Как мертвец к бабе Полине приходилСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Когда-то давно, в далеком и счастливом детстве, я каждое лето ездил в деревню, к своей любимой бабушке. Набегавшись за день, я прибегал домой и, наскоро поужинав, садился рядом с бабушкой, которая обычно что-то вязала или шила и начинал канючить: «Бааа, расскажи, чтоб страшно было!». Бабушка сначала слабо сопротивлялась, а потом нехотя, но с улыбкой, начинала рассказывать какую-нибудь байку, которая в итоге оказывалась больше смешной, чем страшной. Меня это расстраивало, потому что настраивался-то я на ужастик, но поделать ничего не мог, не пытать же, в конце концов, собственную бабушку. Однажды в гости к нам пришла соседка, древняя как сама деревня Полина Александровна. Вид у нее был как у самой настоящей ведьмы: длинные седые волосы, свисающие чуть ниже пояса, нос с горбинкой и огромная бородавка под нижней губой. Однако характер у бабы Полины был мягкий и веселый, совсем не ведьминский. Я, как обычно, пристал к своей бабуле с просьбой рассказать страшилку, не надеясь на удачу, но вмешалась соседка: «Антош, давай я тебе расскажу!». Я очень обрадовался и отрапортовал как солдат: «Согласен!». Бабушка посмотрела на Полину Александровну, как на врага народа, однако не стала спорить и вместе со мной приготовилась слушать рассказ. Далее со слов соседки…«Давно это было, а кажется, что прямо вчера это пережила. Жила я тогда с родителями и лет мне было совсем мало, едва второй десяток разменяла. Дом наш был не здесь, а на юг отсюда, через поле, за рекой. Деревня была небольшая, молодежь вся разъехалась, кто куда, остались одни старики доживать век свой, да мужики-пьяницы. И вот, как-то раз по зиме, такой мужичок один взял, да и удавился у себя в сарае. Может денег ему на водку не хватило, а может и разум у него помутился. Так или иначе, а нашел его мой отец. Хотел он его попросить помочь крышу залатать, да никак достучаться в двери не мог. Пошел в сарае посмотреть, может там пьяный спит, вот и нашел. Жадный был мой отец, такой жадный, что ту веревку, на которой мужик висел, себе прибрал да домой принес. Мать моя как узнала, откуда веревка, так в слезы ударилась, а отец знай свое твердит: «В хозяйстве все требуется, а люди мы бедные, приобрести не можем». Так и бросил он эту веревку проклятущую на сундук, который в сенях у нас стоял. Прошла ночь, утро холодное выдалась. Вышла я на улицу и смотрю на дом соседский, как будто кто-то разглядывает меня из окна. А знаю я, что никого там быть не может: жилец последний удавился вчера, а больше там никто не жил. Да и тело мужичка того только к вечеру должны были привезти домой, а наутро – похороны. Подумала я, что в тумане утреннем фигура человеческая привиделась и пошла спокойно по своим делам. Вечером сидела я в сенях, как раз около сундука того, на котором веревка лежала. Сижу, картоху со сковородки уплетаю, молоком запиваю, как услышала, что собака залаяла под окном. Да как залаяла: с надрывом и подвыванием. И стало мне страшно так, что язык похолодел. Думаю: «Чего, дура, испугалась, собака-то ненормальная, на свою тень лает, когда скучно станет», а чую, что не только язык, но и все тело как лед стали, а из-под двери как будто погребом запахло и холод пошел зимний. Собака замолчала и только я успокаиваться начала, как в дверь постучали, будто костяшками пальцев, неуверенно так, опасливо. — Кто там? — спрашиваю. — Полина, открывай, я это, — ответил голос моего отца. Да что-то в этом голосе чужое было, будто кто-то старается его изобразить, да только плохо получается, с надрывом. И тут такая жуть меня взяла, отец-то дома был, спал! И как закричу я:— Уходи, не стой там, дверь я тебе открою! – сама не знаю как, но поняла, что это покойник за своей веревкой пришел. — Открой дверь! Вреда не причиню никому, только вещи свои заберу и уйду восвояси!— Господи, Помоги. Господи, Сохрани, — единственные молитвенные слова, какие я знала, сами полились у меня из губ, а на глазах встали слезы. — Молись, не молись, а я все равно не уйду, тяжко мне там без нее будет, — послышалось из-за двери недовольное ворчание. Сама не понимаю, что произошло дальше. Я просто встала со стула, подошла к двери и открыла ее. Синюшное лицо с потрескавшимися губами смотрело на меня, совершенно не показывая ни мыслей, ни эмоций, зрачки застыли и не двигались. Страха не было, была только уверенность, что если я не буду ему мешать, то вреда он и правда мне не причинит. Каменной, неестественной походкой мертвец вошел в дом и принюхался. На ощупь стал пробираться вдоль стены, втягивая в себя воздух. Я поняла, что он слеп, видеть не может. Я молча стояла и неподвижно наблюдала за этой картиной. Наконец мертвый сосед нащупал веревку, которая, как и прежде, лежала на сундучке, схватил ее так крепко, что я услышала хруст его костей. Молча развернувшись, мертвец направился к выходу. Долго я стояла на том же месте и смотрела в одну точку, не двигаясь и почти не дыша. Когда-то давно, в далеком и счастливом детстве, я каждое лето ездил в деревню, к своей любимой бабушке. Набегавшись за день, я прибегал домой и, наскоро поужинав, садился рядом с бабушкой, которая обычно что-то вязала или шила и начинал канючить: «Бааа, расскажи, чтоб страшно было!». Бабушка сначала слабо сопротивлялась, а потом нехотя, но с улыбкой, начинала рассказывать какую-нибудь байку, которая в итоге оказывалась больше смешной, чем страшной. Меня это расстраивало, потому что настраивался-то я на ужастик, но поделать ничего не мог, не пытать же, в конце концов, собственную бабушку. Однажды в гости к нам пришла соседка, древняя как сама деревня Полина Александровна. Вид у нее был как у самой настоящей ведьмы: длинные седые волосы, свисающие чуть ниже пояса, нос с горбинкой и огромная бородавка под нижней губой. Однако характер у бабы Полины был мягкий и веселый, совсем не ведьминский. Я, как обычно, пристал к своей бабуле с просьбой рассказать страшилку, не надеясь на удачу, но вмешалась соседка: «Антош, давай я тебе расскажу!». Я очень обрадовался и отрапортовал как солдат: «Согласен!». Бабушка посмотрела на Полину Александровну, как на врага народа, однако не стала спорить и вместе со мной приготовилась слушать рассказ. Далее со слов соседки…«Давно это было, а кажется, что прямо вчера это пережила. Жила я тогда с родителями и лет мне было совсем мало, едва второй десяток разменяла. Дом наш был не здесь, а на юг отсюда, через поле, за рекой. Деревня была небольшая, молодежь вся разъехалась, кто куда, остались одни старики доживать век свой, да мужики-пьяницы. И вот, как-то раз по зиме, такой мужичок один взял, да и удавился у себя в сарае. Может денег ему на водку не хватило, а может и разум у него помутился. Так или иначе, а нашел его мой отец. Хотел он его попросить помочь крышу залатать, да никак достучаться в двери не мог. Пошел в сарае посмотреть, может там пьяный спит, вот и нашел. Жадный был мой отец, такой жадный, что ту веревку, на которой мужик висел, себе прибрал да домой принес. Мать моя как узнала, откуда веревка, так в слезы ударилась, а отец знай свое твердит: «В хозяйстве все требуется, а люди мы бедные, приобрести не можем». Так и бросил он эту веревку проклятущую на сундук, который в сенях у нас стоял. Прошла ночь, утро холодное выдалась. Вышла я на улицу и смотрю на дом соседский, как будто кто-то разглядывает меня из окна. А знаю я, что никого там быть не может: жилец последний удавился вчера, а больше там никто не жил. Да и тело мужичка того только к вечеру должны были привезти домой, а наутро – похороны. Подумала я, что в тумане утреннем фигура человеческая привиделась и пошла спокойно по своим делам. Вечером сидела я в сенях, как раз около сундука того, на котором веревка лежала. Сижу, картоху со сковородки уплетаю, молоком запиваю, как услышала, что собака залаяла под окном. Да как залаяла: с надрывом и подвыванием. И стало мне страшно так, что язык похолодел. Думаю: «Чего, дура, испугалась, собака-то ненормальная, на свою тень лает, когда скучно станет», а чую, что не только язык, но и все тело как лед стали, а из-под двери как будто погребом запахло и холод пошел зимний. Собака замолчала и только я успокаиваться начала, как в дверь постучали, будто костяшками пальцев, неуверенно так, опасливо. — Кто там? — спрашиваю. — Полина, открывай, я это, — ответил голос моего отца. Да что-то в этом голосе чужое было, будто кто-то старается его изобразить, да только плохо получается, с надрывом. И тут такая жуть меня взяла, отец-то дома был, спал! И как закричу я:— Уходи, не стой там, дверь я тебе открою! – сама не знаю как, но поняла, что это покойник за своей веревкой пришел. — Открой дверь! Вреда не причиню никому, только вещи свои заберу и уйду восвояси!— Господи, Помоги. Господи, Сохрани, — единственные молитвенные слова, какие я знала, сами полились у меня из губ, а на глазах встали слезы. — Молись, не молись, а я все равно не уйду, тяжко мне там без нее будет, — послышалось из-за двери недовольное ворчание. Сама не понимаю, что произошло дальше. Я просто встала со стула, подошла к двери и открыла ее. Синюшное лицо с потрескавшимися губами смотрело на меня, совершенно не показывая ни мыслей, ни эмоций, зрачки застыли и не двигались. Страха не было, была только уверенность, что если я не буду ему мешать, то вреда он и правда мне не причинит. Каменной, неестественной походкой мертвец вошел в дом и принюхался. На ощупь стал пробираться вдоль стены, втягивая в себя воздух. Я поняла, что он слеп, видеть не может. Я молча стояла и неподвижно наблюдала за этой картиной. Наконец мертвый сосед нащупал веревку, которая, как и прежде, лежала на сундучке, схватил ее так крепко, что я услышала хруст его костей. Молча развернувшись, мертвец направился к выходу. Долго я стояла на том же месте и смотрела в одну точку, не двигаясь и почти не дыша. Потом ко мне начал возвращаться разум, и я вышла на крыльцо. Взгляд упал на соседский дом, который хорошо был виден через забор. Но как я не вглядывалась во тьму окон, не могла заметить там ни движения, ни света. Закрыв дверь, я пошла в свою кровать, потом – пустота». Полина Александровна замолчала и сделала большой глоток чая. Бабушка ласково погладила меня по голове и, как-то осуждающе поглядывая на соседку, сказала: «Иди спи, поздно уже». Я послушно поплелся в сторону кровати, опасливо поглядывая в окно. Может мне показалось, но в тот момент я был готов поклясться, что на лужайке перед домом, в сумраке позднего вечера, стоял мужчина с веревкой в руках.