Как Жуков через минные поля наступалСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Военное дело — как дизайн. Каждый разбирается. И когда мы слышим про жуковский метод наступления через минные поля — мы в очередной раз убеждаемся, что Жуков был никчёмный полководец…Ниже отрывок из воспоминаний непосредственного участника такого наступления — сержанта–наводчика 39–й гвардейской танковой бригады В. И. Часовского. Хотите узнать, совпадает ли его оценка «жуковского метода» с вашей? Прошли мы на скорости мимо сгоревшего поселка. Если от наших, русских деревень оставались только печи, то здесь, в Прибалтике каменные дома сохранились более–менее. Командир повел нас в обход поселка и вскоре мы увидели линию брошенных траншей. Осторожно перебрались через траншеи. Все говорило о том, что их покидали в спешке. Экономя металл, немцы старались забрать с собой даже стрелянные гильзы от пушек. Здесь же стояла в капонире самоходка «веспе» с развороченным боком. Немцы не сумели ее увезти и сожгли. Поспешное отступление свидетельствовало о том, что наверняка впереди находится немецкий заслон. Танки остановились. Капитан послал трех человек, в том числе меня, поглядеть с высотки, что там впереди. Высотка представляла собой плоский холм с несколькими каменными глыбами. Недавно здесь было пулеметное гнездо, кругом была россыпь стреляных гильз, валялись пустые банки из–под консервов. Вовремя фрицы отсюда убрались…В бинокли мы разглядели километрах в двух впереди массивный бетонный дот, откуда торчал ствол дальнобойного орудия. Недалеко от дота, в капонирах, размещались две противотанковых пушки, скорее всего 75–миллиметровки. Судя по траншее и окопам, там имелись несколько пулеметов и наверняка минометы. Обычный заслон… если бы не массивный дот. Его наши снаряды не возьмут. А внутри скорее всего находится 88–мм орудие. Его шестиметровый ствол пробивал броню наших танков на расстоянии двух километров. То есть подобраться ближе и всадить в амбразуру снаряд вряд ли удасться. Впрочем, это решать капитану. Может он даст команду отступить, но я в этом сомневался. Вернувшись, лейтенант, возглавлявший группу, доложил ротному увиденное. Не знаю, что бы предпринял капитан, но появилась небольшая колонна грузовых машин в сопровождении танка Т–4 и бронетранспортера. Видимо они выходили из окружения. Капитан разделил роту на две части. Двум танкам было приказано выждать и открыть огонь по колонне (там было 10–12 машин), а остальным шести танкам под его командованием — обойти заслон с фланга и уничтожить. Главной опасностью для нас был дот с дальнобойным орудием. Обычно стены таких массивных дотов имеют толщину метр или полтора. С флангов его защищают 75–пятки. Возможно и в тылу есть орудия. — Здесь гаубицы нужны, чтобы такую махину развалить, — пробурчал кто–то. — Или десяток штурмовиков, — весело передразнил его капитан. — Что? Улизнуть захотелось?— Причем тут улизнуть…— Значит будем фрицев бить. — Подытожил капитан. Мой танк входил во вторую группу. Скажу сразу, что затея капитана не слишком пришлась мне по душе. Местность в Прибалтике, с плохо замерзающими болотами, низинами и лесом, не слишком способствовала маневрам. Но меня никто и не спрашивал. Шесть «тридцатьчетверок» двинулись, делая большой полукруг. Вскоре услышали стрельбу. Оставшиеся два танка вели огонь по колонне. Они отвлекали внимание на себя и давали нам возможность зайти к немцам с фланга или даже тыла. — Старшой! — мрачно обратился к нашему лейтенанту механик–водитель, бывший тракторист, лет на десять старше его. — На рожон не лезь. Не хочется за медаль живьем сгореть в конце войны. Наверное, младшего лейтенанта задел тон механика–водителя, но тот считался опытным специалистом. В экипаже его слушались. Накалять обстановку перед боем было неразумно, поэтому лейтенант молча кивнул, соглашаясь, что лезть на рожон не следует. Наши шесть машин миновали редколесье. Часто попадались камни и целые валуны. Вскоре один из танков вдруг остановился и крутнулся на месте. Он напоролся на камень и порвал гусеницу. Остановились и другие машины. Подбежал с руганью капитан:— Ты что гад? От боя уклоняться?!— Виноват, вытянулся светловолосый старшина, командир танка. — Сами видите, товарищ капитан, сколько камней. Я не был специалистом по вождению, но мне показалось, что механик–водитель из экипажа старшины, действительно мог умышленно порвать гусеницу. Наехать на камень–полбеды, а вот резко усилить газ, или слегка крутануться, тут уже гусеничные пальцы могут не выдержать. Как там произошло на самом деле, я не знаю. В любом случае экипаж своего водителя никогда не выдал бы. А офицер, командир взвода, находился в другой машине. Ротный полез в карман комбинезона, где все обычно носили личное оружие. Сейчас достанет пистолет… Старшина побледнел и отступил на шаг. — Товарищ капитан, честное…— Разбираться с вами некогда. Военное дело — как дизайн. Каждый разбирается. И когда мы слышим про жуковский метод наступления через минные поля — мы в очередной раз убеждаемся, что Жуков был никчёмный полководец…Ниже отрывок из воспоминаний непосредственного участника такого наступления — сержанта–наводчика 39–й гвардейской танковой бригады В. И. Часовского. Хотите узнать, совпадает ли его оценка «жуковского метода» с вашей? Прошли мы на скорости мимо сгоревшего поселка. Если от наших, русских деревень оставались только печи, то здесь, в Прибалтике каменные дома сохранились более–менее. Командир повел нас в обход поселка и вскоре мы увидели линию брошенных траншей. Осторожно перебрались через траншеи. Все говорило о том, что их покидали в спешке. Экономя металл, немцы старались забрать с собой даже стрелянные гильзы от пушек. Здесь же стояла в капонире самоходка «веспе» с развороченным боком. Немцы не сумели ее увезти и сожгли. Поспешное отступление свидетельствовало о том, что наверняка впереди находится немецкий заслон. Танки остановились. Капитан послал трех человек, в том числе меня, поглядеть с высотки, что там впереди. Высотка представляла собой плоский холм с несколькими каменными глыбами. Недавно здесь было пулеметное гнездо, кругом была россыпь стреляных гильз, валялись пустые банки из–под консервов. Вовремя фрицы отсюда убрались…В бинокли мы разглядели километрах в двух впереди массивный бетонный дот, откуда торчал ствол дальнобойного орудия. Недалеко от дота, в капонирах, размещались две противотанковых пушки, скорее всего 75–миллиметровки. Судя по траншее и окопам, там имелись несколько пулеметов и наверняка минометы. Обычный заслон… если бы не массивный дот. Его наши снаряды не возьмут. А внутри скорее всего находится 88–мм орудие. Его шестиметровый ствол пробивал броню наших танков на расстоянии двух километров. То есть подобраться ближе и всадить в амбразуру снаряд вряд ли удасться. Впрочем, это решать капитану. Может он даст команду отступить, но я в этом сомневался. Вернувшись, лейтенант, возглавлявший группу, доложил ротному увиденное. Не знаю, что бы предпринял капитан, но появилась небольшая колонна грузовых машин в сопровождении танка Т–4 и бронетранспортера. Видимо они выходили из окружения. Капитан разделил роту на две части. Двум танкам было приказано выждать и открыть огонь по колонне (там было 10–12 машин), а остальным шести танкам под его командованием — обойти заслон с фланга и уничтожить. Главной опасностью для нас был дот с дальнобойным орудием. Обычно стены таких массивных дотов имеют толщину метр или полтора. С флангов его защищают 75–пятки. Возможно и в тылу есть орудия. — Здесь гаубицы нужны, чтобы такую махину развалить, — пробурчал кто–то. — Или десяток штурмовиков, — весело передразнил его капитан. — Что? Улизнуть захотелось?— Причем тут улизнуть…— Значит будем фрицев бить. — Подытожил капитан. Мой танк входил во вторую группу. Скажу сразу, что затея капитана не слишком пришлась мне по душе. Местность в Прибалтике, с плохо замерзающими болотами, низинами и лесом, не слишком способствовала маневрам. Но меня никто и не спрашивал. Шесть «тридцатьчетверок» двинулись, делая большой полукруг. Вскоре услышали стрельбу. Оставшиеся два танка вели огонь по колонне. Они отвлекали внимание на себя и давали нам возможность зайти к немцам с фланга или даже тыла. — Старшой! — мрачно обратился к нашему лейтенанту механик–водитель, бывший тракторист, лет на десять старше его. — На рожон не лезь. Не хочется за медаль живьем сгореть в конце войны. Наверное, младшего лейтенанта задел тон механика–водителя, но тот считался опытным специалистом. В экипаже его слушались. Накалять обстановку перед боем было неразумно, поэтому лейтенант молча кивнул, соглашаясь, что лезть на рожон не следует. Наши шесть машин миновали редколесье. Часто попадались камни и целые валуны. Вскоре один из танков вдруг остановился и крутнулся на месте. Он напоролся на камень и порвал гусеницу. Остановились и другие машины. Подбежал с руганью капитан:— Ты что гад? От боя уклоняться?!— Виноват, вытянулся светловолосый старшина, командир танка. — Сами видите, товарищ капитан, сколько камней. Я не был специалистом по вождению, но мне показалось, что механик–водитель из экипажа старшины, действительно мог умышленно порвать гусеницу. Наехать на камень–полбеды, а вот резко усилить газ, или слегка крутануться, тут уже гусеничные пальцы могут не выдержать. Как там произошло на самом деле, я не знаю. В любом случае экипаж своего водителя никогда не выдал бы. А офицер, командир взвода, находился в другой машине. Ротный полез в карман комбинезона, где все обычно носили личное оружие. Сейчас достанет пистолет… Старшина побледнел и отступил на шаг. — Товарищ капитан, честное…— Разбираться с вами некогда. Двадцать минут не перетяжку гусеницы и ни минуты больше, и ты теперь всегда будешь впереди идти… Пока я жив. Мать твою в гробину!Мы двинулись дальше. — А капитан наш молодец, — сказал механик. — Другой мог и застрелить. — Что он дурак? — подал голос лейтенант. — За расстрел без суда угодил бы в штрафбат. — Угодил, не угодил… ты лейтенант как маленький. Шлепнул бы, а после боя никто и не вспомнил бы… Резкий наш капитан, решительный мужик, напролом идет. Немцы возвели дот и вырыли траншеи, что называется на узком месте. Справа, где проходила дорога, начиналась каменистая россыпь, для танков совершенно непроходимая. Поле шириной с километр было как полигон для обстрела любой техники. Мы шли по краю леса. Заминировать все пространство немцы не успели, но одна из машин все–же налетела на мину. У нее сорвало гусеницу и выбило ведущее колесо. Экипаж контузило, но больше всего досталось механику–водителю, которого вытащили без сознания. Оглядев сержанта капитан приказал экипажу занять круговую оборону. Теперь в нашей группе осталось четыре танка. Ротный спешил, но действовал разумно. Немцы уже знали, где наши танки, и прятаться не имело смысла. Мы шли на скорости километров сорок пять, выходя к доту с левого фланга. Обе 75–миллиметровки вели по нам беглый огонь, но расстояние было велико. Орудие дота молчало, но капитан наверно опасался, что его могут выкатить и начать обстрел с открытой позиции. Нашему взводу было приказано сближаться с заслоном и вести огонь по «семидесятипяткам» с коротких остановок. Капитан уходил глубже в тыл, но я не понимал как он преодалеет холм густо поросший соснами. С расстояния километра мы всаживали во вражеские вспышки осколочные снаряды. Бронебойная болванка словно толкнула нас волной сжатого воздуха. Еще один снаряд срезал куст. Потом нас ударило в правую сторону башни. Тряхнуло так, что мы послетали с мест. Заряжаеющего контузило. На пару минут мы прекратили огонь. — Одну пушку раздолбали, — почему–то удивился стрелок–радист. — Глянь, ствол торчит. Мы не успели порадоваться успеху, потому что дернулся второй танк из нашего взвода. Снаряд врезался ему в маску орудия. Осколками брони у них смертельно ранило наводчика. Лейтенант, открыв люк жадно глотал воздух. — Стреляйте… чего смотрите! — хрипло кричал он. В лесу, позади дота, творилось что–то непонятное. В наступившей на короткой время тишине слышны были выстрелы из «тридцатьчетверки», трещали и ломались деревья. Видимо огонь вел капитан, сумевший зайти в тыл. Но что уцелели оба танка я не верил…Появилась машина белокурого старшины. Командир взвода решил атаковать, а попавший на мину танк должен был нас поддержать огнем. И мы рванулись вперед. Как в кадрах кино мелькали отдельные эпизоды. Из–за нехватки орудий немцы обстреливали нас минами. Сыпались они густо, но остановить разогнавшиеся машины не смогли. По нам молотила уцелевшая «семидесятипятка» но ее разбил оставшийся нас прикрывать танк. У взводного хватило ума не утюжить сгоряча окопы (влетели бы под «фаустпатроны»). С расстояния ста метров мы открыли огонь из орудий и пулеметов. Над траншеями висела туча дыма. По дороге промчалась пара грузовиков из колонны, которую обстреляли оставленные два танка из первой группы. Мы стреляли в дот из которого шел дым. Потом оглушительно грохнуло, и из широкой амбразуры плеснул язык пламени. Двое артиллеристов, пытавшихся отсидеться в норе, не выдержали и побежали прочь. Их догнали пулеметные очереди и снаряд который расшвырял тела в разные стороны. Бой был закончен, но возбужденные мы продолжали стрелять еще минут десять перемешивая все с землей. — Угомонись славяне! — услышали мы мы крик капитана. — Побереги снаряды! Чумазые мы вылезли из танков, закурили, кто–то шарил в перепаханной траншее в поисках трофеев. Вскоре выяснились все детали боя. Капитан и второй танк, бывший вместе с ним, тоже попали на мины и с расстояния трехсот метров открыли огонь по бронированной двери дота и траншее. Десант прикрывал их от «фаустников». Снаряды не брали дверь. Кроме того мешали сосны. Пока не сшибли три–четыре дерева, точного огня не получалось. Потом дверь (скорее ворота) вмяли, перекосили десятком фугасных снарядов. Подкалиберный снаряд, пробивший дверь насквозь, вызвал внутри пожар. Гарнизон до последнего пытался потушить его, затем немцы начали выпрыгивать в широкую орудийную амбразуру. Я обошел массивный колпак. Несколько амбразур, одна для 88–мм орудия. одна для зенитного автомата, еще несколько для пулеметов. Сколько фрицев сгорело внутри? Обе противотанковых пушки на левом фланге были разбиты, тела артиллеристов перемешаны с землей. Мы уничтожили крепкую огневую точку. Насколько я потом узнал, вначале планировалось наступление танковым батальоном. Двадцать машин и три пехотные роты, которые, согласно приказу, поперли бы напрямую.

Потому что «вокруг минные поля, а у нас мощные танки и вообще…» мы привыкли бить с маху, не считая потерь. Как говорили у нас в селе: «хоть морда в крови, зато грудь на распашку!» Не сомневаюсь, что половина танков и пехоты остались бы еще на подходах. Мы тоже понесли потери, но капитан хоть и загнал три танка на мины, но снес этот опорный пункт. Не слишком удачно прошла атака на колонну двумя оставленными танками. Танк Т–4 сумел подбить одну из них, хотя и сам сгорел. В общем мы потеряли один танк, три других были вскоре восстановлены на месте. Погибли пять–шесть танкистов и двое пехотинцев из отделения десанта, сколько–то получили ранения и ожоги. Но уже к вечеру это место оседлала наша артиллерия и пехота».