Кто ты естьСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Эта история, которую я хочу рассказать сегодня, наконец-то сложилась в единый узор, как стёклышки калейдоскопа. На днях разговаривали с мамой по скайпу и случайно вышли на эту тему, тут-то и прояснились некоторые моменты, которые я не уловила раньше, в силу подросткового возраста. Семнадцать лет мы прожили в одном и том же доме. Соседи менялись крайне редко, поэтому все друг друга отлично знали. И не просто знали, а были в курсе и о всех ближайших родственниках соседей по подъезду. Баба Дуся жила в однокомнатной квартире на втором этаже ещё до нашего приезда. Она была единственной, про кого никто ничего конкретно сказать не мог. Вроде есть сын и внуки, но никто его не видел. Говорила баба Дуся, что живёт сын недалеко, но как-то неохотно. Дверь квартиры она открывала и закрывала так, чтоб невозможно было даже мельком увидеть что-то внутри квартиры. Либо ждала, когда человек пройдёт, и лишь потом открывала дверь. В 80-ые годы это выглядело странно, люди тогда не прятались друг от друга. На лавочке Дуся сидела, если остальных бабок не было. Вот однажды я и застала её, одиноко сидящую на лавке. Присела с краешку, дожидаясь подружек, которые не спешили выйти погулять. Ни с того ни с сего баба Дуся спросила:- А хочешь, я расскажу тебе, как я оказалась в Казахстане?- Ну, расскажите, - из вежливости брякнула я. Дальше от первого лица. Мать мою злые люди погубили, и осталось нас шестеро ртов у отца, один другого меньше. Не знаю уж, как отец мой с той барышней сговорился, только он женился на жене белого офицера. Не захотела она с мужем заграницу бежать, вот и осталась. Хорошая женщина была. Так прожили мы до 30-го года, мне тогда девять лет было. А потом приехали люди ночью, мачеху забрали. А немного погодя и нас всех арестовали, как семью врага народа. Осень уже была, когда нас запихали в эшелон и повезли куда-то. Ехали мы долго, в вагоне холод, есть нечего и народу набито столько, что друг на друге сидят. Пока мы до места ссылки добирались, отец и все мои братья-сёстры от тифа поумирали. Вот одна я и осталась. Наконец прибыли на место. Группами людей стали с поезда высаживать. Выкинули и меня из вагона. Смотрю… а вокруг зима лютая, снег уже лежит кругом. И ни души, ни деревца - степь голая, куда ни глянь. Люди, с которыми меня высадили, пошли куда-то дальше, а я осталась, не поспела бы всё равно за ними. Стала землю рыть руками, чтоб хоть как-то в ямке от ветра спрятаться. А земля уже промёрзла, пальцы и руки свои до костей я ободрала. Стала искать, чем копать можно, палочку нашла. Вырыла ямку небольшую, легла туда и лежу, сил больше нету. Не знаю, сколько я так пролежала, уснула, наверное, потому как увидела мамку и мачеху и отца с братьями и сёстрами. Сидели как будто мы все за столом, а на столе - пирогов разных гора целая. Так я наелась…Очнулась я от тряски. Открыла кое-как глаза, не могу понять, где я. Оказывается, недалеко от моей ямки, землянка была. Ссыльные там жили: мать, отец и трое детей. Вот они меня и приютили до весны. А весной уж нас власть в лагерь определила. В КАРЛАГе меня отправили работать на разработку шахты. Урановую руду вёдрами таскала, люди мёрли как мухи. А я вот жива осталась. Надо сказать, что баба Дуся и не болела никогда, по врачам не ходила и вечно бодрая и подвижная была. Только баба Маша, хохлушка с четвёртого этажа, вслед баб Дусе говорила:- Як чорт, йде, a з пид подолу хвист стирчить. (Как чёрт, идёт, а из-под подола хвост торчит). А бабушки-близняшки с первого этажа жаловались моей маме, что Дуська к ним по ночам приходит, спать не даёт, щипает и щекочет. Синяки показывали и ссадины. «Приходит» – это значит, вдруг появляется в их квартире. Я отлично помню близняшек бабу Лену и Надю. Тихие, скромные бабульки. Мы, вся детвора, летом к ним водичку пить бегали целый день напролёт, и ведь ни разу не отказали и не заругали, тогда как другие соседи с первого этажа, доведённые «до ручки», ноги повыдёргивать обещали вместе с руками, если ещё раз постучим. Так вот, каждый раз, когда я проходила через первый этаж, баба Лена приоткрывала дверь и спрашивала:- А Дусю ты видела?Если оказывалось, что Дуси во дворе нет, то близняшки тут же выбирались из квартиры по своим делам. У меня даже было ощущение, что они при всём параде и наготове сутками стоят под дверью. Но если я сообщала, что Дуся во дворе - дверь тут же захлопывалась, и слышался звук закрывающихся замков. Ещё была у баб Дуси одна странность - она не могла смотреть на крестик. Мне и моей маме она вечно говорила:- Спрячь крест, чтоб не видно было. При этом вечная улыбочка с Дусиного лица пропадала, и взгляд становился колючим, как иголки у ёжика. Потом баба Дуся пропала, говорили, что вроде как переехала. Эта история, которую я хочу рассказать сегодня, наконец-то сложилась в единый узор, как стёклышки калейдоскопа. На днях разговаривали с мамой по скайпу и случайно вышли на эту тему, тут-то и прояснились некоторые моменты, которые я не уловила раньше, в силу подросткового возраста. Семнадцать лет мы прожили в одном и том же доме. Соседи менялись крайне редко, поэтому все друг друга отлично знали. И не просто знали, а были в курсе и о всех ближайших родственниках соседей по подъезду. Баба Дуся жила в однокомнатной квартире на втором этаже ещё до нашего приезда. Она была единственной, про кого никто ничего конкретно сказать не мог. Вроде есть сын и внуки, но никто его не видел. Говорила баба Дуся, что живёт сын недалеко, но как-то неохотно. Дверь квартиры она открывала и закрывала так, чтоб невозможно было даже мельком увидеть что-то внутри квартиры. Либо ждала, когда человек пройдёт, и лишь потом открывала дверь. В 80-ые годы это выглядело странно, люди тогда не прятались друг от друга. На лавочке Дуся сидела, если остальных бабок не было. Вот однажды я и застала её, одиноко сидящую на лавке. Присела с краешку, дожидаясь подружек, которые не спешили выйти погулять. Ни с того ни с сего баба Дуся спросила:- А хочешь, я расскажу тебе, как я оказалась в Казахстане?- Ну, расскажите, - из вежливости брякнула я. Дальше от первого лица. Мать мою злые люди погубили, и осталось нас шестеро ртов у отца, один другого меньше. Не знаю уж, как отец мой с той барышней сговорился, только он женился на жене белого офицера. Не захотела она с мужем заграницу бежать, вот и осталась. Хорошая женщина была. Так прожили мы до 30-го года, мне тогда девять лет было. А потом приехали люди ночью, мачеху забрали. А немного погодя и нас всех арестовали, как семью врага народа. Осень уже была, когда нас запихали в эшелон и повезли куда-то. Ехали мы долго, в вагоне холод, есть нечего и народу набито столько, что друг на друге сидят. Пока мы до места ссылки добирались, отец и все мои братья-сёстры от тифа поумирали. Вот одна я и осталась. Наконец прибыли на место. Группами людей стали с поезда высаживать. Выкинули и меня из вагона. Смотрю… а вокруг зима лютая, снег уже лежит кругом. И ни души, ни деревца - степь голая, куда ни глянь. Люди, с которыми меня высадили, пошли куда-то дальше, а я осталась, не поспела бы всё равно за ними. Стала землю рыть руками, чтоб хоть как-то в ямке от ветра спрятаться. А земля уже промёрзла, пальцы и руки свои до костей я ободрала. Стала искать, чем копать можно, палочку нашла. Вырыла ямку небольшую, легла туда и лежу, сил больше нету. Не знаю, сколько я так пролежала, уснула, наверное, потому как увидела мамку и мачеху и отца с братьями и сёстрами. Сидели как будто мы все за столом, а на столе - пирогов разных гора целая. Так я наелась…Очнулась я от тряски. Открыла кое-как глаза, не могу понять, где я. Оказывается, недалеко от моей ямки, землянка была. Ссыльные там жили: мать, отец и трое детей. Вот они меня и приютили до весны. А весной уж нас власть в лагерь определила. В КАРЛАГе меня отправили работать на разработку шахты. Урановую руду вёдрами таскала, люди мёрли как мухи. А я вот жива осталась. Надо сказать, что баба Дуся и не болела никогда, по врачам не ходила и вечно бодрая и подвижная была. Только баба Маша, хохлушка с четвёртого этажа, вслед баб Дусе говорила:- Як чорт, йде, a з пид подолу хвист стирчить. (Как чёрт, идёт, а из-под подола хвост торчит). А бабушки-близняшки с первого этажа жаловались моей маме, что Дуська к ним по ночам приходит, спать не даёт, щипает и щекочет. Синяки показывали и ссадины. «Приходит» – это значит, вдруг появляется в их квартире. Я отлично помню близняшек бабу Лену и Надю. Тихие, скромные бабульки. Мы, вся детвора, летом к ним водичку пить бегали целый день напролёт, и ведь ни разу не отказали и не заругали, тогда как другие соседи с первого этажа, доведённые «до ручки», ноги повыдёргивать обещали вместе с руками, если ещё раз постучим. Так вот, каждый раз, когда я проходила через первый этаж, баба Лена приоткрывала дверь и спрашивала:- А Дусю ты видела?Если оказывалось, что Дуси во дворе нет, то близняшки тут же выбирались из квартиры по своим делам. У меня даже было ощущение, что они при всём параде и наготове сутками стоят под дверью. Но если я сообщала, что Дуся во дворе - дверь тут же захлопывалась, и слышался звук закрывающихся замков. Ещё была у баб Дуси одна странность - она не могла смотреть на крестик. Мне и моей маме она вечно говорила:- Спрячь крест, чтоб не видно было. При этом вечная улыбочка с Дусиного лица пропадала, и взгляд становился колючим, как иголки у ёжика. Потом баба Дуся пропала, говорили, что вроде как переехала. Ни с кем не простилась, даже вещи не вывозила. Только в квартире её так больше никто и не жил и не появлялся лет пять. А потом, с развалом Союза, наш городок стал городом-призраком. В домах давно нет ни окон, ни дверей. Теперь бы можно было бы узнать, что так скрывала баба Дуся от посторонних глаз, но, думаю, что это так и останется тайной. Тем более это место сейчас так далеко от меня, да и не хочется видеть развалины городка, в котором я выросла. Пусть он живёт в моей памяти.