Камень влюбчивых и ревнивыхСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Юкио Мисиме, мастеру куда большемуВ начале учебного года её перекрасили в чёрный, чтобы белые кудри и орлиный нос не слишком выделялись на фотографии среди одноклассниц. И всё равно Натася оставалось наполовину, но русской: сдабривала чай лимоном, трещала без умолку на причудливом варианте токийского говора и решительно не делала разницы между короткими и долгими звуками. А Кудзё сидел на соседней скамейке и от волнения чуть не грыз учебник географии. Если быть до конца честным, то сидеть на публике он терпеть не мог, а сэкономленное время лучше бы потратил на фотоискусство и эротические фантазии. Но Кудзё зачем-то хотелось романтической любви. И Сайто, который был старше и вообще председатель школьного фотокружка, посоветовал просто сидеть вечерами в парке и хотя бы посмотреть, какие бывают девочки и послушать приятную музыку. Вот он сидел и смотрел. Наверное, дело было в войне: стоял октябрь 1941 года и порядочной девочке полагалось сидеть дома и делать картонные коробочки для бинтов. А вот оркестр в парке играл, правда настолько далеко, что разобрать мелодию было невозможно. Натася сидела на соседней лавочке. Точнее, он пересел на соседнюю лавочку, как только её заметил. Ещё ближе, к сожалению, было не сесть — напротив Натаси сидел мужчина лет сорока, похожий на пройдоху-делопроизводителя и что-то ей рассказывал. — Посмотри, какие фотографии получились, — произнёс делопроизводитель и передал конверт. — Ух ты! Какие хорошие! Это всё Дзо-сан делал?— Он. Как у тебя в школе?— Никто ничего не знает. — Это полезно. Кудзё, как и положено мальчику в его, а также в почти любом другом возрасте, очень легко воображал разврат и всякие прочие штуки. Поэтому он так и пялился на светлую кожи, неплохую для её возраста грудь и ловил каждое слово. Делопроизводитель распрощался и поднялся. Из-за холодного тона было неясно, кем он ей приходится. Кудзё уже раздумывал, есть ли повод подойти ближе, но тут случилось кое-что вообще неожиданное. По аллее шли двое. Один был полицейский в офицерском мундире и какой-то юркий человек в костюме мышиного цвета — причём этот казался намного опасней. Натася вскочила, как ужаленная, запихнула конверт поглубже в портфель и, изо всех сил изображая непричастность, засеменила прочь. Двое опустились на скамейку, закурили и принялись обсуждать ситуацию в Индокитае. Похоже, они и не заметили, что здесь кто-то был. А ещё на краю скамейке остался пакет. Бумажный и коричневый, в какой упаковывают посылки на почте. Кудзё поднялся. На деревянных ногах подкрался к скамейке. Сначала подумал, что сказать, а потом рука словно сама собой стянула пакет. Полицейский и мышиный не обратили на него ни малейшего внимания. Тем же вечером после ужина случилось чудо — Кудзё добровольно заговорил с двоюродной сестрой. Первый и единственный раз от вредной Харуки была какая-то польза. У нашего героя был вопрос жизни и смерти — какую школу означает воротник с тремя полосками, плиссированная юбка и значок в виде цветка криптометрии. — Женская школа N, — буркнула ненавистная двоюродная сестрёнка, — Чего непонятного?Надо сказать, что школа N была тогда на слуху. Одна их тех средних школ для девочек, где учились дочки всяких второстепенных генералов и начальников канцелярий. Кудзё подумал, что очаровательной полукровке там не просто — и так и затрепетал от умиления. Сверху, как мог, написал название школы N и её адрес. Внизу — то, что было для него похоже на текст русскими буквами. Сделать это под моросящим дождём было непросто, но куда-то зайти и отвечать там на вопросы Кудзё был не в силах. Разумеется, сначала он хотел посмотреть, что в пакете. Но потом решил, что это подождёт. И, признаться честно, то, что у Натаси под платьем куда интересней, чем то, что у пакета под бумагой. Если она заметит, что пакет вскрывали, то может разозлиться. А злых девочек нам не надо!А если с ней подружиться, то тайна пакета ему и так рано или поздно откроется. Назавтра после уроков он добрался до N и постучал в будку привратника. Показался дедушка с остреньким бородкой, как у древних даосов. Кудзё сказал, что нашёл в трамвае пакет с названием школы и неизвестными буквами. Не учится ли тут некая иностранка? Вдруг кому-то была посылка из Хабина или Сингапура, но почтальон замечтался и потерял. — Натася, что-ли? Конечно имеется! Учится здесь первый год, очень милая девочка. Печеньем вот всех угощает. — Может быть, и она, — смог сказать Кудзё, — А где её можно найти?— В общежитье, где ещё? Спроси Натасю, её сразу позовут. У неё куча подруг, все обожают. Ну проходи, чего замер?!Кудзе прошлёпал до общежития по раскисшему переулку. На стук открыла холёная девочка со знакомым лицом. Юкио Мисиме, мастеру куда большемуВ начале учебного года её перекрасили в чёрный, чтобы белые кудри и орлиный нос не слишком выделялись на фотографии среди одноклассниц. И всё равно Натася оставалось наполовину, но русской: сдабривала чай лимоном, трещала без умолку на причудливом варианте токийского говора и решительно не делала разницы между короткими и долгими звуками. А Кудзё сидел на соседней скамейке и от волнения чуть не грыз учебник географии. Если быть до конца честным, то сидеть на публике он терпеть не мог, а сэкономленное время лучше бы потратил на фотоискусство и эротические фантазии. Но Кудзё зачем-то хотелось романтической любви. И Сайто, который был старше и вообще председатель школьного фотокружка, посоветовал просто сидеть вечерами в парке и хотя бы посмотреть, какие бывают девочки и послушать приятную музыку. Вот он сидел и смотрел. Наверное, дело было в войне: стоял октябрь 1941 года и порядочной девочке полагалось сидеть дома и делать картонные коробочки для бинтов. А вот оркестр в парке играл, правда настолько далеко, что разобрать мелодию было невозможно. Натася сидела на соседней лавочке. Точнее, он пересел на соседнюю лавочку, как только её заметил. Ещё ближе, к сожалению, было не сесть — напротив Натаси сидел мужчина лет сорока, похожий на пройдоху-делопроизводителя и что-то ей рассказывал. — Посмотри, какие фотографии получились, — произнёс делопроизводитель и передал конверт. — Ух ты! Какие хорошие! Это всё Дзо-сан делал?— Он. Как у тебя в школе?— Никто ничего не знает. — Это полезно. Кудзё, как и положено мальчику в его, а также в почти любом другом возрасте, очень легко воображал разврат и всякие прочие штуки. Поэтому он так и пялился на светлую кожи, неплохую для её возраста грудь и ловил каждое слово. Делопроизводитель распрощался и поднялся. Из-за холодного тона было неясно, кем он ей приходится. Кудзё уже раздумывал, есть ли повод подойти ближе, но тут случилось кое-что вообще неожиданное. По аллее шли двое. Один был полицейский в офицерском мундире и какой-то юркий человек в костюме мышиного цвета — причём этот казался намного опасней. Натася вскочила, как ужаленная, запихнула конверт поглубже в портфель и, изо всех сил изображая непричастность, засеменила прочь. Двое опустились на скамейку, закурили и принялись обсуждать ситуацию в Индокитае. Похоже, они и не заметили, что здесь кто-то был. А ещё на краю скамейке остался пакет. Бумажный и коричневый, в какой упаковывают посылки на почте. Кудзё поднялся. На деревянных ногах подкрался к скамейке. Сначала подумал, что сказать, а потом рука словно сама собой стянула пакет. Полицейский и мышиный не обратили на него ни малейшего внимания. Тем же вечером после ужина случилось чудо — Кудзё добровольно заговорил с двоюродной сестрой. Первый и единственный раз от вредной Харуки была какая-то польза. У нашего героя был вопрос жизни и смерти — какую школу означает воротник с тремя полосками, плиссированная юбка и значок в виде цветка криптометрии. — Женская школа N, — буркнула ненавистная двоюродная сестрёнка, — Чего непонятного?Надо сказать, что школа N была тогда на слуху. Одна их тех средних школ для девочек, где учились дочки всяких второстепенных генералов и начальников канцелярий. Кудзё подумал, что очаровательной полукровке там не просто — и так и затрепетал от умиления. Сверху, как мог, написал название школы N и её адрес. Внизу — то, что было для него похоже на текст русскими буквами. Сделать это под моросящим дождём было непросто, но куда-то зайти и отвечать там на вопросы Кудзё был не в силах. Разумеется, сначала он хотел посмотреть, что в пакете. Но потом решил, что это подождёт. И, признаться честно, то, что у Натаси под платьем куда интересней, чем то, что у пакета под бумагой. Если она заметит, что пакет вскрывали, то может разозлиться. А злых девочек нам не надо!А если с ней подружиться, то тайна пакета ему и так рано или поздно откроется. Назавтра после уроков он добрался до N и постучал в будку привратника. Показался дедушка с остреньким бородкой, как у древних даосов. Кудзё сказал, что нашёл в трамвае пакет с названием школы и неизвестными буквами. Не учится ли тут некая иностранка? Вдруг кому-то была посылка из Хабина или Сингапура, но почтальон замечтался и потерял. — Натася, что-ли? Конечно имеется! Учится здесь первый год, очень милая девочка. Печеньем вот всех угощает. — Может быть, и она, — смог сказать Кудзё, — А где её можно найти?— В общежитье, где ещё? Спроси Натасю, её сразу позовут. У неё куча подруг, все обожают. Ну проходи, чего замер?!Кудзе прошлёпал до общежития по раскисшему переулку. На стук открыла холёная девочка со знакомым лицом. Наш герой точно видел её в какой-то газете, но не помнил, по какому поводу. Кудзё максимально галантно представился и сообщил, что нашёл натасину вещь. Можно ли передать?— Ну, наконец-то!— обрадовалась знакомая незнакомка, — Сейчас позову. Только поосторожней с ней. — Что такое?— А она взбесилась. Девочка прошествовала в коридор и скрылась за второй дверью. Из комнаты послышалась короткая борьба, что-то стукнулось — и вот показалась Натася, обмотанная вишнёвым кимоно с жёлтым поясом. Глаза заплаканы, волос космами, а второй девочке приходилось её буквально тащить. — Вот!— Кудзё вручил пакет с поклоном, словно реликвию, — Возвращаю в целости и сохранности. Натася приняла пакет, повертела в негнущихся пальцах и вспыхнула, как пожар. Секунда — она уже висит на Кудзё и целует его в обе щёки, солёные от её слёз. Вторая девушка хмыкнула, но не ушла. Ей было тоже очень интересно. — Знаешь. — Натася сглотнула, — я всегда думала, что красивые мальчики — они бесполезные. Но ты не такой. Спасибо тебе! Спасибо! На, держи!Она сняла небольшой амулет с синим, как море, камешком и повесила ему на шею, заботливо подоткнув под воротник. — Это подарок. Спасибо! Спасибо! Ещё увидимся, мне пора!И скрылась в комнате. — Она у нас слегка бешенная, — сообщила вторая девушка и поплыла вверх по лестнице. Кудзё вышел наружу, демонстративно громко захлопнув дверь. А потом тихо-тихо, как ниндзя, двинулся вдоль стены общежития. Всё шло отлично, они, можно сказать, познакомились. Но всё равно хотелось узнать, что в пакете. Ну хотя бы чуть-чуть!Ему повезло. Занавеска комнаты, где, по его расчётам, скрылась Натася, была задёрнута достаточно криво, чтобы, усевшись на корточки, можно было разглядеть всё. Обиталище было рассчитано на двоих. Оно выглядело так, как положено комнате девушки, которая пять минут как после истерики. На полу — вперемешку чулки и бумажки, а на столе — ещё больше бумажек, складная фотокамера, чернильница в полудуге засохших чернил, сломанная перьевая ручка, нож для бумаги, заколка и ещё какие-то загадочные вещи женского обихода. Сама Натася сидела на кровати и гладила пакет, как щенка. Кровать стояла изголовьем к окну, так что можно было подглядывать почти без риска быть обнаруженным. Девушка взяла нож и вспорола бумагу. Обёртка полетела на пол, а в руках осталась увесистая книга в переплёте синего бархата. Ни автора, ни названия. Натася хихикнула, сбросила кимоно и Кудзё чуть не заурчал от восхищения. Да, он не ошибся. По сравнению с пакетом, одежда Натаси скрывала настоящие сокровища. Разгорячённая и обнажённая, Натася улеглась на кровать, раскрыла Книгу, и у Кудзё вновь перехватило дыхание. Книга была фотоальбомом, н особого свойства. Абсолютно, предельно порнографические фотокартины, но при этом в странных, пугающих интерьерах и даже волосы у женщин всклокочены, как у злых духов. Можно было ощутить как тёмная энергия пульсирует и переливается в эти изогнутые нагие тела. Натася долистала книгу до середины, разгладила и опустила правую руку. Кудзё приподнялся, чтобы получше рассмотреть, как это делают девочки…Но тут с ним случилось нечто такое, чем часто грозят, то что происходит нечасто. Наш обескураженный герой, однако, не сдался. Он сжал кулаки и обернулся, уже готовый к ударе. Конечно, подглядывать за девочками нехорошо. Но это же не повод, чтобы хватать за яйца порядочных японских школьников!Однако нанести удар не удалось. Потому что позади никого не было. Кудзё прислушался к своим чувствам и понял, что и держат-то его не совсем за тестикулы. Точнее, не совсем и держат…В общем, ситуация странная. До сегодняшнего дня (ой-ой-ой) он был совершенно уверен, что у мальчиков там органов не бывает. «Так что же это такое?»— спросил себя Кудзё. Похоже, он не только мог видеть, как девочки делают это. Он вдобавок мог это чувствовать. … Поездка домой была совершенно незабываемой. Пришлось закусить губу, чтобы не пугать попутчиков стонами. Иногда он млел, а иногда мысленно заклинал натасину соседку по комнате поскорей возвращаться с урока музыки… или чем они ещё там занимаются?На остановке возле дома у Кудзё случился оргазм. Причём женский. Назавтра, уже в комнате фотокружка, он решил обсудить это с Сайто. В конце концов, именно председатель его в это впутал. Разумеется, про мужчину, события в комнате и подробности впечатлений рассказывать он не стал. При всей смелости мыслей, он всё-таки считал, что мальчикам подобные радости не положены. Зато с удовольствием описал, как она выглядит и какие у неё милые поцелуи. — Только теперь со мной что-то странное. — Роднички в животе?— Нет. Мне кажется, что я чувствую… ну… то же самое, что и она. Как будто я ей под кожу залез… или, точнее, она мне под кожу залезла. — Это, например, как?— Ну вот. Например, Франция, — Кудзё кивнул на стопку старых европейских журналов. На обложке верхнего была Эйфелева башня, — Раньше я думал — ну вот, растоптанная страна, недееспособная армия, рухнула и всё такое. А теперь понимаю, что зато там люди очень красивые, вкусная еда, шарфики… Что же касается никуда не годной армии, то это как бы просто так получилось. Только ты не подумай, Франция, армия, Индокитай — это всё не важно. Я просто чувствую то же самое, что она. Какое тёплое у неё тело, как её крутит от всяких неурядиц. Она очень вспыльчивая девочка, хотя очень добрая. Отпустило только сейчас, когда в школу пришёл. — У-у-у… Да у тебя обсессия. — Это что значит. — Это значит, что ты теперь сумасшедший. — Какой же я сумасшедший?— На почве любви, разумеется. Это значит, что ты на ней помешался. Я читал, про него сейчас много в журналах пишут. Такое бывает, если влюбляешься. Тебе начинает казаться, что она — часть твоего тело, вроде руки, или ноги какой-нибудь. И ты придумываешь, что она чувствует ли что её нравится. Примерно как у матери с младенцем бывает. Кстати, амулет-то покажи. — Я его дома оставил. — Пока не принесёшь — не поверю. Перед сном Кудзё долго разглядывал амулет. Оправа была мельхиоровая, а сам камень выглядел красным, как кровь. Но Кудзё точно помнил, что она дарила ему синим. Может, камень разозлился, что он раскрыл её тайну?Вдруг его охватила тоска — длинная и тонкая, словно бесконечно длинная нота на сякухати. Совсем девчонки голову закружили, — подумал он и потушил лампу. Но чувства потушить он не мог. Натася была здесь, в темноте, но не снаружи, а где-то внутри. Она спала, и Кудзё тоже клонило в сон. «Нет, это не просто так, — думал Кудзё, — Это не может только мерещиться. Наверное, телепатия. Про неё сейчас столько разговоров! Надо попытаться прочесть её мысли. Например — что она думает обо мне?»Но может, его ощущения и правда были фантазией, а может он мог уловить лишь чувства, а не мысли, а может девочка просто по-русски думала — но он так ничего и не прочитал, кроме огромного тёплого сна, в котором билась тонкая жилка тревоги. И наш герой нырнул следом за девушкой. На следующий день он заметил, что чувство не отпускает теперь даже в школе. Он, конечно, чувствовал и вкус риса, и голос учителя, и металл медальона, и запах тёплого дерева, и отлично видел всё, что было вокруг — но всё равно он был кем-то другим, и этот кто-то окутал его, как густой тёплый мех. Что-то бурлило в животе, и он никак не мог понять, с кем из них двоих это происходит. На истории его вызвали отвечать про Оду Набунагу. Кудзё вышел к доске, с удовольствием показал все битвы и значительные события, и уже готов был перейти к трагическому финалу, как вдруг почувствовал такое, что чувствовать в классе тем более не полагалось. «Ой-ой-ой», — подумал Кудзё и посмотрел на учителя. Тот не отрываясь слушал, попутно царапая карандашом очередной хайку. Наш герой шагнул чуть назад и как мог незаметно потрогал сзади штанов. Там было сухо, и он легко нащупал и кальсоны, и ягодицы. Получается, это были чувства девочки. Ну почему… ну почему ей именно сейчас приспичило?— Мне показалось, — просипел школьник, — что я зацепился. Просите, пожалуйста. Ну вот… сёгун Нобунага…Надо сказать, что отвечать урок в таком состоянии было форменной пыткой. Разумеется, мятеж генерала Акэти Мицухиды и сам по себе загадочен для историков. Но сейчас, буквально пронзённый насквозь, Кудзё вдруг обнаружил в себе кучу вопросов, доселе нераскрытых историографами. Например, вот этот Ода Нобунага, Тоётоми Хидаёси, прочие полководцы и даймё — им что, в туалет не хотелось?— Молодец, Кудзё-кун. Отлично подготовился. Что-нибудь ещё?— Выйти можно?Класс расхохотался. Увы, все позывы относились к желудку девочки. Терзаясь в отхожем месте, Кудзё пытался понять, как много времени пройдёт, прежде, чем он научится различать. Зато теперь он был уверен, что это ощущение — настоящее, а не какая-нибудь эротическая фантазия. До последних минут он даже не задумывался, что Натася тоже ходит по-большому. И это точно не то чувство, которое его возбуждало. Ну, значит телепатия, — решил он. Достал медальон, посмотрел и чуть не выронил. Камень снова стал синим. — С камнем всё ясно, — заявил Сайто, — Это у тебя александрит. Камень для влюбчивых и ревнивцев. Он красный или синий в зависимости от того, где ты на него смотришь. Если солнечный свет, то синий. Если искусственный — красный. Называется плеохроизм. Особенность кристаллической решётки, ничего сверхъестественного. — Вот как… — Кудзё спрятал амулет под воротник.

— Какой-то ты зелёный. Опять накатило?— Уже больше не отпускает, — сообщил Кудзё, — Как будто стою в колодце и тёплая вода по горло. — Да, совсем сдвинулся. Скоро будешь рыскать по букинистам, любовные романчики скупать. — Ты ничего не понимаешь. Это телепатия, ясно? И я знаю, что ей сейчас очень, очень страшно. Я сейчас заплачу, как ей страшно. Она в беде, понимаешь?— Понимаю, что ты на ней помешался. На девушке, с которой и поговорил-то толком пару минут. Лучше бы ты так о чём полезном подумал. О верности императору, например. Ты слышал, что американцы задумали?— Да плевал я на американцев!— Послушай. Кудзё-кун! Я, конечно, не против того, чтобы ты в кого-то влюблялся. Полукровки — они обычно милашки, это правда. Но поясни мне один момент. Вот ты такой смелый — нашёл пакет, принёс ей в школу. А почему ты к ней просто в парке не подошёл и не заговорил, раз она такая милая? Ну там «Здравствуйте, ваша внешность показалась мне весьма необычной…» или что-то в этом роде. — Я не мог. — Тебя к скамейке приклеили?— Она была не одна. — С подругой?— Нет. С каким-то мужчиной. Он ей пакет и подарил. Сайто крякнул и торжествующе хлопнул в ладоши. И тут Кудзё почувствовал, что все на него смотрят: и младшие участники кружка, и фотопортреты на стенах и даже линзы из глубин объективов. — Ну ты молодец! Какую интересную любовь нашёл!— Она не такая!— Ага, а мужчины ей подарки просто так дарят. — Прекрати! Ты её не знаешь!— Ну да, телепатией, в отличии от некоторых, не владею. Но тут, по-моему, и без неё все ясно. Он ей знаки какие-то давал?— Он давал ей конверт. Я… не видел, что внутри!— Ну уж точно не салфетки! Нет, Кудзё-кун, ты не злись, я тебя извращенцем каким-то не считаю. Такие девушки бывают очень красивыми — в конце-концов, это их почти главный товар, второй после развращённости. От таких проще добиться, больше умеют. Хотя могут тоже подарков требовать… Видишь, в какой школе учится? Значит, кто-то за пансион платит. — Послушай, в её возрасте это слишком рано!— А Садо Абэ что, поздно начала? Самое время учиться, опыта набираться, тренировки регулярные. Чем младше, тем дольше прослужит. Вырастает в красивую светлокожую юдзё, членов парламента развлекать будет. Опять же, образованная… есть о чём поболтать. — Да что ты себе позволяешь!— взорвался Кудзё.

— Ничего такого, о чём ты бы уже не подумал. Я тебя дураком не считаю, тебе наоборот повезло. С такой девушкой можно очень много, намного больше, чем с её одноклассницами, например. И может даже дешевле получится. Опять же, не надо с родителями улаживать. — Ничего у неё не было!— Откуда знаешь? Проверял?— Чувствую!— А, ты же у нас телепат. Ничего, будет у неё на неделе свидание — и не такое почувствуешь!— Не смей говорить про неё такие вещи!— Да не злись ты. Очень уважаемая профессия. Гейши тоже раньше вроде юдзё были, а теперь на них премьер-министры женятся. — С меня хватит!— Кудзё освободил руки, взял портфель и нахлобучил фуражку, — Учились бы мы в Европе, я б тебя на дуэль вызвал. К сожалению, у нас по сравнению с ними — высококультурное государство. Поэтому — просто прощай. Больше я в вашем дурацком фотокружке состоять не намерен!В четверг последним был урок физподготовки. Кудзё бежал второй круг, когда почувствовал, что тело погружается в тёплую, хватающую теплоту. «Ванну, наверное, принимает»— подумал он. Физподготовка и так была для него неприятным делом — всё таки фотография не кендо, — а теперь ещё и это. Кудзё и сам не заметил, что расслабились сначала руки, потом ноги и он рухнул на траву, как сбитый бомбардировщик. Подошёл учитель. — Всё в порядке, Накамура-сенсей, — сообщил с земли Кудзё, — Я просто устал. Завтра двухмесячный экзамен, всё такое. Я сейчас полежу, отдохну, а потом тихонечко побегу дальше. — Давай ты лучше в медпункте полежишь, — предложил Накамура. В медпункте его закинули на кушетку и перепоручили той самой школьной докторше Танаке Нао, от которой млели почти все его одноклассники. Сейчас, после всех пертурбаций, он словно заново заметил её высокую грудь, восхитительные умные глаза и мягкий голос, от одних звуков которого поправится кто угодно. — Не надо меня простукивать, Танака-сенсей, — заявил Кудзё, когда она взялась за молоточек, — У меня со здоровьем всё в терпимо. Я просто с ума сошёл. — Вот как! И давно?— Четвёртый день, кажется. — Ну, это противоречит современной медицинской науке. За четыре дня с ума не сходят. И раз ты говоришь, что сошёл с ума — не всё потеряно. Критика к своему состоянию присутствует — и это здорово. Понимаешь?— Ну, например, — угрюмо отозвался Кудзё. Нао присела на край кушетки и похлопала его по плечу. — Давай ты расскажешь, как у тебя всё началось. Обещаю, это будет наша тайна. Итак, четыре дня назад что-то случилось. — Я познакомился с девушкой. И всё… как будто рассыпалось. — Ты в неё, наверное, влюблён. — Да, но не только. Понимаете, я чувствую то же самое, что и она. Это, кажется, обсессия называется. Я словно смотрю не оттуда, где раньше, а оттуда, где она. — Но Ку-тян, это ни в коем случае не болезнь. Ты говоришь, что влюблён и что тебе кажется, что ты её понимаешь. Вот если кто-то не способен испытывать любовь — это болезнь. Психопатия называется. А чтобы ещё и её понимать пытаешься, то это, извини, и среди здоровых взрослых мужчин редко. Они обычно даже на свидании сами о себе говорят. — Понимаете, всё хуже. Я… чувствую, как она боится. Она очень милая, вы понимаете, только вспыльчивая отчасти. И у неё какой-то страх… я сейчас заплачу. — Думаешь, она боится тебя?— Нет, нет. Что она про меня думает, я вообще не знаю. Но… всякие обстоятельства, понимаете. Одно, другое, десятое. Мне кажется, она в беде, понимаете? Стоит на самом краю и сейчас рухнет. -А по-моему, ты сам перепуган. Давай, рассказывай, кто она такая, — докторша пододвинулась ближе, — Если боишься, можно шёпотом. От её густых, чёрных волос пахло земляничной водой. — Она русская наполовину, — заговорил Кудзё, — странно, кстати. Откуда у нас русские?— Из Маньчжурии, откуда ещё. В Харбине сейчас князей, почти как в Петербурге. Если что, быть наполовину русской у нас пока не запретили. Продолжай!— Ну вот. И какой-то человек… она с ним видится регулярно. — Ты спрашивал у неё, кто он? Может быть, он к неё приставлен, чтобы присматривал. — Нет, не спрашивал. !— Кудзё замотал головой. По щеками бежали два тёплых ручья слёз, — Но он говорил что беда близко. — Ну, допустим. — Я не могу, не могу!— Так… Ты думаешь, она смертельно больная? Или морфий какой-нибудь?— Нет-нет, я бы почувствовал. Вы не понимаете, просто… она в беде! Но она ни в чём не виновата!Кудзё охватило ознобом — или может быть, Натася просто вылезла из ванной?— Тихо, тихо, — Нао взяла его за руки, — Я тебя прекрасно понимаю. Ты её любишь и очень сильно за неё беспокоишься. Какой-то подозрительный человек чт-то ей подарил, но ты не можешь об этом спросить, потому что боишься, что она разозлится. Это конечно, выглядит мрачно, но есть и хорошее. Для начала скажи, как она к тебе относится?— Ну… Она мне, наверное, немного рада. Амулет подарила, когда я… ну когда мы встретились. В щёку поцеловала, вот. Хотя у русских наверное, просто так принято. — Ну вот, видишь. Ты ей нравишься, и это очень много. Дальше — я не вижу в тебе сумасшествия. Ты потрясён, напуган, влюблён по уши в человека, которого толком не знаешь — но это тоже нормально для твоего возраста. Ты же не встречался раньше с девушками, верно?— И что же мне делать?— Вот, хороший вопрос. Смотри. По-твоему, ей что-то угрожает. Так попытайся выяснить, что! У неё есть подруги, одноклассницы… Учителя, наконец. Я уверена, что это какая-то мелочь, а ты просто себя накрутил. — Спасибо вам, Нао-сенсей, — Кудзё стал женщину в объятиях и спрятал лицо в её груди, чтобы Танака не увидела слёз. Дождь колотил по каменным шарам на школьных воротах N. — Простите, простите, — Кудзё кланялся даосу, попутно сражаясь с зонтиком, — Я снова из фотокружка… ну, вы меня помните? В общем, мы были на выставке, увидели фотографии, где Натася-тян учится, и просто очумели. Мы такие тени только на картинах видели, понимаете? Они как-то сделали так, что в фотографии есть объём, как на картине. В общем, мы ищем того, кто делает вам фотографии. — Немец какой-то делал, — отозвался даос, — Ассистент был из наших, а делал немец. Ты у учителей поспрашивай. — А Натася-тян дома?— В театр увели, — ответил старик, — Она опять что-то потеряла?— Почти. Передайте ей вот это письмо. В холле было темно и гулко. Кудзё пошёл вправо, потом влево, но, видимо, слишком нервничал, потому что немедленно заблудился. И, что особенно обидно, на встречу не попалось ни учительниц, ни учениц. Школа словно вымерла. А ещё за ним крались по пятам, причём с особой хитростью, так, чтобы он не услышал. Он повернул за угол и содрогнулся. Тайкой подлости он и правда не ожидал. На стене коридора висело несколько картин. Таких часто вешают в школах с претензией, чтобы блеснуть европейской традицией. Но место дежурных озёр и морей там были увеличенный книги с первых страниц бархатной книги. Вот тебе и подруги!Кудзё схватился за самую большую и потянул на себя. Картина хрустнула и осталась в руках. Кудзё пригляделся и обнаружил, что держит в руках не картину, а зеркало. «Ладно, — он поставил зеркало на пол умывальной комнаты и сделал невинный вид, — всё равно ничего не найти. Пойду-ка отсюда…»Он спустился в холл. Выход был на месте, но заколочен досками. По окнам бежали струи знакомого дождя. Кудзё попытался оторвать доску, но она держалась крепко. За спиной скрипнуло. Кудзё сжал зонтик и решил дорого продать свою жизнь. — Ты чего в чёрный ход ломишься?— пробурчал дедушка-даос, — Тут ремонт, вход с другой стороны. Пошли, покажу. Была в дедушке какая-то умиротворённость, причём настолько глубокая, что очутившись снаружи, Кудзё немедленно понял, как искать загадочного немца. Разбрызгивая лужи, он добежал до ближайшего фотоателье. Там ему помочь не смогли, но послали в другое. А в четвёртом не только назвали точный адрес, но и сообщили, что клиентура у немца огромная. — Он обходительный очень, — заметила девушка за конторкой, — и как будто всё про всех знает. А вот и оно. В фигурных окнах — темнота. Кудзё забарабанил в запертую дверь. Спустя вечность раздались шаги. Дверь открыл тот самый делопроизводитель, который был с Натасей в парке. — Чего тебе надо?— Студия…— Студия сегодня не работает!— Я насчёт школьных фотографий. Это ведь вы делали школу N…Кудзё изо всех сил пытался разглядеть хоть одну улику, но в помещении царил мрак. Только в дальней комнате, горела печка и тянуло дымом, алые всполохи плясали на стенах среди занавесей и манекенов, казалось, что именно там и расположено преддверие ада — а никак не на холодном Хоккайдо. Из глубины спросили по-немецки. Делопроизводитель рыкнул что-то в ответ. — Делаем, но не сегодня. И с письменного обращения учителей. Пошёл вон, одним словом!И захлопнул дверь. Кудзё так и не понял, узнали его или нет. Дождь свирепел, ветер рвал их рук зонтик. Наш герой угрюмо брёл по улице и пытался сообразить, что делать дальше. Вокруг было столько славных людей — но кто из них может помочь? Только он. Ведь они не могут её чувствовать… Для них она просто школьница. Они не знают, что она любит жёлтые ирисы и страшно испугана. И даже он не мог угадать, что она почувствует, когда прочитает письмо. Объяснение в любви ей будет, наверное, приятно. Приглашение снова встретиться — тоже. Но как насчёт просьб не иметь дел с этими подозрительными людьми. Пойдёт ли она на это?Прямо по курсу горели сквозь дождь огни сквера, где всё началось. Кудзё не выдержал и почти побежал. Людей не было. Только на месте Натаси сидел под дождём тот самый человек в непромокаемом мышином пальто и сосал сигарету. Кудзё сел рядом. — Здравствуй, школьник, — произнёс человек, — что тебе надо?Глаза у него были маслянистые. Может морфий, может мигрень. А может морфий от мигрени. — Скажите, а вы осведомитель или следователь?— Следователь. Вот, глянь, — трясущейся рукой он показал документы, — Так что тебе надо? Ты так и не сказал. — Я знаю об одном преступлении. Но я не знаю, как сообщить. Мой друг в беде, а я не знаю, как помочь. — Что случилось-то?Уже в четвёртый раз надо был рассказывать, что здесь произошло — и опять что-то добавлять, а о чём-то умалчивать. Словно и не было того, что случилось с ним на самом деле — а только новые и новые варианты для каждого слушателя. — Вот в этой фотостудии, — Кудзё написал на тетрадном листке адрес, — Снимают, наверное, порнографию. Пока наши войска героически приводят Китай к неизбежному процветанию. Причём школьниц фотографируют, понимаете?— Школьник против порнографии, — хмыкнул следователь, — Первый раз вижу. Тебе что — девочки не нравятся?— Слишком нравятся, господин следователь. Понимаете… они впутали в это одну… ну, подругу мою, вот. Но она не из таких, понимаете? Она просто любопытная. А они этим пользуются. — Влюблён в ней, что-ли?— Да. Немного. — А как её найти?— Не надо её трогать. Тогда мы ничего не сможем сделать. Можно обыскать студию, конечно — но плёнки обычно не там хранят. Вот показание пострадавшей — это что-то значит. — Я не могу! Если её арестуют — это вся школа узнает. — Не говори глупостей. Никто её арестовывать не будет. Просто расскажет, что видела, что они её заставляли делать, устроим очную ставку. Заодно узнаем — может, они и её одноклассниц впутали. — Она и так испугана, понимаете? Она же ещё в средней школе учится!— Ну, тем лучше. Вот был бы выпускной класс — случай был бы посложнее. Там совсем не понятно, шестнадцать девочке, или там двадцать пять… Короче говоря, если хочешь, чтобы мы ей помогли — рассказывай, как искать. А если не хочешь, — ну, пусть на твою красавицу и дальше другие смотрят. Карандаш хрустнул. Кудзё тупо посмотрел на половинки. Потом взял ту, что с грифелем и нацарапал название школы. — Вы её легко найдёте. Она русская наполовину. — Ох уж эти русские, везде лезут. Спасибо, — следователь растаял и потрепал по плечу, — Так поступают настоящие патриоты. Горжусь, правда!На улице были тигры. Вот они — белые пятна боков и полосы. Люди идут и не замечает. Хорошо, что далеко и не может вцепиться. — Люди, осторожно! Тигр!— кричит Кудзё. Он хочет во весь голос, но во рту сухо, а язык словно окаменел. И он продолжает шептать, чтобы хоть кто-то услышал и спасся. Тигр — на бульваре, там, где театральная тумба. Надо обойти… Ещё вцепится, и на экзамен не попаду. Кудзё осторожно перебрался на другую сторону улицу. Но тигры были и здесь: словно вши в серой толпе. Вот один, вот ещё один. Наверное, есть и другие. Просто спрятались…Кудзё нырнул в переулок и побежал в обход, мимо приземистых домишек, осевших настолько, что крыши пыли чуть ли не вровень с мостовой. Последний раз он ходил здесь два года назад и на первый взгляд ничего не изменилась. Он уже почти дошёл до знакомого поворота к школе — но тут дорогу перегородила хибара. Два года назад её здесь точно не было, но это не мешало хибаре выглядеть рухлядью времён едва ли не Оды Набунаги. Мешкать было нельзя — если тигры взяли шанс, то шансов спастись уже не будет. Кудзё перемахнул забор, пошёл садом, успел провалиться по колено в затянутый ряской прудик, кое-как выбрался на другую сторону и побежал дальше. Только в пруду он догадался, что если бы поехал на трамвае, то тигры были бы ему не страшны. Хотя нет, нельзя — на эти деньги он хотел купить ей жёлтых ирисов. А вот и школьный двор. Рядом, возле магазинчика, полицейский фургон. Кого-то выходят и пакуют внутрь. Тигров вроде нет. Ну, хорошо. -На пороге школы, среди прочих, курил Сайто. Он явно хотел сказать что-то издевательское, но при виде Кудзё немедленно потушил сигарету. — Ты простыл, что-ли? Трясёшься, как в лихорадке. — Всё хорошо. Просто тигры мерещатся. — Это всё экзамен. Как твоя… ну та, которую чувствуешь?— Тоже волнуется. Я так думаю. У нас ещё свидание сегодня. — Кудзё-кун у нас молодец, — произнёс Сайто таким тоном, что наш герой почти его простил. В классе страх почти отступил — словно самое ужасное было позади и осталось только самое невыносимое. Учитель протянул задание. Кудзё взял лист, заглянул и вдруг спросил:— А зачем вы мне руки связали?

… Когда-то Сайто рассказывал про медиумов, устами которых говорят ушедших во мрак. Кудзё это показалось забавным. Говорить за умершего и выжить это всё равно, что побыть героем без риска погибнуть в бою. Теперь он понял, отчего медиумы, как правило, такие сумасшедшие. Обычно человеку непросто даже с самим собой. А тут их стало совсем двое, причём Натася захватило горло, и лицо, а Кудзё остался заперт в живот и затылок. Даже голос заговорил с характерным акцентом:— Что вы делаете? Зачем? Я ведь всё сказала. Ой! Ой, больно же! Чего отвечать, я не знаю, что отвечать… Ой-ой-ой! Хватит, пожалуйста. Уай! Рихард Зорге? Это Дзо-сана так зовут! Нет. Я не знала. Ой! Ай! Зачем бьёте, зачем бьёте? Хватит, не на-а-а-адо! Книга… да, книга. Там буквы на фотографии. Да, сзади, на стенах. Ну вот, по ним и шифруем. Нет, не сказал. Я думала, мы каких-нибудь врагов ловим. Ну… мало ли врагов у его императорского величества? Вот у русского тоже их не было, а как революция, так из каждой щёлки полезли. У-а-ай, за что? Хватит меня бить, хватит! Не надо-о-о-о! Что шифровала? Ну разное. Что одноклассницы говорят. Когда в гостях — что их родители. Дзо-сан подарил камеру, я иногда фотографировала. Знаете, у этих мужчин бумаги иногда по всему дому раскиданы. Что с ними потом? Не знаю. А-а-а! Я правда не знаю. Думала, заговор какой-нибудь. Ой, что же вы делаете, бить-то зачем? Причём здесь Советский Союз, я его не люблю, там антихристы. Ой-ой-ой!Страшный чёрный смерч бушевал внутри и рвался сквозь горло. А тем временем в кирпичном здании на другом конце города следователь кивнул стенографисту. Тот положил в папку последний лист и поставил штамп. Тем временем офицер, который стоял за стулом, поднял связанную девочку за шиворот и положил на стол. Кровь из разбитой губы отпечаталась на столешнице. Потом офицер задрал ей юбку и начал стягивать трусы. — … Простите, — осведомился учитель, — это что — радиопостановка?Кудзё рухнул спиной на парту и бился в конвульсиях, раскидывая карандаши и чернильницы. — А-а-а! Что вы делаете? Нет, я больше ничего не знаю. Почему не развязываете? Pochemu? Ой-ой-ой… — голос захлёбывался, русских слов становилось всё больше, — Ne nado! Ne nado! Перестаньте, пожа-а-алуйста! Что? А-а-а, что вы делаете? Не надо! Меня ещё никто… а-а-а… Больно! Больно! Пожалуйста, перестаньте! Bolno! Bolno! Bolno! Я ничего не знаю, хватит! А-а-а! Какой большой! Bolshoi! Bolno! Кровь откуда кровь, зачем кровь? Помогите, кто-нибудь… Кудзё-кун! Дзё-сан! Кэйко-тян! Kto-nibud! Кудзё-кун! Больно! Кровь! БОЛЬНОООО!Деревья над палисадником тянут голые ветки к серому небу. Два фонаря в окантовке чёрного чугуна. У одного разбит плафон, но никто не обращает внимания. Сайто — здесь же, на скамейке. На фуражке серебрятся капли дождя. — Я экзамен не написал, — говорит Кудзё, — Сегодня уже не успею. Может, завтра?— Причём здесь экзамен?— Ну, семестровый…— Кудзё-кун, ты здесь уже второй месяц! Экзамен давно прошёл!По забору крадётся кошка, полосатая, как десять тигров. — Смотри, что принёс. Извини, отдать не могу. Доктор говорит, чтобы не удавился нечаянно, — Сайто держит перед ним амулет. Кудзё притронулся к камушку и закрыл глаза. Сайто кивнул, но верёвочку не отпустил. — Слушай, а ты запомнил школу той девочки? Мне доктор сказал, что если друзья навещают, то…— Её уже не найдёшь. Камень лежал на руке, синий, холодный и гладкий, похожий на надгробье без имени.