Гостья КотараСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Психическое расстройство — это всегда тяжело и опасно как для самого больного, так и для окружающих. Одни пациенты при соблюдении правил лечения способны жить среди нормальных людей. Других приходится держать в психиатрических клиниках, поскольку они представляют угрозу для окружающих и большую часть времени находятся под воздействием своих галлюцинаций. Однако существует один вид расстройства, при котором больной вообще не осознает себя человеком и не воспринимает мир вокруг как существующий. Это тяжелое заболевание в медицине называют бредом (синдромом) Котара. …18 августа 1889 года Жюль Котар, невропатолог, приготовился умереть. Дифтерия, которая чуть было не забрала его любимую дочь, ради здоровья которой отец не отходил пол-месяца от её кровати, стремительно и неумолимо добивала его самого. Однако пока ещё будучи в сознании, хотя и полубредовом, врач силился улыбаться стоящим возле ложа родным и близким, уже понимающим, что смерть неизбежна. Ему было 49 лет и до смерти ему оставался всего один день. Как и любой человек, столкнувшийся с неотвратимостью ухода из этого мира, Жюль жалел себя, но при этом, будучи прагматиком, задавал себе вопросы о своей жизни – сделал ли я что-либо, что может помочь людям? Помог ли я кому-либо? И поможет ли мне самому хоть кто-нибудь или что-нибудь?В измученном болезнью мозге всплыло чувство, охватившее его, когда ещё в 1880 году его посетила эта женщина - она жаловалась на своё необычное затруднительное состояние. «У меня нет мозга, нервов, груди, живота и кишечника». Подобное заявление ввергло врача в благоговейный ужас, но виду он не подал. С трудом лишь произнёс: «Продолжайте, прошу Вас!». «Мсье Котар! Я достаточно пожила на свете, чтобы убедиться в том, что ни Бога, ни Сатаны не существует.. » -, тут Жюль, будучи человеком науки, но при этом свято веривший в Провидение, отвернулся и украдкой перекрестился, резонно полагая, что это спасёт его от богохульных речей пациентки, тем более, что с таким проявлением психического расстройства он сталкивался впервые. Далее последовало: «…более того, я уверена, что и души у меня тоже нет. Я давно мертва и разлагаюсь – чувствуете этот мерзкий запах(Жюль инстинктивно принюхался, но кроме совершенно фантастического аромата грязной одежды посетительницы так ничего и не почуял) и это ли не доказательство моего неверия? Разве Бог допустил бы моё существование? К вам я пришла в надежде получить от светила науки (-Да я диссертацию на ней сделаю!-) что-нибудь такое, что помогло бы мне расстаться с моим затруднительным положением. Что-то очень сильнодействующее. Возможно ли это? Я уже давно ничего не ем – зачем трупу питаться –но забвение…это так…недостижимо. Вы поможете мне, Жюль?» Котар вновь слегка опешил от подобной фамильярности, однако сдавленным голосом произнёс: «Мадам, сочту за честь быть Вашим лечащим врачом и сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь Вашей беде. Готовы ли Вы приходить ко мне хотя бы раз в три дня?» «Мсье Котар, я буду ходить к Вам, но обещайте мне, что исполните мою просьбу!» Надо сказать, что за долгие годы общения с психически неуравновешенными людьми Жюль приобрёл стойкое убеждение, что спорить с ними так себе занятие, проще соглашаться. Вот и сейчас он открыл было рот, чтобы пообещать ей такое волшебное лекарство, однако осёкся, наткнувшись взглядом на её глаза – ярость и мольба, угроза и смирение, но самое жуткое, промелькнувшее на мгновение – он готов был поклясться, что «мадам» действительно давно мертва, ибо на трупы-то он насмотрелся. «Хорошо, мадам…эээ.. мадам?» «Пусть будет Бастьен, ведь для меня не имеет значения имя – я мертва…» «Я помню»-, он судорожно потёр переносицу указательным пальцем, как бы отгоняя только что привидевшееся. «Мадам Бастьен, жду Вас через три дня. Не опаздывайте. И да, я обещаю если не найти, то создать такое снадобье» «Благодарю Вас, мсье Котар! Прежде чем уйти, я хотела бы сказать Вам, что знаю людей. Не обманите меня. Мертвецы очень мстительны…» -, и ушла, аккуратно прикрыв скрипучую дверь кабинета Котара. Последняя её тирада если и не напугала видавшего всякое врача, то заставила призадуматься – а он очень хотел сразу начать вести записи, справедливо полагая, что наткнулся на случай, который прославит его имя в глазах грядущих поколений. Минутное раздумье закончилось и он с нетерпением набросился на пачку бумаги, ещё утром заботливо принесённую женой. Занося свои сумбурные мысли и описание самого странного визита в своей жизни, Жюль не мог отделаться от чувства, что глаза мадам Бастьен неотрывно наблюдают за всеми его манипуляциями, словно сквозь стены напоминая о данном в недобрый час обещании. Наконец поток связных и бессвязных фраз, перенесённых на чистые листы, иссяк и Котар с явным облегчением откинулся на спинку тяжёлого стула, подаренного тестем в день, когда Жюль открыл свою практику. Триумфальная улыбка на лице врача буквально светилась – он нашёл алмаз, такое так редко выпадает на долю невропатолога. Погасив свечи, он, также скрипнув дверью, не торопясь спустился в гостиную, где хлопотала над обеденным столом супруга. «Пора бы и подкрепиться!» - настроение было великолепным, Жюль строил серьёзные планы, предвкушая беседы с мадам Бастьен. Он уселся за стол и торжественный, с его точки зрения, ужин начался. Три дня спустя, примерно в то же время, что и в прошлый визит, звякнул колокольчик входной двери и нанятый недавно в качестве консьержа Антуан, носатый провансалец неопределённого возраста, громогласно объявил Жюлю о приходе мадам Бастьен. Отточенный годами слух Котара, привыкшего слушать, мгновенно уловил в голосе прислуги нотки откровенного испуга. Медленные, нестерпимо медленные шаги поднимающейся по ступеням посетительницы, тяжёлые и неотвратимые, приблизились к двери кабинета. Раздался негромкий стук. -Мсье Котар? Можно ли войти? - голос был глухим и невыразительным. -Входите же!, - Жюль проявил несвойственное ему нетерпение, он был откровенно возбуждён, - дверь открыта!Мадам Бастьен выглядела куда хуже, нежели в предыдущий раз и стала и в самом деле походить на труп. Резко очерченные губы стали синими, волосы клочьями торчали из под неопрятной, когда-то бывшей модной, шляпки, а вот глаза, хоть и ввалились уже довольно глубоко, смотрели на Жюля по-прежнему с тем же выражением, которое напугало врача при первой встрече. - Присаживайтесь на кушетку возле стены и давайте начнём сеанс, -Котар вдруг осознал, что присутствие этой дамы всерьёз его тревожит, что его сухие обычно ладони, часто по моде тех лет обрабатываемые тальком, вспотели, а в ушах стал нарастать шум поднимающегося от ускоренной работы сердца давления, - как Вы себя чувствуете, мадам Бастьен?-Вы, видимо, плохо меня слушали, Жюль, - это «Жюль» она произнесла так, что бедняге стало очень неуютно, - я не чувствую ничего, я мертвец. Вы сделали то, чего ради я стала Вас посещать?-Мадам, это не так просто, нужно время, а пока всё же расскажите, как вы.. , -он хотел было сказать «живёте», но быстро поправился, - как Вы добрались сюда, всё ли в порядке?- Я приду к Вам ещё только один раз. И не через три дня, а завтра. Не говорите со мной, сделайте раствор, - Бастьен поднялась с кушетки и, еле передвигая ноги, двинулась к выходу, - один раз, мсье. Котар молча проводил гостью взглядом, памятуя о спорах с умалишёнными, глубоко внутри радуясь такому исходу – эта мадам стала уже по-настоящему тревожить врача. Для себя он уже принял решение – ничего он не станет создавать, а на завтра вызовет специальную карету, с решётками, и, Слава Богу, отправит безумный «труп» к своему уважаемому коллеге, Жану Мартену Шарко в клинику Сальпетриер. Пусть обливает её своим душем, может, отмоет от запаха, а заодно вправит мозги. Настроение Жюля вновь улучшилось, как и бывает всегда у человека, принявшего, на его взгляд, единственно верное решение. Котар спустился к входной двери, где уныло обмахивал пыль с вешалки провансалец Антуан. «Скажите, любезный, а что Вас напугало во время визита мадам Бастьен?», - будучи в игривом настроении, Жюль решил немного поиздеваться над прислугой. Антуан замер, затем его монументальный нос медленно повернулся вместе с головой в сторону вопрошающего. Лицо его было белым, глаза испуганно смотрели на хозяина – он, сделав над собой явное усилие, произнёс: «Мсье…мне показалось…мадам Бастьен – настоящий кадавр и ей не место здесь…», - губы его тряслись, Антуан явно понимал, что залез на территорию здравомыслия, где в этом доме безраздельно властвовал Котар, но тот вдруг ответил рассеянно: «Вот и она говорит то же самое…Хочет в морг». Ошалелыми глазами провансалец проводил хозяина, накинувшего плащ и стремительно покинувшего дом. На следующий день, ставший для Котара одним из самых мрачных в жизни, в означенный час возле его дома раздался цокот копыт и заказанная им вчера карета чёрного цвета и с решётками на окнах остановилась в нескольких метрах от входа. До оговорённого прихода мадам Бастьен оставалось ещё около получаса и Жюль с нетерпением слонялся из угла в угол своего кабинета, попутно то поправляя стопку бумаги на столе, то книги уважаемых психиатров на стеллажах, то паруса на подаренной ему успешно вылеченным пациентом каравелле, модель которой красовалась на подставке возле окна. Завершив очередной замысловатый путь по кабинету как раз около него, он выглянул наружу, и уткнулся взглядом в медленно бредущую к его крыльцу согбенную фигуру мадам Бастьен: она вдруг остановилась и, резко подняв голову, уставилась на Котара в ответ. Пытаясь сохранить на лице маску невозмутимости, Жюль помахал ей рукой, приглашая войти. Немного помедлив, женщина поднялась на крыльцо и собралась было позвонить в колокольчик, но отдёрнула руку, развернулась и стала пристально разглядывать стоящую поодаль карету. Котар с ужасом осознал свою ошибку – надо было поставить экипаж у соседнего дома. Он уже собрался было стремглав понестись вниз, но в этот момент мадам Бастьен, кинув ещё один короткий взгляд на окно, всё же дёрнула цепочку . - Мсье Котар, - она уже поднялась в кабинет и сидела на кушетке. Говорила мадам с трудом, -мсье Котар, за эти сутки я разложилась ещё больше. Вот уже и черви полезли, - далее Жюль, не веря собственным глазам, словно в оцепенении смотрел, как безумное воплощение недетских страхов скрюченными пальцами левой руки с поломанными ногтями стало вырывать себе глаз, - они ползут через глаза…и уши…и нос…Сорвавшись наконец с места, врач схватил мадам Бастьен за руки и истошно завопил: «Антуан! Боже, Антуан, зовите санитаров!» - неожиданно сильная мадам при этом молча пыталась освободиться от рук Котара. Вдруг она обмякла и совершенно иным тоном, мёртвым, как показалось Жюлю, сказала:- Большинство врачей, которых я знавала при жизни, были прохиндеями. Вы не исключение, мсье Котар. Мало того, что Вы не выполнили своё обещание, так ещё решили отправить меня на исследования в какой-нибудь психушке – я видела карету. Благодаря Вам я так и останусь в этом состоянии. Для Вас это означает лишь одно – я вернусь за обещанным. У меня очень много времени. В комнату шумно ввалились два санитара, в плащах с нашивками клиники Сальпетриер; Антуан с круглыми глазами и белым носом осторожно выглядывал из-за их плеч. Четверо мужчин пререглянулись. «Мадам, прошу Вас…», - подал было голос один из санитаров. - Не стоит, господа. Я пойду сама. Для меня всё теперь – приключение. Включая месть, - левый глаз её заплыл, однако при этих словах она буквально насквозь пронзила Жюля правым, - ведите!…Спустя неделю Жюль Котар, едва оправившийся от пережитого, получил короткое письмо от главы клиники Сальпетриер, мсье Шарко. В нём он с прискорбием сообщал, что пациентка скончалась от истощения, так как никто и ничто не могло заставить её поесть. Будучи профессионалом, Жан Мартен пообещал Жюлю позднее прислать свои недельные наблюдения за уникальным случаем, полагая, что они пригодятся врачу в его работе. Котар был благодарен коллеге, ибо материала, собранного им с момента первого визита мадам Бастьен, явно не хватало для полноценной работы. Прошло девять лет, девять лет беспрерывной работы, поисков схожих случаев и симптомов. Жюль написал свою диссертацию, в которой почётное место было отдано мадам Бастьен, или, как он называл её в работе – мадам Х. Успешно защитившись, ввергнув при этом коллег в багоговейный ужас красочными описаниями рассказов пациентов-мертвецов, Котар добился желаемого результата – отныне и по сей день подобное расстройство носит его имя. Но история на этом не заканчивается…19 августа 1889 года, за час до рассвета, в то время, когда большинство людей и умирает естественной смертью, Жюль Котар неожиданно вынырнул из бредового состояния, подаренного ему дифтерией и осознал, что чувствует себя прекрасно, дышит полной грудью и может двигаться. Как врач, он тут же понял, что это означает – предсмертное прояснение, последний подарок разума перед кончиной, дающий возможность осмотреть свою прожитую жизнь и попрощаться с людьми. Дверь в его комнату была настежь открыта, за ней был длинный коридор, заканчивающийся лестницей, ведущей на первый этаж. В нескольких нишах по стенкам коридора в сдвоенных канделябрах догорали зажжённые дочерью ещё вечером свечи, их пламя казалось неподвижным и тени, отбрасываемые длинными полками с книгами вдоль стен, не шевелились. Жюль собрался было позвать своих домашних, но вдруг отчётливо услышал шум тяжёлых шаркающих шагов, доносившийся с лестницы. «Может, старина Антуан решил проведать меня?» В слабом свете дальних свечей над лестницей показалась голова со всклокоченными волосами и в немодной грязной шляпке. Фигура росла, и вот уже весь силуэт мадам Бастьен (прояснённое сознание Жюля ни на миг не позволило ему усомниться в том, кто это) возник в конце коридора. Даже на таком расстоянии мутный правый глаз кадавра словно пронзал несчастного Котара, отсвечивая от заплясавших вдруг огоньков свечей. «Нет! Я же в сознании.. », - парализованный увиденным разум начал метаться в поисках объяснения происходящему. Он готов был поклясться, что мадам Бастьен в этот момент хмыкнула, словно прочитав его мысли. И тогда она начала приближаться. В те моменты, когда она проходила мимо канделябров, свечи в них с треском гасли, отчего создавалось впечатление, что следом за ней надвигается темнота. Последний источник света погас и вокруг воцарилась тьма, слегка разбавленная тусклым отсветом уличного газового фонаря, пробивавшимся в щель между шторами. Они были одни. Жюль толком не видел мадам, но присутствие её ощущал очень хорошо. «Только бы не заговорила…», - почему-то всплыло в мозге; в этот момент из темноты со стороны коридора в поле зрения Жюля вплыл сначала горящий безумной ненавистью глаз, а затем и сама мадам Бастьен материализовалась возле его смертного ложа. - У меня было много времени, я говорила. Я могла прийти к Вам, Жюль, уже давно, но я ждала этого момента, - голос её был ни с чем не сравнимым, таким страшным, глухим, словно она находилась очень глубоко под землёй, - Вы не сможете выполнить клятву и сейчас – за это я лишу Вас возможности попрощаться с родными. Я завидую Вам, ибо Вы получите успокоение, я же по-прежнему буду бродить по земле, разлагаясь, - в неверном свете Котар увидел, что кожа и мышцы лица безумицы действительно истлели и большей частью отвалились и лишь чёртов глаз сверлил его неотрывно, - Знайте ещё кое-что – после Вас я посещу всех Ваших родных и даже прислугу, всех, помешавших мне умереть по-настоящему ( «Почему я не придал значения необъяснимой смерти тех двух санитаров?! Ведь Шарко написал мне об этом ещё тогда!»). Жюль попытался закричать, но костлявая рука с лохмотьями вонючей кожи плотно легла на его лицо, заодно перекрыв и доступ воздуху. «Умри в одиночестве, мсье Жюль», - из пустой глазницы на голову врача посыпались черви. Не в силах осмыслить и принять происходящее, он закрыл глаза и стал проваливаться в окружающую его тьму…Жан Мартен Шарко нервно ходил по кабинету главного врача клиники Сальпетриер; за массивным столом в центре восседали светила медицины Франции 19 века. - Мсье Жан, успокойтесь, что Вы так разнервничались!- А как вы хотите?!, - он яростно набросился на говорившего чуть ли не с кулаками, - я в жизни не видел, чтобы дифтерия заканчивалась такой смертью! Вы знаете о том, что у Жюля были вырваны глаза, а в глазницах было полно червей?- Да, слышали…-Это ещё не всё! На его груди- ногтями! – было нацарапано моё имя! Жандармы лишь руками разводят, говорят, он сам, в бреду. Это они в бреду – под его ногтями ничего нет! И глаза вообще непонятно как исчезли! Я психиатр, а не детектив, но даже я понимаю, что мы имеем дело с чем-то запредельным! Разъезжайтесь, господа, по своим клиникам, я буду ходатайствовать о созыве совета Департамента медицины и здоровья, где мы и проясним, уверен, эту ситуацию!Господа неторопливо покинули кабинет Жана Мартена, на ходу вполголоса обсуждая услышанное. Уже когда последний из светил собрался выйти, путь ему преградила одна из многочисленных медсестёр, вместе со своей работой попутно выполнявших роль личных секретарш главврача. - Мсье Шарко! К Вам посетительница! Говорит, что давно ждёт встречи. Она представилась, как мадам Х!