Из «пыточной» истории Франции: суд над маршалом Жилем де РэСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Хорошо известна история Жанны д`Арк, Орлеанской Девы, героини Столетней войны Англии и Франции, чей талант полководца, личная доблесть и удача принесли французам долгожданный перелом в борьбе. Во всех учебниках истории есть рассказы о ее необыкновенной судьбе; за минувшие столетия написано более 7 тысяч биографий Жанны и сняты десятки кинолент, посвященных ее жизни. Тем не менее, персона одного из ближайших сподвижников Жанны д`Арк - маршала Франции Жиля де Рэ - остается, пожалуй, самой загадочной из всего окружения Орлеанской Девы. Герой Столетней войны сделался своего рода «фигурой умолчания» современной истории; упоминаний о нем почти нет в биографиях его куда менее примечательных современников, он выпал из французской истории, точно и не существовал вовсе. Зато его образ воскрес в целом слое народных преданий и был обессмертен Шарлем Перро в сказке «Cиняя борода». Родители Жиля де Лаваля, барона де Рэ происходили из известнейших французских родов: Краон и Монморанси. Родившийся в 1404 г. , Жиль унаследовал громадное состояние, когда в возрасте 11 лет остался без отца, погибшего во время военных действий (мать умерла ранее). Опекуном отрока оказался Жан де Краон - дед по материнской линии, приложивший немало сил, дабы привить ребенку любовь чтению и наукам. Видимо, плоды этого воспитания и проявились в любви Жиля к собиранию книг, коллекционированию древностей, в пытливости ума проявляемой им на протяжении всей жизни. Об этой специфичной пытливости ума еще предстоит отдельный разговор впереди; пока же следует отметить, что несмотря на то, что большую часть своей жизни Жиль де Рэ провел в седле (в прямом смысле) и на поле боя, он сделался обладателем очень богатой библиотеки, на приобретение книг для которой не жалел денег. Чтобы дать представление о богатстве будущего маршала Франции, достаточно будет сказать, что площадь земельных владений, которые он унаследовал, почти равнялась владениям его сюзерена, герцога Бретонского. Величина же ежегодных денежных сборов, поступавших в распоряжение Жиля де Рэ, превышала сумму годового дохода упомянутого герцога почти в 10 раз. Золотой дождь, проливавшийся в казну барона де Рэ, питался соляными приисками и торговлей солью, которые род Лавалей контролировал на протяжении трёх поколений. Почти 50% оборота соли - главного экспортного продукта французской Бретани того времени - находились в их руках. Есть основания считать, что Жиль де Рэ и Жан де Краон были духовно близки. Опекун всегда защищал интересы Жиля, последний питал к нему искреннюю привязанность и вёл себя по отношению к деду в высшей степени почтительно. В 1420 г. Жан де Краон совершил уголовное и церковное преступление - похитил для Жиля его будущую супругу Катрин де Туар, с которой молодой человек через некоторое время тайно обвенчался. Особая гнусность случившегося заключалась в том, что Катрина являлась его двоюродной сестрой и по церковным правилам никак не могла стать его женою. Тем не менее, Жан де Краон не постеснялся попрать все нормы приличия, после чего не без цинизма попросил Папу Римского простить молодых. Прощение было даровано, и Жиль с Катрин совершили новое святотатсво, венчавшись вторично, на этот раз прилюдно…Этот пример довольно выразительно характеризует как нравы эпохи, так и отношения между дедом и внуком. Завершая разговор о семейной жизни маршала, остаётся добавить, что от его брака с Катрин де Туар в 1429 г. родилась девочка, получившая при крещении имя Мария. Более детей Жиль де Рэ не имел. Разгоревшаяся с новой силой в 1422 г. Столетняя война между Англией и Францией предопределила поприще и будущую карьеру Жиля: он отправился воевать, дабы защитить право молодого французского Монарха Карла Седьмого на корону. Жиль де Рэ был внучатым племянником Бертрана де Дюгекслена - прославленного ********** (главнокомандующего) французской армии, сумевшего в 70 - х годах 14 - го столетия, казалось бы, переломить ход войны и оттеснить англичан к самому Ла - Маншу. Лавры знаменитого предка не давали покоя молодому человеку; он жаждал стяжать славу на поле боя - и стяжал ее по праву. Карл Седьмой как нельзя менее соответствовал уровню возложенных на него временем задач. Молодой Монарх - мелочный, злопамятный, скаредный - не блистал дарованиями стратега и, по сути, самоустранился от руководства военными действиями. Замечательную характеристику этому Монарху с точки зрения современной медицинской науки дал историк Ролан Вильнев: «Карл Седьмой страдал туберкулезом, неврастенией, приступами маниакального бреда, вкусовыми галлюцинациями и считал себя жертвой своих врачей». Жиль де Рэ оказался в числе немногих вассалов слабого короля, которые хотели и были способны бороться с противником. На собственные деньги он нанимал людей в отряд, во главе которого в период 1422 - 29 гг. совершил несколько удачных рейдов по территории, контролируемой англичанами. Хорошо известна история Жанны д`Арк, Орлеанской Девы, героини Столетней войны Англии и Франции, чей талант полководца, личная доблесть и удача принесли французам долгожданный перелом в борьбе. Во всех учебниках истории есть рассказы о ее необыкновенной судьбе; за минувшие столетия написано более 7 тысяч биографий Жанны и сняты десятки кинолент, посвященных ее жизни. Тем не менее, персона одного из ближайших сподвижников Жанны д`Арк - маршала Франции Жиля де Рэ - остается, пожалуй, самой загадочной из всего окружения Орлеанской Девы. Герой Столетней войны сделался своего рода «фигурой умолчания» современной истории; упоминаний о нем почти нет в биографиях его куда менее примечательных современников, он выпал из французской истории, точно и не существовал вовсе. Зато его образ воскрес в целом слое народных преданий и был обессмертен Шарлем Перро в сказке «Cиняя борода». Родители Жиля де Лаваля, барона де Рэ происходили из известнейших французских родов: Краон и Монморанси. Родившийся в 1404 г. , Жиль унаследовал громадное состояние, когда в возрасте 11 лет остался без отца, погибшего во время военных действий (мать умерла ранее). Опекуном отрока оказался Жан де Краон - дед по материнской линии, приложивший немало сил, дабы привить ребенку любовь чтению и наукам. Видимо, плоды этого воспитания и проявились в любви Жиля к собиранию книг, коллекционированию древностей, в пытливости ума проявляемой им на протяжении всей жизни. Об этой специфичной пытливости ума еще предстоит отдельный разговор впереди; пока же следует отметить, что несмотря на то, что большую часть своей жизни Жиль де Рэ провел в седле (в прямом смысле) и на поле боя, он сделался обладателем очень богатой библиотеки, на приобретение книг для которой не жалел денег. Чтобы дать представление о богатстве будущего маршала Франции, достаточно будет сказать, что площадь земельных владений, которые он унаследовал, почти равнялась владениям его сюзерена, герцога Бретонского. Величина же ежегодных денежных сборов, поступавших в распоряжение Жиля де Рэ, превышала сумму годового дохода упомянутого герцога почти в 10 раз. Золотой дождь, проливавшийся в казну барона де Рэ, питался соляными приисками и торговлей солью, которые род Лавалей контролировал на протяжении трёх поколений. Почти 50% оборота соли - главного экспортного продукта французской Бретани того времени - находились в их руках. Есть основания считать, что Жиль де Рэ и Жан де Краон были духовно близки. Опекун всегда защищал интересы Жиля, последний питал к нему искреннюю привязанность и вёл себя по отношению к деду в высшей степени почтительно. В 1420 г. Жан де Краон совершил уголовное и церковное преступление - похитил для Жиля его будущую супругу Катрин де Туар, с которой молодой человек через некоторое время тайно обвенчался. Особая гнусность случившегося заключалась в том, что Катрина являлась его двоюродной сестрой и по церковным правилам никак не могла стать его женою. Тем не менее, Жан де Краон не постеснялся попрать все нормы приличия, после чего не без цинизма попросил Папу Римского простить молодых. Прощение было даровано, и Жиль с Катрин совершили новое святотатсво, венчавшись вторично, на этот раз прилюдно…Этот пример довольно выразительно характеризует как нравы эпохи, так и отношения между дедом и внуком. Завершая разговор о семейной жизни маршала, остаётся добавить, что от его брака с Катрин де Туар в 1429 г. родилась девочка, получившая при крещении имя Мария. Более детей Жиль де Рэ не имел. Разгоревшаяся с новой силой в 1422 г. Столетняя война между Англией и Францией предопределила поприще и будущую карьеру Жиля: он отправился воевать, дабы защитить право молодого французского Монарха Карла Седьмого на корону. Жиль де Рэ был внучатым племянником Бертрана де Дюгекслена - прославленного ********** (главнокомандующего) французской армии, сумевшего в 70 - х годах 14 - го столетия, казалось бы, переломить ход войны и оттеснить англичан к самому Ла - Маншу. Лавры знаменитого предка не давали покоя молодому человеку; он жаждал стяжать славу на поле боя - и стяжал ее по праву. Карл Седьмой как нельзя менее соответствовал уровню возложенных на него временем задач. Молодой Монарх - мелочный, злопамятный, скаредный - не блистал дарованиями стратега и, по сути, самоустранился от руководства военными действиями. Замечательную характеристику этому Монарху с точки зрения современной медицинской науки дал историк Ролан Вильнев: «Карл Седьмой страдал туберкулезом, неврастенией, приступами маниакального бреда, вкусовыми галлюцинациями и считал себя жертвой своих врачей». Жиль де Рэ оказался в числе немногих вассалов слабого короля, которые хотели и были способны бороться с противником. На собственные деньги он нанимал людей в отряд, во главе которого в период 1422 - 29 гг. совершил несколько удачных рейдов по территории, контролируемой англичанами.

Когда при дворе Карла Седьмого появилась Жанна д`Арк, Жиль де Рэ сразу же поддержал идею доверить молоденькой девушке командование крупным отрядом. Очевидно, что склонность маршала к мистицизму немало повлияла на восприятие им слов странной девушки, взявшейся вдруг пророчествовать о судьбах Франции и короля. С другой стороны, положение полностью блокированного Орлеана (последнего серьезного форпоста, препятствовавшего движению англичан на юг) весной 1430 г. было столь скверным, что хуже и быть не могло. Даже в случае разгрома отряда Жанны д`Арк голодающий гарнизон Орлеана ничего не терял. Как бы там ни было, Жиль де Рэ горячо поддержал Жанну д`Арк и король повелел ему и в дальнейшем оказывать ей всемерное вспоможение. Они вместе выступили в поход на Орлеан. То, что произошло далее хорошо известно; следует лишь уточнить, что важным участником тех эпических событий являлся герой настоящего очерка. Жанна д`Арк 18 апреля 1430 г. направила англичанам, осаждавшим Орлеан четыре письма, в которых сообщала своим врагам о том, что намерена по воле Божией освободить Орлеан от осады и готова простить все прегрешения англичан перед Францией и её народом, если они без боя отступят к Ла-Маншу и заплатят за разрушения, причиненные военными действиями. Англичане, разумеется, блокаду не сняли и никуда не отступили; их главнокомандующий объявил, что после пленения Жанны д`Арк сожжёт ее в лагере без суда, как ведьму. К концу апреля отряд Жанны подошел к Орлеану и стал лагерем. Был снаряжен обоз с продовольствием, которому надлежало прорваться в город. Командовал обозом маршал Жиль де Рэ. Операция была назначена на 30 апреля 1430 г. Перед самым выходом обоза из лагеря Жанна д`Арк благословила Жиля де Рэ и сказала ему, что бояться нечего - они пройдут в город без единого выстрела и никто не погибнет. Слова Жанны д`Арк исполнились буквально: в виду укрепленного вражеского лагеря ясным солнечным днем обоз прошел через посты англичан безо всякого сопротивления с их стороны и оказался в Орлеане. Во время этого удивительного марша расстояние между английскими пикетами и отрядом Жиля де Рэ уменьшалось порой до 200 м. , однако, английские лучники не выпустили в сторону врага ни одной стрелы. Маршал и в самом деле провёл обоз в город, уже многие месяцы полностью отрезанный от внешнего мира, не потеряв ни одного человека. То, что удивительное пророчество сбылось столь скоро и точно, вдохновило как солдат Жанны д`Арк, так и осажденных. А следующий обоз с продовольствием от Жанны, который успешно прорвался в Орлеан 4 мая, только способствовал росту всеобщего энтузиазма французов и успеху операции по деблокаде города. Результаты этой удивительной военной операции также хорошо известны: англичане потеряли под стенами города и при поспешном отступлении почти 8 тыс. человек; французы - едва 100. На этом пути Жанны д`Арк и Жиля де Рэ временно разошлись, но в дальнейшем были еще несколько любопытных моментов, объединивших биографии этих интереснейших исторических персонажей. Хотя напрямую эти события не связаны с темой нашего очерка о них имеет смысл упомянуть. Одним из мифов марксистско-ленинской историографии была концепция всенародной поддержки борьбы Жанны д`Арк; дескать, Орлеанская Дева выразила собою народные чаяния и повела французский народ на священную войну с оккупантами. Понятно, что марксистская концепция роли личности в истории не могла не постараться извратить все, что имело отношение к Жанне д`Арк, поскольку образ национальной героини никак не укладывался в прокрустово ложе материалистических догматов. Правда состоит в том, что огромное число французов Жанну д`Арк ненавидело и эта народная ненависть прямо повлияла на ее судьбу. Орлеанская Дева не раз заявляла, что будет казнить всякого, помогающего оккупантам; жителям Парижа она направила открытое письмо, в котором уведомила их, что все они после изгнания англичан будут повешены, а город - срыт. Англичане после пленения Орлеанской Девы не стали ее вывозить из Франции именно из-за того, что отношение к ней в северных районах страны было очень плохим и в случае побега у нее бы под ногами горела земля. Другим мифом, связанным с Жанной д`Арк, является миф о том, что после ее пленения она была брошена на произвол судьбы и никто - ни Карл Седьмой, ни ее боевые соратники - даже не попытались ей помочь. Это неверно. Была предпринята серьезная попытка освобождения Орлеанской Девы и связана она как раз с именем Жиля де Рэ. Весной 1431 г. - во время суда над Жанной д`Арк - маршал совершил марш-бросок по территории, занятой оккупантами, намереваясь ворваться в Руан. Маршал был вынужден выбирать для своего маршрута места по возможности малонаселенные и труднопроходимые. Это уменьшало риск обнаружения отряда местными жителями и возможность его перехвата англичанами. Но это же обстоятельство существенно замедлило продвижение Жиля де Рэ к Руану. В конце-концов, оказалось, что его действия потеряли смысл: Жанна д`Арк была казнена. (Кстати, менее чем через год спланированный маршалом рейд осуществил один из офицеров его отряда - Гийом де Рикарвиль. Ему с группой из 80 солдат удалось скрытно подойти к Руану и в ночь на 3 февраля 1432 г. они ворвались в городскую цитадель, почти полностью вырезав её гарнизон. )Историки до сих пор не пришли к единому мнению относительно того, была ли действительно казнена Жанна д`Арк. Существуют очень интересные и весьма убедительные версии ее спасения. Их разбор не входит в задачу настоящего очерка, но одна из этих версий напрямую связана с Жилем де Рэ, поэтому ее имеет смысл изложить. По этой гипотезе, спасшаяся от сожжения на костре Жанна д`Арк получила (как и ее родные братья) дворянский титул и вышла замуж. В документах тех лет ее путь прослеживается довольно хорошо; под видом благородной дамы Жанны д`Армуаз она много путешествовала по Франции, бывала в Орлеане, встречалась с матерью и братьями, которые ее признавали именно как Жанну д`Арк, и в 1436 г. в районе Пуату встретилась с Жилем де Рэ. Тот факт, что Жиль не разоблачил Жанну д`Армуаз как самозванку трактуется сторонниками версии спасения Орлеанской Девы как свидетельство достоверности их предположений. Примерно с 1432 г. отношение к Жилю де Рэ при дворе короля Карла Седьмого начинает меняться в худшую сторону. Виной тому послужили слухи о распущенном поведении маршала, никак не согласующимся с католическими представлениями о нравственности. Ходили разговоры о его пристрастии к однополой любви, растлении малолетних, жестокости в обращении с любовницами и любовниками. Еще в 16-летнем возрасте жиль де Рэ женился на Катерине де Туар, но прелести семейной жизни, видимо, мало его прельщали. Понятно, что супруга не могла сопровождать мужа на войне, потому тот был совершенно свободен в выборе объектов своих пристрастий. К началу 30-х годов брак маршала Франции стал сугубо формальным: супруги жили раздельно и не виделись по многу месяцев. В 1433 г. Жиль де Рэ стал постоянно жить в замке Тиффож, в Бретани. Тут - вдали от чужих глаз и ушей - он мог свободно предаваться своим страстям и порокам. С этой поры в свите маршала начали появляться разного рода толкователи снов, маги, чародеи и алхимики. Последние, используя щедрое финансирование своего хозяина, вели поиски филосовского камня, эликсира молодости, технологии превращения недрагоценных металлов в золото и пр. Думается, что Жиль де Рэ оплачивал их исследования не только в силу жажды стяжания, поскольку в то время материальные проблемы его не особенно тяготили. Скорее всего, маршал, будучи человеком весьма эрудированным, жаждал общения с людьми необыкновенныи, чей кругозор выходил за рамки обыденных представлений того времени об образованности. В это время штат прислуги Жиля де Рэ во всех, принадлежащих ему поместьях, превышал 5 тыс. человек. Помимо личной охраны в 200 всадников, он нанял 30 священников в штат замковой церкви, перестройку и расширение которой затеял. Легкий на подъем, Жиль де Рэ периодически разъзжал по Бретани, кочуя из одного своего замка в другой. Хотя жизнь на несколько домов всегда накладна, маршала это соображение, видимо, нисколько не беспокоило. В первой половине 30 - х он устраивал роскошные приемы для местного дворянства, частые выезды на охоту и т. п. В 1436 г. Жиль де Рэ принял в своих поместьях наследника французского престола - дофина Людовика. Будущий король много интриговал против своего отца - Карла Седьмого - и скрываясь от монаршего гнева жил то у своих вассалов, то у прямых врагов французской короны. Эта вражда отца и сына является довольно любопытной страницей истории Франции; в отечественной истории нечто подобное можно видеть на примере отношений Петра Первого с сыном Алексеем (правда, у французского Монарха дело не дошло до такого ожесточения, как у российского). Конфликт между Карлом Седьмым и Людовиком отразился на Жиле де Рэ самым непосредственным и неожиданным образом. К середине 30-х годов маршал Франции для получения наличных денег начал практиковать продажу некоторых из своих земель. Кроме того, он стал широко прибегать к залогу той или иной недвижимости. Это была абсолютно законная операция, причем довольно выгодная в денежном отношении (поскольку платежеспособность Жиля де Рэ не вызывала сомнений кредиторов и назначаемый ими ссудной процент был весьма невелик). Супруга маршала не раз выражала порицание тому, как тот управляет своими ленными владениями, и неразумно тратит деньги. Ее можно было понять: супруг своим мотовством компрометировал жену. Известие о том, что маршал радушно принял в своих владениях смутьяна - дофина вызвало немалое раздражение Короля. В том же самом 1436 г. он подписал эдикт, которым запретил Жилю де Рэ любые продажи ленных владений. Маршала ни в коем случае нельзя было назвать транжирой и если не знать историю отношений между Карлом Седьмым и дофином, то появление такого указа вообще невозможно объяснить. Но если иметь в виду, что эдикт 1436 г. явился своего рода королевской местью строптивому маршалу, то это сразу объясняет скрытый смысл ряда последовавших событий. Королевский указ привел к тому, что резко снизился уровень доверия маршалу со стороны его кредиторов. Полагая, что указа родился вовсе не на пустом месте и обоснован возможной несостоятельностью Жиля де Рэ, они резко снизили объем кредитования; кроме того, увеличился ссудной процент. Теперь никто не хотел кредитовать маршала под обычный залог, поскольку такая операция в случае невозврата денег могла рассматриваться как замаскированная продажа (что уже было прямым нарушением королевского указа). Чтобы обойти это ограничение маршалу пришлось заключать договора займа с условием обязательного обратного выкупа. Хотя внешне операции залога и залога с обязательным обратным выкупом выглядят очень похоже, наследственное право в обоих случаях по - разному определяет права собственности на недвижимость. Следует обратить внимание на этот весьма деликатный нюанс; он подобен тому «ружью Станиславского», которое будучи повешенным на стену в первом акте спектакля непременно выстрелит в третьем. Примерно с этого времени Жиль де Рэ резко активизировал изысканя по поиску рецепта обращения свинца в золото. Если до 1436 г. такая задача стояла в ряду прочих иных алхимических изысканий, занимавших ум маршала, то теперь он прямо приказал своему главному магу Жиллю де Силлю заниматься исключительно поиском рецепта изготовления золота. Под алхимическую лабораторию были переоборудованы большие помещения по первому этажу в Тиффоже. Жиль де Рэ не скупился на расходы. Его торговые агенты скупали в огромных количествах необходимые для опытов ингредиенты; некоторые из таковых ингредиентов - акульи зубы, ртуть, мышьяк - были по тем временам очень дороги. Достаточно сказать, что во всей Европе существовало всего одно месторождение трехсернистого мышьяка (!); добываемое там сырье требовало долгой и дорогостоящей очистки, что предопределяло высокую стоимость конечного продукта. Несмотря на щедрое финансирование, золото маршалу получить никак не удавалось. В конце - концов он распрощался с Жилем де Силем и пригласил другого специалиста по химии - Жана де ла Ривьера; разочаровавшись и в нем, маршал нанял еще одного алхимика - дю Месниля. Наконец, глубоко разочарованный во французских специалистах, Жиль де Рэ обратил свои взоры к итальянцам, которых считали самыми большими в Европе специалистами по герметическим наукам. В 1439 г. главным алхимиком при маршале становится итальянец Франческо Прелати. Уже около двух лет он состоял в штате маршала, но только теперь сумел отодвинуть конкурентов - французов и убедить Жиля де Рэ в собственной незаменимости. Если прежние алхимические советники маршала были по своему образованию католическими священниками, то Прелати прямо заявлял, что он - колдун, имеющий в личном услужении демона по имени Барон, благодаря которому может общаться с миром мертвых и повелевать ими. Другими словами, если все прежние советники Жиля де Рэ были просто еретиками, то нынешний в своих воззрениях шел куда дальше - он отвергал Бога и объявлял себя колдуном - некромантом, поклоняющимся Люциферу. Прелати получил огромную власть над маршалом. Жиль де Рэ обращался к нему за советом по любому сколь - нибудь значимому вопросу. В августе 1440 г. Жиль де Рэ заложил свой замок Сент - Этьенн де Мальмор казначею герцога Бретонского Жоффруа ле Феррону. Залог был осуществлен с условием обязательного обратного выкупа через 1 год. Права собственности на замок к Жоффруа ле Феррону не переходили и номинальным владельцем замка продолжал оставаться Жиль де Рэ. Казначей передал замок в управление своему родному брату - Жану Феррону. Последний был священником, но места пока не имел. Ожидая подходящей вакансии, он прибыл в Сент - Этьенн де Мальмор и вступил в должность управляющего. Буквально через две недели после передачи замка в управление Жану Феррону его побеспокоили люди Жиля де Рэ. Группа слуг маршала проезжая мимо попросила предоставить им кров и накормить лошадей. Жан Феррон, не чувствуя себя ничем обязанным этим людям, отказал. Жиль де Рэ, узнав о происшедшем, пришел в ярость. Номинально замок продолжал принадлежать ему, а стало быть никто не мог отказать в приеме его слуг! Скорый на расправу маршал в сопровождении своих 50 телохранителей примчался в Сент - Этьенн де Мальмор. Прислуга замка - сплошь его люди! - впустила маршала безо всяких колебаний. Он лично обошел помещения замка в поисках Жана Феррона, но нигде не смог его отыскать. Кто-то подсказал Жилю де Рэ посмотреть в замковой церкви. Предложение оказалось разумным: именно там управляющий и был найден. Впоследстви Жан Феррон утверждал, что отправлял слубжу; Жиль де Рэ говорил, что Феррон просто-напросто прятался. Как бы там ни было, маршал приложил управляющего кулаком прямо у алтаря, выволок за сутану из церкви и после нескольких нравоучительных фраз, сопровождаемых зуботычинами, увёз вместе с его слугами в свою резиденцию Тиффож. Там брат бретонского казначея и его прислуга были закованы в кандалы и посажены в тюрьму. Узнав о приключившейся некрасивой истории, в дело немедленно включился герцог Бретонский Иоанн Пятый. Хотя Жиль де Рэ и был крупным землевладельцем и был известен своими военными подвигами всей Франции, он не переставал быть формальным вассалом герцога Бретонского. К маршалу примчался гонец от Иоанна Пятого и передал требование сюзерена немедленно освободить Жана Феррона и вернуть ему в управление замок Сент-Этьен де Мальмор. Требование герцога, очевидно, уязвило маршала и он его проигнорировал. Это небрежение, с одной стороны, демонстрировало условность вассальных отношений того времени, а с другой - свидетельствовало о совершенно неверной оценке маршалом складывавшейся ситуации. Герцог Бретонский, узнав о том, что требования его проигнорированы, вспылил точно также, как совсем недавно это сделал маршал. Иоанн Пятый не счел для себя за труд влезть в седло и с отрядом охраны в 200 человек пожаловал под стены Тиффожа. В тот момент Жиля де Рэ в замке не было, но едва он узнал о марш-броске своего сюзерена, как тут же распорядился освободить Жана Феррона и вернуть тому замок. Герцог Бретонский встретил под стенами Тиффожа брата своего казначея и повелел довести до сведения Жиля де Рэ, что ждёт от него объяснений своего поведения. После чего, не пожелав воспользоваться гостеприимством вассала, развернул коней и преисполненный чувством внутреннего достоинства вернулся в свою резиденцию в г. Нанте. Видимо, начиная с этого момента маршал начал испытывать серьезную тревогу за свою безопасность. Он был не уверен, надлежит ли ему ехать в Нант к герцогу? Оттуда он мог вполне и не вернуться!Жиль де Рэ вызвал к себе Прелати и велел тому проконсультироваться с демоном Бароном: как быть? Прелати добросовестно поинтересовался у демона: безопасно ли маршалу ехать в Нант? Демон знал ответ и не стал его таить: Жилю де Рэ можно смело ехать на встречу к герцогу, там ему ничто не угрожает!Маршал решил во всем положиться на прозорливость бесовского отродья и с присущей ему отвагой отправился на рандеву во дворец своего сюзерена. Историчиеская встреча состоялась: сюзерен и вассал обнялись по-братски и нашли слова для выражения обоюдной приязни. Жиль де Рэ, как он полагал, во всем оправдался перед герцогом; во всяком случае, повествование о том, как Жан Феррон выказал свое неуважение к маршалу и спрятался от него в замковой церкви было встречено с пониманием. Жиль де Рэ вернулся в Тиффож окрыленным: ручной демон его не обманул! Благодушие, видимо, притупило бдительность прославленного мастера патризанской борьбы. Во всяком случае ряд последовавших событий маршал, очевидно в силу своей успокоенности, оценил совершенно неверно. А произошло следующее:В конце августа 1440 г. епископ Нантский Жан де Малеструа в своей проповеди сообщил прихожанам, что ему стало известно о гнусных преступлениях «маршала Жиля против малолетних детей и подростков обоего пола». Епископ потребовал, чтобы все лица, распологающие существенной информацией о таких преступлениях, сделали ему официальные заявления. Многозначительные недомолвки в проповеди епископа производили впечатление множественности и серьезности собранных им улик. На самом же деле, произнося свою проповедь Жан де Малеструа опирался всего лишь на… единственное заявление об исчезновении ребенка, которое было подано в его канцелярию супругами Эйсе аж за месяц до описываемых событий. Заявление супругов, записанное 29 июля 1440 г. , никаких прямо изобличающих Жиля де Рэ улик не содержало. В нем приводились только косвенные доводы, на основании которых можно было заключить, что 10 - летний сын Эйсе исчез в замке Машекуль, принадлежавшем Жилю де Рэ, во время пребывания там маршала. Описываемые супругами события имели место в декабре 1439 г. , т. е. случились за 7 месяцев до подачи ими заявления. Не вызывало сомнений, что юридическая ценность такого рода документа была совершенно ничтожна. Епископ Нантский сам это прекрасно понимал, потому - то и продержал заявление супругов Эйсе безо всякого движения в течение месяца. Но сразу по окончании проповеди к скретарю епископа обратились люди, которые были готовы свидетельствовать о 8 - и разновременных случаях исчезновения в поместьях маршала мальчиков и девочек. На следующий день, когда молва о необычном содержании епископской проповеди распространилась по городу, были сделаны заявления о девятом случае. Епископ проинформировал о достигнутых результатах главу Инквизиционного Трибунала Бретани Жана Блуэна. Тот уже был наслышан и об алхимических изысканиях маршала, и о состоящем у него в услужении итальянском некроманте. Во всяком случае бретонская инквизиция могла (и согласилась!) существенно расширить спектр инкриминируемых маршалу обвинений. Довольно быстро - в течение нескольких дней - на свет родился обвинительный акт, который суммировал в 47 пунктах сущность претензий к Жилю де Рэ со стороны Церкви. Среди главных обвинений фигурировали человеческое жертвоприношение домашнему демону, колдовство и использование колдовской символики, убийство невинных мальчиков и девочек, расчленение и сжигание их тел, а также выбрасывание их тел в ров (т. е. непридание земле по христианскому обычаю), сексуальные извращения, оскорбление действием служителя католической Церкви и т. п. Копии этих «47 пунктов» были вручены герцогу Бретонскому Иоанну Пятому и направлены Генеральному инквизитору Франции Гийому Меричи. Маршал был официально поставлен в известность о сущности выдвигаемых против него обвинений 13 сентября 1440 г. Ему было предложено явиться в епископальный суд и дать объяснения. Заседание суда, которое было призвано вынести квалификационное заключение о правомерности обвинений, назначалось на 19 сентября 1440 г. Жилю де Рэ стоило бы насторожиться. Если обвинения в убийствах детей были весьма невнятны, то вопрос о колдовских манипуляциях получил в обвинительных тезисах столь полное освещение, что невольно наводил на мысль о существовании некоего источника информации из ближайшего окружения маршала. Инквизиция явно имела представление о предмете разговора, свободно оперировала датами, цифрами и фамилиями; ясно, что такая осведомленность появилась не в один день и не на пустом месте. Кроме того, уже 3 сентября - т. е. до заслушивания объяснений Жиля де Рэ в епископальном суде - маршала проинформировали о том, что люди герцога Бретонского в некоторых местах принялись сносить межевые знаки на границах земель, принадлежащих маршалу. В высшей степени красноречивое свидетельство пошатнувшегося положения де Рэ!В принципе, маршал мог бежать в Париж, под монаршее крыло Короля Франции. Трудно судить, смог бы епископальный суд Бретани достать его там, но удаленность столицы от провинциальных дрязг и родственные связи при дворе явно могли бы сыграть в интересах маршала. Но он не пустился в бега, остался в Тиффоже и заявил, что явится в суд 19 сентября. Поскольку он совсем недавно успешно оправдался в своих действиях перед герцогом Бретонским, то и теперь, очевидно, надеялся на такой же исход. Однако, отнюдь не все в это время тешили себя наивными иллюзиями, подобно маршалу. Двое его слуг - некие Бриквиль и Силье - не дожидаясь результатов судебного разбирательства пустились в бега. Они, очевидно, имели весьма серьезные основания сомневаться в прочности положения своего хозяина. Приехав в г. Нант, Жиль де Рэ узнал очередную весьма неприятную для себя новость: герцог Бретонский санкционировал проведение собственного судебного разбирательства, параллельно с епископальным. Т. о. получалось, что маршалу предстояло держать ответ перед двумя, действующими независимо, судебными инстанциями. Причем светский суд начал действовать даже ранее епископального; первое его заседание состоялось уже 17 сентября. Одна неприятная новость повлекла за собой другую. На заседании светского суда стало известно о бегстве слуг маршала, которые могли бы пролить свет на важные обстоятельства деятельности Жиля де Рэ, и прокурор Бретани Гийом Копельон потребовал разрешения на поведение розыскных мероприятий. Под этим понималось как поимка бежавших слуг, так и допросы тех, кто не успел скрыться. Суд во всем поддержал прокурора и тот с большим отрядом охраны выехал в Тиффож для ареста слуг маршала. Копельон имел при себе весьма длинный поименный список приближенных к Жилю де Рэ лиц, которые д. б. подвергнуться допросу. В этот список попали персоны и в самом деле весьма осведомленные о деятельности маршала. Сам факт существования подобного списка является недвусмысленным свидетельством утечки информации из ближайшего окружения мрашала; кто - то явно доносил герцогу Бретонскому обо всем, что творил Жиль де Рэ. Действия Копельона были хорошо подготовлены, а потому эффективны. Он схватил основных маршальских колдунов, а кроме них - двух молодых телохранителей Жиля де Рэ, неких Гриара, 26 лет, и Корилло, 22 лет. Эти люди на протяжении последних лет были рядом с маршалом почти ежедневно и были весьма осведомлены о его занятиях. Кроме них была арестована и некая «бабка Меффрэ» - женщина, занимавшаяся поставкой маршалу «живого товара», т. е. детей. О более богатом улове было даже трудно и мечтать. Забегая несколько вперед можно сказать, что в конце - концов оказались пойманы и бежавшие слуги - Бриквиль и Силье; их выдали люди, у которых они искали укрытия. Случилось это когда вести о суде над маршалом широко распространились по Бретани. С большой уверенностью можно заключить, что в отношении Жиля де Рэ была применена хитрость, которую он сам в годы войны с англичанами применял не раз: выманивание врага. Маршал приехал в г. Нант, ожидая судебного заседания 19 сентября, а в это время его слуги, оставшиеся в родовом гнезде без своего хозяина, были взяты под стражу. Самое забавное состоит в том, что никакого судебного заседания 19 сентября 1440 г. не состоялось вообще. Маршала проинформировали, что епископальный суд переносит его на 10 дней. Старого вояку провели как мальчишку; если на этот счет у него и оставались какие - либо сомнения, то после получения известия об отсрочке судебного заседания они д. б. рассеяться окончательно. Он продолжал оставаться в Нанте, прекрасно сознавая, что м. б. в это же самое время его слуги на допросах дают против него показания. Без сомнения, конец сентября 1440 г. был для Жиля де Рэ в психологическом отношении очень тяжелым. Заседание 28 сентября было общим для обоих судов - духовного и светского. С этого момента они действовали вместе. Пользуясь актерской лексикой, его м. б. бы назвать «прогоном»: собравшийся в полном составе суд обсудил вопрос подсудности обвиняемого, сложный, «синтетический» характер обвинения, процедуру предстоящего рассмотрения дела и т. п. Жилю де Рэ было объявлено о тяжести вменяемых ему обвинений и было предложено облегчить душу покаянием. Маршалу были выборочно зачитаны обвинительные пункты, разъяснены и заданы вопросы о согласии с их формулировками. Жиль де Рэ отверг все обвинения, потребовал себе адвоката и своего нотариуса, для ведения протокола заседания, независимо от судебного. В этом ему было отказано. Предварительные слушания были открыты 8 октября 1440 г. Власти постарались придать как можно большую гласность предстоящему процессу. Сообщения о подготовке к нему были оглашены на площадях всх городов Бретани; приглашались лица всех сословий и подданств, способные сообщить существенные сведения о личности маршала и его деяниях. Группу юристов герцогского суда возглавлял канцлер Бретонского парламента Пьер де Лопиталь; от епископального суда присутствовали 4 местных епископа во главе с епископом Нантским Жаном де Малеструа; от французской инквизиции присутствовал уже упоминавшийся в этом очерке Жан Блоэн. Объединенный суд принял решение заседать в большом зале городской Ратуши. Допуск зрителей был свободным и наплыв их оказался столь велик, что при открытии слушаний стала очевидна нехватка места в зале. Многим горожанам пришлось остаться на площади и довольствоваться пересказом событий более счастливыми их очевидцами. Слушания 8 октября поначалу повторило собой заседание 28 сенября. Жиль де Рэ точно также отказался ответить на вопрос о признании собственной виновности и заявил о своеой неподсудности суду в его нынешнем составе. Он опять потребовал приглашения адвоката и личного нотариуса. Ответы судей также не блеснули новизной; в общем, обе стороны повторили все высказанные прежде претензии. После этого началось собственно предварительное слушание. Гийом Копельон с формулировки «Мы можем доказать…» начал перечисление 47 пунктов обвинения, инкриминируемых маршалу, и после прочтения каждого из них епископ Нантский осведомлялся у Жиля де Рэ, признает ли тот справедливость сказанного в его адрес? Маршал в ответ на это вопил, что «не признает законность самого суда», либо что - то подобное. Такое гнусное запирательство и демагогическое пренебрежение судом вызвало самую живую реакцию присутствовавших в зале зрителей. В адрес Жиля де Рэ после каждого его ответа неслась площадная брань и оскорбления, женщины бросались на солдат конвоя, чтобы прорваться к месту, где сидел маршал и плюнуть ему в лицо. Когда Копельон дошел до места в обвинительном акте, посвященного похищениям и умерщвлениям детей (16 - й и последующие пункты), в Ратуше поднялся вой; по описаниям хронистов женщины в зале падали в обмороки, родители выкрикивали имена исчезнувших в поместьях маршала детей и т. д. Другими словами в зале началось что - то невообразимое. Невозможно сейчас судить об эмоциональном состоянии Жиля де Рэ, оказавшегося в тот момент в самом эпицентре общественного негодования, в фокусе вызванной им же самим ярости толпы… Думается, что какими бы крепкими не были нервы закаленного войной полководца, он не мог не испытать потрясения. И тем поразительнее выглядит его самообладание, та холодность, с какой он продолжал после каждого обращения к нему епископа Малеструа твердить о непризнании законности суда и требовать адквоката. Заслушав половину из 47 пунктов обвинения, суд постановил закончить на этом заседание. Этот день и так оказался богат на впечатления. Картина второго заседания предварительных слушаний, которое произошло 13 октября 1440 г. , полностью повторила все то, что приключилось пятью днями раньше. Жиль де Рэ демонстративно пренебрегал вопросами епископа Нантского, а люди из зала взрывались всякий раз возгласами гнева и призывами небесной кары на голову изувера. Прокурор, озвучивая пункты обвинения, не указывал фамилии свидетелей. Предварительные слушания вообще не ставили перед собой задачу подменить саму судебную процедуру и доказать виновность, либо невиновность обвиняемого. В том, как были они организованы ощущается желание оказать на Жиля де Рэ психологическое воздействие. Надо сказать, что ему обвиняемый не поддался. Из опубликованных в 40 - х годах 19 - го столетия во Франции историком J. Quicherat - ом стенограмм этого процесса (он же издал фундаментальнейший труд по суду над Жанной д`Арк, воспроизведя в 5 - и частях стенограмму и ее процесса) можно заключить, что маршал не менял выбранной однажды линии поведения. Он отнюдь не настаивал на собственной невиновности, а пытался дискредитировать сам суд. Помимо оглашения пунктов обвинения - и без того хорошо известных Жилю де Рэ! - прокурор высказал предложения о разделении их по подсудности. Преступления против детей, по предложению Копельона, д. б. рассматривать светский, т. е. герцогский суд; избиение Жана Феррона, посажение его на цепь и т. п. действия, выражавшие собой неуважение к церкви - епископальный; алхимические изыскания, некромансерские опыты, общение с демоном Бароном - инквизиционный. После весьма продолжительного выступления Копельона Председатель суда признал обвинения в адрес Жиля де Рэ весьма серьезными и заявил, что суд в своем нынешнем составе готов принять дело к формальному рассмотрению. После чего Малеструа обратился к Жилю де Рэ и спросил, имеет ли тот сказать что - либо по сути выдвинутых против него обвинений?Маршал весьма эмоциональной тирадой выразил снедавшую его ярость и заявил, что «лучше пойдет на виселицу, чем в суд, где все обвинения - ложь, а судьи - злодеи и симониаки!». Последний эпитет обозначал традиционную для того времени практику торговли вакантными должностями на государственной и церковной службе. Для эпохи, проникнутой сословным этикетом, выходка обвиняемого была шокирующей. Ее и сейчас можно без всякого преувеличения назвать «хамской». В самом деле, бросить в лицо высшим церковным иерархам оскорбление, что они, мол, «злодеи и симониаки», значило отказать Церкви во всяком нравственном авторитете!Возмущенный услышанным, еписком Нантский немедленно прочитал формулу отлучения Жиля де Рэ от Церкви. Далее Малеструа заявил, что открытие судебной сессии состоится через день, т. е. 15 октября 1440 г. Весьма красноречива была последняя фраза епископа, брошенная маршалу: «Жиль де Рэ! Вам даны два дня, готовьтесь к защите!»В назначенный день объединенный суд начал свою работу. Обвиняемый с самого начала продемонстрировал свою непримиримость и намерение усугубить конфликт. Он отказался от обыкновенного для судебной практики того времени приведения к присяге на Библии. Этот момент требует некоторого пояснения. Многие историки, решившие писать о судебных процессах Средневековья, не расшифровывают сущность различных юридических систем (или процедур) того времени. В результате у современного читателя зачастую складывается совершенно неверное представление о том кто кого за что и как судил в то далекое время. Необходимо сказать, что отнюдь не все суды того времени были инквизиционными. В католическом мире существовала судебная триада: были суды светские (иначе - ленные, майоратные, находившиеся в подчинении крупного феодала - землевладельца), епископальные (находились в ведении крупного католического еирея - епископа) и инквизиционные (подчинялись Генеральному инквизитору страны, а через него - Папе Римскому). Все эти суды имели совершенно различные процессуальные процедуры и методы добывания и предъявления доказательств. Сравнение этих исторических нюансов никак не укладывается в тематику и объем настоящего очерка, но необходимо подчеркнуть, что самую разумную организацию процесса демонстрировали именно инквизиционные суды. Огромная армия историков потрудилась над тем, чтобы опорочить как сам этот католический институт, так и приемы его работы. Можно много рассуждать о причинах такого рода научной недобросовестности, но подобное рассуждение потребует написания отдельного исследования. Сейчас же важно отметить, что стараниями таких мастеров жанра, как американец Ч. Ли и англичанин Р. Роббинс, у людей неискушенных в исторических премудростях выработалась твердая уверенность в том, что всякий суд, где нет «презумпции невиновности» - инквизиционный. И на этом основании современные люди a - priori полагают, что все суды Средневековья были инквизиционными. Это совсем не так. Суд над Жанной д`Арк не был инквизиционным, точно также, как не был инквизиционным процесс над Жилем де Рэ. Хотя инквизитор Бретани Жан Блоэн и заседал в составе объединенного трибунала, процесс был организован по нормам суда майоратного, т. е. светского. Традиция приводить к присяге на Библии лицо, дающее показания, восходит именно к майоратному судопроизводству. Инквизиторы никогда этого не делали; Святой Трибунал требовал от обвиняемого чтения молитв (обычно это были «Отче наш», «Богородица Дева…» а также «Символ веры» в канонической редакции). Светские суды требовали формальной клятвы на Библии, которая сводилась к формуле «говорить правду, только правду и ничего кроме правды» (т. н. латинская формула juramentum de calumnia). Будь суд над Жилем де Рэ инквизиционным, ему бы предложили прочесть молитвы, дабы показать, что он - добрый католик. Но поскольку судебная процедура повторяла светский суд, ему в начале процесса поднесли Библию и предложили поклясться на ней в правдивости всего, что он будет заявлять в дальнейшем. Завершая это вынужденное отступление следует заметить, что инквизиторы не отказывали обвиняемому в адвокатской защите и зачастую даже прямо предлагали воспользоваться услугами адвоката. Епископальные суды, напротив, были противниками такой практики. Итак, Жиль де Рэ от принесения присяги отказался. Также он заявил, что участвовать в судебных прениях не станет и вопросов никаких задавать не будет. В отличие от заседаний во время предварительного слушания, процесс с 15 октября проходил без зрителей. В зал приглашались только свидетели обвинения и т. н. «доносчики», т. е. люди, желавшие сделать заявление добровольно. Всего в ходе процесса таковых свидетелей и «доносчиков» было допрошено 108 человек. Cначала разбирались пункты обвинения, связанные с алхимическими изысканиями Жиля де Рэ и его сношениями с нечистой силой. Многие свидетели утверждали, что видели своими глазами помещения по первому этажу замка Тиффож, украшенные кабаллистической и сатанинской символикой. Штатные алэхимики маршала Франции рассказали о сути проводившиэхся по его указанию экспериментов. Прелати дал весьма пространные и подробные показания как о своих отношениях с Жилем де Рэ, так и о специфическом интересе хозяина к магии. Так, по заявлению итальянца, Жиль де Рэ написал собственной кровью текст договора с демоном Бароном, в котором просил для себя три великих дара: всеведения, богатства и могущества. Поскольку демон требовал жертвы, маршал принес таковую: ею была курица. Но демон не удовлетворил собственную жажду крови обычной курицей и тогда Жиль де Рэ казнил ребенка - мальчика, имя которого Франческо Прелати назвать не смог. Маршал отрезал ребенку левую руку, вынул из глазницы левый глаз, вырезал сердце и в кубке с собственной кровью преподнес на алтарь Барону. В своих показаниях, продолжавшихся много часов, Прелати подробно и весьма живым языком рассказал о проделках своего «карманного» демона, явленных чудесах, предсказаниях и превращениях. Весьма неблагоприятными для Жиля де Рэ оказались показания священника Жиля де Силля. Он был не только одним из алхимиков маршала, но и его духовником. Во время допроса в суде де Силль признал, что маршал полностью отдавал себе отчет в противоестественности своих сексуальных наклонностей; во время исповедей Жиль де Рэ всегда упоминал о совершенных убийствах детей и каялся в содеянном. Кроме того, маршал понимал богопротивность алхимических манипуляций, в совершении которых также раскаивался. При этом ни убийств детей, ни своих демонологических изысканий Жиль де Рэ не прекращал. Такое осознанное упорство маршала в греховных пристрастиях позволяло суду квалифицировать его деяния как упорство в ереси. При этом судей не особенно смутил тот факт, что священник, рассказывая о содержании исповедей обвиняемого нарушли тайну исповеди. Формально суд обсудил эту коллизию и постановил, что пересказ общего содержания исповедей может быть принят к рассмотрению. Показания духовника Жиля де Рэ выставили маршала в крайне невыгодном свете. По сути они уничтожали всякую надежду на смягчение будущего приговора. С 15 по 19 октября 1440 г. шли судебные слушания. Перерыв в процессе был сделан лишь в воскресенье 16 октября. После шести судебных заседаний (они проводились по 2 в день) суд постановил пытать маршала, дабы «побудить его прекратить гнусное запирательство». Жиль де Рэ был пытан вместе с 4-я своими алхимиками. Растянутый на «лестнице», маршал Франции быстро прекратил запираться и препираться и пообещал изменить своё поведение в суде. Доставленный в суд, Жиль де Рэ преклонил колени перед епископом Малеструа и кротко попросил снять с него отлучение от Церкви. Маршал принес присягу на Бибилии и изъявил готовность рассказать о своих преступлениях. Лишь в одном месте Жиль де Рэ выразил несогласие с прозвучавшими в зале суда обвинениями в свой адрес - когда пришлось говорить о заключении договора с демоном Бароном. «Пусть меня сожгут живым», - заявил Жиль де Рэ, - «если кто - нибудь докажет, что я призывал Дьявола или заключал с ним договор, или приносил ему жертвы!»Перемена поведения маршала может быть объяснена не только и не столько даже пыткой, сколько соображениями иного порядка. Известно, что ему не разорвали ни одного сухожилия, не повредили ни единого сустава; на судебное заседание Жиль де Рэ явился самостоятельно, ему отнюдь не требовалась помощь, чтобы передвигаться. Из этого можно заключить, что примененная к нему пытка не была избыточной и не имела чрезвычайно жестокого характера. Скорее всего, важнее оказался психологический элемент подавления воли - маршал понял, что суд в отношении него не ограничится полумерами и не позволит обвиняемому навязать свою волю. Если до этого Жиль де Рэ пытался шантажировать суд своей бескомпромиссностью, то теперь попытался умилостивить его покорностью. А нежелание признать факт заключения договора с демоном объясняется элементарным здравым смыслом: подобное признание превращало Жиля де Рэ в добровольного помощника Дьявола и уничтожало всякую надежду на снисхождение судей. Но по большому счету, Жиль де Рэ уже был не в силах контролировать развитие событий. Допросы его телохранителей 19 и 20 октября 1440 г. вскрыли такую ужасающую бездну пороков, перед которой бледнели все обвинения в жертвоприношении демону Барону. Этьен Корилло изъявил желание рассказать о проделках хозяина добровольно, без угрозы пыткой. Он сообщил о большой - от 36 до 46 штук! - коллекции детских черепов, которая хранилась маршалом в замке Ла-Сюз. В начале сентября 1440 г. , когда стала реальной угроза расследования преступлений Жиля де Рэ, тот распорядился уничтожить её. По словам Корилло, маршал приходил в сильное половое возбуждение от вида агонии детей; Жиль де Рэ занимался онанизмом, наблюдая за их последними судорогами. При этом Жиль де Рэ приходил в бешенство, если не удавалось убить ребенка беззвучно, поскольку из - за детских криков у него моментально пропадала эрекция. Нередко Жиль де Рэ приказывал своим доверенным охранникам - а таковыми в последнее время были Корилло и Гриар - придушить ребенка в петле, но в самый момент агонии ослаблять веревку, после чего усаживался на умирающего ребенка сверху и осуществлял эякуляцию, используя собственные руки. Помимо этого, маршал любил отрезать детям головы, но делал это не одним ударом, а в несколько приемов, растягивая удовольствие; тело ребенка он зажимал коленями и, воспринимая судороги тела в самый момент отрезания головы, приходил в очень сильное возбуждение. Хотя Жиль де Рэ и совершал время от времени с детьми содомские половые акты, все же не они будоражили его больное воображение; Жиля де Рэ больше всего привлекала мастурбация в момент рефлекторного трепетания умирающего ребенка - именно тогда он испытывал сильный оргазм и его мысли постоянно были заняты тем, как можно было этого добиться каким - либо новым способом убийства. Развернутые, очень детальные показания Корилло, бывшего напосредственным свидетелем и порой участником этих чудовищных преступлений, были полностью подтверждены Анри Гриаром - другим телохранителем Жиля де Рэ. Гриар был старше Корилло и пользовался, как будто, большим доверием хозяина. Охранник также заявил, что «желает свидетельствовать добровольно» (т. е. без пытки) и уточнил некоторые моменты, упомянутые на допросе Корилло (так, например, маршал приказывал вздергивать детей в петле в углу комнаты - тело в этом случае не раскачивалось и т. п. палаческие нюансы). Если раньше Жиль де Рэ и сам признавал за собой такую «слабость», как противоестественную любовь к детям, то показания его телохранителей раскрыли подлинное содержание этой самой мрачной страсти французского героя. По смыслу предыдущих его заявлений по этому поводу уже было ясно, что дети в результате его садистской «любви» умирали, но только теперь ставло понятно, что ужасающее, преднамеренное мучение маленьких жертв было неотъемлемым, самым важным элементом сексуального удовлетворения маршала. Собственно сексуальный элемент - содомия с малолетними - был не очень важен для Жиля де Рэ; с абсолютным большинством детей он не осуществлял коитуса и ограничивался онанизмом. Для маршала был важен элемент надругательства над телом, управления чужой жизнью, уничтожения ее варварским, бесчеловечным способом. Когда суд обратился за разъяснениями к обвиняемому, тот, прекрасно понимая убийственную силу уже прозвучавших свидетельств, принялся лавировать и хитрить. Но к этому моменту он был уже связан произнесенной формулой juramentum de calumnia и ее нарушение дало повод потребовать для него новой пытки. На утреннем заседании 21 октября 1440 г. суд постановил предать обвиняемого, как уличенного в лжесвидетельстве, новой пытке. После обеда Жиль де Рэ был доставлен в пыточную камеру и вновь растянут на «лестнице». К этому моменту, очевидно, он окончательно пал духом и не видел для себя никакого сколь - нибудь приемлемого выхода. Предпологая, каким окажется приговор суда, маршал, скорее всего, понимал бесполезность умножения собственных страданий перед гибелью. Потому, как и в первый раз, он быстро попросил прекратить пытку и заявил, что готов «свободно сознаться». Доставленный в суд, Жиль де Рэ, признал, что «наслаждался пороком», подробно описал излюбленные способы убийства детей и собственные ощущения при этом, признал факт коллекционирования «прекраснейших головок». Он сам определил число замученных им детей в 800 (примерно, по одному в неделю на протяжении последних 15 лет). Надо сказать, что Гриар и Корилло не могли внести ясность в этот вопрос, поскольку недостаточно долго служили у маршала. Суд посчитал доказанной цифру в 150 погибших детей, ибо эта величина не противоречила показаниям наиболее осведомленных в данном вопросе свидетелей (самого Жиля де Рэ, Гриара, Корилло, Мэффре, камердинера Силье). В понедельник 24 октября 1440 г. судом было оглашено специальное обращение к жителям герцогства Бретонского, в котором кратко излагалась суть полученных на процессе признаний и содержалось косвенное указание на предстоящий приговор обвиняемому. Всем честным католикам предлагалось «молиться за него». На следующий день было объявлено о постановлении епископа Малеструа «об исторжении Жиля из лона церкви христовой» за его тяжкие прегрешения как против Церкви и Веры, так и против законов человеческих. Т. о. в течение двух недель на Жиля де Рэ оказалось дважды наложено высшее церковное наказание - отлучение от Церкви. В тот же день - 25 октября 1440 г. - Пьер де Лопиталь, канцлер бретонского парламента, подписал приговор обвиняемому. Маршал Франции приговаривался к сожжению живым на костре. Вместе с ним д. б. погибнуть и непосредственные участники его преступных оргий - Анри Гриар и Этьен Корилло. Жилю де Рэ было предложено примирение с Церковью. Это позволяло избежать гибели на костре, посольку покаявшегося еретика нельзя было сжигать живым. Примирившихся с Церковью душили на костре гарроттой, что было все - таки быстрее и гуманнее смерти в огне. Маршал согласился на примирение с Церковью. В ночь на 26 октября 1440 г. шли напряженные переговоры между родными Жиля де Рэ и его судьями: обсуждался вопрос о судьбе тела маршала. В конце - концов стороны сошлись на том, что сожжение тела будет формальным, т. е. палач возведет приговоренного на костер, задушит его там гарроттой, разведет огонь, после чего вытащит из огня тело, которое будет передано родственникам для захоронения. Рано утром 26 октября Жиль де Рэ принес публичное покаяние в совершенных им преступлениях в кафедральном соборе г. Нанта, при большом стечении народа. Он попросил прощения у Церкви, Короля, родителей умерщвленных им детей, сказал, что страшится небесного суда и попросил всех, кто мог его слышать в ту минуту, молиться о спасении его души. Около 10 часов утра, доставленный к месту казни, маршал Франции был задушен на глазах огромной толпы местных дворян и горожан. Вместе с телом Жилем де Рэ на огромной поленнице дров оказались и его прежние верные телохранители - Гриар и Корилло. Правда, в отличие от своего могущественного покровителя, они не получили от суда такой милости, как удушение перед сожжением. Оба погибли в пламени огромного костра живыми, к немалому удовлетворению свидетелей казни. После разведения огня, тело Жиля де Рэ было сдернуто крюками с поленницы дров и согласно договоренности, передано родственникам (двоюродному брату и племянникам). Так окончился земной путь одного из ужаснейших преступников всех времен и народов. Подобный эпитет вряд ли может считаться преувеличением: Жиль де Рэ благодаря своему высокому положению в обществе, знатности и богатству, успел совершить столь большое число отвратительнейших преступлений, что хватило бы с лихвой на дюжину «среднестатистических» изуверов современности. Что было потом?Родственники легендарного сподвижника Жанны д`Арк не захотели оскорблять его гробом фамильные склепы. Тело Жиля де Рэ обрело покой в монастыре кармелиток, расположенном на окраине г. Нанта. Автору ничего не известно о дальнейшей судьбе этого захоронения. Епископ Нантский Жан де Малеструа, приложивший немало сил для разоблачения преступлений маршала, в самый день его казни провел торжественную заупокойную службу и крестный ход по улицам города, собравший огромную толпу народа. Постепенно образ эрудированного русоволосого великана превратился в народных преданиях в полную зловещего колорита фигуру обладателя синей бороды (Эту метаморфозу в 19-м столетии писатель Поль Лакруа объяснил таким образом: «Хотя волосы у Жиля де Рэ были светлые, борода была чёрной, непохожей ни на какую другую. При определённом освещении она приобретала синеватый оттенок, что и привело к тому, что сир де Рэ получил прозвище Синяя Борода»). Французские баллады и изустные предания несколько столетий обыгрывали перипетии реального исторического сюжета, с общей фабулой которого Вы только что познакомились, порой совершенно фантастически его трансформируя. Один из таких вариантов получил литературную обработку Шарля Перро и хорошо известен в России под видом детской сказки «Синяя борода». Жиль де Рэ был казнен приговором светского суда, а епископальный еще полтора месяца продолжал разбор его дела и допрос различных свидетелей. Никто, правда, казнен уже не был. Больше других рисковал, конечно, Франческо Прелати, но постановлением герцога Анжуйского итальянский колдун был освобожден из церковной тюрьмы. Произошло это в июне 1441 г. Прелати пришлось отречься от всех своих оккультных заблуждений, выучить наизусть «Символ веры», вынести наложенную на него тяжелую епитимию, но зато он остался жив. Отделался, что называется, «малой кровью». Постепенно были свёрнуты расследования в отношении и иных лиц, приближенных к Жилю де Рэ. Что можно сказать об образе действий этого человека и какое заключение о достоверности приписываемых ему деяний можно сделать на основании современных представлений о такого рода преступлениях и преступниках?Прежде всего - необыкновенная точность деталей, зафиксированная протоколами допросов, укрепляет в мнении, что преступления Жиля де Рэ отнюдь не являлись художественным вымыслом палачей и судей. Из описаний процессов убийств, которые оставлены в стенограммах допросов Корилло, Гриара и самого де Рэ, можно заключить, что маршал принадлежал к той категории сексуальных преступников, которые стремятся не к непосредственному совокуплению с жертвой, а к мастурбации в процессе её мучения. Сам по себе коитус мало привлекает извращенцев этого типа. Безусловно, такой перекос в сознании свидетельствует о серьезном дефекте личности. Причем, сами преступники этот дефект прекрасно осознают и всячески пытаются замаскировать, полагая, что его наличие лишает их «мужественности» и позорит в глазах всех, осведомлённых о нём. Потому они скорее припишут себе совершение сколь угодно ужасного изнасилования, нежели признаются, что предпочли ему онанизм. Все эти поведенческие нюансы сделались объектом внимательного изучения криминологов лишь в 20-м столетии, когда совершенство технической базы предоставило специалистам инструменты для точных химических и микробиологических исследований. В 15-м веке возможности для такого рода исследований не было и обвинители маршала при всём своём желании не смогли бы доказать факт мастурбации. Жиль де Рэ вполне мог ограничиться рассказами об изнасиловании детей. И если бы его показания действительно давались под диктовку палачей, так, скорее всего, и было бы (поскольку понятно, что с обывательской точки зрения изнасилование является актом более логичным, нежели онанизм). Но именно нетрадиционность предпочтений преступника придаёт его рассказу особенную достоверность. В 15-м веке столь точный в деталях рассказ придумать было просто невозможно. Во всяком случае, с позиций современных знаний об этом предмете, несуразность деталей в таком выдуманном рассказе сразу бросалась бы в глаза. Следующим любопытным штрихом, добавляющим достоверности показаниям Жиля де Рэ и его телохранителей, является упоминание о существовании коллекции черепов убитых душегубом детей. Подобное стремление некрофилов окружать себя останками тел (или их фрагментами), с которыми связаны наиболее острые сексуальные переживания, также хорошо изветсно. Эдвард Гейни хранил в супнице отрезанные женские носы, Деннис Нильсен - неделями прятал под полом полюбившийся ему мужской труп, Джеффри Дамер составил целую коллекцию лоботомированных черепов убитых им подростков. Эти примеры, взятые из истории криминалистики 20-го столетия, можно множить и далее. Для 15-го века непридание тела погибшего земле почиталось его высшим поруганием. Хранение коллекции отрезанных голов для добродетельного христианина той эпохи есть деяние совсем уж запредельное в своей чудовищности. Такую гремучую смесь извращений - педофилии, садизма, некрофилии, гомосексуализма - придумать и облечь в столь достоверный рассказ, какой прозвучал на суде в г. Нанте, человек 15-го века вряд ли смог. Он мог пересказать то, что видел, но не придумать от начала до конца. Некоторые писатели, касавшиеся в своих трудах истории маршала де Рэ, указывали на разного рода изъяны имевшего над нам место суда. То неопределенно говорится, что герцог Бретонский замаскировал судебной расправой свое стремление поживиться имуществом маршала. То утверждается, что суд был необъективен и почти не уделил внимания убийствам детей, сосредоточившись всецело на разоблачении магических манипуляций обвиняемого. То вообще ставятся под сомнение факты совершения маршалом преступлений и намекается на возможность его оговора слугами. По большому счету, вряд ли такого рода тезисы можно считать обоснованными. В эпоху формирования мощных высокоцентрализованных монархических государств инспирирование судебных процессов в целях завладения имуществом обвиняемого представлялось делом сложным и неэффективным. То время предоставляло массу иных возможностей для передела владений. Скажем так: сутяжничество, как способ обогащения, скорее характерно для общества гражданского, нежели феодально-крепостнического. Несправедливо переносить на ту эпоху законы и нравы более позднего времени. Специфика отношений «сюзерен - вассал» очень хорошо описана в «Мемуарах» Филлипа де Коммина; там как раз идет речь о событиях западноевропейской истории второй половины 15 - го столетия, т. е. весьма близких по времени к суду над маршалом де Рэ. Из «Мемуаров» Коммина легко становится понятным почему сюзерен не был заинтересован в репрессиях и не стремился черезчур строго карать своих вассалов. Вряд ли можно говорить и о перекосе обвинения в сторону разоблачения сатанинской обрядности и игнорировании преступлений против детей. Жиля де Рэ приговорил к казни суд герцогский и сделал он это именно признав доказанными обвинения в убийстве детей. Всего же убийству детей и сексуальным преступлениям против них были посвящены 6 пунктов обвинения из 47. Это, вроде бы и не очень много, но все они были разобраны на судебных заседаниях и получили должную оценку. Совершенно несправедливо утверждать, будто бы суд отмахнулся от фактов гибели детей и погряз в неких отвлеченных мудрствованиях о природе магических сил или «философского камня». Если же рассматривать возможность оговора под пыткой, то следует признать, что тема эта весьма зыбкая и вовсе не такая очевидная, как кажется на первый взгляд. Да, пытка - это инструмент понуждения и унижения человека, дающий реальную возможность манипулировать его волей. Инструмент грубый, зримый, явно пугающий, но отнюдь не единственный. Существует масса других способов для такого рода воздействий на человека. В их ряду даже такой безобидный, на первый взгляд, как гипноз. Кстати, именно на этом основании (т. е. несвободе в даче показаний) суды многих стран мира могут отводить заявления людей, если удается установить факт их допроса под гипнозом. В принципе, любой способ из весьма многочисленного арсенала методов ведения допроса м. б. использован недобросовестным сыщиком для понуждения подозреваемого к самооговору. Шантаж, запугивания, психоэмоциональное изнурение (пресловутый «конвейр»), использование химических препаратов для подавления воли, разнообразные провокации - все эти приемы не менее отвратительны и столь же эффективны, что и прямая пытка. Причем неявный характер такого рода воздействий делает их, пожалуй, даже более опасными, поскольку затрудняет объективную оценку информации, полученной с их использованием. Следует признать, что порядочность следователя, его представления об этике являются определяющими при выработке тактики допроса. Другими словами, не пытка страшна сама по себе, а страшен негодяй, попавший в следователи. А такие негодяи и без формальной пытки изыщут возможности для мучения людей. Это очень важный момент и странно, что писатели, взявшие на себя труд развенчать «ужасы и мраки Средневековья» не потрудились подумать об этом. Возвращаясь к процессу над Жилем де Рэ, следует признать, что пытка обвиняемого не была избыточной; ее можно назвать очень и очень умеренной. У Жиля де Рэ спрашивали только то, что фактически уже было известно суду и без его ответов. Пытка применялась избирательно, т. е. не была поголовной. Кроме самого маршала допросу с пристрастием подверглись 5 человек (заметьте: из более, чем ста свидетелей на процессе и 5 тыс. слуг!) Никакой небывальщины пытаемые не говорили, все сказанное ими полностью укладывалось в канву расследования. Некоторые весьма немаловажные персонажи (Меффрэ, Прелати и пр. ) пытке вообще не подвергались. То, что мучительство не было самоцелью допросов с пристрастием прекрасно подтверждает то соображение, что никто из алхимиков маршала казнен не был. Все эти люди принесли церковные покаяния, на них были наложены епитимии, они потеряли всякий общественный статус, но - тем не менее! - жизни свои они сохранили и даже обрели в конечном итоге свободу. Следует согласиться, что подобная гуманность не очень-то вяжется с изрядно поднадоевшими тезисами о «мраке Средневековья», которыми наполнены писания историков позднейших эпох!Конечно, с точки зрения современных правовых норм суд над Жилем де Рэ может вызвать массу нареканий. Но следует ясно понимать, что нарочито маршала никто не ставил в особые, невыносимые условия; его судили сообразно судебным установлениям того времени. Тогда не существовало состязательности сторон в ее нынешнем виде, иначе трактовалась гласность суда, иначе решались вопросы подсудности и т. п. Конечно, это очень важные нюансы, но специально под Жиля де Рэ они не придумывались и не изменялись. Его судили, так сказать, на общих основаниях. Любопытно, что нравственную правоту суда признало, видимо, и бретонское дворянство, среди которого было немало родственников казненного маршала. Уже буквально в следующем десятилетии будет организован знаменитый конрпроцесс Жанны д`Арк, на котором Орлеанская Дева окажется полностью реабилитирована. Казалось бы, этим моментом могли бы не без выгоды воспользоваться лица, пожелавшие обелить и Жиля де Рэ: всё-таки он был признанным полководцем, героем победоносно завершившейся войны, боевым соратником Жанны д`Арк… Однако, не нашлось среди друзей и родственников казненого маршала ни одного человека, который бы рискнул выступить в защиту его имени. Очевидно, что ещё слишком многие помнили как его самого, так и совершенные им ужасные преступления. Воистину, sit tranzit gloria mundes!