Исчезнувший другСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Этот мистический случай произошел, когда мне было двенадцать лет. Ранние и средние школьные годы связаны у меня не с радужными, а скорее с тревожными чувствами, с каким-то глубоким смятением. Отсутствие таланта и способностей хоть к каким-то предметам (кроме, может быть, рисования), боязнь получить двойку вместо тройки, стыд перед родителями. Скромные физические данные, недостаточные морально-волевые качества, постоянная опасность притеснений со стороны более «авторитетных» сверстников. Досада от своей неловкости в общении с девочками. Да и вообще, в атмосфере школы было что-то тяжелое, что-то, что я не мог объяснить. Я помню момент, когда это чувство до предела обострилось, и при этом как бы обнажилась его сверхъестественная сторона. Потом, по мере взросления, мне постепенно стало легче. Это откровение не было связано с какой-либо ситуацией общения со сверстниками, с дружбой или конфликтом. Как-то раз мы сидели на уроке, на котором нам дали какое-то самостоятельное задание. Мы распределились по группам и разбрелись по разным углам кабинета. Я помню, учительница куда-то вышла. Мы с моим другом Костей сидели на подоконнике. Окна кабинета выходили прямо на дом, в котором я жил. Был октябрьский вечер, я смотрел на свет в окнах родной многоэтажки, на то, как люди уютно копошатся за шторами. Мама с папой тоже были в это время дома, но наша квартира находилась на противоположной стороне. Костя о чем-то беседовал с девчонками, сидящим за ближайшей партой, а я молча наблюдал разные оттенки света ламп, горящих в квартирах — желтый, белый, розовый. Еще голубоватый мерцающий свет, если в квартире работал телевизор. Почему-то свет в окнах, пока на улице еще только сумерки и нет полной темноты, всегда вызывал во мне ностальгию. И вот, на темно-синем небе, чуть ниже перистых облаков, я увидел одно странное облако. Оно было в форме длинного, немного сплющенного цилиндра, с выпуклыми концами. Можно сказать, гигантская сигара. Консистенция этого облака была плотной, а края четко очерченными. Никаких изменений ни в форме, ни в структуре облака не наблюдалось, и само оно не двигалось, а просто висело в небе. Если бы не строгие очертания и не эта почти правильная цилиндричность — эту сущность, как я ее сейчас почему-то назвал, можно было бы действительно принять за обычное облако. Оно находилось немного ниже остальных, перистых, равномерно распределенных по всему небу на огромной высоте. Видно было, что и это странное облако тоже находилось довольно высоко и, что размеры его огромны. Я отчетливо помню, как в ту секунду, когда я заметил странный объект в небе над школой, у меня вдруг возник острый приступ страха и тоски. Было такое чувство, что эта и без того устрашающая туча посылает в пространство волны страха. Хотя у меня сжималось сердце от неясного тяжелого предчувствия, другие одноклассники продолжали мирно галдеть, как ни в чем не бывало. От волнения я ничего не сказал Косте. Потом окончательно стемнело, и в небе ничего не стало видно. После уроков я потерял Костю в толпе, которая образовалась в вестибюле. Идти один на улицу я боялся, сам все еще не до конца понимая, почему и ждал, пока можно будет покинуть школу вместе с какой-нибудь группой учеников. В седьмой класс к нам пришел новенький. Его звали Андрей, фамилия — Ольховский. «Я — чистокровный поляк, по отцу и по матери», — объяснял мне Андрей, из всех новых соучеников выделивший меня в качестве даже не друга, а просто наиболее приемлемого собеседника. Человек он был странный. Прекрасно учился, обладал не по годам высокой эрудицией, знал, в моем понимании, буквально все и обо всем, рассказывал о произведениях, о которых я до сих пор даже не слышал. Иногда мне казалось, что он сам придумывает их сюжеты. Андрей никогда не зубрил, а впитывал текст сразу, пересказывая содержание более толково и доходчиво, чем оно было подано в учебнике. Стихотворения запоминал с ходу, на уроках истории очаровывал нашу и без того экзальтированную Софью Викторовну своими пересказами параграфов в лицах и с оригинальным комментариями. Мы не особо прислушивались к его ответам, Софья же всегда была в полном восторге. При этом Ольховский обладал, опять-таки не по годам, огромной физической силой. Он в течение недели дал отпор всем нашим «авторитетам», одержал несколько безоговорочных побед и над ребятами из старших классов (смотреть на эти драки собиралась половина школы). Андрей уверенно подавил Диану, сильную девочку с садистскими наклонностями, занимавшуюся волейболом и безнаказанно терроризировавшую почти всех мальчишек класса (уже упомянутому Косте Диана, например, в кровь разбила голову, взяв его за волосы и ударив о дверной косяк). Андрей посещал секцию бокса. Его комната была заставлена книгами и завалена гирями и гантелями, с которыми он занимался вместе со своим отцом, работавшим, по-моему, в городской прокуратуре. Общаться с ним было интересно, при этом в нашем союзе он играл роль старшего и опытного товарища, я же был как бы у него в учениках. «Никогда не подавай вида, если девочка тебе нравится», — говорил Андрей. «Жди, пока она сама тебе покажет, что ей нравишься ты». «А если так и не покажет?», — спрашивал я. Значит, она просто не твоя, и все. Андрей не то чтобы нравился девочкам, они, мне кажется, скорее боялись его, как, впрочем, и мальчики. Показав им с самого начала, что не потерпит нападок, он впоследствии никого не притеснял и не обижал, не устанавливал в классе своих порядков. Он вообще редко и мало кого, не считая меня, подпускал к себе, да и меня держал на определенной дистанции. А потом, в конце учебного года, в какой-то из дней Андрей не пришел в школу, и больше в классе ни разу не появился. Классный руководитель, Тамара Михайловна, несколько раз повторила нам:— Ребята, Андрей оставил занятия в связи с переходом в другую школу. — А почему он нам ничего не сказал?— Вот уж не знаю. — А в какую школу он перешел?— Не могу сказать, не знаю. — Ну как это, Тамара Михайловна, вы же должны знать…— Не знаю. И я не знаю, почему мы спрашивали ее об Ольховском не один и не два раза, почему думали, что она знает о нем что-то важное. Почему вообще кому-то, кроме меня, было дело до этого мальчика, игнорировавшего целый класс? До этого высокого мрачного блондина с голубыми глазами и тяжелым взглядом, который любого заставлял отвернуться первым. Наша молоденькая учительница по химии, сама несколько раз заговаривала на переменах об Ольховском, желая как будто или что-то спросить, или, наоборот, рассказать о нем. В общем, странным было это исчезновение, как и реакция на него наших учителей. А со следующего учебного года образ Ольховского начал меня преследовать. Началось с того, что я периодически видел его среди учеников нашей школы, то в очереди в раздевалку, то в вестибюле. То он среди других шел мне навстречу по коридору. Я сначала подавался вперед, хотел поздороваться и сказать что-то вроде: «Андрюха, ты здесь, откуда, почему пропал?». Потом перестал. Когда я хватал Костю за рукав с возгласом: «Смотри! Видишь, Ольховский стоит… Да вон же, прямо к нам лицом, с парнем в спортивной куртке», — Костя мне отвечал: «ты чего, какой это тебе Ольховский? Это Санек из седьмого «Б»». На третий или четвертый раз я уже ничего не говорил Косте, а просто тихо недоумевал. Ольховского я встречал везде: он ехал со мной в троллейбусе, выходил из озера, когда я лежал на пляже и наблюдал за резвящимися в воде девчонками, стоял позади меня в очереди к прилавку в продуктовом магазине. Его взгляд, холодную и немного презрительную усмешку я ни с чем не смог бы перепутать. А может быть, и смог бы, но ведь я видел его столько раз. Кто это был, если не он, и что все это значило, я не знаю. Последний раз я увидел «Ольховского» после восьмого класса, на вокзале в Свердловске, когда мы с мамой ехали к родственникам и делали там пересадку. Честно говоря, я до сих пор жду момента, когда вновь его увижу, хотя с тех пор прошло двадцать восемь лет. Однажды на перемене Костя сказал мне: «Выйдем в коридор, я тебе что-то покажу». В коридоре, где в это время все было как обычно, то есть очень шумно и полно ребят, Костя подвел меня к окну. — Видишь? — указал он рукой на верхний край окна. Там, с наружной стороны, шевелилось что-то странное. Какие-то черные, покрытые волосками не то лапы, не то хоботки (мне это слово в тот момент и пришло в голову) какого-то огромного насекомого. Боже, тогда совсем еще не было мобильных телефонов, иначе я бы до сих пор рассматривал фотографии и обязательно бы их здесь разместил. Хоботков было два, они шевелились в странном, медленном ритме, будто щупальца осьминога под водой. При этом выглядели они все же не как что-то, имеющее отношение к моллюскам, а именно как органы насекомого, — помните, хоботок бабочки на фотографиях с большим увеличением?— Гигантский паук, — сказал Костя. — Что, если он внутрь заползет. Я молчал, будучи в полном недоумении. — А если он тут не один?— Да нет, на паука вроде не похоже. — А что это по-твоему?— Давай покажем Серёге. — Давай. Сходили за товарищем. Подошли к окну втроем. Из двух хоботков теперь остался один. Его будто бы кто-то втягивал и снова выпускал. Зрелище было жутковатое. Андрей не испугался и залез на подоконник, пытаясь приоткрыть створку окна. Рванул раза два за ручку и с шумом оторвал ее. — Тебе что, делать нечего?— Не надо, Серега. Ты или сам свалишься, или оно внутрь заползет… Да тихо ты, сейчас увидят…Действительно, все обернулись на шум отрываемой ручки, а несколько младших ребят заинтересованно подошли к нам. — Эй, давайте-ка отсюда, — отстранил Костя мальчишек. Прозвенел звонок, все разошлись по кабинетам. Оставшись в пустом коридоре, мы еще с минуту наблюдали этот странный танец черных «хоботков» и тоже пошли на урок. На следующей перемене за окном вихлялся уже один хобот. Мы решительно спустились на первый этаж и подошли к дверям, чтобы посмотреть на это чудо снаружи. Я не помню точно, что нас тогда остановило. По-моему, в этот день на дверях все время стояли не то учителя, не то уборщицы, которые не пускали ребят на улицу, так как там было грязно. Или же я что-то путаю, но, как бы то ни было, на улицу мы не попали, а на перемене перед последним уроком странное существо (или что это было такое) пропало. Андрей все-таки растворил одно из соседних окон и, с опасностью для жизни, так и сяк стал высовываться наружу, надеясь увидеть сидящего на стене монстра. Так ничего и не увидел. Хочу добавить, что это было в начале девяностых годов, когда статьи и передачи про НЛО и другое непознанное были страшно популярны, и мы, школьники, находились под их большим влиянием. Но эти волосатые отростки, шевелящиеся, как при замедленной съемке, ведь были же они чем-то, имели же какое-то происхождение?Эту картину я прекрасно помню и сейчас: школьный коридор, вокруг беготня и шум, и мой одноклассник показывает мне на окно. И там, в свете солнца, шевелятся, медленно перебирают черные волосатые лапы, или хоботки. Или жала. Что же это было такое, а? И почему мне стало грустно от этих воспоминаний?