Интервью с профессиональным криминалистом Евгенией КрюковойСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

— Возможно ли совершить преступление, не оставив никаких следов?— Нельзя. Во-первых, существует три вида следов. Материальные —это когда мы касаемся какой-то поверхности руками, ногами, другой частью тела. Идеальные следы — это когда мы кого-то видим и запоминаем, следы нашей памяти. И третья современная категория — виртуальные следы — те, которые мы оставляем в интернете: сайты, которые посещали, комментарии, которые оставляли. Даже по стилю речи можно легко понять, кто перед нами: мужчина или женщина, примерно какого возраста, порой даже — из какого города. — В фильме «Семь» преступник срезал себе подушечки пальцев, чтобы не оставлять отпечатки. Если так делать, это поможет скрыть следы?— Даже если вы сильно повредите подушечки пальцев, у вас они все равно восстановятся, включая уникальные папиллярные узоры. — То есть легче пальцы отрезать?— Легче надеть перчатки. Первое российское преступление, которое раскрыли с помощью найденного отпечатка пальца, было в 1912 году. Об этом много писали в газетах, и преступники их тоже читали. И да, некоторые пытались срезать подушечки пальцев, выжигать их химическими препаратами. Но это все бесполезно, заметно и очень болезненно. А современный преступник ленив. Сейчас даже не вскрывают дверь с помощью отмычек, потому что системы защиты очень сложные, гораздо проще на улице кого-то поймать и потребовать кошелек или жизнь. Но если вы все же захотите совершить преступление и совершите, то все равно какую-нибудь волосинку да потеряете. Можно все убрать и не оставить видимых следов, но это ничего не значит. Был случай — групповое изнасилование, в процессе к лицу девушки прижали подушку. На наволочке отпечаталась тушь и пристала маленькая ресничка. Преступники постель выбросили, а девушку отпустили. Но следователи наволочку нашли и по этой крохотной детали доказали вину тех людей. — Что морально устарело в криминалистике? Например, схема «злой и добрый полицейский», показанная в каждом первом детективе, еще работает?— Злым и добрым полицейским до сих пор пользуются, и до сих пор люди ведутся. Причем бывает, что этот прием использует один и тот же человек, играя роли поочередно. Устарели технические средства. За последние десять лет все стало цифровым и мобильным. А тактики следственных действий почти не меняются, потому что основаны на психологии. Преступник до последнего надеется, что ему все сойдет с рук, потому что он умеет обманывать. В итоге делает классические ошибки. Есть, например, отличный прием, чтобы узнать, где преступник спрятал тайник. Допустим, вы в доме спрятали наркотики, я прошу вас показать мне что-то в коридоре, а в это время мои коллеги меняют расположение стола и стульев в комнате, сдвигают вазу, и, когда мы с вами зайдем, в том направлении, куда вы посмотрите в первую очередь, и будет тайник. Вы поймете, что что-то поменялось, и вам нужно будет удостовериться, что мы его не нашли. — По-вашему, где грань между нашей защитой и проникновением в нашу личную жизнь?— Самый дискуссионный вопрос — соотношение частного и публичного интереса. Существует такая вещь, как добровольная дактилоскопическая регистрация: каждый из нас может пойти в отделение полиции и сдать свои отпечатки пальцев. Когда я рассказываю об этом студентам, все начинают смеяться. Каждый боится оказаться в этой базе, потому что думают, что могут сделать что-то плохое. Я сама не сдавала, так как опасаюсь того же. Но тут внутренний конфликт: с точки зрения публичного интереса я хочу, чтобы преступления быстрее раскрывались, с точки зрения частного интереса я хотела бы остаться в тени. Извечный вопрос: готовы ли вы немного пожертвовать своей свободой для того, чтобы мир стал лучше? Здесь каждый сам принимает решение. — Как становятся маньяками? Почему вдруг человек начинает убивать?— Тяжелое детство — причина всего. Если анализировать уголовные дела, то практически у всех серийных убийц в детстве была травма головы, иногда они получали ее, находясь еще в утробе матери. А вот Пичушкина в детстве качелькой ударило. Я не говорю, что каждый, кто травмировался головой в детстве, станет маньяком, но у тех, кто совершал жестокие преступления, была такая проблема. В Ростове-на-Дону есть лечебно-реабилитационный центр «Феникс». Инициатором его создания был профессор Бухановский, он знаменит тем, что создал психологический портрет Чикатило, благодаря которому того поймали. После этого случая профессор решил, что надо исследовать ребят, которые рано проявляют агрессию. И как-то к ним привезли мальчика 6–7 лет, который признавался, что хочет убивать. У мальчика обнаружили маниакальное влечение к насилию. Его наблюдали очень долго, около 10 лет, лечили, даже привозили американских специалистов. То есть все понимали, что растет маньяк, а что делать — непонятно. Ребенок не исправляется, привязывать к кровать его нельзя, наказывать — не за что. — Возможно ли совершить преступление, не оставив никаких следов?— Нельзя. Во-первых, существует три вида следов. Материальные —это когда мы касаемся какой-то поверхности руками, ногами, другой частью тела. Идеальные следы — это когда мы кого-то видим и запоминаем, следы нашей памяти. И третья современная категория — виртуальные следы — те, которые мы оставляем в интернете: сайты, которые посещали, комментарии, которые оставляли. Даже по стилю речи можно легко понять, кто перед нами: мужчина или женщина, примерно какого возраста, порой даже — из какого города. — В фильме «Семь» преступник срезал себе подушечки пальцев, чтобы не оставлять отпечатки. Если так делать, это поможет скрыть следы?— Даже если вы сильно повредите подушечки пальцев, у вас они все равно восстановятся, включая уникальные папиллярные узоры. — То есть легче пальцы отрезать?— Легче надеть перчатки. Первое российское преступление, которое раскрыли с помощью найденного отпечатка пальца, было в 1912 году. Об этом много писали в газетах, и преступники их тоже читали. И да, некоторые пытались срезать подушечки пальцев, выжигать их химическими препаратами. Но это все бесполезно, заметно и очень болезненно. А современный преступник ленив. Сейчас даже не вскрывают дверь с помощью отмычек, потому что системы защиты очень сложные, гораздо проще на улице кого-то поймать и потребовать кошелек или жизнь. Но если вы все же захотите совершить преступление и совершите, то все равно какую-нибудь волосинку да потеряете. Можно все убрать и не оставить видимых следов, но это ничего не значит. Был случай — групповое изнасилование, в процессе к лицу девушки прижали подушку. На наволочке отпечаталась тушь и пристала маленькая ресничка. Преступники постель выбросили, а девушку отпустили. Но следователи наволочку нашли и по этой крохотной детали доказали вину тех людей. — Что морально устарело в криминалистике? Например, схема «злой и добрый полицейский», показанная в каждом первом детективе, еще работает?— Злым и добрым полицейским до сих пор пользуются, и до сих пор люди ведутся. Причем бывает, что этот прием использует один и тот же человек, играя роли поочередно. Устарели технические средства. За последние десять лет все стало цифровым и мобильным. А тактики следственных действий почти не меняются, потому что основаны на психологии. Преступник до последнего надеется, что ему все сойдет с рук, потому что он умеет обманывать. В итоге делает классические ошибки. Есть, например, отличный прием, чтобы узнать, где преступник спрятал тайник. Допустим, вы в доме спрятали наркотики, я прошу вас показать мне что-то в коридоре, а в это время мои коллеги меняют расположение стола и стульев в комнате, сдвигают вазу, и, когда мы с вами зайдем, в том направлении, куда вы посмотрите в первую очередь, и будет тайник. Вы поймете, что что-то поменялось, и вам нужно будет удостовериться, что мы его не нашли. — По-вашему, где грань между нашей защитой и проникновением в нашу личную жизнь?— Самый дискуссионный вопрос — соотношение частного и публичного интереса. Существует такая вещь, как добровольная дактилоскопическая регистрация: каждый из нас может пойти в отделение полиции и сдать свои отпечатки пальцев. Когда я рассказываю об этом студентам, все начинают смеяться. Каждый боится оказаться в этой базе, потому что думают, что могут сделать что-то плохое. Я сама не сдавала, так как опасаюсь того же. Но тут внутренний конфликт: с точки зрения публичного интереса я хочу, чтобы преступления быстрее раскрывались, с точки зрения частного интереса я хотела бы остаться в тени. Извечный вопрос: готовы ли вы немного пожертвовать своей свободой для того, чтобы мир стал лучше? Здесь каждый сам принимает решение. — Как становятся маньяками? Почему вдруг человек начинает убивать?— Тяжелое детство — причина всего. Если анализировать уголовные дела, то практически у всех серийных убийц в детстве была травма головы, иногда они получали ее, находясь еще в утробе матери. А вот Пичушкина в детстве качелькой ударило. Я не говорю, что каждый, кто травмировался головой в детстве, станет маньяком, но у тех, кто совершал жестокие преступления, была такая проблема. В Ростове-на-Дону есть лечебно-реабилитационный центр «Феникс». Инициатором его создания был профессор Бухановский, он знаменит тем, что создал психологический портрет Чикатило, благодаря которому того поймали. После этого случая профессор решил, что надо исследовать ребят, которые рано проявляют агрессию. И как-то к ним привезли мальчика 6–7 лет, который признавался, что хочет убивать. У мальчика обнаружили маниакальное влечение к насилию. Его наблюдали очень долго, около 10 лет, лечили, даже привозили американских специалистов. То есть все понимали, что растет маньяк, а что делать — непонятно. Ребенок не исправляется, привязывать к кровать его нельзя, наказывать — не за что.

В результате мальчик сбежал и сразу совершил несколько убийств. И после этого было много разговоров, нужно ли создавать новые лечебницы и пересматривать законодательство. Потому что здесь опять столкновение частного и публичного интересов: с одной стороны, мы не имеем права держать человека всю жизнь взаперти, с другой, если он и все вокруг понимают, что он маньяк, то почему нет?— И до сих пор непонятно, как работать с такими детьми?— Да, это все очень сложно. Я недавно была в этом центре. И когда встретилась с Александром Олимпиевичем, он сказал: «Видишь, мальчик сидит? Тоже убивать хочет». А мальчик внешне — одуван. Сидит, ножками качает. — Вы как-то сказали, что серийных убийц объединяет то, что они… милые. И действительно, если почитать дела, все указывают, что тот же Чикатило был тихим человеком, семьянином, руку на жену не поднимал, секс воспринимал только как средство продолжения рода. Почему так?— Обычный человек, когда слышит слово «маньяк», сразу представляет зловещий оскал, кровищу везде… Конечно, это не так. Маньяк — это обычный человек, внешне абсолютно вы да я. Но внутренне… Мы с вами приходим домой, и кто-то думает: «Книжку бы почитать», а маньяк думает: «М-м-м… поубивать бы». Мы с вами ложимся спать, закрываем глаза и думаем, куда поедем летом — на море или в горы, а маньяк думает: «Убить в парке или в квартире?»Если почитать характеристики, то самая популярная фраза знакомых во всех протоколах: «Я бы никогда про него не подумал». Но если посмотреть, мы все с вами очень закрытые люди. У каждого из нас есть потаенные желания, и они не проявляются внешне никак. И как тут быть?Но есть еще признак, по которому можно отличить потенциального маньяка: ему нравится издеваться над животными. Есть закономерная связь между серийниками и живодерами. Мучают обычно кошек и собак. Либо, если у ребенка есть брат или сестра, он начинает их больно щипать, кусать, бить. Он знает, что больно, но ему нравится на это смотреть, он наслаждается. Суть в том, что маньяки получают удовольствие от совершенного, для них это классно. В основе всего лежит удовольствие, но не всегда сексуальное. Тот же самый Пичушкин славился тем, что ударял человека по голове и в рану вставлял бутылку или палку. Эта была отличительная черта его преступлений. Сам он говорит, что не испытывал эрекцию, но удовольствие от этого все же получал. — Может ли маньяк прийти к мысли, что это преступление последнее и пора завязывать?— Для большинства маньяков убийство — это вредная привычка. Все мы знаем, что курение, жирная еда, алкоголь — это плохо. Убийца тоже понимает, что его занятие — это плохо. Но когда покуришь, попьешь, поешь — хорошо как-то сразу. И маньяку хорошо после того, что он делает. Но если читать показания, то многие говорили: «Я хотел остановиться, я понимал, что со мной что-то не так, спасибо, что вы меня поймали, я оставлял вам подсказки». Конечно, он сам никогда не придет и не скажет: «Ой, вы знаете, 40 трупов — это я!» Но он будет делать все возможное, чтобы его поймали, сознательно или бессознательно. — Вы встречались с маньяками лично?— Нет, слава богу. Но раньше хотела. Была даже идея написать в интернете посты типа «ребята, объявитесь, я вам помогу!» Потом решила, что меня уведет не в ту сторону. Зато недавно я проводила эксперимент в Тиндере. Зарегистрировалась под мужским именем, знакомилась с девушками, делала им комплименты. Уже спустя сутки многие из них готовы были приехать ко мне домой. В конце дня переписки я писала что-то вроде: «Знаешь, я бы очень хотел с тобой пересечься, но кошка заболела, надо дома побыть». Они предлагали меня навестить, да еще и с кошачьим кормом. Я, конечно, пропадала, не говорить же мне им: «Пардон, мадам, это эксперимент». Но ужас состоял в том, что они собирались приехать к совсем неизвестному человеку, которого ни разу не видели и не слышали, не знали, правда ли его так зовут и он так выглядит. — Вам эти истории не приедаются?— Нет, хотя я уже думаю уходить от этой темы. Это очень страшно. И смотришь на маньяков — милые ребята, а начнешь узнавать их подноготную… Своим студентам я советую не воспринимать это как реальность, иначе становится невыносимо. Советую воспринимать это как сказку: я в домике, а это фильм. Это самообман, но иначе никак. — И в этой сказке герои живут обычной жизнью, а потом однажды маньяк встречается с жертвой. Какая-то страшная смесь закономерности и случайности. Как вы себе это все объясняете, вы ученый, но ведь есть в этом какой-то фатализм?— Я сейчас по этой теме диссертацию пишу: насколько в нашем мире все закономерно и случайно, только с криминалистической точки зрения. С первого взгляда кажется, что все случайно, а начинаешь изучать — и понимаешь, что к преступлению привела целая цепочка событий и результат закономерен. Очень интересно анализировать маршрут жертвы и маршрут преступника. Бывает, что они уже встречались, но не обращали друг на друга внимания. Я это объясняю каким-то фатализмом, да. Почему именно в этот день человек сорвался? Ему сделали замечание? Но ему и раньше делали замечания. Был плохой день на работе? Но и раньше были плохие дни. Грубо говоря, толкнули в метро — это случайность. Но если этот негатив накапливался, то это уже закономерность. Эта интересная тема, но она на грани теории вероятности. — Как вы оцениваете меру наказания для маньяков — пожизненное лишение свободы и смертную казнь?— Я считаю, что надо сажать на всю жизнь и нельзя убивать. Нужно дать ученым возможность изучить этих людей. Если бы Чикатило не казнили, я хотела бы с ним познакомиться, поговорить, как человек науки. Я читала все его дело, все 200 томов, но кажется, что можно было бы задать еще много вопросов. И это мучает. Сейчас маньяки не такие интересные, то была классика. — На ваш взгляд, в России нужен специальный отдел, который занимался бы только серийниками?— Есть люди, которые специализируются на этой теме. Они не объединены, но если что-то происходит, создается специальная группа. В России своя специфика. Если мы посмотрим на другие страны, там многие серийные убийцы — высокоинтеллектуальные люди. А у нас часто как: перепил, убивал впервые. Понравилось. Продолжил. И в этих случаях убийцы оставляют миллион отпечатков пальцев, следов крови, документы даже забывают. И чтобы расследовать эти дела, не нужны специальные отделы. — В фильме Балабанова «Груз 200» показана история милиционера-маньяка. На ваш взгляд, такое могло произойти на самом деле?— Может быть, конечно, тут может быть любой: полицейский, судья, врач. Такие истории случаются, и полицейские были маньяками. У некоторых крыша ехала, а как-то был случай, когда служитель правопорядка убивал для «галочки», для отчетности. Ночью совершал преступление, а утром сам его раскрывал. Совершенно любой человек любой профессии может быть маньяком. Другое дело, что сотрудники правоохранительных органов лучше знают, как скрывать следы. Когда я веду лекции, то говорю: «Все то, что вы сейчас узнаете, вы можете использовать как во благо, так и во зло, это вопрос вашего воспитания и правосознания». Я вот заметила: когда мы, например, проходим подделку документов и я начинаю рассказывать: «Есть разные виды подделки документов. Во-первых…» Скукота! Глаза потерянные. Как только произношу фразу: «Если вам надо подделать такие-то документы…», — все сразу включаются, задают вопросы вроде: «А если мне нужно подделать подпись на зачетке, этой ручкой можно будет?» Или когда возникает вопрос «Как совершить», сразу становится интересно. Конечно, это педагогическая уловка для привлечения внимания, мы никого не учим совершать преступления. — То есть в каждом из нас сидит преступник?— Лично я убеждена, что каждый из нас готов совершить преступление, но при определенных условиях. Например, самозащита или защита близких людей. Тут героическая нотка, но мы же все равно говорим про убийство, следовательно, эта идея уже сидит. — Вы могли бы убить?— Я маньяк с опытом. (Смеется. ) Знаю, что я на это никогда не пойду, думать об этом периодически думаю, но все же это только научный интерес.