Казенный домСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Историю эту мне поведал Николай Андреевич Вурф, к сожалению, уже ушедший из жизни. После нескольких дней наступательных боев на фронте в районе Орла выдалась передышка. Душа радовалась чудесным дням бабьего лета. Казалось даже, что нет никакой войны. Немцы, видимо, тоже устали, и над позициями разлилась обманчивая тишина, нарушаемая лишь щебетом птиц в лесу. Выставив часовых, бойцы готовили нехитрый ужин (полевая кухня где-то отстала), запах дыма навевал приятные и грустные мысли о далеком доме, оставленных семьях…Вдруг из ближнего редколесья показались две фигуры и бросились бежать в сторону нашей батареи. С немецких позиций раздалось несколько автоматных очередей, и снова стало тихо. А бегущие, женщина и мальчик, неслись, не разбирая дороги, сцепившись руками, перескакивая через воронки. На женщине были красно-желтые юбки, развевающиеся при прыжках. Бойцы наблюдали, затаив дыхание: только бы немцы не стреляли, только бы на мине не подорвались!.. Наконец, бегущие достигли цели, и сильные мужские руки втянули их в укрытие. Цыганка рассказала, что она с сыном догоняет табор. Бойцы угостили их, чем смогли, даже кусочек сахара отыскали для пацаненка. Немного отдохнув, цыганка в благодарность за гостеприимство предложила погадать. Только попросила не обижаться, если кому плохое выпадет, знать, судьба такая. Рассматривала она натруженные солдатские ладони и читала по ним будущее: кому-то скорая гибель выпадала, кому-то – ранение тяжелое. Нескольким сказала, что увидят побежденный Берлин… Николай, призванный в армию еще в 1939 году, тоже протянул руку. Не верил в гаданья, а так, за компанию. И были ему предсказаны долгая и трудная жизнь, дальняя дорога и казенный дом. Услышанное заставило призадуматься опытного бойца. Особенно смущал казенный дом, по понятиям Николая, скорее всего тюрьма, но за что? Ведь он был честным и трудолюбивым человеком! Проводили цыган шутками и добрыми напутствиями, а предсказания между собой не обсуждали. Однако они начали сбываться уже на следующий день. Кому сулила цыганка скорую смерть, сложили в бою головы, кому предсказала ранение – попали в медсанбат. А Николая неожиданно вызвали в штаб и вручили опечатанный сургучом пакет, выписали командировку в Саратов. «Что бы это значило? – тревожился боец. – Никто просто так не дернет хорошего артиллериста с передовой». Прибыл, доложил, отметился. И тут же получил другой подобный пакет и новый пункт назначения: далекий от фронта Алтай, какой-то совхоз. Все выяснилось, когда он туда добрался. Несколько десятков молодых мужчин, как и Николая, сняли с фронта и отправили на восток лишь за то, что по происхождению они были немцами, хотя многие не в первом поколении рождались и жили в России, даже не знали немецкого языка, но их посчитали потенциальными врагами!.. В том совхозе относились к ним прекрасно: списанные с передовой бойцы работниками были на все руки и людьми совестливыми. По окончании посевной снова приказ уезжать. Прибыли большим отрядом на дальнюю станцию, и тут Николай вспомнил слова цыганки про казенный дом. На станции мужчин под конвоем загнали в зарешеченный вагон и повезли в неизвестность. Ехали несколько суток, еды почти не давали, вагоны не отапливались. Когда выгрузились почти в чистом поле, уже были первые умершие. А привезли их в «трудармию» – лагерь за колючей проволокой. Так Николай Вурф попал в Еманжелинские копи, стал шахтером. Он не любил вспоминать про «казенный дом», тяжелые это были воспоминания. Зато после окончания войны стали давать землю, и многие трудармейцы создали семьи. Николай Андреевич Вурф женился, вырастил четверых детей, стал почетным шахтером. А на старости, когда сняли для этой категории людей все запреты на свободу передвижения, съездил на свою родину в Крым, нашел сестер, уцелевший родительский дом. Была возможность вернуться на родину, но он не захотел. Видно, сердцем прирос к местам, где прожил большую часть жизни.