ЛенкаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

За окном был серо. По небу неслись низкие облака, ветер бился в стекло и морщил лужи на далеком асфальте. Ленка скорчила недовольную рожицу и отвернулась. Пожалуй, если бы она не договорилась с Аннет, с которой дружила еще со школы, никуда бы она не пошла сегодня, даже несмотря на то, что на месте не сиделось. Ленка ходила от окна к столу, перелистывала там страницы диплома и шла к книжной полке, чтобы поводить пальцем по корешкам книг, отходя от полки, она проходила мимо старенького дивана и снова шла к окну. Защита была назначена на завтра, и сегодня все сокурсники в спешном порядке дописывали, распечатывали и переплетали свои бессмертные творения, а у Ленки все уже было готово. Три пухлых, тяжелых даже на вид, солидных и аккуратно переплетенных экземпляра диплома лежали на столе, поверх них покоилась написанная от руки речь с краткими исправлениями научного руководителя. Ленка с отвращением посмотрела на три томика стихов Пушкина, распухшие от огромного количества закладок с заметками, отметками и комментариями. Еще на втором курсе Аннет заявила, что про Пушкина невозможно сказать ничего нового, и Ленка из принципа придумала для себя тему курсовой– анализ изменения лексического наполнения стихотворений Пушкина– и эта тема выросла в диплом. Аннет, впрочем, не была свидетельницей безоговорочной победы Ленки– в конце второго курса она ушла в декретный отпуск, отец ребенка исчез в неизвестном направлении, и Анька погрузилась в житейские проблемы. «Ну вот и чего ты хочешь добиться с такой темой?»– вопрошала мать. – «Все равно это твое лексическое наполнение никому не нужно, и детям безголовым в твоей школе нужно не будет!»«Чего хочу…»Метания по комнате снова привели Ленку к окну, и она прижала указательный палец к стеклу, «ловя» упавшую с той стороны одинокую каплю. Сквозь разрыв в тучах брызнуло солнцем. Ленка зажмурилась, а когда открыла глаза, синюю полынью же затянуло плотным серым покровом. – Ле-э-ну-уси-ик, – пропела с кухни мать. – Иди есть!– Иду!– откликнулась Ленка. В тесной двухкомнатной квартирке можно было и не повышать голос, чтобы услышать друг друга, но так уж было принято в их маленькой семье– во весь голос. Ленке иногда казалось, что это оттого, что кипучая энергия жизни просто перестала помещаться в ее матери с тех пор, как врачи сказали, что ходить, как прежде, пациентка Степанова не сможет. Мать, опираясь на клюку, еле-еле ковыляла по квартире, но родных ее жизненная сила ничуть не уменьшалась, находя выход в близком участии в жизни соседей, родных и знакомых. – Ленка, ты что будешь, чай или кофе?– мать прислонила клюку к плите и стояла, опираясь руками на раковину. – Да сядь ты, мам, я сама налью. Ленка подхватила со стола горячий вареник и замахала руками на мать. – Все вы сами с усами, – проворчала та, тяжело опираясь на клюку и перебираясь к столу. Тяжело устроившись на табурете, она продолжила:– Ну, налей уж тогда чаю старухе, поухаживай. – Это кто тут старух?– засмеялась Ленка, выставляя две чашки. Чай пах мятой и домом. Сколько Лена себя помнила, мать всегда заваривала чай именно так и никак иначе. Когда она еще могла ходить, она каждый год сама собирала мяту, выезжая за город, и сушила траву на балконе. Весь дом тогда заполнялся свежим запахом лета. Теперь, когда мать почти не выходила из дома, Ленка покупала уже сушеную мяту в аптеке или, если повезет, у бабусек, торговавших неподалеку от остановки пригородных автобусов. – Ну, и что бы тебе хотелось?– спросила мать, словно продолжая начатый разговор. Так оно и было. Ленка знала, о чем желает знать мама, какие глубинные течения таит этот короткий вопрос. Обмакнув вареник в сметану и тщательно прожевав кусок, Ленка подняла взгляд на мать, гадая, правильно ли она угадала с сутью вопроса. – Ты в смысле дальнейшей жизни?Мать утвердительно наклонила голову: дескать, о чем же еще она может спрашивать свою дочку?– Не знаю, – протянула Ленка. – Пойду в аспирантуру… На заочное. И работать в школу. Учитель русского языка и литературы!– провозгласила девушка, воздевая к потолку надкусанный вареник. – Это звучит гордо!Смех матери был почти искренним, хотя шутка была не новой. Жить на материну пенсию и Ленкину стипендию было нелегко, и становилось все труднее. До сих пор они справлялись. Ленка считала, что сумеет одновременно заканчивать аспирантуру и работать в школе. Ее мать на это надеялась. – В школе, – фыркнула мать, начиная вторую часть привычной литургии. – Далась тебе эта школа…– Ма-ам, – протянула Ленка. Она не признавалась не только матери, но и самой себе, почему она хочет работать именно в школе, почему ее так уж тянуло воспитывать малолетних обалдуев, которым ни на грамм не нужен ни ее русский язык, ни, тем более, ее литература. – Ладно, ладно. Не учу тебя жить. За окном был серо. По небу неслись низкие облака, ветер бился в стекло и морщил лужи на далеком асфальте. Ленка скорчила недовольную рожицу и отвернулась. Пожалуй, если бы она не договорилась с Аннет, с которой дружила еще со школы, никуда бы она не пошла сегодня, даже несмотря на то, что на месте не сиделось. Ленка ходила от окна к столу, перелистывала там страницы диплома и шла к книжной полке, чтобы поводить пальцем по корешкам книг, отходя от полки, она проходила мимо старенького дивана и снова шла к окну. Защита была назначена на завтра, и сегодня все сокурсники в спешном порядке дописывали, распечатывали и переплетали свои бессмертные творения, а у Ленки все уже было готово. Три пухлых, тяжелых даже на вид, солидных и аккуратно переплетенных экземпляра диплома лежали на столе, поверх них покоилась написанная от руки речь с краткими исправлениями научного руководителя. Ленка с отвращением посмотрела на три томика стихов Пушкина, распухшие от огромного количества закладок с заметками, отметками и комментариями. Еще на втором курсе Аннет заявила, что про Пушкина невозможно сказать ничего нового, и Ленка из принципа придумала для себя тему курсовой– анализ изменения лексического наполнения стихотворений Пушкина– и эта тема выросла в диплом. Аннет, впрочем, не была свидетельницей безоговорочной победы Ленки– в конце второго курса она ушла в декретный отпуск, отец ребенка исчез в неизвестном направлении, и Анька погрузилась в житейские проблемы. «Ну вот и чего ты хочешь добиться с такой темой?»– вопрошала мать. – «Все равно это твое лексическое наполнение никому не нужно, и детям безголовым в твоей школе нужно не будет!»«Чего хочу…»Метания по комнате снова привели Ленку к окну, и она прижала указательный палец к стеклу, «ловя» упавшую с той стороны одинокую каплю. Сквозь разрыв в тучах брызнуло солнцем. Ленка зажмурилась, а когда открыла глаза, синюю полынью же затянуло плотным серым покровом. – Ле-э-ну-уси-ик, – пропела с кухни мать. – Иди есть!– Иду!– откликнулась Ленка. В тесной двухкомнатной квартирке можно было и не повышать голос, чтобы услышать друг друга, но так уж было принято в их маленькой семье– во весь голос. Ленке иногда казалось, что это оттого, что кипучая энергия жизни просто перестала помещаться в ее матери с тех пор, как врачи сказали, что ходить, как прежде, пациентка Степанова не сможет. Мать, опираясь на клюку, еле-еле ковыляла по квартире, но родных ее жизненная сила ничуть не уменьшалась, находя выход в близком участии в жизни соседей, родных и знакомых. – Ленка, ты что будешь, чай или кофе?– мать прислонила клюку к плите и стояла, опираясь руками на раковину. – Да сядь ты, мам, я сама налью. Ленка подхватила со стола горячий вареник и замахала руками на мать. – Все вы сами с усами, – проворчала та, тяжело опираясь на клюку и перебираясь к столу. Тяжело устроившись на табурете, она продолжила:– Ну, налей уж тогда чаю старухе, поухаживай. – Это кто тут старух?– засмеялась Ленка, выставляя две чашки. Чай пах мятой и домом. Сколько Лена себя помнила, мать всегда заваривала чай именно так и никак иначе. Когда она еще могла ходить, она каждый год сама собирала мяту, выезжая за город, и сушила траву на балконе. Весь дом тогда заполнялся свежим запахом лета. Теперь, когда мать почти не выходила из дома, Ленка покупала уже сушеную мяту в аптеке или, если повезет, у бабусек, торговавших неподалеку от остановки пригородных автобусов. – Ну, и что бы тебе хотелось?– спросила мать, словно продолжая начатый разговор. Так оно и было. Ленка знала, о чем желает знать мама, какие глубинные течения таит этот короткий вопрос. Обмакнув вареник в сметану и тщательно прожевав кусок, Ленка подняла взгляд на мать, гадая, правильно ли она угадала с сутью вопроса. – Ты в смысле дальнейшей жизни?Мать утвердительно наклонила голову: дескать, о чем же еще она может спрашивать свою дочку?– Не знаю, – протянула Ленка. – Пойду в аспирантуру… На заочное. И работать в школу. Учитель русского языка и литературы!– провозгласила девушка, воздевая к потолку надкусанный вареник. – Это звучит гордо!Смех матери был почти искренним, хотя шутка была не новой. Жить на материну пенсию и Ленкину стипендию было нелегко, и становилось все труднее. До сих пор они справлялись. Ленка считала, что сумеет одновременно заканчивать аспирантуру и работать в школе. Ее мать на это надеялась. – В школе, – фыркнула мать, начиная вторую часть привычной литургии. – Далась тебе эта школа…– Ма-ам, – протянула Ленка. Она не признавалась не только матери, но и самой себе, почему она хочет работать именно в школе, почему ее так уж тянуло воспитывать малолетних обалдуев, которым ни на грамм не нужен ни ее русский язык, ни, тем более, ее литература. – Ладно, ладно. Не учу тебя жить. Ты взрослый, серьезный человек. Ты сама знаешь, что тебе надо делать, – улыбнулась мать и подняла руки, шутливо сдаваясь. – В точку!– энергично кивнула Ленка и добавила:– Я сегодня с Аннет встречаюсь. – Она вроде с Жекой своим на больничном сидит?– удивлено приподняла брови мать. – Они выписываются сегодня как раз, так что она с чилдреном и придет. Ленка деликатно оставила последний вареник для матери, в два глотка допила остатки чая, и подхватилась мыть посуду. – Так я пойду?– спросила она, грохоча чашками. – Иди, конечно. Шарф не забудь одеть. И мусор с собой возьми. Хочешь я пирог к вечеру испеку?– Хочу, – с улыбкой обернулась Ленка. Через полчаса она уже сбегала по пованивающей человеческой жизнедеятельностью лестнице, одной рукой придерживая на плече сумку, а в другой сжимая пакет с мусором. Лифт, как и мусоропровод, не работал. Стены с приближением к первым этажам все гуще были исписаны образчиками народного творчества. «Очень однообразно с точки зрения лексического наполнения», – фыркнула про себя Ленка. – «Ну, а чего я хочу?… Чего я хочу?…»Девушка перепрыгнула через кляксу солнечного света, чудом пробившегося через грязное окно, и заодно– через кучку, оставленную собакой с третьего этажа. Выбегая из подъезда, Ленка посторонилась, пропуская нетвердо державшегося на ногах хозяина той самой собаки. Девушка подумала было еще разок намекнуть мужчине, что не стоит выпускать псину без присмотра, но махнула рукой: толку не будет. Насчет шарфа мать была права. На улице ветер тут же взметнул полы плаща, кинул в лицо концы шарфа, и Ленка прижала их ладонью. Дождя не было. «Наверное, там, наверху, кто-то тоже не может решить, чего он хочет– дождя или нет», – подумала Ленка, сбегая по ступеням. Каблучки новых туфель, купленных как раз к диплому, задорно стучали словно бросая вызов непогоде. Ленка поплотнее затянула шарф и быстрым шагом двинулась через двор. Мусорные бачки были переполнены, и разорванные пакеты, очистки и разбитые бутылки полноводной рекой выплескивались на тротуар. В правом бачке с энтузиазмом копалась бродячая собака, в левом– с не меньшим энтузиазмом– похмельного вида мужичок в драном пиджаке. Ленка сделала выбор с пользу среднего бачка и пристроила пакет с мусором на вершине горы. – Эй, девонька, бутылки там у тебя есть?– Не, нету, – помотала головой Ленка. – Ну, так я и смотреть тогда не буду, а то я уж этот бачок-то смотрел. Ленка меленько закивала, ненавидя себя на острую смесь брезгливости и жалости, поднявшуюся изнутри, как изжога. Отступив на пару шагов спиной вперед, как перед иконами, на развернулась на каблуках и, чувствуя, как горят щеки, решительно пошла к автобусной остановке. Уже покачиваясь среди немногочисленных пассажиров, Ленка вспоминала помоечного мужичонку. Она отрешенно изучала рекламный постер с ярко накрашенной брюнеткой, держащей в наманикюренных ручках тоненький мобильный телефон и вопрошавшей: «Хочешь?»«Хочу?»– переспрашивала Ленка брюнетку и переводила взгляд на ярко-синие прорехи в облачном покрове. Прорехи моментально залатывались свинцовыми нашлепками облаков, и Ленка думала, что вот тот мужичок, наверное, совсем не хочет телефон, а хочет похмелиться и пожрать. А сама она? Чего она хочет?От автобусной остановки до кафе, где ее уже должна была дожидаться Аннет, оставалось пройти всего несколько шагов. На противоположной стороне дороги, освещаемые прорывающимися сквозь тучи лучами солнечного света, с чем-то возились милиционеры и бригада скорой помощи. Служебные машины стояли тут же. На крыше скорой помощи вальяжно кружились «мигалки», а на водительском месте Жигулей сидел паренек в серой форме и курил сигарету. Ленка рассмотрела все это в один быстрый взгляд, и отвернулась. Она считала ниже своего достоинства пялиться на такие происшествия, как на цирковую арену. Ленка отвернулась и вошла в двери кафе под приятный звук колокольчика, подвешенного над дверью. Аннет уже сидела за угловым столиком неподалеку от входа. Жека, серьезный молодой человек почти трех лет от роду, сидел у нее на коленях. – Привет, – улыбнулась Ленка, разматывая шарф и вешая его на спинку пластикового стула. – Давно сидишь?– Да нет, мы вот только подошли. Ленка потянула к себе запаянное в пластик меню– Заказывала уже что-нибудь? Жека, шоколадку будешь?– Не, мы не будем, – ответила за себя и сына Аннет. Вскинув взгляд на подругу, Ленка подавилась вопросом. Глаза у Аннет и ее сына были точь-в-точь такого же цвета, как небо в разрывах облаков. Ленка поежилась. Отчего-то ей стало жутко, как будто она заглянула в темную комнату. – Ань? Все в порядке?– спросила она, сдерживая нервную дрожь. Подруга утвердительно кивнула, и Ленка моментально успокоилась. «Ну что я, в самом деле? Ну, синие глаза, так они у нее всегда синие были…»– пальцы все еще подрагивали, и Ленка стиснула их между коленями. – А у меня завтра… диплом. Вот, – сообщила она как невесть какую новость. – Готова?– добродушно спросила Анька, поудобнее устраивая сына на коленях. – Ага. Уже все. Лежит дома, ждет своего часа. Звездного. Ленка нервно хихикнула. – А чего ты хочешь?Голос Аннет был серьезен и строг, и легкомысленный ответ застыл у Ленки на губах. «Чего я хочу?…»Пылинки танцевали в солнечном луче, падающем в окно. Жека смотрел внимательно, широко распахнув синие глаза. Ленка почувствовала, что ее снова начинает бить нервная дрожь. Происходило что-то важное, она это чувствовала. Важнее, может быть, чем завтрашний диплом, чем все, что было в ее жизни до этого. Ленка вопросительно взглянула на подругу, но та молчала, терпеливо дожидаясь ответа, и Ленка решилась. Зажмурив глаза, она произнесла короткую, донельзя глупую фразу, которую лелеяла с тех пор, как решила пойти учиться в педагогический университет:– Я хочу сделать этот мир лучше, чем он есть. Аннет молчала, Жека тоже, и Ленка уже чувствовала себя полной дурой. Она уже открыла рот, чтобы отшутиться, но подруга положила руку ей на плечо:– Не надо, Лен. Все правильно. А нам пора, ты уж извини, что так мало посидели. Ленка не нашлась, что сказать, и только развернулась на стуле, чтобы помахать рукой уходящим. Колокольчик звякнул, дверь закрылась, и Ленка, подхватив шарф, выбежала вслед за подругой, чтобы выяснить все-таки, что это было за представление в одном акте…На улице не были ни Аннет, ни Жеки, а по противоположной стороне дороги уезжала машина «скорой помощи». «Мигалки» были выключены, водитель уже никуда не торопился.