Когда Бог хочет наказать…Страшные рассказы, мистические истории, страшилки

Вошедший в мировую историю бокса как талантливейший боец и спортсмен Уолкер Смит-младший, более известный как «Сахарный» Рэй Робинсон, с полным правом к своим тридцати годам сделался кумиром миллионов. Родившийся в США 3 мая 1921 г. в бедной негритянской семье, он до 19 лет боксировал на любительском ринге, одержав без единого поражения 85 побед (из них 69 - нокаутом). Своё 30-летие «Сахарный» Рэй встречал уже неоднократным чемпионом мира, имея за плечами 131 бой на профессиональном ринге, из них победными были 128 (84 победы одержаны нокаутом). Спортивная карьера этого боксёра без преувеличения может быть названа феноменальной. За 26 лет (в период с 1940 по 1966 гг. ) он провёл 200 боёв на профессиональном ринге, из которых 173 закончил победой. Однако, как это часто бывает, одарённый спортсмен, купавшийся в деньгах, внимании прессы и обожании фанатов, с окончанием профессиональной карьеры стал никому не нужен. У денег неожиданно обнаружилось отвратительное свойство заканчиваться, а внимание публики оказалось недолговечным и изменчивым. «Сахарный» Рэй пытался работать конферансье, но шутить и заполнять паузы между номерами у него получалось много хуже, чем крушить челюсти, а потому успеха на новом поприще он не сыскал. Скончался талантливый боксёр 12 апреля 1989 г. в полном забвении и нищете. История его жизни известна широко, однако мало кто знает, что имя «Сахарного» Рэя Робинсона неразрывно связано с весьма примечательной и по-настоящему мрачной криминальной историей. Именно ей посвящается настоящий очерк. …В июне 1951 г. Великобритания была взбудоражена ожиданием предстоящего в высшей степени неординарного события: «Сахарному» Рэю Робинсону предстоял бой с прославленным английским боксёром Диком Тарпином. Бои боксёров традиционно занимали внимание посетителей пабов даже в большей степени, нежели футбольные матчи, а потому английская пресса не могла игнорировать колоссальный общественный интерес к грядущему поединку. Для подогрева страстей «Сахарный» Рэй приехал в Великобританию с намерением, так сказать, и страну посмотреть, и себя показать. Американец вёл себя с неслыханным для британцев демократизмом. Улыбчивый и вальяжный миллионер охотно шёл на контакт с публикой, раздавал автографы, появлялся в ресторанах и даже был замечен в кино! В газетах помещались репортажи о его поездках и встречах и несмотря на весь патриотизм британцев, улыбчивый с убойными кулаками янки моментально стал кумиром сотен тысяч жителей Туманного Альбиона. К тем местам, где он останавливался или мог появиться, началось настоящее паломничество англичан, люди десятками и даже сотнями стекались с стенам гостиниц, дожидаясь выхода боксёра из дверей или в надежде увидеть его в окне…Утром 6 июля 1951 г. «Сахарный» Рэй приехал в пятизвёздный отель «Windsor castle», находившийся на территории того самого Виндзорского замка, что являлся тогда (и является ныне) старейшей действующей королевской резиденцией мира. Он не отказал себе в прогулках по прекрасному Виндзорскому парку, о чём пресса поспешила рассказать всем жителям Британии. Со всех концов страны в Виндзор двинулись толпы поклонников. Среди тех, кто утром 8 июля 1951 г. направился в парк у Виндзорского замка была и 7-летняя Кристин Батчер. Трудно сказать, откуда у девочки появилось желание увидеть знаменитого американца, но факт остаётся фактом: Кристин отпросилась у мамы, дабы подкараулить чемпиона в парке и попросить у него автограф. Это был бы замечательный подарок папе, а как было известно из прессы, «Сахарный» Рэй никогда не отказывал детям в автографах. Мама отпустила дочку без особого волнения. Во-первых, до парка было менее 3 км. , во-вторых, там будет многолюдно, ну, а в-третьих, место это традиционно хорошо охранялось, ведь замок являлся королевской резиденцией! Кристин ничем не рисковала. Таков был расчёт родителей девочки… Только он не оправдался. Потому что без четверти восемь вечера труп Кристин Батчер был обнаружен в кустах буквально в 20 м. от стены Виндзорского замка на территории т. н. «Домашнего парка» («Home park»). Уже одного взгляда на труп было достаточно, чтобы понять - девочка стала жертвой изощрённого насилия. Преступник совершил над своей жертвой некие сексуальные манипуляции, о чём свидетельствовали разорванные и частично снятые детали одежды; также он избил девочку, задушил и предусмотрительно затащил тело поглубже в кусты. Полиция предприняла чрезвычайные меры, пытаясь задержать преступника по горячим следам. Обыск парка, начавшись вечером 8 июля при свете ручных фонарей, продолжался до утра. Наряды полиции были выставлены на всех окрестных вокзалах, а на улицы вышли пешие патрули. Поскольку погибшая была сильно окровавлена, полиция не без оснований рассчитывала быстро обнаружить мужчину со следами крови на теле и одежде. Однако, ни ночью, ни последующим утром задержать убийцу не удалось. Все задержанные подозрительные мужчины после проверки их alibi были отпущены. Вошедший в мировую историю бокса как талантливейший боец и спортсмен Уолкер Смит-младший, более известный как «Сахарный» Рэй Робинсон, с полным правом к своим тридцати годам сделался кумиром миллионов. Родившийся в США 3 мая 1921 г. в бедной негритянской семье, он до 19 лет боксировал на любительском ринге, одержав без единого поражения 85 побед (из них 69 - нокаутом). Своё 30-летие «Сахарный» Рэй встречал уже неоднократным чемпионом мира, имея за плечами 131 бой на профессиональном ринге, из них победными были 128 (84 победы одержаны нокаутом). Спортивная карьера этого боксёра без преувеличения может быть названа феноменальной. За 26 лет (в период с 1940 по 1966 гг. ) он провёл 200 боёв на профессиональном ринге, из которых 173 закончил победой. Однако, как это часто бывает, одарённый спортсмен, купавшийся в деньгах, внимании прессы и обожании фанатов, с окончанием профессиональной карьеры стал никому не нужен. У денег неожиданно обнаружилось отвратительное свойство заканчиваться, а внимание публики оказалось недолговечным и изменчивым. «Сахарный» Рэй пытался работать конферансье, но шутить и заполнять паузы между номерами у него получалось много хуже, чем крушить челюсти, а потому успеха на новом поприще он не сыскал. Скончался талантливый боксёр 12 апреля 1989 г. в полном забвении и нищете. История его жизни известна широко, однако мало кто знает, что имя «Сахарного» Рэя Робинсона неразрывно связано с весьма примечательной и по-настоящему мрачной криминальной историей. Именно ей посвящается настоящий очерк. …В июне 1951 г. Великобритания была взбудоражена ожиданием предстоящего в высшей степени неординарного события: «Сахарному» Рэю Робинсону предстоял бой с прославленным английским боксёром Диком Тарпином. Бои боксёров традиционно занимали внимание посетителей пабов даже в большей степени, нежели футбольные матчи, а потому английская пресса не могла игнорировать колоссальный общественный интерес к грядущему поединку. Для подогрева страстей «Сахарный» Рэй приехал в Великобританию с намерением, так сказать, и страну посмотреть, и себя показать. Американец вёл себя с неслыханным для британцев демократизмом. Улыбчивый и вальяжный миллионер охотно шёл на контакт с публикой, раздавал автографы, появлялся в ресторанах и даже был замечен в кино! В газетах помещались репортажи о его поездках и встречах и несмотря на весь патриотизм британцев, улыбчивый с убойными кулаками янки моментально стал кумиром сотен тысяч жителей Туманного Альбиона. К тем местам, где он останавливался или мог появиться, началось настоящее паломничество англичан, люди десятками и даже сотнями стекались с стенам гостиниц, дожидаясь выхода боксёра из дверей или в надежде увидеть его в окне…Утром 6 июля 1951 г. «Сахарный» Рэй приехал в пятизвёздный отель «Windsor castle», находившийся на территории того самого Виндзорского замка, что являлся тогда (и является ныне) старейшей действующей королевской резиденцией мира. Он не отказал себе в прогулках по прекрасному Виндзорскому парку, о чём пресса поспешила рассказать всем жителям Британии. Со всех концов страны в Виндзор двинулись толпы поклонников. Среди тех, кто утром 8 июля 1951 г. направился в парк у Виндзорского замка была и 7-летняя Кристин Батчер. Трудно сказать, откуда у девочки появилось желание увидеть знаменитого американца, но факт остаётся фактом: Кристин отпросилась у мамы, дабы подкараулить чемпиона в парке и попросить у него автограф. Это был бы замечательный подарок папе, а как было известно из прессы, «Сахарный» Рэй никогда не отказывал детям в автографах. Мама отпустила дочку без особого волнения. Во-первых, до парка было менее 3 км. , во-вторых, там будет многолюдно, ну, а в-третьих, место это традиционно хорошо охранялось, ведь замок являлся королевской резиденцией! Кристин ничем не рисковала. Таков был расчёт родителей девочки… Только он не оправдался. Потому что без четверти восемь вечера труп Кристин Батчер был обнаружен в кустах буквально в 20 м. от стены Виндзорского замка на территории т. н. «Домашнего парка» («Home park»). Уже одного взгляда на труп было достаточно, чтобы понять - девочка стала жертвой изощрённого насилия. Преступник совершил над своей жертвой некие сексуальные манипуляции, о чём свидетельствовали разорванные и частично снятые детали одежды; также он избил девочку, задушил и предусмотрительно затащил тело поглубже в кусты. Полиция предприняла чрезвычайные меры, пытаясь задержать преступника по горячим следам. Обыск парка, начавшись вечером 8 июля при свете ручных фонарей, продолжался до утра. Наряды полиции были выставлены на всех окрестных вокзалах, а на улицы вышли пешие патрули. Поскольку погибшая была сильно окровавлена, полиция не без оснований рассчитывала быстро обнаружить мужчину со следами крови на теле и одежде. Однако, ни ночью, ни последующим утром задержать убийцу не удалось. Все задержанные подозрительные мужчины после проверки их alibi были отпущены.

Патологоанатомическое исследование трупа погибшей девочки показало, что преступление носило даже более сложный, более изощрённый характер, нежели казалось поначалу. Кристин Батчер была избита, после чего изнасилована орально и анально. Сперма преступника была обнаружена как в прямой кишке и влагалище погибшей, так и её плечах, шее и одежде. Первоначальную версию о групповом изнасиловании пришлось отклонить, когда стало известно, что сперма, скорее всего, присходит от одного человека. Поэтому логичным представлялось предположение о нескольких эякуляциях насильника до и после смерти жертвы. А это означало, что преступление было либо растянуто во времени, либо убийца возвращался к трупу спустя некоторое время после нападения. В любом случае, убийца должен был иметь не только педофильские, но и некрофильские наклонности. Изнасилование преступник совершил крайне грубо, причинив девочке тяжёлые повреждения, сопровождавшиеся обильным кровотечением, однако не они явились непосредственной причиной смерти. Смерть Кристины Батчер последовала в результате удушения руками, на шее погибшей девочки остались явственно различимые синяки от пальцев. Место обнаружения трупа явилось местом преступления, другими словами, убийца не переносил тело после умерщвления. Трагические события в парке у Виндзорского замка омрачили пребывание американской знаменитости в Великобритании. 9 июля информация об убийстве девочки просочилась в прессу, а на следующий день практически все английские газеты дали на своих страницах репортажи о чудовищном преступлении. Так родилась новая сенсация, заслонившая собою визит «Сахарного» Рэя Робинсона на берега Туманного Альбиона. Английская полиция деятельно взялась за расследование чудовищного преступления. Все версии распадались на две принципиально различавшиеся категории, первая из которых объединяла те из них, согласно которым убийца был знаком Кристине Батчер, а вторая - напротив, приписывала убийство приехавшему в Виндзор чужаку. Но обе категории версий сходились в том, что преступник д. б. являться поклонником Рэя Робинсона и находиться в числе его фанатов на территории «Home park». Была предпринята попытка составить приблизительный список лиц, карауливших американского боксёра у мест его проживания во время турне по Великобритании. Кроме того, подразделения уголовного розыска по всей стране были ориентированы на сбор информации о подозрительных лицах, делающих ставки на поединок Рэя Робинсона и Диком Тарпином. С большой долей уверенности м. б. считать, что фанат американского чемпиона, каковым предположительно был убийца Кристин Батчер, поставит деньги на выигрыш своего кумира. Полиция задействовала все свои оперативные возможности в среде профессиональных игроков, мошенников, подпольных букмекеров…Надо сказать, что розыск преступника поначалу вовсе не казался делом безнадёжным. Уже в первые сутки была получена информация, которая могла существенно продвинуть поиски. Нашлись свидетели, которые видели мужчину в тёмном твидовом пиджаке, угощавшего конфетами какую-то девочку у входа в парк, явившийся местом преступления. Удалось отыскать продавца сладостей, продававшего карамель схожему по описанию мужчине, которого сопровождала девочка лет 7-8. Мужчина был на велосипеде, что для той поры являлось весьма типичным: в начале 50-х лишь очень ограниченный круг жителей Великобритании имел в личном пользовании автомобиль. Может показаться невероятным, но детективам даже удалось проследить путь загадочного «человека в тёмной одежде» на велосипеде до одной из железнодорожных станций. Правда, не было уверенности в том, что во всех случаях речь идёт об одном и том же человеке. Виндзор в июле 1951 г. был местом весьма посещаемым и многие, приезжавшие в город, были с детьми. Так что твёрдой уверенности в том, что полиция ищет того, кто действительно ей нужен, не существовало. Тем не менее, уголовная полиция работала в высшей степени деятельно, о чём непрестанно рапортовало её руководство. Репортажи о полицейских розысках в те дни можно было увидеть практически в каждой газете. Но минула неделя и страну потряс новый чудовищный акт надругательства над ребёнком. 15 июля 1951 г. в небольшом городке Бат (Bath), в 7 км. к юго-востоку от Бритоля, была зверски убита 5-летняя Бренда Годдард. Девочка исчезла около полудня прямо с лужайки перед домом, где жила. Она вышла погулять одна, в этом не было ничего странного для той поры. Бат являлся тихим и безопасным местом, по крайней мере до июля 1951 года. В нём, казалось, ничего не могло грозить ребёнку. Мать Бренды оставалась дома, но периодически поглядывала в окно, контролируя действия малышки. Бренда спокойно гуляла по лужайке, собирая букет цветов, а затем пропала. Мать хватилась дочки почти сразу же. Сначала она искала её самостоятельно, затем обратилась к соседям. Не прошло и часа, как об отсутствующем ребёнке была поставлена в известность местная полиция. Около 15:00, спустя около 3 часов с момента исчезновсения, труп Бренды Годдард был обнаружен на территории парка Хэджемид (Hedgemead park) буквально в 300 м. от дома. Тело находилось в кустах, преступник явно постарался скрыть его от глаз посетителей парка. Место обнаружения детского трупа явилось местом убийства. В этом не приходилось сомневаться, поскольку поваленная наземь девочка при падении ударилась затылком о камень, который со следами её крови остался лежать возле головы Бренды в окровавленной траве. Причиной смерти, однако, явился не этот удар, а удушение. Гематомы на шее, оставленные пальцами преступника, просматривались невооружённым глазом. Судебно-медицинское исследование доказало справедливость этого предположения. Вся одежда девочки осталась на положенном ей месте - это означало, что преступник не пытался её раздеть. Ничего не пропало из мелких вещей, принадлежавших погибшей девочке. Следов сексуальных манипуляций обнаружить не удалось. Спермы на месте преступления также не оказалось. Всё это могло означать как отсутствие в действиях убийцы сексуального мотива, так и нечто совсем иное: сексуальный мотив имелся, но его реализации что-то помешало. Преступник, решившись напасть на 5-летнюю девочку, безусловно, чрезвычайно рисковал. Хеджемид-парк являлся небольшим островком зелени посерди городских кварталов, он имел форму клина размером всего 400 м. на 150 м. в самой широкой части. Он просматривался из конца в конец, его кусты, высаженные посреди стриженых газонов, давали лишь весьма относительное уединение. Множество окон окрестных кварталов выходило в парк и преступник не мог знать наверняка, что никто не наблюдает за его действиями. В самом парке в тот день гуляли парочки и многочисленные женщины с детьми. Убийца явно действовал быстро и вероломно. Но для чего он решился на это странное убийство, казавшееся диким и совершенно безмотивным? Казалось очевидным, что преступник явился в парк в компании со своей будущей жертвой - домашняя 5-летняя девочка не полезла бы самостоятельно через изгородь выше неё ростом. Хотя Бренда знала, что ей не следует уходить от дома, преступник, очевидно, сумел убедить девочку последовать за ним. Для патриархальной Великобритании начала 50-х гг. убийства в Виндзоре и Бате явились подлинным шоком. В то время число убийств с уголовной подоплёкой не превышало ста пятидесяти в год (без учёта Шотландии), т. е. колебалось в районе трёх в неделю. Цифра для страны с населением в несколько десятков миллионов человек прямо-таки ничтожная (для сравнения: в далеко не столичном Санкт-Петербурге в период бандитского беспредела 90-х гг. официально фиксировалось около 550-600 убийств в год). Убийство же ребёнка в Великобритании той поры вообще было событием из ряда вон выходящим. А тут с интервалом в неделю два таких происшествия!Между убийствами Кристин Батчер и Бренды Годдард можно было провести вполне очевидные параллели:- В обоих случаях объектами посягательств оказывались маленькие девочки, чисто одетые, опрятные, в силу своего возраста неспособные самостоятельно знакомиться с мужчинами и тем более флиртовать с ними. Контакт между жертвой и преступником мог возникнуть лишь по инициативе последнего;- Оба преступления были совершены в парках в светлое время суток в хорошую погоду, когда рядом с местом преступления находились люди. Это косвенно указывало на стремительность и жестокость нападений, их полную неожиданность для жертв. Скорее всего преступник не запугивал девочек, а сразу переходил к нападению, когда считал, что для этого появился подходящий момент (испуганные девочки если и не могли активно сопротивляться, тем не менее привлекли бы к себе внимание плачем; между тем, никто из гулявших в парках не обратил внимания на мужчину с плакавшей девочкой);- Для умерщвления жертв не использовалось оружие, в обоих случаях убийца (убийцы) действовал голыми руками. Имелось, впрочем, и существенное отличие: при нападении в Виндзоре убийца не менее двух раз совершил половой акт с жертвой, причём один раз посмертно. В случае же с убийством Бренды Годдард ничего подобного не наблюдалось, постмортальных манипуляций с телом вообще были сведены к минимуму, словно преступник потерял всякий интерес к жертве после её умерщвления. Но подобное несовпадение преступного почерка могло иметь самую прозаическую причину, никак не связанную с личностью убийцы: во втором случае ему банально могли помешать довести начатое дело до конца внезапно появившиеся неподалёку люди. Это могло побудить осторожного преступника бросить уже убитую жертву и покинуть парк. На расследование убийства в Бате были брошены все наличные силы полиции. В те дни не было, наверное, ни одного человека, жившего неподалёку от Хеджемид-парка, сумевшего уклониться от полицейского опроса. Вновь, как и в случае с убийством Кристин Батчер, в рассказах местных жителей возник образ мужчины средних лет в тёмной одежде, разъезжавшего на велосипеде по улицам городка. Как утверждали некоторые свидетели, этот человек вроде бы оставлял велосипед у одного из пабов (но в пабе подозрительного мужчину не видели), другие же утверждали, будто приезжий ходил по продуктовым лавкам (но и там продавцы его не заметили). Появление в рассказах горожан упоминаний о неизвестном мужчине, соответствовавшем приметам предполагаемого убийцы Кристин Батчер, в целом укрепляло версию о появлении в Великобритании кочующего маньяка-педофила, переезжающего из города в город и творящего свои отвратительные дела так сказать «на выезде», однако у этой версии довольно скоро появились серьёзные минусы. Во-первых, упоминания о подозрительном велосипедисте «в чёрном», появились в газетах ещё до второго убийства, определённым образом подготовив общественное мнение. После гибели Бренды Годдард тот же самый зловещий образ уже никак не мог не появиться просто ввиду того, что свидетели, как и все обычные люди, склонны к самовнушению. Феномен этот психологам хорошо известен: чем больше человек обдумывает события, потрясшие его воображение, тем больше знамений и подозрительных совпадений находит. Так что понять, где в рассказах о «чёрном велосипедисте» правда, а где - добросовестное заблуждение, было почти невозможно. Во-вторых, в Великобритании той поры тёмная одежда была повседневной для мужчин из категории «голубых воротничков», т. е. небогатых и занятых преимущественно ручным трудом. Большая часть мужского населения Бата даже в тёплые летние дни носила одежду весьма консервативных тонов. До того разгула цветов и неформальных фасонов, что продемонстрировала западная мода с появлением «детей цветов», было ещё очень и очень далеко. Да, убийца Бренды Годдард действительно мог выглядеть как «чёрный велосипедист», но вовсе не потому, что последний был реален, а лишь потому, что так выглядело подавляющее большинство мужчин в послевоенной Британии. Именно поэтому одновременно с версией «маньяка-гастролёра на велосипеде» отрабатывались и иные версии, менее экзотические. Много внимания было уделено проверке возможной причастности к убийству Бренды Годдард её близких родственников. Однако в этом направлении розыск далеко не продвинулся. С родителями и иными родственниками убитой всё обстояло вроде бы благополучно: по сообщению соседей и друзей семьи ребёнок рос, окружённый заботой и вниманием. Ничто не указывало на внутрисемейное напряжение, которое могло бы негативно отразиться на отношении кого-то из взрослых к девочке. Материальные затруднения также не могли служить мотивом для попытки избавиться от ребёнка, поскольку глава семьи работал главой отделения банка и в финансовом отношении никаких проблем не испытывал. Подверглись проверке и местные душевнобольшые обоих полов - это общая практика при расследовании преступлений против детей, которой следовали и в те далёкие годы. В Бате и окрестных населённых пунктах проживало немногим более 50 человек с отклонениями соответствующего профиля, alibi которых полиция посчитала нужным проверить. В числе опрошенных оказался и некий Джон Томас Страффен, 21 года, страдавший задержкой развития и практически всю жизнь проведший в интернатах и исправительных учреждениях. Этот молодой человек имел довольно большой список правонарушений. Последние включали в основном мелкие кражи и жестокость в отношении животных. 3 августа Джон Страффен был опрошен о его времяпровождении 15 июля. Выяснилось, что он ходил на кинофильм «Противоударный» («Shockproof») и в подтверждение своих слов Страффен довольно связно рассказал сюжет картины. В кинотеатре видели и хорошо запомнили приметного молодого человека - Страффен был довольно высок (рост 178 см. , что было несколько выше среднего роста англичанина в то время), худ, сутулился, кроме того, в провинциальном Бате и его окрестностях Джона знали в лицо многие жители. В общем, хотя представленное alibi было частичным, его сочли достаточным для того, чтобы посчитать проверку Страффена успешно законченной. Не в последнюю очередь это произошло из-за того, что Джон производил впечатление слабосильного и инертного человека, неспособного даже на ограниченное насилие. Туповатый увалень мог вызвать жалость, но никак не страх. Страффен явно не годился на роль того монстра, что убил Кристин Батчер и Бренду Годдард. Между тем, беседа детективов с Джоном Страффеном имела довольно неожиданные последствия. Молодой человек с апреля 1951 г. работал садовником в богатой усадьбе возле городка Баземптон (Bathampton) и работодатель, узнав об интересе полиции к Страффену, немедленно уволил последнего. Принимая во внимание, что Джон происходил из весьма небогатой семьи (отец был военным пенсионером, мать - домохозяйка), случившееся нанесло ощутимый удар по благосостоянию семьи. Ранним утром 9 августа 1951 г. в полицию Бата поступило сообщение об исчезновении 9-летней Сесилии Бэтстоун (Cicely Batstone). Девочка ушла гулять накануне около 17 часов и первоначально родители пытались искать её своими силами. Много времени они потеряли на то, чтобы связаться с родственниками в Лондоне. Незадолго перед тем Сесилия уже ездила к ним самостоятельно и родители хотели удостовериться, что девочка не отправилась туда снова. Лишь под утро, убедившись, что Сесилии нигде нет, они пришли в полицейский участок. Первым делом полицейские направились в местные автобусные парки, дабы поговорить с водителями и кондукторами автобусов. Всё-таки 9-летняя девочка без сопровождения - это довольно приметный пассажир. Опрос транспортных служащих позволял, по крайней мере теоретически, довольно быстро локализовать район поисков и установить, покинула ли Сесилия населённый пункт или всё ещё находится в пределах городской черты. Полиция действовала очень оперативно, на руках патрульных и детективов, приступивших к опросам, даже не было фотографий разыскиваемой девочки - фотолаборатория банально не успела их напечатать в нужном количестве. В общем, полицейским пришлось в то утро полагаться исключительно на словесный портрет Сесилии. Впрочем, розыскам могла помочь немаловажная примета пропавшей девочки - в её волосы была заплетена жёлтая шёлковая лента. Безусловной удачей полиции оказалось то, что буквально в первые же полчаса удалось отыскать водителя и кондуктора, которые в один голос утверждали, что видели девочку, подпадавшую под нужное описание. Она доехала до района, известного под названием луг Тампс (Tumps), где вышла. Её сопровождал сутулый молодой человек, которого кондуктор уверенно опознал. По его словам, этот парень не так давно работал в этой же автобусной компании мойщиком машин. Его имени и фамилии кондуктор не знал, но зато припомнил, что долговязый молодой человек попал на эту работу по программе социального найма, поскольку был то ли умственно отсталым, то ли сумасшедшим. Далее поиски Сесилии Бэтстоун продолжились в двух направлениях - несколько детективов отправились в офис автобусной компании для изучения картотеки персонала, а основная масса полицейских приступила к прочёсыванию Тампса. Луг этот находился в южной части Бата, сейчас здесь устроены парковочные площадки для машин с прицепными домиками, кемпинги, а шестьдесят лет назад это было весьма живописное место, куда отправлялись на прогулку парочки, искавшие уединения. Среди некошенной травы виднелись островки деревьев и кустарников, придававшие панораме луга вид пасторально-идиллический. В 8 часов утра 9 августа 1951 г. полсотни полицейских двинулись по Тампсу густой цепью. Не прошло и получаса, как они наткнулись на труп Сесилии Бэтстоун. Уже первоначальный осмотр тела судебным медиком позволил установить, что смерть девочки последовала примерно за полсуток до момента обнаружения трупа. Следов сексуального насилия заметно не было и последующее детальное исследование показало, что погибшая действительно не подвергалась изнасилованию. Причиной смерти явилось душение руками. Имевшиеся на открытых частях тела меликие раны явились следствием борьбы и сколько-нибудь ценной с точки зрения криминалистики информации о преступлении не несли. По счастливому стечению обстоятельств один из полицейских, принимавших участие в прочёсывании луга Тампс, проживал совсем рядом. Фактически окна его дома выходили на луг. Поинтересовавшись у жены, он узнал, что последняя видела накануне девочку с жёлтой косой, которая гуляла по лугу в сопровождении худого молодого человека лет 20. Описание спутника девочки соответствовало полученному от кондуктора автобуса. Женщина утверждала, что хорошо рассмотрела странную парочку и уверяла, что опознать молодого человека ей не составит труда. Слово своё она сдержит и уже через несколько часов действительно опознает спутника девочки с жёлтой лентой в волосах…Между тем, проверка картотеки персонала автобусной компании позволила установить имя опознанного кондуктором молодого человека. Им оказался Джон Томас Страффен, уже упомянутый в этом очерке. Само по себе утверждение кондуктора ни в чём Страффена не изобличало, но тем не менее с этим человеком следовало переговорить. Поэтому около 9 часов утра три детектива постучали в дом его родителей. Джон спал сном младенца и совсем не ожидал визита полиции. Накануне он ходил в кинотеатр и на обратном пути купил шесть пакетиков с чипсами. Едва продрав глаза, он принялся их жевать, а через минуту, когда полицейские осведомились у него, довелось ли Джону бывать накануне вечером на лугу Тампс, Страффен признался, что был там и… убил девочку. Поражённые его поведением детективы попытались было задать уточняющие вопросы, но Страффен, никого не слушая, поспешил рассказать, что до этого он убил ещё одну девочку. На этот раз речь шла о Бренде Годдард. Для полиции Бата это был очень необычный день. Наверное, самый необычный за всё время существования в городе полицейского подразделения. Джон Страффен несколько раз рассказывал присутствующим историю совершённых убийств, а когда в комнате для допросов появлялся новый человек, принимался повторять свою исповедь сызнова. Свои рассказы он расцвечивал какими-то инфантильными комментариями, лишёнными смысла уточнениями и до такой степени порой увлекался, что окружающим начинало казаться, будто перед ними не взрослый мужчина, а школьник младших классов. Разумеется, очень жестокий школьник!В первый же день своего пребывания под стражей Страффен дал исчерпывающие показания об убийствах Бренды Годдард и Сесилии Бэтстоун. По его словам, он не был знаком с будущими жертвами и никакого недоброжелательного чувства к ним не испытывал. Также он отрицал сексуальный подтекст содеянного. Вообще же о сексе Джон знал только понаслышке и не только не имел половых контактов, но даже никогда ни с кем не целовался, кроме матери, разумеется. Это следствие установило с абсолютной надёжностью, поскольку много сил затратило на безуспешный розыск возможных сексуальных партнёров убийцы. 15 июля 1951 г. Страффен увидел 5-летнюю Бренду, собиравшую цветы рядом с домом, в котором жила, и увёл её с собою без какой-либо конкретной цели. Он сказал девочке, что знает, где есть цветы красивее - этого оказалось достаточно, чтобы наивный ребёнок пошёл с незнакомым мужчиной. Страффен завёл Бренду в Хеджемит-парк и, не зная толком, что же ему предпринять, просто-напросто схватил её за горло руками и повалил на землю. При падении она разбила голову о камень - произошло это случайно, убийца даже не увидел в траве булыжника. Задушив ребёнка, он убежал, никем не замеченный. Мать погибшей девочки, сообщив полиции приметы подозрительного мужчины, невольно пустила розыск по неверному следу: Страффен вовсе не походил на предполагаемого 35-летнего преступника с велосипедом, он был куда моложе и притом без велосипеда. 8 августа 1951 г. Джон направился в кино, но по пути встретил 9-летнюю Сесилию Бэтстоун, которую пригласил с собою. Затем он позвал девочку погулять по лугу Тампс, они доехали до нужного места на автобусе, некоторое время побродили в траве, а затем, оказавшись в уединённом месте, Страффен набросился на свою спутницу и задушил её. Убийство снова было безмотивным, но оно явно доставило преступнику удовольствие - об этом можно было судить по тому, с каким упоением Страффен рассказывал о содеянном в полиции. Неожиданное разоблачение зловещего убийцы в последующие дни и недели привлекло огромный интерес публики к его личности. Интерес этот был понятен - чудовищность и бессмысленность преступлений Страффена выходили далеко за рамки традиционных представлений о человеческом гневе и жестокости, а потому вполне правомерным казался вопрос о природе этих переживаний. Что же это был за человек? И почему он стал безжалостным убийцей? Джон Томас Страффен родился 27 февраля 1930 г. в семье военнослужащего. Он был третьим ребёнком в семье, старшая сестра была от рождения дебильной и нуждалась в уходе. В 1932 г. семья отправилась в Индию, куда по делам службы был переведён отец Джона. В 1938 г. последовало возвращение в Великобританию, в том же году отец вышел в отставку. Семья поселилась в Бате, где и жила все последующие годы. К этому времени врачи уже диагностировали задержку развития Джона Страффена, причина которой была не совсем ясна - тут могли сработать как наследственные факторы, так и перенесённый мальчиком в возрасте 6 лет энцефалит. В октябре 1938 г. 8-летний Джон имел первую стычку с непонимающим его миром. Ввиду неуспеваемости и систематических прогулов школьных занятий его направили в специализированную детскую клинику по коррекции поведения. Это был своеобразный интернат для девиантных детей и подростков. Пребывание там мало помогло Страффену. В июне 1939 г. его отдали под суд за хищение кошелька у девочки и Джон получил 2 года условно. Через год - в июне 1940 г. - мальчика направили в школу для умственно недоразвитых детей имени Св. Иосифа в городке Самбурн. При его тестировании там был зафиксирован коэфициент интеллекта, равный 58, что соответствовало лёгкой степени умственной отсталости (в форме дебильности). В 1942 г. Страффен переместили в старшую школу аналогичного профиля в городе Бесфорд. Через два года его подозревали в убийстве двух гусей, принадлежавших педагогу этой школы, но ничего доказать не удалось. Подозрение тогда пало на подростка ввиду его конфликта с учителем: злопамятность Страффена была уже хорошо известна окружающим. В 1946 г. юноша закончил спецшколу, его IQ на момент выпуска достиг 64, а субъективный возраст был оценён экспертной комиссией в 9, 5 лет. Страффен возвратился в Бат и как лицо, подпадающее под «Закон о слабоумных», получил на условиях социального найма работу на швейной фабрике. Джон сидел за швейной машинкой в окружении женщин, которые, видимо, не очень-то стеснялись «мальчика-дурочка». Можно предположить, что они вели в его присутствии откровенные разговоры, переодевались и даже как-то подначивали, провоцируя смущение. Страффен тогда уже был достаточно высок, растительности на лице не имел, выглядел тщедушным, вялым и вообще походил на аморфное бесполое существо. Тем не менее, он имел нормальную половую конституцию и было бы неверно считать 16-летнего подростка лишённым полового влечения. То, что в это время он оказался в исключительно женском окружении, подействовало на него плохо - именно в 1946-47 гг. Джон начинает совершать кражи. Клептомания его быстро приняла довольно необычную форму - Страффен никогда не приносил ворованное в дом, а оборудовал тайники, в которые складывал свою «добычу». Таковой являлись преимущественно мелкие женские безделушки - карманные зеркала, расчёски, заколки для волос. Всю эту мелочёвку Джон тащил у своих коллег по работе и никогда не воровал в магазинах. То, что юноша относил в свои «закрома» и бережно хранил там именно женские вещи, а не продукты питания или, скажем, мужские аксессуары, свидетельствует о его фетишизме и сексуальной мотивации воровства. Примечательно, что Страффен не пытался сбывать свою «добычу», он наслаждался ею в одиночестве, явно грезя о прежних хозяйках ворованных вещей. Кстати, важно отметить, что Страффен, несмотя на своё слабоумие, неплохо конспирировался. Хотя никто и никогда не учил его воровать, он ни разу не был пойман с поличным. Юноша не приносил ворованное в дом, понимая, что может «расшифровать» себя перед членами семьи, он всегда довольно ловко прятал и перепрятывал свою «добычу». Другими словами, его низкий интеллект вовсе не отменял ловкость, практическую смётку и способность мыслить перспективно. Об этом следует помнить в контексте всех последующих поступков этого человека. 12 сентября 1947 г. Джон поссорился с отцом девочки с которой попытался познакомиться на улице. Мужчина прогнал Страффена, однако тот вернулся поздним вечером, влез в сарай на заднем дворе и… задушил там пять цыплят. Что и говорить, весьма примечательная для 17-летнего молодого человека злопамятность! Однако, дальнейшие события оказались неожиданны для всех. В скором времени после убийства цыплят Страффен был задержан полицией и признался на допросе, что месяцем ранее совершил хищение кошелька из женской сумки. Тогда его стали проверять на возможную причастность к нападениям на женщин и выяснили, что 27 июля 1947 г. Страффен схватил за горло 13-летнюю девочку в городе Бэзвик (Bathwicke). Сначала он зажимал своей жертве рот рукой и грозился убить её, а потом неожиданно оставил и пустился наутёк. Хотя пострадавшая дала неплохое описание нападавшего, отыскать его тогда не удалось. Теперь же Страффен был арестован и направлен на психиатрическое освидетельствование в тюрьму Хорфилд (Horfield). Там довольно быстро выяснилось, что арестант неспособен понять простейшие команды и явно неадекватен, в результате чего 10 октября 1947 г. последовал перевод Страффена в специализированную колонию «Хорзем» (Horthem) в небольшом городке Элмодсбари севернее Бристоля. В «Хорземе», в отличие от обычных тюрем, решалась задача социальной реабилитации «спецконтингента» и заключённые получали специализированную психиатрическую помощь. Почти 2 года, вплоть до июля 1949 г. Джон содержался в «Хорземе» и за это время неплохо себя зарекомендовал - он был трусоват, безинициативен, малообщителен, в общем, это был идеальный заключённый, неспособный создать проблемы администрации лечено-исправительного учреждения. В июле 1949 г. Страффена направили на сельхозработы в Винчестер - это была своего рода привилегия для заключённых, показывающих «положительную динамику адаптации». Там Джон оказался на положении бесконвойного, никто от него тогда не ждал никаких неприятностей. Однако в феврале 1950 г. вечно голодный Страффен украл сумку с грецкими орехами. Кража, конечно, являлась совершенно пустяковой, но с «положительной динамикой» было покончено. Джона вернули в «Хорзем», откуда он, пользуясь невниманием персонала, в августе 1950 г. ушёл домой. Именно ушёл, строго говоря, это был даже не побег. Поступок сей изначально выглядел как малоосмысленный, в самом деле, ну куда мог скрыться человек с разумом ребёнка да притом ещё и без денег? Не прошло и суток, как полицейские отыскали беглеца на кухне матери, поедающим оладьи. Однако, при попытке забрать из его рук тарелку, флегматичный до того Страффен неожиданно набросился на патрульных. Случившееся следовало признать весьма тревожным симптомом, ведь никогда прежде Джон не решался на открытое сопротивление взрослым мужчинам. Начиная с этого времени, наблюдавшие его врачи стали отмечать такие черты личности и поведения Джона, как своеволие, демонстративное неподчинение, агрессию по отношению к тем, кто заведомо слабее. При этом Страффен по-прежнему оставался трусоват и обычно уклонялся от конфликта с равным противником. По достижении 21 года Страффен, согласно положениям «Закона о слабоумных», прошёл комплексное медицинское освидетельствование, в ходе которого ему сделали гальвано-энцефалограмму мозга. В результате были обнаружены объективные аномалии в работе мозга, связанные, по мнению врачей, с перенесённым в возрасте 6 лет энцефалитом. Т. о. умственная отсталость Джона имела не врождённый характер, а приобретённый вследствие заболевания (здесь надо отметить, что для лёгких форм умственной осталости, как у Страффена, этиологию удаётся установить весьма редко, не более чем в 15% случаев). В целом же, по результатам обследования Джон был признан достаточно адаптированным для жизни под надзором родителей. Было решено освободить его из «Хорзема» и 4 апреля 1951 г. он благополучно покинул сию юдоль земной печали. Страффен вернулся к родителям в Бат и устроился работать садовником в усадьбе в расположенном неподалёку Баземптоне. Дальнейшее уже описано - он совершил убийства Бренды Годдард и Сесилии Бэтстоун. Но вот свою причастность к убийству и изнасилованию Кристин Батчер арестованный так и не признал. В этом его никто и не обвинял - как выяснила полицейская проверка Страффен располагал на 8 июля 1951 г. надёжным alibi и не имел никакого отношения к тому, что произошло у стен Виндзорского замка. Впрочем, определённая связь между трагической гибелью Кристин Батчер и поступками Джона Страффена всё же существовала. Во время бесед с последним врачи установили, что Страффен видел газетные заголовки, посвящённые убийству девочки. Сами статьи Джон не читал, ибо не имел такой привычки, однако заголовки и фотографии запомнил. Он решил, что газетчики ругают полицию за головотяпство и эта мысль чрезвычайно обрадовала Страффена. Он понял, что гибель девочки способна доставить правоохранительным органам немало головной боли и решил непременно как-нибудь совершить подобное убийство. Джон простодушно признался психиатрам, что ненавидит полицию и рад доставить ей неприятности; если для этого надо кого-то убить, то он готов даже на это! По странной иронии судьбы это решение оформилось в голове Страффена 10 июля (в тот день материалы о гибели Кристин Батчер разместили практически все английские газеты), в тот самый день, когда Джон успешно прошёл плановое освидетельствование у психиатра. Доктор признал улучшение реакций пациента и оценил его «субъективный возраст» в 10 лет, что было несколько выше, чем прежде. Такая вот позитивная динамика…Предварительные слушания, призванные решить вопрос о возможности предания арестованного Джона Страффена, начались в суде г. Бата 20 августа 1951 г. На двух заседаниях были заслушаны доводы сторон. Принимая во внимание добовольные заявления арестанта, которые обвинение могло подтвердить не только официально зафиксированными показаниями, но и свидетельствами большого числа лиц (как сотрудников полиции, так и совершенно посторонних людей), обоснованность предания Страффена суду сомнений не вызывала. Защита, правда, пыталась доказать слабоумие обвиняемого, в частности, адвокат простодушно заявил, что Джон не понимает, для чего ему нужен защитник и отказывается говорить с ним начистоту, но этот довод выглядел не очень убедительно. Особенно в контексте того, что после первого убийства Джона Страффена опрашивали полицейские детективы и тот успешно усыпил их бдительность и отвёл от себя все подозрения. Для слабоумного такое поведение выглядело слишком уж умным. В конечном итоге на предварительных слушаниях было решено, что судебный процесс над Джоном Страффеном начнётся с заслушивания психиатра, наблюдающего обвиняемого длительное время и способного дать объективные показания под присягой. До суда Джон содержался в тюрьме Хорфилд, той самой, где ему уже доводилось бывать четырьмя годами ранее. Выездная сессия окружного суда графства Сомерсет, призванная исследовать дело по обвинению Джона Страффена в убийстве Бренды Годдард и Сесилии Бэтстоун, открылась в Бате 17 октября 1951 г. Без особых проволочек было отобрано потребное количество присяжных заседателей и судья Джастис Оливер обратился к психиатру, прибывшему из тюрьмы Хорфилд, с предложением сообщить суду компетентное мнение о вменяемости подсудимого. Доктор Питер Паркс (Peter Parkes) выступил с короткой, но весьма содержательной речью. Он признал Страффена безусловно умственно отсталым, не отдающим себе отчёт в тяжести совершаемых поступков и неспособным к их сокрытию. Тюремный психиатр особо подчеркнул, что обвиняемый в силу своего развития не понимает сущности судебной процедуры, не сознаёт своих гражданских прав и, соответственно, не может ими воспользоваться. А посему, сделал вывод Питер Паркс, судебная процедура в отношении такого обвиняемого, как Страффен, теряет свои фундаментальные функции - дисциплинарную и устрашающую. В своём заявлении психиатр явно вышел за пределы своей компетенции, пустившись в рассуждения не связанные с той областью медицины, говорить о которой он был уполномочен. С некоторыми из положений, высказанных доктором, можно поспорить, но делать это вряд ли нужно по той причине, что спустя почти шестьдесят лет возражения эти напрочь лишены смысла. Как мы увидим из дальнейшего, психиатра Питера Спракса очень скоро поправит сама жизнь. А в тот день судья Джастис Оливер поставил точку в едва начавшемся судебном процессе, объявив после выступления психиатра, что в Англии не судят сумасшедших. И тем избавил Джона Страффена от петли. И от тюрьмы тоже!Совершивший убийство двух девочек человек отправился вовсе не в тюремную камеру, а в больницу тюремного типа Бродмур (Broadmoor). Хотя помещалась она в комплексе из 9 зданий бывшей тюрьмы по соседству с городком Кроуторн (Crowthorne), открытой ещё в 1863 г. , всё-таки это была именно больница, а не тюрьма. В 1948 г. Бродмур передали из ведения Министерства внутренних дел Национальной службе здравоохранения (аналогу отечественного Минздравсоцразвития) и это повлекло существенные изменения режима содержания. Было отменено распространённое в обычных тюрьмах штрафование заключённых сокращением прогулок, передач с воли и свиданий, а самих заключённых стали называть «пациентами». Инспекциями Бродмура теперь занимались не чиновники тюремного департамента, а врачи. Да и сам персонал, обслуживающий заведение, стал другим: вместо конвоиров, съевших собаку на уловках осуждённых, за порядком в Бродмуре теперь следили санитары, набранные по краткосрочным контрактам из окрестных населённых пунктов - Сэндхерста, Брекнелла и Бэгшота. Они не имели оружия и форма их отличалась от полицейской. Конечно, всё это отнюдь не превращало Бродмур в санаторий, но и тюрьмой это заведение уже никак нельзя было назвать. Страффен в Бродмуре ничем плохим себя не проявил - дисциплину не нарушал, от лечения не отказывался, никаких требований не выдвигал. Так бы он и остался в числе сотен других, ничем не примечательных «пациентов» Бродмура, память о которых стёрлась напрочь, если бы только 29 апреля 1952 г. он не совершил свой феноменальный побег. Феноменальным этот побег можно считать потому, что предпринял эту попытку человек, от которого никто не ожидал подобной выходки. И осуществил задуманное столь изящно и ловко, что посрамил всю английскую судебную систему. Заключённые Бродмура активно привлекались к разного рода внутрибольничным работам - от строительных, до озеленения территории, площать которой, кстати, составляла 53 акра (было где развернуться ботаникам-мичуринцам!). В апреле 1952 г. Джон Страффен работал подсобным рабочим в больничной котельной, а в последних числах месяца был переведён на уборку территории. 29 апреля он, вместе с ещё одним «пациентом», был направлен на переноску мусора, собранного накануне и сложенного у стены одного из зданий. Присматривал за парочкой санитар, который сам работой не занимался. «Пациенты» носили мусорок, потом принялись намывать мостовую - вполне душеполезная работа для спецконтингента! В какой-то момент Страффен попросил разрешения прополоскать тряпку в бочке в с дождевой водой за углом здания и такое разрешение получил. Он совершенно спокойно направился в нужное место, свернул за угол, прошёл мимо бочки с водою, вскарабкался на пристроенный к наружной стене навес, перелез через стену и спрыгнул с той стороны. Проделанное убийцей никак нельзя назвать акробатическим трюком - высота навеса составляла всего 2, 4 м. , а стены - 3, 0 м. Даже для мужчины умеренно физически развитого преодоление подобных преград затруднений вызвать никак не могло…В 14:42 в Бродмуре была объявлена тревога, Страффена принялись искать сначала на территории больницы, а затем вне её. Говорить о масштабной розыскной операции не приходится - на поиск и задержание убийцы были отправлены всего… 4 пары (8 человек!) санитаров на велосипедах. Чем же занимался Джон Томас Страффен после побега? Он направился в сторону небольшого населённого пункта Кроуторн, расположенного западнее тюрьмы. Направление движения было выбрано очень удачно, если не сказать парадоксально: на востоке от Бродмура расположена большая, примерно 5 км. на 5 км. , чуть всхолмленная пустошь, поросшая кустарником и деревьями. Логично было предположить, что беглец, стремящийся запутать следы, устремится именно туда. Ан нет! Джон Страффен действовал куда рациональнее, он двинулся к людям, в том направлении, движения в котором от него не ожидал никто. По пути беглец сбросил больничную робу, под которой оказалась цивильная одежда - чёрные брюки, серая рубашка, шерстяной жилет. То, что Страффен заблаговременно раздобыл эту одежду и одел её под свою униформу, однозначно свидетельствует о наличии предварительно продуманного и тщательно исполненного плана. А выбор направления движения после побега позволяет заключить, что был этот человек вовсе не настолько глуп и слаборазвит, как считали его врачи. Около 15:00 беглец приблизился к дому жительницы Кроуторна Дорис Спенсер, которая в это время работала на лужайке, и вступил с нею в разговор. Он попросил воды, задал несколько незначительных вопросов о погоде, затем поинтересовался, не беспокоит ли жителей городка близость Бродмура? После чего стал расспрашивать, как часто совершаются побеги из лечебницы? куда обычно двигаются беглецы? и т. п. Тема эта явно беспокоила странного молодого человека и Дорис Спенсер, чей муж работал санитаром в Бродмуре, насторожилась. Однако, стараясь не выдать своих чувств, женщина спокойно и обстоятельно ответила на все вопросы странного собеседника и едва тот ушёл, бросилась к телефону. Её звонок в Бродмур помог прояснить ситуацию и задав правильное направление розыска беглеца. Страффен между тем, продолжал своё пешее движение и около 17:00, возможно, чуть позже, достиг населённого пункта Фарли-Хилл (Farley Hill), удалённого от Бродмура примерно на 10 км. (пройденное по пересечённой местности расстояние свидетельствует о том, что Страффен всё это время двигался энергично и без остановок). Ещё через некоторое время, примерно в 17:30, он обратился к домохозяйке по фамилии Кенион с просьбой угостить его чаем. Та налила ему чаю и объяснила, как пройти к автобусной остановке и дабы показать дорогу даже вышла из своего дома. Однако на остановку Страффен не пошёл. Энергичной рысцой он двинулся к соседнему городку Арборфилд (Arborfield), где удачно тормознул автомашину, за рулём которой сидела Дороти Майлс. Беглец попросил довезти его до городка Уокингхэм (Wokingham), но запаса его обаяния нехватило, чтобы уговорить даму на это. Дороти лишь согласилась высадить его на автобусной остановке, откуда ходят автобусы в Уокингхэм. При подъезде к остановке Страффен заметил пару мужчин в хорошо знакомой форме на велосипедах - это были санитары из Бродмура. Беглец до такой степени растерялся, что простодушно поинтересовался у Дороти Майлс, видит ли она этих мужчин и не знает ли, что они здесь делают? Дурацкий вопрос расторожил женщину, она прекрасно знала форму сотрудников Бродмура и догадалась, что в лечебнице объявлена тревога. Окончательно ей всё стало ясно после того, как Страффен, выйдя из автомашины, направился не к автобусной остановке, а в сторону от неё, причём в сторону, противоположную Уокингхэму, куда он, якобы, собирался ехать!Убедившись, что молодой человек направился совсем не туда, куда перед тем намеревался, Дороти Майлс подъехала к патрулю из Бродмура и рассказала о странном пассажире. После того, как она описала его внешность, всё стало на свои места и санитары, вооружённые 30 см. дубинками из бука, рванулись в погоню. Страффен за это время успел уже отойти на несколько сот метров, он сошёл с дороги и свернул за здание местного паба. Там его и настигли санитары. На заданный ему вопрос, «куда он направляется?» Страффен не раздумывая ответил: «В Брамшилл-Хант!». Ответ был неудачен, дорога в Брамшилл-Хант находилась совсем не здесь, кроме того, санитары опознали беглеца. Но этот эпизод интересен тем, что Страффен ещё раз (далеко не первый!) продемонстрировал в критическую минуту совсем недетскую сообразительность и находчивость. Джон оказал санитарам отчаянное сопротивление, но отсутствие навыков рукопашного боя не оставило ему ни единого шанса одолеть двух мужчин с палками в руках. В 18:40 Страффен был задержан и с наручниками на запястьях доставлен в помещение паба, ставшего с той поры местной достопримечательностью. Беглец заливался слезами и постоянно бормотал: «Я её не убивал, я не убивал эту девочку!» Санитары знали, что Джон Страффен помещён в Бродмур за убийство двух девочек, поэтому на болтовню задержанного внимания не обращали. А вот посетители паба обратили внимание не только на беглеца из Бродмура, но и его болтовню. Вскоре прибыла автомашина из больницы и Страффена вместе с его стражами повезли обратно в Бродмур. В машине Страффен заныл: «С преступлениями покончено! Покончено!» Стенающего подобным образом беглеца привезли назад в больницу, где Джона накормили, дали успокаивающего и отправили спать. Работа с курировавшим Страффена психиатром была отложена на следующее утро. История на этом, однако, не закончилась. Поздним вечером того же дня в полицейский участок в Фарли-Хилл явились Элис и Рой Симмс, сделавшие заявление об исчезновении 5-летней Линды Бойер (Linda Bowyer), дочери Элис Симмс от первого брака. По их словам девочка в 17:00 отправилась кататься на велосипеде и по состоянию на 22:30 всё ещё не возвратилась домой. Местные полицейские знали, что днём из Бродмура был совершён побег, кроме того, им было известно, что беглец совершал прежде убийства девочек. И наконец - это самое главное!- полицейские уже были осведомлены о том, что Страффен проходил через Фарли-Хилл. В общем, основания для тревоги имелись, а потому, небольшое подразделение полиции в полном составе приняло участие в ночных розысках пропавшей девочки. К полиции присоединились добровольцы из местных жителей. Вооружённая фонарями группа из трёх десятков человек всю ночь осматривала дренажные канавы и кусты вдоль дорог, всё более отдаляясь от дома Симмс. Наконец, около 5 часов утра, в кустах был найден детский трёхколёсный велосипед, а через несколько минут в десятке метров поодаль - труп Линды Бойер.

Судебный медик, бывший среди лиц, проводивших розыск, уже при первичном осмотре трупа посчитал, что причиной смерти девочки явилось удушение руками. Время смерти специалист определил как «около полусуток, скорее меньше, чем больше». Относительно сексуального мотива он также высказался достаточно определённо - такового не усматривалось ввиду того, что одежда погибшей не была потревожена и не имела следов сопутствующих выделений. Полученной информации оказалось вполне достаточно для того, чтобы ещё до 8 часов утра пара детективов уголовной полиции графства Беркшир явилась в Бродмур и потребовала встречи с вчерашним беглецом. Больничного начальства в это время на рабочем месте ещё не было и растерявшийся начальник ночной смены позволил полицейским пройти внутрь без официального на то предписания судьи. Впоследствии действия полиции станут трактовать как самочинные и нарушающие установленную процедуру дознания (об этом будет написано чуть ниже). Для нашего же сюжета важно то, что два детектива были допущены в 8 часов утра в камеру Страффена без сопровождения врача-куратора, в обществе только двух санитаров. Следует особо подчеркнуть, что в тот час ещё никто в Бродмуре не знал об убийстве Линды Бойер. Страффен крепко спал, появление нежданных визитёров разбудило его. Полицейские задали Джону всего лишь несколько вопросов, диалог занял буквально две-три минуты. Свидетели и участники (в т. ч. санитары Бродмура) впоследствии воспроизвели его почти дословно. Полицейские осведомились, встречал ли Страффен во время своего побега девочку в окрестностях Фарли-Хиллс и не причинял ли ей вреда? Джон ответил, что он не убивал её, на что один из детективов не без ехидства заметил, что об убийстве никто пока не говорит. Страффен, сообразив, что сказал лишнее, поспешил объясниться и выразился примерно следующим образом: вам известно, что я прежде уже убивал двух девочек и если вы теперь явились ко мне, то стало быть, произошло ещё одно убийство! Тут полицейские согласились, дескать, действительно в Фарли-Хиллс произошло убийство девочки. На что Страффен в запальчивости выкрикнул: я не убивал девчонку на велосипеде! Детективы переглянулись - никто в Бродмуре ещё не знал о том, что погибшая девочка каталась на велосипеде, об этом мог знать только убийца. Полицейские прекратили разговор со Страффеном и покинули его камеру. Дальнейшие события последовали как в калейдоскопе. Прокуратура посчитала, что полученные полицией косвенные данные слишком многозначительны, чтобы их можно было проигнорировать, и постановила провести официальный допрос Джона Страффена. Таковой состоялся 1 мая 1952 г. и продлился 5 часов. Его результатом стало официальное выдвижение последнему обвинения в убийстве Линды Бойер. Кроме того, представители прокуратуры заявили о намерении перевести Страффена из Бродмура в тюрьму, где возможно полноценное обеспечение его изоляции от общества. Разумеется, это вызвало протест администрации лечебницы и столкновение ведомственных интересов. Национальная Служба здравоохранения не могла так просто выпустить знаменитого преступника из своих рук - это означало публично расписаться в полной недееспособности и никчёмности. Поэтому решение щекотливого вопроса было перенесено в суд графства Беркшир, который на специальном заседании 2 мая рассмотрел представленный прокуратурой обвинительный материал, заслушал мнение психиатров о неполноценности убийцы и его неподсудности и… полностью встал на сторону прокуратуры. Миф о недоразвитом убийце, лишённом всякого ума, но при этом не забывающем одеть под больничную робу штатское платье, и ловко убегающем из спецлечебницы, не произвёл, видимо, на судью должного впечатления и тот постановил судить Страффена как обычного преступника. Также судья санкционировал его перевод в тюрьму Брикстон. Вечером того же дня Джон под полицейским конвоем покинул больницу и был доставлен по новому месту содержания. 2 мая жители расположенных окрест Бродмура населённых пунктов провели общее собрание на котором потребовали от властей как расследования обстоятельств побега Страффена, так и создания системы предупреждения о побегах, подобную системе оповещения о воздушных налётах. В течение последующего месяца такая система была внедрена. Она базировалась на материальной части системы ПВО графства и состояла из командного центра, связанного прямым телефоном с Бродмуром, и большим числом периферийных сирен-оповещателей, централизованно включаемых и выключаемых из командного центра. Система охватывала 13 ближайших к Бродмуру населённых пунктов, и при реальном побеге сирены выдавали сигнал, слышимый в любом доме в радиусе 10 миль от больницы. Население было ознакомлено со специальным планом действий на случай побега, в котором особо оговаривались мероприятия по обеспечению безопасности детей и женщин. Разработанная тогда система оповещения населения действует и поныне.

Руководство Национальной Службы здравоохранения, сообразив, видимо, что при возникшем общественном резонансе сделать хорошую мину уже никак не получится, распространило 2 мая заявление, в котором грозно пообещало расследовать все обстоятельства побега Джона Страффена. На этом активность медицинского ведомства оказалась исчерпана - приехавшая в Бродмур комиссия никаких упущений в режиме содержания пациентов не усмотрела и виновных в его нарушении не отыскала. Персонал и администрация Бродмура были признаны невиновными в том, что стена, окружавшая больницу оказалась смехотворно низкой, а навес, примыкавший к стене, построили за много лет до того. Непонятно, правда, почему никто не озаботился его уничтожением, но искать ответ на этот неудобный вопрос комиссия сочла излишним. Что же касается штатской одежды, которая так удачно оказалась одета под робу беглеца, то выяснилось, что больным разрешали надевать её под униформу поскольку в помещениях лечебницы стоял стылый холод (даром, что апрель месяц катился уже к самому концу). Так что по результатам служебного расследования стало ясно, что никто из персонала Бродмура ни в чём не виноват. В мае, июне и первой половине июля 1952 г. полиция проводила дотошное расследование всех обстоятельств побега Страффена. Его дважды вывозили на местность, где тот показывал проделанный путь, кроме того, ему устроили очные ставки со всеми, с кем Страффен непосредственно контактировал до-, во время побега и в момент задержания. В общем, практически всё, совершённое им 29 апреля 1952 г. , подверглось тщательной реконструкции, хронометражу и сверке. Кроме одного - убийства девочки на велосипеде. Свою причастность к убийству Линды Бойер преступник так и не признал. При этом он никак не объяснил свои странные оговорки, навлекшие в своё время подозрения в его адрес. Надо сказать, что в ходе следствия Страффен выпукло продемонстрировал довольно специфический вид хитрости, который условно можно назвать «хитростью идиота». Он довольно внятно, связно и даже многословно вёл беседы на темы, которые его интересовали; мог обсуждать абстрактные понятия, например, эмоции, воспоминания, религиозные представления, но когда разговор касался тем ему неприятных, Джон моментально становился косноязычным, бестолковым в ответах, и мог даже вообще умолкнуть посреди фразы, так и не окончив её. Видимо, из своего опыта общения с врачами он вынес представление о том, что статус человека с задержкой развития защищает его от неудобных расспросов и позволяет уклоняться от неприятных разговоров. Но на полицейских допросах приём этот не срабатывал, точнее говоря, он не позволял Страффену добиваться своей цели. Он действительно был недоразвит и потому все его глуповатые уловки с позиции взрослых людей были хорошо заметны и казались чрезвычайно наивными. Следователи видели, что Страффен вовсе не так глуп, как хочет казаться, и его попытки хитрить на допросах лишь возбуждали дополнительный антагонизм. Если бы Страффен был здравомыслящим человеком, он бы без особых затруднений придумал более или менее логичное объяснение тем подозрительным оговоркам, что теперь вменялись ему в вину. Сколь достоверны оказались бы его объяснения - это другой вопрос, связанный скорее с актёрским талантом преступника и его умением думать логично, но нет сомнений в том, что интеллектуально развитый преступник догадался бы дать объяснения, которые так желали от него услышать следователи. Но Страффен не был полноценным человеком и его зауженное воображение и примитивный жизненный опыт не подсказали ему оптимального выхода из создавшегося положения. Поэтому он так и не объяснил на допросах, откуда ему стало известно об убийстве девочки? и откуда он узнал, что погибшая каталась на велосипеде? Он просто отпирался от уличавших его показаний по меньшей мере семи свидетелей, а это была наихудшая форма защиты из всех возможных. Вместе с тем, нельзя промолчать о том, что в то же самое время (т. е. в мае 1952 г. и в последующие месяцы) стала складываться и обрастать деталями легенда, которая могла бы сослужить ему на предстоящем судебном процессе отличную службу. Речь идёт о версии, согласно которой Джон Страффен действительно не убивал Линду Бойер - девочку убил её отец, а Страффен явился лишь невольным свидетелем чудовищного преступления. Эта версия событий передавалась от человека человеку как городская легенда, другими словами, многие о ней что-то слышали, повторяли соседям и родне, но всякий раз детали описываемых событий немного отличались. В конечном итоге эта история до такой степени трансформировалась молвой, что отчленить правду от вымысла стало почти невозможно. Чуть ниже мы остановимся подробнее на этой версии, сейчас же лишь следует подчеркнуть, что гипотеза об убийстве Линды Бойер кем-то иным, а не Джоном Страффеном, никогда не принималась на веру властями, не вызывала полемики в печати и не комментировалась представителями правоохранительных органов. Другими словами, эта версия, видимо, была широко распространена, но материальных следов своего существования (в виде статей, комментариев, пресс-конференций и заявлений) почти не оставила. На это важно указать в контексте последующих событий. Суд над Джоном Томасом Страффеном по обвинению его в умышленном убийстве Линды Бойер открылся 21 июля 1952 г. Группу обвинителей возглавлял заместитель Министра юстиции сэр Маннигхэм-Валлер (Manningham-Buller), занимавший должность директора Ведомства общественного преследования (эта струтура принимала на себя поддержку обвинений по самым резонансным, как говорят сейчас, уголовным делам). Защиту Страффена принял на себя адвокат Генри Элама, судьёй на процессе был Джастис Кассэлс. В принципе, положение обвиняемого выглядело далеко не безнадёжным, поскольку всё обвинение строилось на косвенных уликах и выглядело далеко не безупречным: никто не видел Страффена на месте убийства Линды Бойер, никто не мог доказать, что он там действительно бывал и, наконец, не существовало доказательств тому, что обвиняемый и жертва вообще встречались. Всё, чем оперировало в своих утверждениях обвинение, сводилось к совпадению времени побега и убийства, а также однозначному толкованию опрометчиво сказанных Страффеном слов. После отбора присяжных заседателей и приведения их к присяге, было зачитано обвинительное заключении и суд приступил к заслушиванию свидетелей обвинения. И тут стала известна крайне неприятная для обвиняемого «домашняя заготовка» прокуратуры - обвинение попросило разрешения ссылаться на случаи убийств Бренды Годдард и Сесилии Бэтстоун годом ранее и допуске на процесс в качестве свидетелей лиц, связанных с обвинениями Страффена в этих преступлениях. Защита, разумеется, попыталась противодействовать этому, ведь было очевидно, что присяжные проведут параллель между гибелью девочек в Бате летом 1951 г. и убийством в Фарли-Хилл. Генри Элама пытался взывать к здравому смыслу судьи, указывая на то, что прошлогодние обвинения Страффена в убийствах недоказаны (ведь формально суд тогда приговора не вынес и не признал его вины!), кроме того, события лета 1951 г. не находятся в прямой причинно-следственной связи с убийством в Фарли-Хилл, но… но всё красноречие защитника разбилось о непреклонность судьи, постановившего, что прежние обвинения в адрес Страффена могут быть упомянуты в этом процессе и прокурор может вызывать тех свидетелей, каких сочтёт нужным. После этого в высшей степени удачного начала обвинитель довольно резво принялся за дело и в успел в первый же день процесса вызвать семерых свидетелей. В числе таковых оказался и отчим Линды Бойер, девочки, погибшей в Фарли-Хилл. Всё вроде бы шло своим чередом, свидетели давали вполне ожидаемые показания и ничто не предвещало сюрпризов, но таковых избежать не удалось. На второй день процесса утреннее заседание началось с задержкой - судья Касселс явился с опозданием чуть ли не в четверть часа. Как оказалось, к тому у него имелись самые серьёзные основания. В тот момент они не были озвучены, но с течением времени детали происшествия, задержавшего судью, были полностью восстановлены журналистами. Оказалось, что после окончания вечернего заседания 21 июля один из членов жюри присяжных, некий Уильям Глэдвин, направился в клуб, членом которого являлся, и там позволил себе рассуждения о происходившем в суде. Глэдвин в частности заявил, что видел в суде человека, убившего Линду Бойер, который дал показания против невиновного, а потом самодовольно занял место в зале. По смыслу, сказанно имело отношение к Рою Симмсу, отчиму погибшей в Фарли-Хилл девочке, но фамилия его в этой связи никогда не упоминалась, поскольку против Симмса ни до, ни после случившегося не выдвигались обвинения такого рода (его обвиняла лишь народная молва и Глэдвин строил свои рассуждения именно на слухах). Поведение присяжного заседателя нельзя не назвать возмутительным, поскольку он грубо нарушил обязательства, принятые на себя перед процессом (прежде всего обязательство ни с кем не обсуждать ход суда вплоть до момента вынесения приговора. Кроме того, Уильям Глэдвин обманул участников процесса, заявив до приведения к присяге, что не имеет своего мнения о рассматриваемом деле и не знаком с его деталями. Такого рода заявление делает каждый член жюри присяжных и если кандидат отказывается поклясться в этом, то в члены жюри он не попадает). Глэдвин явно считал Симмса виновным в смерти падчерицы и не считал нужным это скрывать. О его высказывааниях в клубе очень скоро стало известно полиции, которая сообщила полученную информацию обвинителям на процессе. В течение ночи на уровне руководства Министерства юстиции шло совещание, на котором решался вопрос, как действовать в создавшемся положении? Особая деликатность ситуации заключалась в том, что полиция не желала раскрывать имя осведомителя, сообщившего о выходке Глэдвина в клубе, соответственно, этого человека нельзя было привести к присяге и официально допросить в суде (при этом правдивость сделанного осведомителем заявления под сомнение не ставилась). Соответственно, Глэдвина нельзя было официально обвинять в нарушении обязательств, принятых на себя при вступлении в члены жюри. В конце-концов было найдено воистину соломоново решение: судья Касселс отвёл весь состав жюри прияжных, не сделав никаких заявлений относительно персональной виновности отдельных его членов. Он лишь обязал Глэдвина присутствовать в зале суда до окончания процесса, тем самым как бы намекнув окружающим, что отставка жюри связана именно с этим человеком. Прошло довольно много времени, прежде чем все эти перипетии стали достоянием гласности, в июле же 1952 г. они выглядели скандальными и необъяснимыми, лишь добавляя сенсационности судебному процессу. Итак, на утреннем заседании 22 июля жюри присяжных в полном составе было отправлено в отставку и судья постановил отобрать и привести к присяге новый состав жюри. События предшествующего дня повторились в точности - сначала отбирались кандидаты и формировалось жюри с основными и запасными членами, затем последовала их присяга, после чего был опять зачитан обвинительный акт и вновь вызваны для дачи показаний те же самые свидетели, что и накануне. И только после этого судебно разбирательство получило возможность двинуться дальше. Защита выбрала, пожалуй, самую неудачную линию поведения. Вместо того, чтобы упирать на неразвитость умственной и психоэмоциональной сферы Джона Страффена и доказывать невозможность подхода к такому необычному обвиняемому с традиционными мерками, Генри Элама принялся развивать весьма спорный тезис о приверженности обвиняемого фундаментальным ценностям. Вкратце линия защиты сводилась к доказательству того, что Страффен, конечно, имеет задержку умственного развития, но сама эта задержка гарантирует его законопослушание (мол, наш обвиняемый, конечно, туп, зато послушен). Если принять во внимание, что в суде уже выступили свидетели, рассказавшие о прежних выходках Страффена, в т. ч. и об убийствах девочек годом раньше, то нельзя не признать полную бессмысленность того, что адвокат пытался втолковать присяжным. Трудно объяснить, чем руководствовался адвокат при выборе тактики поведения на процессе. Скорее всего, Элама являлся доктринёром, человеком однажды выработанной идеи, негибкий и неспособный на быструю подстройку к меняющимся обстоятельствам. Защита его оказалась крайне бестолковой. Особенно ярно это проявилось в том, как Элама допросил собственного же свидетеля, психиатра Томаса Манро (Munro). В принципе, если кто и мог помочь Страффену так это толковый психиатр, но Элама доказал, что экспертное заключение даже хорошего психиатра (с точки зрения защиты, разумеется!) может испортить адвокатская прямолинейность и пафос. Во время допроса психиатра Элама напирал на вопрос, который, видимо, казался ему исключительно мощным доводом защиты. Он хотел услышать от Манро, способен ли Страффен различать добро и зло, нравственное и безнравственное деяние? В конце-концов, получив утвердительные ответы эксперта, Элама пошёл в своих рассуждениях дальше, уточнив, что в таком случае обвиняемый должен осознавать, что факт убийства есть прямое нарушение Божественных заповедей. Психиатр, разумеется, был вынужден согласиться и с этим. Какую выгоду давали эти рассуждения с точки зрения защиты Страффена совершенно непонятно, но Элама, как говорится, помянув Имя Господа всуе, сильно «подставился». Обвинитель моментально воспользовался двусмысленностью положения, в которое поставил сам себя защитник, и в ходе допроса психиатра вернулся к затронутому вопросу о «понимании обвиняемым Божественных заповедей». Манро, дабы не противоречить самому себе, был вынужден вновь повторить недавно сделанное утверждение. Маннигхэм-Валлер немедленно обратился к Страффену и попросил того перечислить известные ему заповеди. Обвиняемый растерялся, стал отвечать, но сбился и замолчал. Всего он назвал четыре заповеди, причём не по порядку. Стало ясно, что Страффен никогда их наизусть и не знал. Понятно, что для человека не существует нравственной проблемы в том, чтобы нарушить заповеди, которые ему незнакомы и которыми он никак не может руководствоваться в своей жизни. Посрамление защиты, которое так ловко устроил обвинитель, было велико и впечатление уже невозможно было исправить. На вынесение Страффену обвинительного вердикта присяжным потребовался всего час, в своём требовании сметрной казни они были единодушны. И судье не оставалось ничего иного, как приговорить обвиняемого к казни на виселице. Защита обжаловала приговор, тем более, что решения в судьи в ходе процесса давали серьёзные к тому основания по формальным признакам. Во-первых, далеко не безупречным с точки зрения юридической квалификации являлся допуск к допросу свидетелей по делу об убийствах в Бате в 1951 г. Убийство в Фрали-Хилл вовсе не являлось одним из эпизодов многоэпизодного преступления Страффена - это было отдельное преступление, причём его связь с бегством обвиняемого из Бродмура требовала отдельного доказательства. Во-вторых, слова Джона Страффена, сказанные после ареста и положенные в фундамент выдвинутого против него обвинения, не должны были приниматься судом во внимание и не могли служить доказательством. Ещё в 1912 г. «Руководство для судей», утверждённое Палатой Лордов, требовало в качестве необходимого условия принятия заявлений обвиняемого в качестве свидетельств в суде обязательное его предупреждения о том, что всё, сказанное им, м. б. использовано против него. Ныне этот порядок получения допустимых в суде свидетельств широко известен под названием «правила Миранды», но в 1952 г. этого словосочетания ещё не существовало (оно возникло в 1966 г. после соответствующего прецедента в США). Данное правило действовало в Великобритании как в отношении обвиняемых, так и ограниченно дееспособных лиц, в т. ч. и находящихся под опекой, т. е. Страффен гарантированно подпадал под эту норму. Апелляционный суд не допустил обжалования, признав проведённый процесс безупречным. Тогда адвокат официально обратился в ту же инстарнцию с просьбой санкционировать мораторий на приведение смертной казни в исполнение на весь срок, необходимый для подачи апелляции в Палату Лордов, высшую судебную инстанцию страны. В принципе, намерение получить отстрочку смертной казни было полностью оправданным и притом законным, однако судебная система явно не хотела спасения жизни Страффена. Адвокату отказали и в этом, причём немотивированно и совершенно волюнтаристски. Казнь Джона Страффена д. б. состояться 4 сентября 1952 г. и, казалось, уже ничто не могло ему помочь. Однако 29 августа 1952 г. министр внутренних дел Дэвид Максвелл Пятый обратился к королеве Елизавете Второй с прошением отложить исполнение приговора. Полиция в Великобритании имеет право поддерживать обвинение в суде, т. е. отчасти принимает на себя прокурорские функции, и подача такого прошения означала, что сторона обвинения не настаивает на безусловном исполнении судебного решения. Позицию эту нельзя не признать довольно двусмысленной, особенно в свете того, что общественное мнение и пресса в целом поддерживали смертный приговор Страффену. Министр внутренних дел скорее всего принял во внимание ряд факторов, способных дискредитировать как лично его, так и Власть (в широком смысле), которую он представлял. Речь идёт, во-первых, о слухах, утверждающих невиновность Страффена в смерти Линды Бойер, которую на самом деле, якобы, убил её отчим Рой Симмс (главный полицейский страны, разумеется, знал о существовании подобных сплетен). Во-вторых, судья Кэсселс во время июльского процесса допустил определённые вольности, которые спустя некоторое время уже могли восприниматься обществом не так снисходительно, как летом 1952 г. В общем, министр счёл более благоразумным сохранить Страффену жизнь и по сути рекомендовал Королеве именно так и поступить. Вопрос этот, видимо, уже обсуждался на самом высоком уровне, потому что королева Елизавета Вторая подписала прошение Дэвида Максвелла Пятого без промедления, в тот же день. А уже на следующий день Страффен был переведён в тюрьму Уондсфорд (Wandsworth) на юго-западе Лондона. Постороенная в 1851 г. эта тюрьма когда-то считалась самой современной в мире, в каждой её камере имелся ватерклозет, что было неслыханным для того времени бытовым удобством. С течением времени, правда, там многое изменилось и притом не в лучшую сторону. Через 20 лет после постройки унитазы в Уондсфорте демонтировали для увеличения вместимости камер и дежурные стали по старинке выносить параши (и порядок этот сохранялся вплоть до 1996 г. ). Так что к моменту появления в стенах этого заведения Джона Страффена условия обитания там оставались на уровне последней трети 19-го века, достаточно сказать, что в тамошних камерах даже отсутствовало центральное отопление. Судьба известного всей стране узника продолжала привлекать к себе внимание общественности. В ноябре 1952 г. в газетах появились сообщения о готовящейся психиатрической экспертизе Страффена и его скором переводе в больницу тюремного типа Рэмптон. Властям пришлось выступать с опровержениями и уверять граждан, что ничего подобного не планируется и убийца девочек останется в одной из самых надёжных тюрем страны. Однако годом позже Страффен опять оказался в эпицентре общественного недовольства. Выяснилось, что группа заключённых Уондсфорта готовила побег, в который предполагала взять и Страффена. Роль ему отводилась сугубо пассивная, сразу после побега уголовники предполагали отпустить его на все четыре стороны. Расчёт их был не лишён оригинальности - они считали, что участие в побеге столь известного убийцы детей вызовет всеобщий ажиотаж и привлечёт внимание именно к его персоне. Другими словами, остальные участники побега останутся в тени знаменитого изувера и обыватели не станут запоминать их описания и фотопортреты. К слову сказать, сам Страффен ничего не знал о подготовке побега и своём участии в нём; впрочем, его мнения по этому поводу ни один серьёзный уголовник даже не стал бы и спрашивать. Информация о возможном побеге и освобождении опасного убийцы побудила власти перевести Страффена в другую тюрьму. Кстати, чтобы завершить рассказ о побеге из Уондсфорта, следует добавить, что через 12 лет подобное небывалое событие всё же состоялось. 8 июля 1965 г. заключённый Ронни Биггс, участник самого успешного в истории Великобритании ограбления почтового поезда, вместе с 3 другими уголовниками бежал из Уондсфорта и впоследствии успешно выехал из страны. Итак, в 1954 г. Страффена экстренно перевели в бристольскую тюрьму Хорфилд, что вызвало яростное негодование жителей города. Как признавала полиция, на митинг протеста вышли 12 тыс. горожан, что впрочем, не возымело никакого эффекта. Страффен пробыл в Хорфилде до августа 1958 г. , затем его перевели в г. Кардифф, в тюрьму с весьма мягским режимом содержания. В чём была причина этого перевода не совсем понятно, во всяком случае не прошло и двух лет, как Страффена возвратили в Хорфилд (в июне 1960 г. ). На этом путешествия Джона по тюрьмам родины не окончились. В январе 1966 г. он попал в мрачную тюрьму Паркхарст (Parkhurst), известную на всю страну строгостью режима содержания. Там в то время не было ни одного заключённого, приговорённого менее чем к четырём годам заключения, а доля рецидивистов превышала 80% уголовного контингента. Для особо опасных преступников в Паркхарсте построили специальную зону, представлявшую собой отдельное крыло здания с 28 одиночными камерами. Страффен оказался там первым заключённым. В Паркхарсте, однако, он не задержался. Тюремные врачи посчитали, что в целях социализации Страффена и поддержания у него навыков общения, заключённого лучше содержать в тюрьме с менее жёстким режимом. Поэтому в мае 1968 г. его перевели в Дарем, тюрьму с относительно мягким внутренним режимом. Страффен стал работать уборщиком в магазине сувениров, в котором продавались товары, изготовленные тюремными сидельцами. На этой работе он зарекомендовал себя хорошо и через несколько лет ему доверили ответственную работу на выдаче блюд в столовой для тюремного персонала. В Дареме Страффен находился в период 1968-2000 гг. - это целая жизнь!Известны несколько описаний его тюремного житья разных лет. Все они сходятся в том, что уголовники не принимали Страффена за «своего» и избегали общения с ним. Джон одиноким волком бродил по двору во время прогулок, либо сидел, бессмысленно глядя перед собой. Содержался он отдельно от других заключённых, что представлялось вполне логичным. В описаниях 90-х гг. можно уивдеть другого Страффена. В Дареме он свободно общался с надзирателями, реагировал на юмор и вообще мало походил на человека с заметной задержкой развития. Никаких действий, опасных для окружающих, он не совершал и в целом производил впечатление человека совершенно безобидного. Свою причастность к убийству Линды Бойер он никогда и не признавал даже в доверительных разгововрах. Известно, что в 1994 г. Министерство внутренних дел Великобритании составило список лиц, осуждённых к пожизненному заключению, на смягчение приговора которым оно никогда не согласится. Упомянутый список состоял из 20 фамилий и первой из них значилась фамилия «Страффен». В 2000 г. Джона перевели в новейшую тюрьму «Лонг Лартин» (Long Lartin). Её открыли в 1971 г. и первоначально «Лонг Лартин» использовалась в качестве учебного центра тюремных надзирателей. Со временем, однако, концепция учебного центра претерпела трансформацию и «Лог Лартин» превратилась в полноценную тюрьму, где содержались заключённые всех категорий - как наиболее опасные и склонные к побегу уголовники, так и лица, находящиеся в заключении на период следствия. Особая зона в этой тюрьме была отведена для психически больных уголовников, численность которых обычно не превышала 30 человек. В эту-то спецзону и был переведён Джон Страффен. В декабре 2002 г. он подал заявление в Комиссию по пересмотру уголовных дел (Criminal cases review commission) с просьбой об освобождении из-под стражи. Оно было отклонено без объяснения причин. Джон Страффен продолжал отбывать своё бессрочное наказание вплоть до самой смерти 19 ноября 2007 г. Если вести отсчёт времени его пребывания под стражей с августа 1951 г. (и пренебречь 4-часовым побегом в апреле 1952 г. ), то продолжительность лишения Страффена свободы превысит 56 лет и 3 месяца. В новейшей мировой истории это, пожалуй, наиболее продолжительный срок пребывания человека в условиях несвободы. В начале 21-го века в связи с ростом популярности всевозможных конспирологических версий и теорий, пережила реинкарнацию и гипотеза о непричастности Страффена к убийству в Фарли-Хилл. Сторонники её руководствовались тем весьма здравым посылом, что дыма без огня не бывает и раз уж местные жители имели какие-то подозрения в причастности Роя Симмса к убийству падчерицы, то объективные основания к тому существовали. В 2002 г. английский криминальный журналист Роберт Уоффинден (Woffinden) получил доступ к ранее закрытым документам расследований 1951 г. (убийства Бренды Годдард и Сесилии Бэтстоун) и 1952 г. (убийство Линды Бойер). Уоффинден обратил внимание на то, что патологоанатом, описывая повреждения на теле Линды, указал на наличие на коже девочки следов от ногтей душившего её человека. Между тем, при медицинском освидетельствовании Страффена по его прибытии в тюрьму Брикстон 2 мая 1952 г. особо отмечалось, что ногти на пальцах рук коротко острижены. Конечно, ногти м. б. острижены в Бродмуре буквально накануне, но журналист весьма справедливо подметил, что Страффен вообще не мог иметь длинных ногтей, поскольку для заключённого они являются оружием и персонал Бродмура весьма внимательно следил за тем, чтобы пациенты ногтей не отращивали. Ставят под сомнение официальную версию и показания двух свидетелей, которые утверждали, будто Линда Бойер 29 апреля 1952 г. отправилась кататься на велосипеде не в 17:00, а в 19:00-19:30. К этому времени Страффен уже был пойман и никак не мог убить Линду. На основании обнаруженных данных Боб Уоффинден задался вопросом, не было ли осуждение Страффена (итак весьма спорное с юридической точки зрения) к тому же ещё и принципиально ошибочным?Думается всё же, что значимость обнародованных журналистом сведений преувеличивать не следует. Тот факт, что 2 мая ногти Страффена были острижены, вовсе не означает, что таковыми они были и 29 апреля. Кроме того, оцарапать кожу можно и коротко остриженным ногтем, поскольку важна не только его длина, но и то, как захватывается плоть пальцами. Утверждения же двух свидетелей о том, что Линда отправилась кататься на велосипеде после 7 часов вечера, не должны расцениваться как истина в последней инстанции. Во-первых, в конце апреля на широте Бродмура после 19:00 уже темно и не совсем понятно, как 5-летняя девочка могла кататься на велосипеде в полной темноте (уличного освещения в Фарли-Хилл в 1952 г. не существовало). Во-вторых, кажется очень маловероятным, чтобы на маленьком пятачке английской земли в один день сошлись два детоубийцы, всё-таки, не так много их было в тогдашней Британии. В-третьих, если принять версию Уоффиндена на веру и считать, что Джон Страффен и Линда Бойер на самом деле «разошлись во времени» и не встерчались, то остаётся необъяснимой его осведомлённость о том, что убитая девочка каталась на велосипеде. Между тем, о велосипеде он упоминал ещё до того, как ему об этом сказали полицейские и это подтверждалось показаниями надзирателей Бродмура, т. е. лиц незаинтересованных. Чем же может быть объяснён этот странный сдвиг во времени, присутствующий в показаниях двух свидетелей? Скорее всего, следствие столкнулось с хорошо известной криминальным психологам «аберрацией воспоминаний», т. е. их непредумышленным искажением, вызванным стремлением придать травмирующим событиям особую глубину, скрытый символизм и многозначительность. Другими словами, свидетель, зная, сколь драматичные события последуют после его последней встречи с погибшим, в своих воспоминаниях зачастую придаёт им несуществующий символизм, скрытый смысл, недосказанность и т. п. Кроме того, подобная аберрация воспоминаний может быть связана не только с эмоциональной оценкой событий свидетелем, но и с особенностью процессов запоминания и воспоминания. Давно подмечено, что рассказ о событиях сразу после их окончания, заметно отличается от рассказа о том же самом спустя несколько дней или недель. В указанной аберрации воспоминаний нет злого умысла или намерения запутать следствие. Опытные следователи хорошо знают, что расхождения в показаниях свидетелей - это нормальное явление, лишь подтверждающее добросовестность рассказчиков. Гораздо подозрительнее выглядят рассказы однотипные, во всём схожие и непротиворечивые - в этом случае можно усмотреть их «рихтовку», подгон под схему, искусственность (либо даже то, что человек, выступающий в качестве свидетеля, таковым не является и делает своё заявление с чужих слов). Обнаруженные Робертом Уоффинденом материалы, безусловно, весьма любопытны, но отвергать на их основании официальную версию событий вряд ли оправданно. Убийство Линды Бойер отлично соответствует тем криминалистически значимым чертам поведения, которые Страффен демонстрировал прежде, во время убийств Бренды Годдард и Сесилии Бэтстоун. И то, что гибель девочки пришлась именно на те часы, когда этот преступник находился на свободе, тоже весьма и весьма многозначительно. Хотя - и это нужно признать!- данные соображения не являются прямыми уликами, изобличающими Страффена. Этот человек принадлежал к категории людей, обделённых умом, воображением, нравственным чувством и притом эмоционально ущербным. Современная общественная мораль традиционно относится к таковым сочувственно и милосердно. Между тем, сами эти люди неспособны оценить проявляемое к ним сострадание и терпимость, хотя, разумеется, они прекрасно понимают разницу между плохим и хорошим отношением. Даже окружённые заботой и вниманием, такие люди зачастую демонстрируют пугающее окружающих жестокосердие. Наши предки их боялись и считали, что умственно отсталым не место среди людей. И древние греки, и римляне убивали подобных Страффену ещё в детском возрасте - таким образом общество страховало себя как от угрозы вырождения, так и возможных опасностей, связанных с их присутствием.

Русская пословица гласит: «когда Бог хочет наказать, Он лишает человека разума». Наказанный Богом человек - Джон Страффен - не сознавал своего наказания и жил в уродливом мире самых незатейливых интересов, но своим пребыванием среди нормальных людей наказал по меньшей мере три семьи. Погибшие от его рук дети явились не только жертвами Страффена, в более широком смысле они оказались убиты самой идеей толерантности и терпимости к всякого рода убогим и ущербным. Подобных жертв вовсе не так мало, как обычно думают, просто о них идеологам современных «цивилизационных ценностей» неудобно говорить. Случай Джона Страффена очень выпукло демонстрирует горькую истину: гуманность и сострадание к убогим нередко оборачивается мучением нормальных членов общества. В этом вопросе мы видим одно из многих противоречий современной европейской цивилизации, которое проявляется в явном несоответствии навязанных большинству людей абстрактных представлений о гуманности их здравому смыслу и повседневному опыту. Этот очерк начался с рассказа об убийстве Кристин Батчер возле самых стен Виндзорского замка. За прошедшие с той поры почти шесть десятилетий имя убийцы этой девочки так и не было названо. Можно лишь с уверенностью утверждать, что это был не Джон Страффен. По странной и жестокой прихоти судьбы убийство в Виндзоре вызвало цепь последующих убийств девочек в Бате и Фарли-Хилл. Метафорически выражаясь, неизвестный преступник разбудил жажду убийства в Страффене и фактически остался в тени его мрачного образа. Это одна из тех страниц истории уголовного сыска, которая, видимо, уже никогда не будет увенчана happy-end`ом.