Из лесаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Привет, /х/. Просто подумала о том, чтобы поделится в честь Хэллоуина парочкой жутких историй из моего детства. Когда была ребенком, я жила вместе с матерью в старом трехэтажном сельском доме на краю леса, принадлежащем моей бабушке. Он находился далеко от дороги, в конце длинного неосвещенного гравийного проезда. Ночью он чувствовался очень изолированным: был так далеко от остальных домов и находился в месте, которое не было населено почти тридцать лет до того, как мы въехали. Я была довольно непослушным ребенком. Когда мама уезжала на работу, я время от времени пропускала утренний автобус в школу и оставалась дома одна на весь день. В большом доме я чувствовала себя невероятно одинокой, поэтому большую часть времени проводила за играми в лесу позади дома. На некотором расстоянии в лесу, достаточном, чтобы я не могла услышать зов моей матери, была поваленная сосна, врезавшаяся в другую. Ее ствол остановился на пути вниз, формируя длинную арку над лесной подстилкой. Я любила забираться на зазубренный пень на основании этого упавшего дерева и потом усаживаться в точке прямо над серединой. Я никогда не могла проделать весь путь к вершине, потому что продолжать дальше было выше моих возможностей из-за боязни высоты. Однажды, я как всегда сидела на стволе в привычном месте, которое было достаточно высоко от земли, слушала пение птиц и ощущая тепло солнца на шее, и вдруг услышала нечто странное снизу. Меня парализовало от шока. — Эй, девчонка. На мгновение я была схвачена волной страха. Голос шел прямо из-под меня. Я растянулась, чтобы посмотреть вниз, но за краем не могла увидеть ничего. Долгое время я просто сидела в полной тишине и уже почти убедила себя в том, что мужской голос мне послышался. — Я знаю, что ты меня слышишь. Его голос на этот раз был гораздо громче, я что-то выкрикнула в ответ и забралась чуть повыше. Нервно трясясь, я вцепилась ногтями в кору и держалась изо всех сил. Бог знает, сколько времени я сидела там, пытаясь собраться с духом. Хоть я не могла это увидеть, присутствие штуки снизу для меня оставалось ясным. Птичье пение теперь было куда более тихим и более осторожным и, клянусь, когда я прислушалась, то могла уловить очень тихое эхо человеческого дыхания. Собравшись с духом, я поклялась доказать себе, что это было лишь мое воображение, и перегнулась через край насколько это было возможно. Изо всех сил вцепившись в кору позади меня, я вытянула руки и выглянула вниз, получив полный вид пустой лесной подстилки и подлеска, как внезапно…— СПУСКАЙСЯ ВНИЗ ИЛИ Я ЗАБЕРУСЬ И СХВАЧУ ТЕБЯ!Это было настолько громко, словно мне кричали прямо в лицо. Я расслабила хватку за дерево и свалилась с него. Я спаслась, только схватившись за ближайшую ветку, и на одну ужасную секунду мои голые ноги болтались в холодном воздухе. Когда я подтянулась, то побежала на полной скорости к вершине рухнувшей сосны, к месту, до которого еще никогда не добиралась. Я сидела там, прямо под кроной, трясясь от ужаса и глядя на основание, откуда росло расколовшееся дерево, ожидая, что в любой момент кто-то медленно заползет на сосну по направлению ко мне. Вместо этого, всем, что я слышала, был ветер, шуршащий хвоей сверху и подо мной, и случайные отрывки птичьих песен. Прошло два часа, прежде чем мать вернулась домой и нашла меня, трясущуюся и плачущую, на вершине упавшего дерева. Хотя этот инцидент напугал нас с мамой, со временем я как-то оправилась, показывая характерную для ребенка беззаботность. Хоть и никогда больше не забредала в лес так далеко, как раньше, и не доходила до того упавшего дерева. Однажды, когда мне было двенадцать, мне дали задание перетаскать дрова из сарая на заднем дворе (как раз на краю леса) в дом. Это была утомительная работа, и я всегда бралась делать ее на закате, когда воздух наполнялся комарами и болотный туман накрывал поляну. К тому времени, как я делала последний заход, я бежала испуганная обратно домой. Самой моей нелюбимой вещью в этой работе были сипухи, заполнявшие сарай (если вы когда-нибудь видели совиную морду, смотрящую на вас с темного угла крыши, то знаете, как тревожно мне было в этом сарае). В одну из таких ночей туман был более плотным, чем обычно. Густой серебряный туман покрывал все вокруг и ограничивал мое зрение до маленькой вокруг меня. Несмотря на то, что сарай был недалеко от дома, я почувствовала себя дезориентированной, и шла в неправильном направлении, оба раза по какой-то причине прямо в лес. К тому времени, как я взяла последнюю охапку, из-за тумана нельзя было увидеть улицу. Глаза заслезились, и мой взгляд стал размытым. Идя вперед неуверенной походкой, я врезалась в дерево, скрючилась от боли и бросила все дрова себе на ноги с громким треском. Когда я наклонилась, чтобы поднять их с моей ноги, в которой пульсировала кровь, туман был настолько густ, что я не могла увидеть собственные колени. Я решила направиться домой, тем более что дров было более чем достаточно для одной ночи. Привет, /х/. Просто подумала о том, чтобы поделится в честь Хэллоуина парочкой жутких историй из моего детства. Когда была ребенком, я жила вместе с матерью в старом трехэтажном сельском доме на краю леса, принадлежащем моей бабушке. Он находился далеко от дороги, в конце длинного неосвещенного гравийного проезда. Ночью он чувствовался очень изолированным: был так далеко от остальных домов и находился в месте, которое не было населено почти тридцать лет до того, как мы въехали. Я была довольно непослушным ребенком. Когда мама уезжала на работу, я время от времени пропускала утренний автобус в школу и оставалась дома одна на весь день. В большом доме я чувствовала себя невероятно одинокой, поэтому большую часть времени проводила за играми в лесу позади дома. На некотором расстоянии в лесу, достаточном, чтобы я не могла услышать зов моей матери, была поваленная сосна, врезавшаяся в другую. Ее ствол остановился на пути вниз, формируя длинную арку над лесной подстилкой. Я любила забираться на зазубренный пень на основании этого упавшего дерева и потом усаживаться в точке прямо над серединой. Я никогда не могла проделать весь путь к вершине, потому что продолжать дальше было выше моих возможностей из-за боязни высоты. Однажды, я как всегда сидела на стволе в привычном месте, которое было достаточно высоко от земли, слушала пение птиц и ощущая тепло солнца на шее, и вдруг услышала нечто странное снизу. Меня парализовало от шока. — Эй, девчонка. На мгновение я была схвачена волной страха. Голос шел прямо из-под меня. Я растянулась, чтобы посмотреть вниз, но за краем не могла увидеть ничего. Долгое время я просто сидела в полной тишине и уже почти убедила себя в том, что мужской голос мне послышался. — Я знаю, что ты меня слышишь. Его голос на этот раз был гораздо громче, я что-то выкрикнула в ответ и забралась чуть повыше. Нервно трясясь, я вцепилась ногтями в кору и держалась изо всех сил. Бог знает, сколько времени я сидела там, пытаясь собраться с духом. Хоть я не могла это увидеть, присутствие штуки снизу для меня оставалось ясным. Птичье пение теперь было куда более тихим и более осторожным и, клянусь, когда я прислушалась, то могла уловить очень тихое эхо человеческого дыхания. Собравшись с духом, я поклялась доказать себе, что это было лишь мое воображение, и перегнулась через край насколько это было возможно. Изо всех сил вцепившись в кору позади меня, я вытянула руки и выглянула вниз, получив полный вид пустой лесной подстилки и подлеска, как внезапно…— СПУСКАЙСЯ ВНИЗ ИЛИ Я ЗАБЕРУСЬ И СХВАЧУ ТЕБЯ!Это было настолько громко, словно мне кричали прямо в лицо. Я расслабила хватку за дерево и свалилась с него. Я спаслась, только схватившись за ближайшую ветку, и на одну ужасную секунду мои голые ноги болтались в холодном воздухе. Когда я подтянулась, то побежала на полной скорости к вершине рухнувшей сосны, к месту, до которого еще никогда не добиралась. Я сидела там, прямо под кроной, трясясь от ужаса и глядя на основание, откуда росло расколовшееся дерево, ожидая, что в любой момент кто-то медленно заползет на сосну по направлению ко мне. Вместо этого, всем, что я слышала, был ветер, шуршащий хвоей сверху и подо мной, и случайные отрывки птичьих песен. Прошло два часа, прежде чем мать вернулась домой и нашла меня, трясущуюся и плачущую, на вершине упавшего дерева. Хотя этот инцидент напугал нас с мамой, со временем я как-то оправилась, показывая характерную для ребенка беззаботность. Хоть и никогда больше не забредала в лес так далеко, как раньше, и не доходила до того упавшего дерева. Однажды, когда мне было двенадцать, мне дали задание перетаскать дрова из сарая на заднем дворе (как раз на краю леса) в дом. Это была утомительная работа, и я всегда бралась делать ее на закате, когда воздух наполнялся комарами и болотный туман накрывал поляну. К тому времени, как я делала последний заход, я бежала испуганная обратно домой. Самой моей нелюбимой вещью в этой работе были сипухи, заполнявшие сарай (если вы когда-нибудь видели совиную морду, смотрящую на вас с темного угла крыши, то знаете, как тревожно мне было в этом сарае). В одну из таких ночей туман был более плотным, чем обычно. Густой серебряный туман покрывал все вокруг и ограничивал мое зрение до маленькой вокруг меня. Несмотря на то, что сарай был недалеко от дома, я почувствовала себя дезориентированной, и шла в неправильном направлении, оба раза по какой-то причине прямо в лес. К тому времени, как я взяла последнюю охапку, из-за тумана нельзя было увидеть улицу. Глаза заслезились, и мой взгляд стал размытым. Идя вперед неуверенной походкой, я врезалась в дерево, скрючилась от боли и бросила все дрова себе на ноги с громким треском. Когда я наклонилась, чтобы поднять их с моей ноги, в которой пульсировала кровь, туман был настолько густ, что я не могла увидеть собственные колени. Я решила направиться домой, тем более что дров было более чем достаточно для одной ночи. Впрочем, уже становилось довольно темно, и я не могла определить, в какую сторону иду. Даже когда я осторожно прошла на несколько футов во всех направлениях, пытаясь определить мою позицию в тумане, я по-прежнему не могла найти ни одного ориентира. Я даже не могла найти изгородь или ворота. И чем дольше шла, тем чаще натыкалась на деревья. Грязь и сосновая хвоя хрустели под ногами вместо покрытой влагой лужайки. Спустя некоторое время я поняла, что даже не могу больше найти сарай. Проклиная себя за тупость (одновременно с этим пытаясь игнорировать колотящееся сердце и чувство, что в игре было нечто еще), я поняла, что потерялась где-то на краю леса. Зов к матери из все сил был лишь встречен гулким молчанием из глубин тумана, окружавшего меня, подтверждая, что я забралась слишком далеко в лес чтобы быть услышанной. Когда в меня начала вселяться сильная паника, я заметила мелькание чего-то розового на ближайшем стволе. Подойдя ближе, я увидела, что это был вырванный откуда-то квадрат розовой бумаги. На нем была стрелка, указывающая налево. Как я рассудила, это смутно выглядело как что-то, что могла сделать моя мать на случай, если я потеряюсь. И, как дура, я последовала по направлению, указанному этой зеленой стрелкой, дрожа от нарастающего холода. Я продолжала идти около пяти-десяти минут, пока мне не потребовалась передышка. Мое сердце билось так быстро, что начало болеть. Когда я садилась, то заметила нечто, чем оказалась другая записка, трепыхающаяся на соседнем стволе. Я заметила, что она была прибита длинным гвоздем. На ней была другая стрелка, на этот раз указывающая вверх, и маленькое, небрежно написанное слово: «СЮДА». Несмотря на нарастающую панику, я убедила себя, что эти записки были единственным способом вернуться домой до наступления ночи. Я отчаялась выбраться оттуда, мой лоб был покрыт холодным потом. Поэтому я пошла в направлении зеленой стрелки, смутно различая розовое пятно еще одной записки на склоне, усеянном гнилыми пнями и опавшей листвой. К тому времени стало уже довольно темно. Я была вынуждена напрягать мои глаза, чтобы видеть дорогу на несколько метров вперед. Следуя за зелеными стрелками, чувствуя все меньше уверенности в моем местоположении, я ковыляла по лесу, ощупывая себе дорогу в тумане, чтобы не врезаться в дерево (хотя боялась, что нечто невидимое схватит мою руку). Я наткнулась на третью зеленую записку, на которой была еще одна стрелка вверх с корявым смайликом над ней, ведущая к более крутому склону, которого я не помнила в окрестностях моего дома. Я была уже слишком испугана и начала тихонько плакать. Когда я прислонилась к сосновому пню, осознание вероятности того, что я останусь в этом лесу на ночь, начало проникать в мой ум подобно игле шприца, входящей в вену. Я увидела мелькание другого розового квадрата неподалеку. Встревоженная этими записками, которые все выглядели свежими без следов дождей, шедших всю прошлую неделю, я прищурилась и прочитала ее издалека. Надпись заставила мою кровь похолодеть. Я стояла на коленях в полной тишине, покачиваясь на них в ужасе. Мои уши были чувствительны к малейшему шуму в тумане. Долгое время я стояла в плотном серебристом тумане, читая и перечитывая эту ужасную записку снова и снова, до тех пор, как звук треснувшей палки не заставил меня бежать вслепую, навстречу веткам, цеплявшихся за мои лодыжки и царапавших лицо. На записке большими зелеными буквами было написано мое имя. Казалось, что я бежала несколько часов и все это время дождь и туман чувствовались на моей шее подобно гнилому дыханию кого-то бегущего позади меня. Каким-то образом я смогла вернуться домой. Свет был выключен, и в течение какого-то времени я изо всех сил пыталась найти ключи. Найдя их, я вбежала внутрь и быстро заползла в кровать, где пролежала без сна до самого утра. Мама просто подумала, что я уже зашла внутрь и пошла спать, не подумав оставить свет включенным. Это было чудом, каким-то странным совпадением, что я вообще смогла найти дом. Свидетелем последнего «инцидента» в этом чертовом доме была моя мать. До этого она никогда не встречала никаких странных вещей, как я, хотя мы делили то давящее чувство, что оказывал на нас интерьер дома и его расположение в мрачном, впечатляющем своими размерами лесу. Несмотря на то, что я, очевидно, никогда не была популярным ребенком из-за того, что жила далеко в местности в противоположном направлении от всех остальных из школы, я завела несколько подруг в первый год старшей школы. Одна из них, по имени ******, пригласила меня на ночь и я согласилась. Моя мать довезла меня до места, которое было примерно в трех милях от дома, и затем вернулась домой. Ночь прошла хорошо. Мы посмотрели ужастик (подходяще), поели пиццы и, может, чуть-чуть курнули. Мама отправилась домой, где должна была дописать кое-что. В то время она работала на журнал. Примерно в полночь я получила странную смс от нее:ЕСЛИ ЭТО РОЗЫГРЫШ Я ДОЛЖНА ЗНАТЬ НЕМЕДЛЕННОПодумав, что это была какая-то шутка, я ответила: успокойся, что за розыгрыш?

Почти немедленно пришел ответ:ТЫ ДОМА?Конечно, я ответила «Нет», хотя уже была озадачена. Я не получала других сообщений вплоть до трех ночи, когда она велела мне отправиться к бабушке утром и НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не вздумать идти домой. Я помню мрачные потоки дождя в тот день, когда я отправилась к бабушке, и как ужасно промокла, когда добралась до ее дома. Он был почти в двух городках от моего. Я боролась с искушением дойти до дома и сбросить сумки, но мамины тревожные смс прошлой ночи были достаточным предупреждением. Когда я прибыла, мама и бабушка обедали. Сначала моя мать показалась невозмутимой. Но когда я присмотрелась, то увидела, что она была без кровинки в лице и мелко тряслась. В какой-то момент она даже выронила стакан, вздрогнув из-за кота, потеревшегося об ее ногу. Мама поведала свою историю только ночью, когда бабушка спала и запретила пересказывать ей, боясь, что это напугает ее суеверную душу слишком сильно. Вот что произошло ночью, когда я была у Аманды, как она описала это в жутких подробностях. Моя мать сидела в гостиной на первом этаже на диване у огня, работая над черновиком; шторы были открыты, чтобы можно было видеть закат. Сначала они были такими тихими, что она едва их замечала, но чуть позже она начала ощущать и смутно раздражаться тихим звукам ударов на окне в районе ее головы. Когда она подошла к нему, то увидела крупных коричневых мотыльков, которых мы часто встречали в этом месте, безумно суетившихся у стекла. Решив, что это и было причиной звука, она вернулась к работе, чувствуя себя, однако, несколько взволнованной. Когда звуки стали более резкими и громкими, она заметила камни, летевшие в окно из кромешной тьмы лесной опушки. Она увидела. что они появлялись из тени кустов и потом летели по дуге, отскакивая от окна. Присмотревшись внимательней, она увидела маленькие трещины там, где ударялись самые большие камни, там, где секунду назад была ее голова. Временно завороженная, она попыталась вглядеться в темноту, чтобы понять, откуда летели камни. Потом она отскочила от окна в шоке, увидев меня, стоящую наполовину за деревом, широко ухмыляющуюся и смотревшую на нее широко раскрытым единственным видимым глазом, который был полностью белым. Она едва сдержала крик, видя ее собственную дочь, просто улыбающуюся и сверлящую ее взглядом. Фигура не двигалась и не моргала, она стояла за одной из ближайших сосен, далеко от кустов, из которых летели камни, продолжавшие стучать громким ливнем в окно. Мое лицо неустанно продолжало давить на нее, улыбаясь. Думая, что это какой-то больной розыгрыш (отсюда и смс), моя мать выкрикнула мое имя изо всех сил, испуганная до глубины души. Вместо ответа рот этой штуки (которая выглядела как я) за деревом начал двигаться, словно бормоча тихие слова очень-очень быстро. Вдруг она повернула голову в сторону и, казалось, начала говорить с кем-то еще, кто был за деревом, как сказала моя мать, кто не мог быть увиденным. Но она могла видеть бесформенную черную фигуру, парящую напротив другой стороны дерева. Девушка, выглядевшая как я, продолжала пялиться на мою мать и что-то быстро говорить, потом поворачивая голову и шепча штуке рядом с ней. Затем она поворачивалась назад и начинала сначала. Потом, прерывая монотонное бормотание, она внезапно указала прямо на мою мать и начала смеяться. Мама закричала и убежала в мою спальню на втором этаже (единственную комнату с рабочим замком), где она заперлась и села на дальнем краю кровати, испытывая тошноту и плача от страха. Камни снова начали стучать в окно внизу. В моей комнате, как сказала мама, она не чувствовала себя в безопасности. Как она описала, там был ужасный запах и странный гудящий звук в стенах. Она пыталась молиться, но вскоре сдалась и просто слушала, как камни швырялись в стены и окна (где-то на кухне она различила ясный и звонкий звук действительно разбившегося окна) и странное, непрерывное гудение. Прислушавшись внимательней, она смогла распознать его как самый мягкий намек на бормочущий голос. В полном ужасе она узнала голос и затем, слишком боясь посмотреть, повернула голову к двери шкафа, где увидела ужасное белое лицо, смотрящее прямо на нее, кривя рот в очень быстром шепоте. Дверь шкафа была лишь в метре от моей матери. Она начала медленно открываться. В невообразимом взрыве ужаса она немедленно бросилась к двери, возясь с замком, пока все большие и большие камни врезались в окно, которое, наконец, взорвалось осколками стекла. Справившись с дверью, она выбежала из дома, не допуская и взгляда в сторону леса, забралась в машину и уехала. Она сказала, что прямо на конце проезда оглянулась и увидела две несомненно человеческие фигуры в разбитом окне моей спальни, смотревшие, как она уезжает все дальше и дальше от дома. Это было их прощание, так как моя мать больше никогда не появлялась в этом месте. Рассказав историю, мама расплакалась. Я не сомневалась в ней и не сомневаюсь по-прежнему. Я полностью верю, что она испытала то, о чем говорила. Стало ясно, что с проживанием в этом доме мы покончили раз и навсегда. Я вернулась туда лишь раз, с моим отцом, с которым редко вижусь сейчас. Он приехал из другого штата, чтобы помочь нам с переездом. Мама уже нашла место в городе и жила там. Папа и я просто нагрузили его грузовик всем, что мы оставили внутри. Тихим солнечным утром мы вытащили все вещи и освободили место. Хотела бы сказать, что было какое-то заключение, последняя страшилка, чтобы увенчать историю, но ее нет. Просто облегчением было убраться оттуда. Впрочем, есть еще два факта, достойные упоминания:1. Когда мы проверили дом на наличие признаков вторжения, то обнаружили, что несколько окон, в том числе в моей комнате и на кухне, были разбиты и на полу лежали камни. 2. Папа пошел в лес, чтобы отлить. Когда он вернулся, то спросил, с каких пор у нас были качели. Не нужно говорить, что у нас никогда не было качелей, так что я была весьма не рада обнаружить, что за неделю, пока нас не было дома, кто-то повесил качели на одной из самых высоких ветвей старой сосны, напротив которой был упавший ствол, на который я перестала залезать много лет назад. Это была явно новая веревка и хорошо отшлифованное сиденье. Папа, желая отвести мои мысли от недавних событий (он сомневался в честности моей матери и думал, что она была неуравновешена), сказал, что это, вероятно, сделал наш сосед, не осознавая, что качели были на нашей собственности. Конечно, и он, и я знали, что у нас не было никаких соседей по крайней мере на милю в любую сторону. В этом пространстве не было домов и за все время, что я прожила там, я ни разу не замечала даже следа человеческого жилья. Но я отпустила все это и была достаточно удовлетворена, чтобы сказать «Тем лучше» этому ужасному месту, когда мы уехали навсегда. По большей части, я пыталась забыть о произошедшем там. Впрочем, иногда я просто не могу не задуматься об этом. Прошло много времени, чтобы я могла говорить об этом без страха. Хэллоуин, не лучшее ли время, чтобы поделиться такой историей? Вскоре после нашего переезда моя бабушка продала дом новой семье, молодой паре с маленьким сыном, несмотря на настояния мамы оставить его пустым. Сейчас она совсем отказывается говорить о том, что произошло тогда. Я менее обеспокоена этим, хотя иногда воображение берет надо мной верх. Все, что я могу сделать, это думать о том старом доме, упавшем дереве, новых жителях, и качелях, мягко качающихся на ветру, пока к ним идет маленький мальчик.