоть до третьего этажа - а лезть оттуда охотников не сыскалось. Но уже через пару недель одну из дверей взломали, потом еще и еще - дом зажил прежней жизнью. Но вскоре пропал бомж, причем свидетели слышали его вопли. Он кричал что-то о лице… хотя ни лицо, ни его самого так и не нашли. Лишь капельки крови ведущие от лестницы к стене и там обрывающиеся. Тогда-то всё и началось - слухи сотворили в краткий срок пухлый том страшных сказок, в котором вольготно и уютно соседствовали обычные вампиры и изощренные садисты, до кучи добавили инопланетян и легенды зажили своей жизнью. Между тем пропал еще один человек, затем еще один… а потом всё прекратилось. Прошла зима, а уж весной в дом снова потекли ручейки любителей попить на природе и пожечь костры, не покидая город. Они тоже пришли за этим, обуреваемые желанием отдохнуть душой и телом. Залезть на крышу и греться на горячем рубероиде, прижавшись к трубам вентиляции. А как стемнеет спуститься вниз, разжечь костер, допить пиво и пойти домой. Крыша удалась вполне, как и костер, да и пиво прошло хорошо. Что было дальше он помнил плохо, и даже был рад этому - он не хотел это помнить. Те кто пришел с ним, два знакомых по двору парня, были мертвы. Он не нашел тел, не видел точно моменты смерти, но внутри него сидела твердая уверенность что их больше нет… он слышал их крики, когда вышел на другой этаж опорожнить мочевой пузырь. Он чуть в штаны его не опорожнил когда услышал их, а затем тот звук. Шорох заставил его подпрыгнуть, он шел из за спины, там где была лестница - где был выход. Можно было выйти и через окно, но прыгать с четвертого этажа - удовольствие ниже среднего. Снова шорох, теперь слева. И справа. И прямо перед ним. На негнущихся ногах он отодвинулся в сторону костра, шорох шел за ним. В круг света вошла женщина. Самая обычная женщина средних лет, правда одетая по моде годов шестидесятых, и сама одежда выглядела достаточно потрепанной и выцветшей. Она молча смотрела на него. Его же горло сдавило невыразимым ужасом, слова острыми лезвиями заполнили рот, было трудно дышать. И пришел звук. Её лицо, несколько кукольно-матовое, скользнуло вниз, словно это была маска, с чавкающим звуком отдираемой плоти. Словно в замедленной съемке он наблюдал как оно падает в пыль и грязь, как у него выскальзывает лапки с разных сторон, в виде пальцев… и как оно неторопливо ползет к нему. Лицо!Рот оскалился в беззвучном крике, пустые глаза смотрели в никуда, и оно шло к нему. А женщина все так же молча стояла и наблюдала кровавой маской черепа и живых глаз. Его накрыло неприятное ощущение будущего, слишком яркая картина закрытого гроба - ведь его не найдут, после этого нельзя будет что-то найти. Он закричал и прыгнул в сторону лестницы, шелест скачущих пальцев шел за ним неотступно. Не видя дороги, не чуя ног он бежал вниз. Отчего то в такие моменты, ему всегда приходило неприятное ощущение из будущего. Представлялись похороны, и они были его. Представлялось сколько народу придет, кто будет из друзей, из родни. И придет ли кто вообще? Что будут говорить? Что будут хоронить? Хотя ему в тот момент будет всё равно… всё, кроме последнего. Это словно каприз или наваждение - хочется красиво лежать в гробу, чтобы все тебя видели. Именно тебя, а не конструктор по воле гримера, или вообще закрытый гроб на постаменте в окружении свечей. А еще хотелось отодвинуть этот, бесспорно торжественный, акт на подальше. Ночь дышала. Вокруг смыкались побитые временем стены, мелькали под ногами камни и битые бутылки - следы человечества можно было найти где угодно, а уж в заброшенных домах и подавно. Сюда постоянно стекались отвергнутые обществом пассажиры, да и молодая шпана любила развлекаться именно в таких местах - чему свидетельствовали наскальные надписи времен развитого кидалтизма. Дом был не из старых, у него почти не было своей истории. Его начали строить не так давно, по меркам города, но так и не достроили - то ли деньги кончились у заказчика, то ли еще что - история старательно смяла этот факт, отдав на откуп слухам и домыслам. Так и остался он долгостроем с пустыми глазницами окон и раззявленными пастями дверей - и вот тогда истории стали сами собираться в его недрах. Этот звук он никогда уже не забудет. Звук пальцев копошащихся в бетонной крошке. Словно большой паук водит толстыми лапами, мясисто прыгая и переваливаясь с камня на камень. И шорох одежды на ветру, в тени - куда не пробивался свет костра, и даже фонарь не улавливал источник этого звука. Пару лет назад с крыши дома упала девчонка - списали на суицид, да и всем было до фонаря что и как. Всех злило, что в связи с этим событием власти наглухо заварили все входы и выходы вплоть до третьего этажа - а лезть оттуда охотников не сыскалось. Но уже через пару недель одну из дверей взломали, потом еще и еще - дом зажил прежней жизнью. Но вскоре пропал бомж, причем свидетели слышали его вопли. Он кричал что-то о лице… хотя ни лицо, ни его самого так и не нашли. Лишь капельки крови ведущие от лестницы к стене и там обрывающиеся. Тогда-то всё и началось - слухи сотворили в краткий срок пухлый том страшных сказок, в котором вольготно и уютно соседствовали обычные вампиры и изощренные садисты, до кучи добавили инопланетян и легенды зажили своей жизнью. Между тем пропал еще один человек, затем еще один… а потом всё прекратилось. Прошла зима, а уж весной в дом снова потекли ручейки любителей попить на природе и пожечь костры, не покидая город. Они тоже пришли за этим, обуреваемые желанием отдохнуть душой и телом. Залезть на крышу и греться на горячем рубероиде, прижавшись к трубам вентиляции. А как стемнеет спуститься вниз, разжечь костер, допить пиво и пойти домой. Крыша удалась вполне, как и костер, да и пиво прошло хорошо. Что было дальше он помнил плохо, и даже был рад этому - он не хотел это помнить. Те кто пришел с ним, два знакомых по двору парня, были мертвы. Он не нашел тел, не видел точно моменты смерти, но внутри него сидела твердая уверенность что их больше нет… он слышал их крики, когда вышел на другой этаж опорожнить мочевой пузырь. Он чуть в штаны его не опорожнил когда услышал их, а затем тот звук. Шорох заставил его подпрыгнуть, он шел из за спины, там где была лестница - где был выход. Можно было выйти и через окно, но прыгать с четвертого этажа - удовольствие ниже среднего. Снова шорох, теперь слева. И справа. И прямо перед ним. На негнущихся ногах он отодвинулся в сторону костра, шорох шел за ним. В круг света вошла женщина. Самая обычная женщина средних лет, правда одетая по моде годов шестидесятых, и сама одежда выглядела достаточно потрепанной и выцветшей. Она молча смотрела на него. Его же горло сдавило невыразимым ужасом, слова острыми лезвиями заполнили рот, было трудно дышать. И пришел звук. Её лицо, несколько кукольно-матовое, скользнуло вниз, словно это была маска, с чавкающим звуком отдираемой плоти. Словно в замедленной съемке он наблюдал как оно падает в пыль и грязь, как у него выскальзывает лапки с разных сторон, в виде пальцев… и как оно неторопливо ползет к нему. Лицо!Рот оскалился в беззвучном крике, пустые глаза смотрели в никуда, и оно шло к нему. А женщина все так же молча стояла и наблюдала кровавой маской черепа и живых глаз. Его накрыло неприятное ощущение будущего, слишком яркая картина закрытого гроба - ведь его не найдут, после этого нельзя будет что-то найти. Он закричал и прыгнул в сторону лестницы, шелест скачущих пальцев шел за ним неотступно. Не видя дороги, не чуя ног он бежал вниз.

Пришел в себя лишь посреди дороги, сердце отчаянно билось о гортань, пытаясь выбраться наружу, голова словно налилась свинцом, а из глаз бежали слезы. Что это было? Что?Ноги подломились и он сел на асфальт. Так его и застал рассвет. Он так никому и не рассказал никому где провел ночь. Но при первой же возможности сменил местожительства и больше никогда не возвращался в город детства. И еще долго ему слышался звук пальцев, скребущих по бетонной пыли.