Крикливая бабка-ведьмаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Историю услышал в электричке, одна старушка рассказывала другой. По мне, так чушь несусветная. Не верю я в ведьм, колдунов, абракадабру всякую. Ранее уже писал историю своего знакомого о бабке в обгорелой избе, так как в ней по сути мистического и сверхъестественного ничего в моём понимании нет. Сейчас же будет чистой воды бабья сказка (это с моей точки зрения), вы же, читатели, можете считать по-своему. Концовку, кстати, я не дослушал — сошёл, но думаю, суть истории от этого не изменится. Как бы там ни было, желаю вам приятного чтения. Привожу со слов рассказчика. Муж мой был крепкий и здоровый. Статный, красивый. Дров нарубить, огород вспахать, за картошкой в райцентр сбегать — для него раз плюнуть было. Внуков всех четверых за раз из бани в дом таскал. Не старость, как говорится, а радость. В деревне все его любили и уважали. Да и было за что — герой войны, единственный в деревне с орденами. Всё умел: и бани ставить, и печи класть. В помощи никогда никому не отказывал, да денег с людей вовсе не брал, за добро — добром, за помощь — помощью, говорил. Жила на другом конце деревни нашей бабка Тамара. Пенсионерка, как говорят, не первой свежести, но и не совсем уж старуха дряхлая. Жила одна, но богато — сын у неё в КПСС чин какой-то был, вот и обеспечивал мать. Злая была баба, а уж на что крикливая… Сядет на лавочку у дома своего и знает только что орать на проходящих да на детей играющих. Любимое её дело, видно, орать было. Пуще крика она только деньги любила и добро всякое, а уж жадная была — яйца куриного до вечера никому не давала, не то что денег в долг. Пришла она однажды к мужу моему и просит забор ей новый поставить, чтобы никто из местных на добро её глаз не положил. Рабочих из города, говорит, звать дорого, а ты по доброте всем людям помогаешь, помоги и мне. А глаза алчные, злые. Посмотрел он на неё и сказал, что ей помогать не станет, добра от неё не то что он – ни один человек во всей деревне не видел, и он лучше помрёт, чем ей, карге старой, поможет. Рожа у старухи покраснела, глаза сузились, плюнула она под ноги мужу моему и ушла молча. Через месяц муж болеть стал, за неделю состарился сильно, не то что внуков таскать и бани строить, а с палочкой ходил еле-еле. А однажды лёг спать и не проснулся…Вся деревня пришла с ним проститься, все пришли от мала до велика, кроме бабки крикливой. Схоронили мужа, помянули, всё как полагается, стали все по домам расходиться. Осталась только старушка древняя, Афросьей звать, подошла она ко мне и говорит, что мужа моего сглазили, уж странная у него смерть была, не мог здоровый дед за неделю сгореть. Проверить кое-что мне предложила. Наказала бабу крикливую в гости завтра позвать, под любым предлогом в дом заманить. Так я и сделала. Пошла к Тамаре и пригласила мужа помянуть, мол, сора у них была недавно, и чтобы она зла на него не держала. Та согласилась и обещалась завтра прийти. Афросья как услышала это, наказала: как зайдет Тамара, усади её за стол и чаем пои, а я потом тихонечко зайду и дельце одно справлю. Сидим мы, значит, с Тамарой, пьём чай, о муже покойном разговариваем. Позже заходит в дом Афросья, здоровается, садится напротив Тамары и говорит, чтобы та рассказывала, как мужа моего в могилу спровадила. Тамара вскочит да как закричит, что чушь это, что совсем Афросья из ума выжила, что не хочет она тут больше находиться, и к двери побежала. Побежала, встала перед дверью открытой да порог переступить не может. Следом подошли мы с Афросьей, я смотрю, а в косяке дверном игла воткнута, Тамара стоит, с иглы глаз не сводит. Афросья посмотрела на Тамару и говорит, что вот она, убийца мужа моего, тут стоит, и не выйдет она из дому, покуда игла в косяке торчит. Жутко мне стало, поплыло всё перед глазами. Афросья мне стул принесла, садись, говорит, ждать будем. Села я, смотрю на Тамару, а та скачет у дверного проема да каждый раз как будто на стену невидимую натыкается. Прыгала она так, прыгала, потом ко мне поворачивается и просит, чтобы я иглу вытащила. Афросья мне тут же говорит, чтобы я сидела, Тамару не слушала и ничего не боялась. Спросила ещё, много ли она (Тамара) чаю выпила. Я ответила, что кружек четыре-пять. Афросья кивнула, хорошо, мол, ждём. А Тамара как про чай услышала, глаза выпучила и как начнёт орать пуще прежнего. Много она тогда мне наобещала и меня со света свести, и детей моих, и внуков, и их внуков, и род весь мой проклясть, если я иглу не вытащу. И умоляла, простить её даже на колени падала. И по полу каталась, в истерике билась. Афросья всё время рядом со мной стояла, руку мою держала, терпеть и ждать просила. Долго мы так втроём просидели. Тамара в конце концов успокоилась, в углу сидит, шепчет что-то. Ночь уж пришла, время за полночь. Тут Тамара лужу под себя напустила. Долго, видно, терпела да не удержалась. Афросья встала и иглу выдернула. Я думала, что Тамара сразу кинется прочь, но она умолять Афросью стала не делать этого и простить её. Историю услышал в электричке, одна старушка рассказывала другой. По мне, так чушь несусветная. Не верю я в ведьм, колдунов, абракадабру всякую. Ранее уже писал историю своего знакомого о бабке в обгорелой избе, так как в ней по сути мистического и сверхъестественного ничего в моём понимании нет. Сейчас же будет чистой воды бабья сказка (это с моей точки зрения), вы же, читатели, можете считать по-своему. Концовку, кстати, я не дослушал — сошёл, но думаю, суть истории от этого не изменится. Как бы там ни было, желаю вам приятного чтения. Привожу со слов рассказчика. Муж мой был крепкий и здоровый. Статный, красивый. Дров нарубить, огород вспахать, за картошкой в райцентр сбегать — для него раз плюнуть было. Внуков всех четверых за раз из бани в дом таскал. Не старость, как говорится, а радость. В деревне все его любили и уважали. Да и было за что — герой войны, единственный в деревне с орденами. Всё умел: и бани ставить, и печи класть. В помощи никогда никому не отказывал, да денег с людей вовсе не брал, за добро — добром, за помощь — помощью, говорил. Жила на другом конце деревни нашей бабка Тамара. Пенсионерка, как говорят, не первой свежести, но и не совсем уж старуха дряхлая. Жила одна, но богато — сын у неё в КПСС чин какой-то был, вот и обеспечивал мать. Злая была баба, а уж на что крикливая… Сядет на лавочку у дома своего и знает только что орать на проходящих да на детей играющих. Любимое её дело, видно, орать было. Пуще крика она только деньги любила и добро всякое, а уж жадная была — яйца куриного до вечера никому не давала, не то что денег в долг. Пришла она однажды к мужу моему и просит забор ей новый поставить, чтобы никто из местных на добро её глаз не положил. Рабочих из города, говорит, звать дорого, а ты по доброте всем людям помогаешь, помоги и мне. А глаза алчные, злые. Посмотрел он на неё и сказал, что ей помогать не станет, добра от неё не то что он – ни один человек во всей деревне не видел, и он лучше помрёт, чем ей, карге старой, поможет. Рожа у старухи покраснела, глаза сузились, плюнула она под ноги мужу моему и ушла молча. Через месяц муж болеть стал, за неделю состарился сильно, не то что внуков таскать и бани строить, а с палочкой ходил еле-еле. А однажды лёг спать и не проснулся…Вся деревня пришла с ним проститься, все пришли от мала до велика, кроме бабки крикливой. Схоронили мужа, помянули, всё как полагается, стали все по домам расходиться. Осталась только старушка древняя, Афросьей звать, подошла она ко мне и говорит, что мужа моего сглазили, уж странная у него смерть была, не мог здоровый дед за неделю сгореть. Проверить кое-что мне предложила. Наказала бабу крикливую в гости завтра позвать, под любым предлогом в дом заманить. Так я и сделала. Пошла к Тамаре и пригласила мужа помянуть, мол, сора у них была недавно, и чтобы она зла на него не держала. Та согласилась и обещалась завтра прийти. Афросья как услышала это, наказала: как зайдет Тамара, усади её за стол и чаем пои, а я потом тихонечко зайду и дельце одно справлю. Сидим мы, значит, с Тамарой, пьём чай, о муже покойном разговариваем. Позже заходит в дом Афросья, здоровается, садится напротив Тамары и говорит, чтобы та рассказывала, как мужа моего в могилу спровадила. Тамара вскочит да как закричит, что чушь это, что совсем Афросья из ума выжила, что не хочет она тут больше находиться, и к двери побежала. Побежала, встала перед дверью открытой да порог переступить не может. Следом подошли мы с Афросьей, я смотрю, а в косяке дверном игла воткнута, Тамара стоит, с иглы глаз не сводит. Афросья посмотрела на Тамару и говорит, что вот она, убийца мужа моего, тут стоит, и не выйдет она из дому, покуда игла в косяке торчит. Жутко мне стало, поплыло всё перед глазами. Афросья мне стул принесла, садись, говорит, ждать будем. Села я, смотрю на Тамару, а та скачет у дверного проема да каждый раз как будто на стену невидимую натыкается. Прыгала она так, прыгала, потом ко мне поворачивается и просит, чтобы я иглу вытащила. Афросья мне тут же говорит, чтобы я сидела, Тамару не слушала и ничего не боялась. Спросила ещё, много ли она (Тамара) чаю выпила. Я ответила, что кружек четыре-пять. Афросья кивнула, хорошо, мол, ждём. А Тамара как про чай услышала, глаза выпучила и как начнёт орать пуще прежнего. Много она тогда мне наобещала и меня со света свести, и детей моих, и внуков, и их внуков, и род весь мой проклясть, если я иглу не вытащу. И умоляла, простить её даже на колени падала. И по полу каталась, в истерике билась. Афросья всё время рядом со мной стояла, руку мою держала, терпеть и ждать просила. Долго мы так втроём просидели. Тамара в конце концов успокоилась, в углу сидит, шепчет что-то. Ночь уж пришла, время за полночь. Тут Тамара лужу под себя напустила. Долго, видно, терпела да не удержалась. Афросья встала и иглу выдернула. Я думала, что Тамара сразу кинется прочь, но она умолять Афросью стала не делать этого и простить её. Вдвоём мы Тамару из дому вытолкали, Афросья иглу тут же снова в косяк воткнула. Тамара стоит за порогом, не уходит. Афросья дверь перед ней закрыла, велела мне мочу тряпкой собрать в кастрюлю какую-нибудь. А потом говорит:— Мужа твоего Тамара в могилу свела, ведьма она. Видишь, не пускала её игла в косяке дверном из дома на улицу, сейчас в дом не пускает. Наказать мы её с тобой можем, у нас моча её есть. Если её вскипятить с травкой особой да пошептать над ней, то ведьма мочиться больше в жизни не сможет и умрёт в муках страшных. Не знаю, стали ли они кипятить мочу и шептать над ней слова разные, не дослушал историю. Электричка подходила к моей станции, и я пошёл в тамбур.