Игра мщенияСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Я ограждаю себя от общества людей. Ненавижу все эти лица, проходящие мимо, смотрящие на меня. Я готова вцепиться в любого, кто посмотрит в мои глаза. От ехидных, лицемерных, злых или счастливых и радостных взглядов моя личность просто в бешенстве. Признать, себя я тоже недолюбливаю, но черт с этим, думать о смерти и суициде слишком низко и ничтожно. Жалеть меня все равно никто не станет, а уж тем более сострадать. Все это связано, возможно, с тяжелым детством, хотя сейчас я принимаю это за урок. Мой круг общения? Нулевой. О своих родителях я ничего не знаю, потому что росла в детском доме. Люди, которые растили меня, были зверьми, издевающимися над беззащитными детьми, уничтожая их прекрасные представления о жизни и будущем. Все те муки, пытки, что они испытывали, обошли меня стороной. Я была незаметной, пряталась в самых непредугаданных местах, ожидая в страхе своей очереди. Но этот кошмарный сон, кажется, закончился быстро. Меня выпустили оттуда, сопровождая фразой: «Так, как же тебя... кажется ты... кхм, молодец, отправляйся во взрослую жизнь. Тебя ждет много интересного, удачи». «Вот уж спасибо, слишком долго я ждала своей «взрослой» жизни», - подумала я тогда, перед тем, как покинуть стены этого отвратительного здания. С тех пор мое мнение о людях изменилось, я стала ненавидеть всех: и детей, и стариков. Мне плевать, они не заслуживают моего уважения, я ничем им не обязана. Но без внимания оставить своих воспитателей просто так я не смогла. Что-то давило, заставляло, говорило, что эти мрази не заслуживают жизни, они должны почувствовать страх тех ребят, их боль, страдания, мучения и переживания. Кажется я сошла с ума... А может это и к лучшему? И все-таки я навестила этих крайне «приятных» дам, которым на вид лет сорок. - Здравствуйте, я Вас слушаю, есть какие-то вопросы? - не смотря, говорила воспитатель. - Так, погоди-ка, твое лицо кажется мне знакомым, ты здесь воспитывалась? Тебя звать... ах, как же, сейчас... - Кира. Самостоятельно вспомнить у Вас не получится, Елизавета Сергеевна. - Хах, точно, Кира, здравствуй. Пришла навестить нас? Очень неожиданно. - С повышенной интонацией произнесла она. - Навещать людей, недостойных жизни?- Не поняла, как ты смеешь такое говорить, мерзавка?! - замахиваясь рукой, крикнула женщина. - Убрала свои ручища, старуха, - произнесла я, крепко схватив её за ту самую руку и отводя в сторону, - я здесь, чтобы опробовать на тебе самое безумное мое желание. Тогда, заклеив этой сучке громкий рот скотчем, лежащим в моей спортивной сумке, я со всей силы толкнула её на пол, и тогда, по-моему, она отлетела на пару метров, ударившись головой об косяк кресла. Удар был настолько сильным, что из-под волос начала течь кровь, да и она перестала издавать какие-либо звуки. Оставив её в таком положении, я зашла в спальню, где когда-то проходили мои самые страшные и бессонные ночи. Там, как обычно и бывало, сидела на кресле-качалке вторая нянечка. Звали её Виктория Павловна. Она была в наушниках, так что шума, происходящего в холле слышно ей не было. Я очень эпично и изящно достала веревку, и, незаметно сзади накинув на неё, притянула к себе. Тогда я прошептала ей: «Хочешь покажу, как ты выглядишь со стороны, когда мучаешь детские тела?» Совершенно не слушая её воплей и возмущений, я стукнула кулаком пару раз в её висок. Она потеряла сознание на время, за которое я успела привязать её к стулу и вытащить в холл. Когда она пришла в сознание, началось мое представление. Я вернулась к своей первой подопытной. Подняв голову за волосы, по её бледному личику прошлась подошва моих грязных, потертых кроссовок. Затем рука отпустила волосы, снова удар. Елизавета Сергеевна начала издавать всхлипы и стоны, да такие неприятные, что хотелось поскорее заткнуть её. Я достала уже приготовленную иглу с ниткой и аккуратненько поправила ей ротик. Но, думаю эта боль была недостаточной, да и она снова без сознания. А вот наблюдать за привязанной к стулу Викторией Павловной было куда забавнее. Она дергалась, барахталась как могла... хах, жаль, что это бесполезно. Тогда я сходила на кухню и взяла пару хорошо заточенных, ножей. И из глаз нянечки полились слезы. «Меня никто не жалел, никто. Эти чудовища не должны жить. Я смогу отомстить, я смогу!» - произнесла я в своей голове, поднося нож к лицу бедной женщины. Та, затаив дыхание, будто молясь Богу, выражала на лице мировою скорбь. - Как жаль, что тебе уже ничего не поможет. - сказала я. И рука, держащая нож, непроизвольно нанесла пару глубоких порезов в зоне лба. Побежала кровь. И я снова возвращаюсь к другой жертве, произнося:- Прошло слишком много времени, а я толком Вас и не помучила. Что же, конец все-таки будет, дорогие и любимые. Очень быстрый конец. Немедля, молотком, который так же я специально взяла с собой, разбила аквариум, стоявший прям над лежащей Елизаветой Сергеевной. Я ограждаю себя от общества людей. Ненавижу все эти лица, проходящие мимо, смотрящие на меня. Я готова вцепиться в любого, кто посмотрит в мои глаза. От ехидных, лицемерных, злых или счастливых и радостных взглядов моя личность просто в бешенстве. Признать, себя я тоже недолюбливаю, но черт с этим, думать о смерти и суициде слишком низко и ничтожно. Жалеть меня все равно никто не станет, а уж тем более сострадать. Все это связано, возможно, с тяжелым детством, хотя сейчас я принимаю это за урок. Мой круг общения? Нулевой. О своих родителях я ничего не знаю, потому что росла в детском доме. Люди, которые растили меня, были зверьми, издевающимися над беззащитными детьми, уничтожая их прекрасные представления о жизни и будущем. Все те муки, пытки, что они испытывали, обошли меня стороной. Я была незаметной, пряталась в самых непредугаданных местах, ожидая в страхе своей очереди. Но этот кошмарный сон, кажется, закончился быстро. Меня выпустили оттуда, сопровождая фразой: «Так, как же тебя... кажется ты... кхм, молодец, отправляйся во взрослую жизнь. Тебя ждет много интересного, удачи». «Вот уж спасибо, слишком долго я ждала своей «взрослой» жизни», - подумала я тогда, перед тем, как покинуть стены этого отвратительного здания. С тех пор мое мнение о людях изменилось, я стала ненавидеть всех: и детей, и стариков. Мне плевать, они не заслуживают моего уважения, я ничем им не обязана. Но без внимания оставить своих воспитателей просто так я не смогла. Что-то давило, заставляло, говорило, что эти мрази не заслуживают жизни, они должны почувствовать страх тех ребят, их боль, страдания, мучения и переживания. Кажется я сошла с ума... А может это и к лучшему? И все-таки я навестила этих крайне «приятных» дам, которым на вид лет сорок. - Здравствуйте, я Вас слушаю, есть какие-то вопросы? - не смотря, говорила воспитатель. - Так, погоди-ка, твое лицо кажется мне знакомым, ты здесь воспитывалась? Тебя звать... ах, как же, сейчас... - Кира. Самостоятельно вспомнить у Вас не получится, Елизавета Сергеевна. - Хах, точно, Кира, здравствуй. Пришла навестить нас? Очень неожиданно. - С повышенной интонацией произнесла она. - Навещать людей, недостойных жизни?- Не поняла, как ты смеешь такое говорить, мерзавка?! - замахиваясь рукой, крикнула женщина. - Убрала свои ручища, старуха, - произнесла я, крепко схватив её за ту самую руку и отводя в сторону, - я здесь, чтобы опробовать на тебе самое безумное мое желание. Тогда, заклеив этой сучке громкий рот скотчем, лежащим в моей спортивной сумке, я со всей силы толкнула её на пол, и тогда, по-моему, она отлетела на пару метров, ударившись головой об косяк кресла. Удар был настолько сильным, что из-под волос начала течь кровь, да и она перестала издавать какие-либо звуки. Оставив её в таком положении, я зашла в спальню, где когда-то проходили мои самые страшные и бессонные ночи. Там, как обычно и бывало, сидела на кресле-качалке вторая нянечка. Звали её Виктория Павловна. Она была в наушниках, так что шума, происходящего в холле слышно ей не было. Я очень эпично и изящно достала веревку, и, незаметно сзади накинув на неё, притянула к себе. Тогда я прошептала ей: «Хочешь покажу, как ты выглядишь со стороны, когда мучаешь детские тела?» Совершенно не слушая её воплей и возмущений, я стукнула кулаком пару раз в её висок. Она потеряла сознание на время, за которое я успела привязать её к стулу и вытащить в холл. Когда она пришла в сознание, началось мое представление. Я вернулась к своей первой подопытной. Подняв голову за волосы, по её бледному личику прошлась подошва моих грязных, потертых кроссовок. Затем рука отпустила волосы, снова удар. Елизавета Сергеевна начала издавать всхлипы и стоны, да такие неприятные, что хотелось поскорее заткнуть её. Я достала уже приготовленную иглу с ниткой и аккуратненько поправила ей ротик. Но, думаю эта боль была недостаточной, да и она снова без сознания. А вот наблюдать за привязанной к стулу Викторией Павловной было куда забавнее. Она дергалась, барахталась как могла... хах, жаль, что это бесполезно. Тогда я сходила на кухню и взяла пару хорошо заточенных, ножей. И из глаз нянечки полились слезы. «Меня никто не жалел, никто. Эти чудовища не должны жить. Я смогу отомстить, я смогу!» - произнесла я в своей голове, поднося нож к лицу бедной женщины. Та, затаив дыхание, будто молясь Богу, выражала на лице мировою скорбь. - Как жаль, что тебе уже ничего не поможет. - сказала я. И рука, держащая нож, непроизвольно нанесла пару глубоких порезов в зоне лба. Побежала кровь. И я снова возвращаюсь к другой жертве, произнося:- Прошло слишком много времени, а я толком Вас и не помучила. Что же, конец все-таки будет, дорогие и любимые. Очень быстрый конец. Немедля, молотком, который так же я специально взяла с собой, разбила аквариум, стоявший прям над лежащей Елизаветой Сергеевной. Охладить её не было затеей, потому что следом за аквариумом, вниз полетел и маленький работающий телевизор, стоявший там же. Забравшись на рядом стоявшее кресло, я наблюдала, как множество ветвей тока щекочет её тело. Наверное, это больно, но меня это волновало меньше всего. Испуганная, но наблюдавшая за всем этим Виктория Павловна должна была тоже быть наказуема. Но с ней все было просто, она довела меня своим взглядом. Да-да, именно взглядом, которые я просто ненавидела. Осмелившись посмотреть на меня, она получила резкий удар ножом прямо в правый глаз, из которого кровь брызнула фонтаном. - Ненавижу, когда на меня смотрят!