«Хатынь» 1943 годаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Этот текст - дословная стенограмма рассказа жителя с. Ефремовка первомайского района Харьковской области. В феврале 1943 г. 3-й панцергренадерский батальон дивизии СС Лейбштандарт «Адольф Гитлер» под командованием обергруппенфюрера СС Иоахима Пейпера устроил в селах Семеновка и Ефремовка местную «Хатынь». У меня было интервью с одним из немногих выживших и единственным дожившим до наших дней людей. Текст этого интервью, вернее - фактически монолога я решил дословно воспроизвести и выставить для всеобщего ознакомления. Думаю, будет полезно. «Причины как таковой не было. 12 февраля 1943 года, мы на этой улице жили и сюда вошли наши передовые части. Разрозненные, ну какая-то разведка, на лошадях. Они были в селе. Тут церковь была и как раз они несколько человек на лошадях выезжали и с самолета обстреляли. Смотрим - один упал наш солдат и убитый лежал возле церкви. А потом говорят: наши идут. Ну, мы вышли, идут, говорят, Красная армия, может наши отцы там были. Мы выскочили на улицу, я смотрю – первый танк идет, а потом БТРы, и смотрю – в фуражках немецких. И сразу один танк возле церкви стал и вот так они вокруг, а бронетранспортеры они к нам во двор позагоняли… Ну и потом, значит, что получилось. Отступали солдаты и выстрелы были и ранили двух офицеров немецких. И вот в этом штабе, в той стороне, там бабушка Фекла жила, ее допрашивали. Принесли на кровать положили одного, тяжелораненого, а второго на пол. И, значит, где, мол, партизаны? Они считали, что партизаны. Но у нас никаких тут партизан не было. Она пыталась сказать, что это не партизаны стреляли с под церкви, а вот тут их несколько осталось и они обстреляли. Хотела сказать что это солдаты. Но ее били головой об печку и не стали слушать. Одного мужчину допрашивали тоже, а потом вывели во двор и расстреляли, а на том месте забили два кола и сделали уборную на нем. И, значит, прямо там переводчик ей сказал, у меня записано все это с тех лет, что будут убивать вот здесь граждан…… потом увидели, что я шевельнулся и говорят: «Стань на колени». Но я стать не мог. Потом поднялся посреди дороги, там везде трупы лежали. На колени стал, весь в крови. Почувствовал, что обожгло лицо и еще два ранения. И я свалился, танк прошел надо мной, оказался между гусениц. Они поехали дальше. Там церковь в Семеновке была. Одна бабушка искала раненого сына в погребе. Они увидели, привязали эту старуху к ставням и начали как мишень расстреливать. И так было до позднего вечера, все горело, валилось, скот ревел, люди стонали, крики – ужасно было. А утром я вылез, снег подо мной растаял, думал, что немцы разговаривают, оказалось, что это люди без сознания кричали. Немцев не было. Я подошел к соседям, а там людей человек 12 расстреляно было и одна жещина, тетя Мотя, а у нее по груди ползает маленький ребенок, кожа полопалась, глаза вытекли… И так кругом, на каждой улице, возле каждой хаты… везде были трупы, танками их давили. Старушка Анна Спиридоновна выползала из горящего дома, ползла по трупам и не могла. Я ей помог выползти. Искала сыновей на ощупь. Одного тоже сожгли живьем, облили бензином и второго…Шел в Ефремовку, кругом одни трупы были, страшно смотреть. Как живые цветы… (плачет). Смотрю – церковь, дым идет. Там догорали трупы, еще шевелились люди, их придавили к стене. Сгоревшие скелеты стояли. Начали бежать сюда и опознавать своих, вытаскивать. Живых еще много было, раненых, но люди погибали, некому было оказать помощи. А в Семеновском там пруд есть, то вообще устроили танцы немцы. Я хотел первоначально выползти через сад, увидел что немцы там сделали прорубь. Женщину туда головой опустили и танцуют с метлой какой-то вокруг этого места. Жутко было. Куда не зайдешь – одни женщины, дети. Мои одноклассники – Фомичева Ульяна и Касьянова Фрося лежали в обнимку в снегу. А вот тут рядом инвалид первой мировой войны дедушка Демьян, у него одной ноги не было, на костылях, видно прощался со своей старухой и их застрелили и в обнимку они в угол наклонились и как живые стояли в обнимку, прощались. Тут стояли амбары и каждое утро дедушка был, Колесников, с седой бородой, он всех будил песнями, рано-рано. А в день начала войны мать говорит: «Что-то он сегодня песни такие поет непонятные, такие тоскливые…». Потом я его увидел, он с бабушкой своей на улице той лежал вверх бородой белой, расстрелянный. В погребе 30 человек было на той улице и туда бросили гранату и там половина убитых, половина раненых. Тетя там была моя и трое детей, они все раненные, бабушке ноги перебили. Я помог им…За две войны у меня три поколения выбито. Дед погиб в первую мировую, бабушки остались – у одной пять детей, у другой – четверо. И в эту войну и их добили, и их детей, и нас – внуков…В семье нас было шесть человек. Остался я один. Перебежал через линию фронта, раненый, хотел найти отца, которого проводил на четвертый день войны. Но я искал на Воронежском фронте, а он был на Центральном, под Москвой. Этот текст - дословная стенограмма рассказа жителя с. Ефремовка первомайского района Харьковской области. В феврале 1943 г. 3-й панцергренадерский батальон дивизии СС Лейбштандарт «Адольф Гитлер» под командованием обергруппенфюрера СС Иоахима Пейпера устроил в селах Семеновка и Ефремовка местную «Хатынь». У меня было интервью с одним из немногих выживших и единственным дожившим до наших дней людей. Текст этого интервью, вернее - фактически монолога я решил дословно воспроизвести и выставить для всеобщего ознакомления. Думаю, будет полезно. «Причины как таковой не было. 12 февраля 1943 года, мы на этой улице жили и сюда вошли наши передовые части. Разрозненные, ну какая-то разведка, на лошадях. Они были в селе. Тут церковь была и как раз они несколько человек на лошадях выезжали и с самолета обстреляли. Смотрим - один упал наш солдат и убитый лежал возле церкви. А потом говорят: наши идут. Ну, мы вышли, идут, говорят, Красная армия, может наши отцы там были. Мы выскочили на улицу, я смотрю – первый танк идет, а потом БТРы, и смотрю – в фуражках немецких. И сразу один танк возле церкви стал и вот так они вокруг, а бронетранспортеры они к нам во двор позагоняли… Ну и потом, значит, что получилось. Отступали солдаты и выстрелы были и ранили двух офицеров немецких. И вот в этом штабе, в той стороне, там бабушка Фекла жила, ее допрашивали. Принесли на кровать положили одного, тяжелораненого, а второго на пол. И, значит, где, мол, партизаны? Они считали, что партизаны. Но у нас никаких тут партизан не было. Она пыталась сказать, что это не партизаны стреляли с под церкви, а вот тут их несколько осталось и они обстреляли. Хотела сказать что это солдаты. Но ее били головой об печку и не стали слушать. Одного мужчину допрашивали тоже, а потом вывели во двор и расстреляли, а на том месте забили два кола и сделали уборную на нем. И, значит, прямо там переводчик ей сказал, у меня записано все это с тех лет, что будут убивать вот здесь граждан…… потом увидели, что я шевельнулся и говорят: «Стань на колени». Но я стать не мог. Потом поднялся посреди дороги, там везде трупы лежали. На колени стал, весь в крови. Почувствовал, что обожгло лицо и еще два ранения. И я свалился, танк прошел надо мной, оказался между гусениц. Они поехали дальше. Там церковь в Семеновке была. Одна бабушка искала раненого сына в погребе. Они увидели, привязали эту старуху к ставням и начали как мишень расстреливать. И так было до позднего вечера, все горело, валилось, скот ревел, люди стонали, крики – ужасно было. А утром я вылез, снег подо мной растаял, думал, что немцы разговаривают, оказалось, что это люди без сознания кричали. Немцев не было. Я подошел к соседям, а там людей человек 12 расстреляно было и одна жещина, тетя Мотя, а у нее по груди ползает маленький ребенок, кожа полопалась, глаза вытекли… И так кругом, на каждой улице, возле каждой хаты… везде были трупы, танками их давили. Старушка Анна Спиридоновна выползала из горящего дома, ползла по трупам и не могла. Я ей помог выползти. Искала сыновей на ощупь. Одного тоже сожгли живьем, облили бензином и второго…Шел в Ефремовку, кругом одни трупы были, страшно смотреть. Как живые цветы… (плачет). Смотрю – церковь, дым идет. Там догорали трупы, еще шевелились люди, их придавили к стене. Сгоревшие скелеты стояли. Начали бежать сюда и опознавать своих, вытаскивать. Живых еще много было, раненых, но люди погибали, некому было оказать помощи. А в Семеновском там пруд есть, то вообще устроили танцы немцы. Я хотел первоначально выползти через сад, увидел что немцы там сделали прорубь. Женщину туда головой опустили и танцуют с метлой какой-то вокруг этого места. Жутко было. Куда не зайдешь – одни женщины, дети. Мои одноклассники – Фомичева Ульяна и Касьянова Фрося лежали в обнимку в снегу. А вот тут рядом инвалид первой мировой войны дедушка Демьян, у него одной ноги не было, на костылях, видно прощался со своей старухой и их застрелили и в обнимку они в угол наклонились и как живые стояли в обнимку, прощались. Тут стояли амбары и каждое утро дедушка был, Колесников, с седой бородой, он всех будил песнями, рано-рано. А в день начала войны мать говорит: «Что-то он сегодня песни такие поет непонятные, такие тоскливые…». Потом я его увидел, он с бабушкой своей на улице той лежал вверх бородой белой, расстрелянный. В погребе 30 человек было на той улице и туда бросили гранату и там половина убитых, половина раненых. Тетя там была моя и трое детей, они все раненные, бабушке ноги перебили. Я помог им…За две войны у меня три поколения выбито. Дед погиб в первую мировую, бабушки остались – у одной пять детей, у другой – четверо. И в эту войну и их добили, и их детей, и нас – внуков…В семье нас было шесть человек. Остался я один. Перебежал через линию фронта, раненый, хотел найти отца, которого проводил на четвертый день войны. Но я искал на Воронежском фронте, а он был на Центральном, под Москвой. Он еще два месяца жил, хотелось сообщить об этих событиях. Но не пришлось. Он погиб, вернее умер от ран на Зайцевой горе, где сейчас мемориальный комплекс. Я отвез туда те пули, которые я вытащил несколько лет спустя из тел своих родителей…На это место с первых дней приезжал и все хотелось, чтобы… все эти фамилии все мы делали там, в Киев ездил сколько раз. А потом все это как-то, знаете… забыли, забросили, развалился союз, никому не нужно…Я потерял мать, двух сестер, одной – 12 лет, которую в колодец бросили, и четырехлетнего брата (плачет). Я в прошлом году, шесть лет не был, а потом я сюда приехал, ничего тут еще не было. Я в октябре месяце был. Обошел все село, все бурьянами заросло. Люди в других местах как-то знают о наших событиях. И вы знаете, по масштабам этих злодеяний вот эти два села не сравнить, если вместе взятых сравнить Хатынь, французский Арадор, чешскую Лидицу, Бавес итальянский, где так же в церкви эта же дивизия расстреливала. Красуха в России. То все вместе взятые, по жестокости и по масштабам не сравнимы с тем, что было здесь. И детей поджигали, живьем отбивали, и весь день… На снегу, как я шел, одни убитые лежат как живые дети – семь лет… Это страх. Я впервые… 70 лет прошло, я сам участник войны, пошел тогда… и тут занимался, весь район разминировал, группа наша. Я скажу, что за все время я впервые вижу, что вот это дело как-то оживилось и приняло такой массовый характер. С этого начинать надо, иначе ничего не будет. Если мы до сознания людей не доведем что было, какие наши корни, наши родители, потом и кровью пропитана земля эта и – забыть?!Один день из жизни села Ефремовка. 17 февраля 1943 годаЭто было так…Сёла Ефремовка и Семёновка расположены в ста метрах друг от друга и разделяются лишь Турецким валом == остатками оборонительной линии XVII века. Во время войны они часто переходили из рук в руки == до семи раз. В середине февраля, после Сталинграда, советская армия наступала, и последний раз немцы заняли Ефремовку 14 (по некоторым данным 15-го) февраля. Это была только что сформированная бронетанковая дивизия СС «Адольф Гитлер», насчитывавшая 90 единиц техники. Командовал частями, занявшими село, майор Иоахим Пайпер (Пейпер). Со стороны Парасковеи около 16 часов вошли первые танки == белые «Тигры», «Фердинанды». Немцы заняли всю центральную улицу, штаб расположился на окраине == в ближайшем к Семёновке доме. На окраинах же была расположена артиллерия. На следующий день с самолётов были сброшены бочки с горючим, контейнеры и ящики с боеприпасами. А 16 февраля произошло ключевое событие, которое многие считают причиной случившейся трагедии. Утром на поле возле церкви сел небольшой однокрылый самолёт, из него вышел офицер из высших чинов, личность которого не установлена. Он произносил речь перед собравшимися у церкви бойцами СС, когда из-за развалин крепости, что на турецком валу, прогремели выстрелы. … Крепость тут у нас была, а в ней == солдаты. Отстали от наших, чи как. Глянули, там самолёт. И, знаешь, как сибиряки: «Мил человек, пугни его!». Ну, тот с дегтяря и пугнул…Расстояние == около 300 метров == оказалось достаточным, чтобы ранить офицера. Некоторые очевидцы утверждают, что это была санная упряжка с пулемётом. Сразу после этого стрелявшие (видимо, отставшие от своих советские солдаты) скрылись. Раненого офицера погрузили в самолёт и отправили в госпиталь. И всё-таки он успел объявить село «партизанским» и отдать приказ о его уничтожении. Партизанов в степях не было, и быть не могло. Но Пайпер добросовестно берётся за работу. … Немец был один, он окурки большие бросал, а я хотел покурить. Он говорит: «Знаешь, Яков. Они шось…» и шмайсером на церковь показывает. Я в сугроб и нырнул…Уже 16 февраля горела Семёновка. Жители Ефремовки не могли туда попасть == село было оцеплено, но догадывались, что происходит что-то нехорошее. Валил густой чёрный дым, запахло жареным мясом. Немцы полностью «зачистили» Семёновку, шли от дома к дому, расстреливали всех подряд, жгли хаты, людей и животных. Утром 17 февраля по дворам Ефремовки прошли полицаи и приказали всем старикам и подросткам мужского пола (взрослые мужчины ушли на фронт) с лопатами явиться на расчистку дороги. Всех пришедших, около 240 человек, вывели под конвоем на дорогу в сторону Парасковеи. Чистили до самого обеда, прошли от Ефремовки около 5 километров. Когда мужчины ушли на работу, немцы начали свою «чистку». … Мы с сестрой вели корову, когда увидели Пайпера == хлёсткий такой, весь в коже, рыжеватый. А потом немец вывел женщину и троих детей, её отодвинул, детей расстрелял. Она упала, а он её убил тут же. Я тогда сестре сказал: «Тикать надо, а то побьют»…От двора к двору шли автоматчики, солдаты в белых маск-халатах, с паяльными лампами, поджигали дома, расстреливали оставшихся женщин и детей, забрасывали гранаты в окна домов и погреба, где могли прятаться селяне.

… От немцев хоронились в погребе. Я сидел на коленях у отца. Пришли два немца, повели его, а я за ними увязался. Через улицу перевели, зашли за угол хаты, один немец держал меня за руку. Второй выстрелил два раза в отца. Он упал. Я вырывался к нему, а немец меня в снег пихнул. Потом второй пихнул, и я побёг уже не до отца, а в погреб == до матери…… На глазах Димы пытали и мучили сестру, убили мать. А его заставляли патроны вставлять в пулемётную ленту. Потом и его убили…… Была у нас Катя Колыванова == красивая, светловолосая, все парни на неё заглядывались до войны. В тот день окружили её немцы, хотели изнасиловать, сорвали одежду. Она кричала на всё село, кусалась, отбивалась. Но кто выйдет, заступится? Она им надоела, они облили её бензином и сожгли заживо…… Мать сразу убили. Мне выстрелом ранило ногу, и шею в двух местах пуля поцарапала. Я потерял сознание. Когда очнулся, хата горела. Брат мне говорит: «У меня бок болит». Я смотрю == в пальтишке дырка, развернул его, перевязал. Начал вытаскивать маленьких. А там маленькая сестричка == ей год был, животик разорвало, кишоночки выходят. Тоже простыни кусок разорвал, загорнул ей. Так на руках и вынес. Она через месяц умерла…Около 12 часов стариков и подростков, работавших на дороге, повели под конвоем мимо горящих домов к церкви, где должно было состояться «собрание». Церковь была оцеплена автоматчиками, на поводках бесновались овчарки, напротив входа стоял станковый пулемёт, пол в церкви был застлан соломой. Когда последний человек переступил порог, по церкви открыли огонь. Затем внутрь вошли автоматчики, добили раненых, облили всё бензином и подожгли. До самого вечера продолжалась резня в селе == добивали недобитых, насиловали женщин, пили. … Солнце село. Идут. Выгоняют нас из хаты. Потом опять загоняют. Стреляли. Ушли. Пришли опять. Немец поймал курицу == дал матери щипать. Не дощипала она == всё облили и зажгли. Всё загорелось, люди горели, а мы под убитыми лежали. Как дал Бог нам? Потом по людях выбрались на улицу. Всю ночь ели снег…К полуночи, с песнями, немцы покинули село по расчищенной дороге. … Они пьяные все были. Были б тверёзые, может, больше б нарикошетили…Утром, 18 февраля оставшиеся в живых жители Ефремовки отыскивали своих среди обгорелых и замёрзших трупов, перевязывали раненых, тушили дома. … Были люди одни, злее немцев, детей штыками накалывали. Я думал, финны. Сначала детей побьёт, а потом мать. А немцы, обычно, как зашли, сразу стреляют. Они других фокусов не делали. Потом по ихнему разговору понял == не финны. Наши это были…… О случившемся я узнал, когда мы освобождали Киев. После войны не знал, к кому ехать. Никто не ждёт. И не поехать не мог. Приехал == нет села. Шёл, как слепой. Посмотрел на место, где наша хата стояла, откуда провожали меня == ноги подломились. Сел в бурьянах на пепелище. Думал. Плакал. Что они сделали, гады?Через несколько дней в село вошли части Красной Армии. Это нужно == не мёртвым, это нужно живымНа окраине двух сёл, где излучина дороги, стоит старая «советская» доска. Краска сильно поистёрлась, но ещё сегодня можно прочитать, что «17 февраля 1943 года… Сёла были сожжены. 865 человек убито, в том числе 240 мужчин живьём сожжены в церкви». Сегодня население двух сёл составляет те самые 8-9 сотен жителей. Недалеко от того места, где когда-то была церковь, стоят две стены памяти == тоже наследство от СССР. Многие фамилии не читаются, основа разрушается на глазах. И только стандартный памятник «солдату» поставлен недавно == силами Ефремовского газопромысла. Сгоревшую церковь ещё в 50-х годах снесли и, понятное дело, не восстанавливали. На пожертвования сельчан на её месте недавно соорудили высокий деревянный крест, который и стал для жителей Ефремовки, Семёновки и других окрестных сёл «священным местом», куда приходят вспомнить, помолиться, а на церковные праздники призжает священник, проводит богослужения. Страхов А. А. , председатель сельсовета: «Ко мне приходят и спрашивают, Анатолий Анатольевич, будет священник на крещение? Будет, говорю. Это для нас что-то вроде церкви теперь, этот крест. Нашим сёлам нужна хотя бы часовенка, но опять всё упирается в деньги. Если стены часовни, грубо говоря 4 на 4 метра, мы можем своими силами возвести, то на внутреннюю и внешнюю отделку нужно 35-40 тысяч, а их у нас, понятно, нет». Трагедия в Ефремовке и Семёновке казалась значительной не только мне. В 80-х годах на пустыре между сёлами должен был быть установлен мемориал. Высадили ели, установили огромный «Т»-образный постамент с выводом газа для «вечного огня», был даже готов памятник. Но настали 90-е, власть поменялась и ели заросли сорняками. Будет или не будет в Ефремовке часовня? Сейчас опять власть поменялась, и Григорий Алексеевич по-новой собирает документы, готовит письма и намеревается ознакомить с ними теперешних чиновников. Ну, когда-то же должно получиться? Это ведь нужно живым, правда?