ГекатаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Безусловно, ночь – самое благоприятное для всех творческих людей время дня. Ночью творил, овеянный сонмом своих рукотворных божеств Лавкрафт, ночью Эдгар По скитался по кладбищам пытаясь найти вдохновение около старых могил. При свете луны творил Майринк, а Шарль Бодлер окунал перо в чернила лишь после двенадцати. Ночь – это не просто время суток между вечером и рассветом. Это нечто большее – стихия, безвозвратный облик которой навеки утерян среди слепящего глаз и сердце свечения фонарей. Ночь – это больше, чем лик Гекаты, чье имя вселяло суеверный трепет в души храбрых эллинов. Поднимаясь из глубин сознания, делаясь реальностью после захода солнца, ночь становилась единственно возможным и верным воплощением подлинного патетического, и одновременно эпического и метаморфического величия многоликой природы Высшего бытия, чьи глубины и вершины, нам – по сути, гостям в своем собственном мире, так и остались недоступны. Но ночь, как бы прекрасна она не была в глазах влюбленных, поэтов и мистиков, все же для большинства остается запретной территорией, за границами которой, кроме поверхностного и мелочного страха, люди так и не научились видеть подлинную красоту и величие: слишком много скрывают шторы и ставни на окнах от глаз людей. Хотя, разумеется, это продиктовано природой человеческой – скрыться за мнимыми страхами от реальности нереального, т. е. того, что очень часто происходит ночью. Ведь ночь – это и самое таинственное и загадочное время суток. В ночи оживают кошмары детей и их родителей, становятся осязаемыми сны и путешествия в глубины, бездны подсознания, словно на кораблях Ултара, мы можем зайти так далеко как сами того пожелаем. Если конечно, особенность характера людского – жадного до легких и безопасных открытий, и противоречащая малейшей опасности позволит нам спускаться по холодным ступеням бессознательного, но от этого вовсе не менее реального, мира. Мир, способный материализоваться ночью – у каждого свой. Достаточно просто взглянуть в окно, или впустить в легкие свежий ночной ветер, так нежно трепещущий волосы красавиц, принимающих цветы от своих возлюбленных. Порой одного взгляда хватает, что бы очутится там, где границ реальности – попросту нет. Потому что они там не нужны, как и все другие границы, запреты, законы. Посему людям, свято верящим в науку и физические законы, там делать нечего – этот мир не для них, ибо понять, а главное, почувствовать, впитать в себя дыхание и свежесть этой иной, почти сказочной вселенной, может лишь человек с открытой для новых веяний душой – философ, романтик, прозаик или поэт, мистик или просто заблудшая во тьме веков душа одинокого рыцаря – не то Геракла, не то Артура, который вот-вот сломает клинок судьбы о голову праздного кошмара, что преследовал людей на протяжении долгих веков, заставляя забывать об истинном призвании человека – открывать все новые и новые миры, вселенные – и в первую очередь те, которые в нас самих. Пишу я это не для того, что бы пустой и праздной демагогией, не лишенной, разуметься, истины, занять читателя – философия ночи, ее истинная красота и подлинное значение в жизни человека, будут одними из главных героев нашего рассказа. А быть может, и сама ночь станет героиней повествования?…А вторым действующим лицом будет человек по имени Александр, одинокий и в меру печальный молодой человек. Глаза его еще не успели ослепнуть от пустоты людских улыбок, фальши эмоций, вспышек гнева. Он все еще верил в доброе, хорошее вечное – то есть то, чего нет, и некогда собственно не было, на этой грешной, давно забытой в карантине причинно – следственных связей, богом земле. Он был молод, и это его грех – молодость, наивность, желание спасти и помочь, люди ему великодушно прощали, ежедневно наказывая его гнусным смехом и софистическими фразами о реальности и цельности жизни – существования? – всех и каждого. Но Александр почему-то не верил им, подсознательно предпочитая вверять себя власти неосознанного мрака иного, таинственного бытия, в котором нет иной сути, кроме как поисков себя, и прикосновению к сущностям, которыми обычные люди, в праздной суете - пренебрегают, считая ниже своего достоинства оценить по – праву то, что находится по ту сторону сна, в глубинах вселенского хаоса, что скрывается ежечасно у нас в душе. Подобно лучу солнца, его душа стремилась окунуться как можно глубже во все вышеперечисленное, и найти то, что по-настоящему есть важным для жизни и осознания собственного существования. За немым криком, зовом души он видел желание путешествовать – из города в город, из страны – страну. Везде он черпал что-то, на уровне неосознанного, но это что-то лишь делало его сильней, добрей и немного печальней. Печаль его, горе было в том, что он был одинок. Одиночество это нельзя было назвать затворничеством, добровольным уходом от общения с людьми – скорее он просто скрывался от тех, кто его не понимал, от тех, кого не понимал он. Безусловно, ночь – самое благоприятное для всех творческих людей время дня. Ночью творил, овеянный сонмом своих рукотворных божеств Лавкрафт, ночью Эдгар По скитался по кладбищам пытаясь найти вдохновение около старых могил. При свете луны творил Майринк, а Шарль Бодлер окунал перо в чернила лишь после двенадцати. Ночь – это не просто время суток между вечером и рассветом. Это нечто большее – стихия, безвозвратный облик которой навеки утерян среди слепящего глаз и сердце свечения фонарей. Ночь – это больше, чем лик Гекаты, чье имя вселяло суеверный трепет в души храбрых эллинов. Поднимаясь из глубин сознания, делаясь реальностью после захода солнца, ночь становилась единственно возможным и верным воплощением подлинного патетического, и одновременно эпического и метаморфического величия многоликой природы Высшего бытия, чьи глубины и вершины, нам – по сути, гостям в своем собственном мире, так и остались недоступны. Но ночь, как бы прекрасна она не была в глазах влюбленных, поэтов и мистиков, все же для большинства остается запретной территорией, за границами которой, кроме поверхностного и мелочного страха, люди так и не научились видеть подлинную красоту и величие: слишком много скрывают шторы и ставни на окнах от глаз людей. Хотя, разумеется, это продиктовано природой человеческой – скрыться за мнимыми страхами от реальности нереального, т. е. того, что очень часто происходит ночью. Ведь ночь – это и самое таинственное и загадочное время суток. В ночи оживают кошмары детей и их родителей, становятся осязаемыми сны и путешествия в глубины, бездны подсознания, словно на кораблях Ултара, мы можем зайти так далеко как сами того пожелаем. Если конечно, особенность характера людского – жадного до легких и безопасных открытий, и противоречащая малейшей опасности позволит нам спускаться по холодным ступеням бессознательного, но от этого вовсе не менее реального, мира. Мир, способный материализоваться ночью – у каждого свой. Достаточно просто взглянуть в окно, или впустить в легкие свежий ночной ветер, так нежно трепещущий волосы красавиц, принимающих цветы от своих возлюбленных. Порой одного взгляда хватает, что бы очутится там, где границ реальности – попросту нет. Потому что они там не нужны, как и все другие границы, запреты, законы. Посему людям, свято верящим в науку и физические законы, там делать нечего – этот мир не для них, ибо понять, а главное, почувствовать, впитать в себя дыхание и свежесть этой иной, почти сказочной вселенной, может лишь человек с открытой для новых веяний душой – философ, романтик, прозаик или поэт, мистик или просто заблудшая во тьме веков душа одинокого рыцаря – не то Геракла, не то Артура, который вот-вот сломает клинок судьбы о голову праздного кошмара, что преследовал людей на протяжении долгих веков, заставляя забывать об истинном призвании человека – открывать все новые и новые миры, вселенные – и в первую очередь те, которые в нас самих. Пишу я это не для того, что бы пустой и праздной демагогией, не лишенной, разуметься, истины, занять читателя – философия ночи, ее истинная красота и подлинное значение в жизни человека, будут одними из главных героев нашего рассказа. А быть может, и сама ночь станет героиней повествования?…А вторым действующим лицом будет человек по имени Александр, одинокий и в меру печальный молодой человек. Глаза его еще не успели ослепнуть от пустоты людских улыбок, фальши эмоций, вспышек гнева. Он все еще верил в доброе, хорошее вечное – то есть то, чего нет, и некогда собственно не было, на этой грешной, давно забытой в карантине причинно – следственных связей, богом земле. Он был молод, и это его грех – молодость, наивность, желание спасти и помочь, люди ему великодушно прощали, ежедневно наказывая его гнусным смехом и софистическими фразами о реальности и цельности жизни – существования? – всех и каждого. Но Александр почему-то не верил им, подсознательно предпочитая вверять себя власти неосознанного мрака иного, таинственного бытия, в котором нет иной сути, кроме как поисков себя, и прикосновению к сущностям, которыми обычные люди, в праздной суете - пренебрегают, считая ниже своего достоинства оценить по – праву то, что находится по ту сторону сна, в глубинах вселенского хаоса, что скрывается ежечасно у нас в душе. Подобно лучу солнца, его душа стремилась окунуться как можно глубже во все вышеперечисленное, и найти то, что по-настоящему есть важным для жизни и осознания собственного существования. За немым криком, зовом души он видел желание путешествовать – из города в город, из страны – страну. Везде он черпал что-то, на уровне неосознанного, но это что-то лишь делало его сильней, добрей и немного печальней. Печаль его, горе было в том, что он был одинок. Одиночество это нельзя было назвать затворничеством, добровольным уходом от общения с людьми – скорее он просто скрывался от тех, кто его не понимал, от тех, кого не понимал он.

И вот однажды, во время очередного своего путешествия, карета с древним гербом на дверцах, парой вороных лошадей, которым было бы под стать служить в кавалергардских полках, кучером в роскошном, почти графском одеянии, остановилась около небольшого постоялого двора. От самого здания исходил дух гнилья, затхлости и разрухи. Несмотря на то, что был вечер, горело одно – единственное окно, наполовину скрытое шторами. Александр вышел из кареты, оглянулся по сторонам. Тихая уличка вела далее в глубь безымянного городка, тихого и сонного, заброшенного и трогательно – игрушечного в своих сказочных средневековых очертаниях. Было довольно туманно, воздух наполнялся влагой и сыростью, исходившей, казалось из самой земли. Серые тучи, насколько было видно глазу, затянули небо, а ветер, постепенно крепчая, ледяным дыханием пробирал до костей. Молодой аристократ направился к постоялому двору, вызвал одним своим появлением небывалый энтузиазм и интерес у местных собак, худых, облезлых, с большими, грустными глазами, которые жаждали не еды, а простой ласки. Скрипучие двери отворились с трудом, при этом отсыревшие ржавые петли издали звук схожий с вытьем волка или протяжным плачем младенца. Александр вошел в затхлое помещение, комнату, в которой горело всего-навсего две свечи. По углам стояли припавшие пылью стулья и столы, связанные воедино столетней паутиной. По ним уныло сновали пауки в поисках очередной жертвы. Путешественник подошел к стойке, не менее пыльной, чем остальная мебель в комнате, и тихонько постучал по ней белоснежной шелковой перчаткой, которая тут же приобрела характерный пыльно – серый оттенок. Прошло несколько минут, но никто так и не появился. Александр постучал сильнее, и негромко окликнул хозяина: «Уважаемый! Можно ли вас на секундочку?». В ответ раздалось кряхтение старых ступеней, и из темного, ничем не освященного угла, где вероятно была лестница, показался старик, более напоминавший приведение, в своем облезлом нищенском одеянии, со своей скорбной миной на лице, распущенными длинными седыми волосами и огарком свечи в руке. Для полноты образа не хватало только кандалов, впрочем, шаги его и без того были тяжелы, а половицы скрипели сильнее любых цепей. Уставившись на гостя, словно на памятник, хозяин едва слышно произнес:- Чего вам надо?Александр немного опешил от грубости старика, но виду не подал. - Это ведь постоялый двор? Я хотел бы остановиться у вас на ночь. Старик еще больше выкатил глаза – было видно, что гости в его гостинице – редкость. - Тогда добро пожаловать, сир. Вы один?- Нет, со мной слуга… да и еще у меня лошади, карета. Есть ли у вас место для них?- Слугу найдем куда запихнуть, – зло усмехнувшись старик сказал старик, - все комнаты пустые. А вот лошадки пусть на улице постоят. Некуда мне их девать…- Ну ладно. Хотя бы под навес можно их поставить?Помолчав, хозяин проскрипел:- Ставьте. Комната, доставшаяся Александру, находилась на втором этаже, в самом конце мрачного коридора. Маленькое помещение было на редкость захламлено всякого рода утварью и безделушками, не имеющими никакого практического и эстетического значения. В углу висела паутина, длинна которой явно указывала на ее многолетний возраст. Такая же паутина закрывала собой окно, в которое уже начали стучаться первые капли дождя. Кровать была большая, сделанная еще в старинном стиле, с резными орнаментами, потускневшими от времени и пыли. Холодный пол прогибался под каждым шагом, рискуя развалится прямо под ногами. Около треснутого окна, стоял стол, и несколько мягких, кресел, с истертой обшивкой и подранными сидениями. Сев в одно из таких, Александр, критически оглянул свое скромное жилище, и со вздохом проговорил: «Что ж, это всего на одну ночь». Мысленно в этот момент он унесся далеко. От капли, что небрежно падала на стекло, его мысли взлетели ввысь, за тучи, выше неба и звезд. И хотя он не знал, что там – за небом и звездами – он мечтал, воображал неведомые дали и края, где никогда нет горя, и ручьи весело играют с лучами солнца. Его размышления, неумный полет фантазии, прервал стук в дверь:- Да – да, входите. Зашел хозяин постоялого двора, и молча поставил на стол два подсвечника:- Будете что-то кушать?- Да, признаться честно, я голоден, очень. Почти ничего не ел уже два дня…- Хорошо, я понял, – прервал старик рассказ Александра, - минут через тридцать спуститесь вниз. Я что-то приготовлю вам поесть. После ухода старика дождь усилился, и буря разыгралась еще сильнее. Вечернее небо окончательно потускнело, покрывшись плотным панцирем из свинцовых туч, что были так низко, что, казалось, вот-вот зацепят верхушки деревьев. В далеке раздался пока что еще тихий гром постепенно приближающейся грозы. Едва заметно поблескивали молнии, но каждый раз вспышки становились все ярче и ярче. Зарево небесного пожара озаряло комнату, и сидящего перед окном Александра. Порывы ветра на улице в постоялом дворе превращались в сквозняк, тихонько скользивший по ступеням и коридорам пустого здания, пробуждая почти суеверный страх перед шелестом старых занавесей и музыкой поскрипывающих оконных рам. Александр переоделся, отдал слуге почистить свой дорожный костюм, и взяв маленькую карманную книжечку «Мистика и мистицизм» спустился в зал, где его уже поджидал нехитрый ужин. Старик проговорил, подавая блюда:- Вы не судите строго меня. Жены нет уже пятнадцать лет, и мне приходится готовить себе и своим постояльцам самому. А в этом искусстве я не преуспел. Но гость, видимо, не очень расстроился по этому поводу. С аппетитом поедая подгорелый бекон с яичницей, он достал книжку и начал читать. Хозяин на время отошел, но вскоре вернулся – внимание его привлекла та самая книжица, в зеленой обложке, которую читал Александр. - Сир, позвольте спросить вас, что вы изволите пить?Оторвавшись от занимательного чтения, гость ответил:- Пожалуй кофе, милейший. - Кофе нет. Есть только вино и чай. Категорически не признавая вино, считая его отравой, для ума, души и тела, Александр заказал чашечку чая. Спустя какое-то время, старик принес на грязном подносе пожелтевший заварочный чайник, такую же сахарницу и чашку, что своей белизной выделялась среди старого сервиза, лучшие времена которого явно остались позади. - А что, часто у вас грозы бывают?- спросил Александр, отрываясь от чтения. Сильный гром сотряс здание, легкая вибрация прошла по всей мебели, болезненно задрожали стекла в оконных рамах. - Нет сир, не часто. Но раз уж начались, то надолго. В наших краях, все больше солнце да тепло, и непогода всегда редкость – но раз уж пришла, то видит бог, надолго. - Раз непогода приходит надолго, то значит это неспроста…Подойдя к Александру, старик сел напротив него, и улыбнувшись, с чувством собственного достоинства, ответил:- Это вы в своей книжке-то прочитали, сир? По молодости, бывало, я тоже таким увлекался. вычитывал всякие премудрости, все хотел что-то такое - эдакое разыскать. - И как, нашли? – спросил заинтересованный Александр. - Ну… Найти-то нашел, а вот что дальше делать я и не знал. Церковь у нас тут стояла. Большая такая, высокая. Как в столице! Ее еще много веков тому построили, да только во время такой вот грозы, молния возьми да и попади в крест, что наверху колокольни был. Сгорела она одним словом. А отстраивать денег у нас в городе не было, так – то и стоит она на холме, за городом. - Что-то не видел я никакой церкви, пока ехал, – недоверчиво произнес гость. - Оно - то и не мудрено. Туман ведь какой стоял, сир? Словно пелена снежная, ничего не видно. - Да, а ведь и вправду… - сказал Александр помолчав. Затем, взглянув в глаза хозяину постоялого двора, спросил:- А зовут вас как, милейший?- Корвус, сир. Корвус. - Корвус стало быть? Что ж, а меня – Александр. Молодой человек пожал старику:- Так что там с церковью?- Ах, да. Церковь. Ну стало быть, по молодости лет, решил я туда сходить, глянуть. Авось что-то из утвари уцелело. А в хозяйстве все, знаете ли, пригодится. Пошел я туда значит, но зря, ничего не нашел. Груды хлама одного, да погорелые деревяшки. И уж было собрался я идти, как вдруг – вижу, что – то из-под камня торчит. Металлическим отсвечивает мне прямо в глаза. Подошел я, глянул – бог мой, книга. Да не такая во, не в обиду будет сказано, как у вас сир, - сказал Корвус, указывая на зеленую книжку, одиноко лежавшую на краю стола, ибо Александр предпочел ей рассказ старика, - книга та была как половина этого стола, толщиной не меньше ладони. Диковинная была, сразу видать – не библия. Я ее и прихватил с собой на всякий случай. В ней – то, клянусь богом, написано будет умнее, чем в святом писании, да все на латыни, которую я не знаю. А уж сколько там картинок всяких, да символов! Глаза разбегаются! Хотел ее я в огонь бросить, да пожалел – так она где-то и валяется…Глаза Александра загорелись. Разум его, и воображение начинал подкидывать ему такие картинки, что мороз по коже прошел. Ему так страстно захотелось обладать этой книгой, будто от нее зависела вся ее дальнейшая судьба:- Она у вас сейчас?! Где, где она, скажите на молость?- Верно, у меня она…- Продайте мне ее! Любая цена! Все что угодно! Я – богат, я из старинного рода дворянского, озолочу вас, только продайте мне эту книгу! Прошу вас, пожалуйста. Вновь старик улыбнулся, и не то с состраданием, не то с усмешкой над Александром, сказал:- Вы, молодой сир, не пугайте меня – не золотом, не родом своим. Не захочу отдать вам книгу – не отдам. Мне деньги не нужны. - Ну а что, что вам надо, Корвус? – взмолился молодой человек. - Знаете, сир, в последнее время я испытываю большой недостаток в свечах. Была бы ваша милость купить мне пару – тройку связок свечей, я б и отдал вам книгу эту. Мне –то, от нее, проку все равно никакого. - Хорошо! Конечно же! Я сейчас же пошлю слугу за свечами!- Да полно вам, молодой сир, право. Слову вашему я верю, сами ведь сказать изволили, что из древней фамилии. Вы ступайте, отдохните, а я вам принесу книгу, как только найду. А свечи завтра уж как-то с утра, незачем торопиться-то. Александр последовал совету. Придя в свою комнату, он лег, не раздеваясь, на кровать, попытался заснуть. Но сон не приходил, каждый шум, скрип или другой случайный звук мешали ему отдохнуть. За стеной, в соседней комнате копошился слуга, за окном лил не утихая лил дождь, правда, грома, беснующегося до этого не было слышно, лишь только поблескивали молнии, но не так ярко как прежде, постепенно отдаляясь. Молодой аристократ, полный эмоций и надежд, сам себе дивился. Какой-то старинный фолиант непонятного происхождения и таинственного содержания беспокоил его воображение, маня неизведанными тайнами и мистическими знаниями. Воображение рисовало то порядком истлевшие страницы из пергамента, где руками магов и ведьм были выведены заклятья черной магии, страшные привороты и чары, рецепты ядовитых снадобий и отравленных напитков, то наоборот – белоснежные листы, где золотыми буквами выведены предсказания святых отцов, имена которых уже позабыты. Размышляя таким образом, Александр уже начал засыпать, как внезапно кто-то постучал в дверь. Сев на край кровати и поправив измятый сюртук он сказал:- Входите!Вошел старик, держа в руках нечто прямоугольное, завернутое в грубую мешковину. - Вот, как и обещал. Пожалуйста. Дрожащими от волнения руками Александр потянулся к книге, и бережно уложив пыльную, затхлую, порядком потрепанную мешковину себе на колени, развернул ткань. Ему открылась тяжелая, больших размеров книга, с трудом умещавшаяся на коленях. Как и все в постоялом дворе, она была пыльна, по краям, под металлическими уголками виднелись следы цветения плотной кожи. - Ну, я пока отойду, сир?- спросил Корвус. - Да, конечно, - рассеяно ответил Александр, - хотя нет, постойте!Он извлек из чемодана небольшой мешочек с золотом, и протянул его хозяину:- Возьмите. Свечи – свечами, а деньги – деньгами. Корвус поклонился, и с благодарностью в глазах принял золото. - Благодарю вас, и вашу щедрость, сир, - с этими словами он покину комнату, оставив Александра один – на один с книгой. Обложка книги была сделана из прочной черной кожи, на которой виднелись многочисленные царапины и следы падений; по углам были прикреплены металлические уголки, которые проржавели и были готовы вот-вот слететь. Книга издавала неприятный запах, схожий с тем, что обычно стоит на скотобойне или рыбной лавке. Первая страница, пожелтевшая от времени и немного обгоревшая сверху, (что свидетельствовало о том, что ранее у книги была другая обложка), несла только одну надпись, выведенную вручную, готическими буквами на латыни. Напрягая зрение и собирая все свои знания по латыни воедино, Александр прочел – «Mysteria nocte» - «Ночные тайны» или «Тайны ночи». Он перевернул страницу, и увидел несколько строк теста, написанного таким же убористым, аккуратным готическим стилем, что и название. С трудом переводя написанное, и искренне сожалея о том, что в детстве не уделял должного внимания латыни, Александр стал читать и переводить текст. Это было что-то вроде вступления, которое предупреждало неосторожного читателя о том, что в рукописи содержится нечто такое, что «может пошатнуть рассудок, но в тоже время превратить бесцельную жизнь в полную приключений дорогу». Заинтригованный таким предупреждением, горя желанием узнать, что может пошатнуть рассудок и превратить жизнь в дорогу с приключениями, Александр стал читать дальше и дальше, не замечая, что дождь уже кончился, что стало очень-очень тихо; эту тишину, полную тайн и загадок, нарушал только далекий тоскливый, тревожный волчий вой, тревожащий душу, пробуждая в ней что-то животное, забытое, но инстинктивно вспоминаемое нами время – от времени. Какая – то дикость, звериная сила свободы просыпалась иногда в душе, лишь стоило услышать это звук – звук отчаянного вытья волков, полного настоящего чувства, ибо фальшивые и наигранные эмоции там, в седых диких лесах и равнинах, не нужны. Там правят иные законы, иные правила, подчас более суровые, нежели наши, но в тоже время и более справедливые и милосердные. А ночь, пора влюбленных, поэтов и волхвов, кончилась. На горизонте показались первые лучи солнца, ленивого выползающего на небосвод. Впрочем, серое небо оставалось таким же, серым, разве что немного посветлело, став будто посидевшая голова старца. Александр проснулся как-то резко, толчком. Вскочил, и лишь поняв где он и что с ним, успокоился. Подле него, на полу, лежала раскрытая, примерно посередине книга. Почти всю ночь, часов до четырех он читал, читал и переводил, пытаясь понять истинный смысл написанного. Теперь, дочитав до середины, он, кажется, понял его, и это открытие его обрадовало и развеселило, наполнив душу почти детской радостью, как при ожидании Рождества, когда свежо - срубленная елка в самой большой комнате уже наряжена цветными игрушками и конфетами, а родители, ласково улыбаясь, прячут коробки с подарками под зеленую красавицу, строго-настрого запрещая открывать малиновые, желтые, голубые и зеленые упаковки раньше времени. Александр сбежал вниз по лестнице, и поздоровался с хозяином, который, заметив приподнятое настроение своего постояльца, поинтересовался:- Ну, как вам книга, сир? Понравилась ли?- О, она великолепна!- Верно, всю ночь читали? – спросил Корвус, ставя на стол перед Александром тарелку с чем-то отдаленно напоминавшим суп. - Да… А как вы, откуда вы знаете?- Да глаза ваши, за вас все говорят. Красные они, будто три ночи подряд вы, сир, простите, гусей пасли средь леса. Постоялец усмехнулся и поинтересовался, не видел ли старик слугу – кучера. - Как же не видеть, сир, видел. Он с утра что-то около кареты возится и ругается больно шибко. Как бы чего не случилось с ней за ночь…Позавтракав, Александр вышел во двор. Было прохладно, воздух был полон свежести, в которой томились приятные ароматы весенних свежескошенных трав и запахи еще не успевшего обсохнуть после дождя леса. Слуга действительно копошился около заднего колеса телеги, ворча себе под нос что-то о дрянной погоде и мерзкой буре. - Что случилось? – спросил Александр, подойдя к ворчуну. - Господин! Беда! Колесо-то, совсем прохудилось. Гляньте только, господин, какая трещина. В две ладони мои!- И что же? Сможешь подчинить?- Да, конечно. Только боюсь раньше, чем к вечеру не успею. Вы уж простите меня, господин, что не доглядел…-Пустяк… Ты не торопись, а возьми сперва поешь что-то. Скажи хозяину, что я велел тебя накормить. - Благодарю, господин! - слуга встал, и еще раз поклонившись своему господину, поспешил внутрь постоялого двора. Молодой аристократ остался стоять один, разглядывая то трещину на колесе, то собак, что лакали воду из луж, то лошадей, что своими грустными глазами смотрели куда – то вдаль, верно размышляя о своих, никому неизвестных и непонятных лошадиных тайнах. И тут, Александр заметил, как в тумане виднеются неясные очертания собора, что стоял на другом конце города. На расстоянии церковь казалась похожей на скалу, что острыми своими контурами, разрезала небо. - Так вот, стало быть, та церковь…- Она самая, сир, - раздался голос из-за спины. Стоящий аж вздрогнул:- Вы напугали меня, Корвус. - Простить извольте, сир. Не хотел я. - Ничего страшного. Лучше скажите, вы помните на счет свечей? Я готов купить их, да только не знаю где и что у вас в городе. Не хотите ли составить мне компанию?Старик помолчал несколько мгновений, подумал, но потом согласился. С высоты птичьего полета город, верно, напоминал бы гигантскую медузу. От центральной площади в разные стороны равномерно расходились длинные извилистые улочки, которые иногда переплетались между собой, превращаясь в запутанный лабиринт. Городок был маленьким, миниатюрным, но порядком запущенным. Дома, чаще всего одно – двухэтажные, были старыми, построенными в характерном средневековом стиле. Узкие улицы были выложены камнем, но за чистотой брущатки явно никто не следил. В выбоинах накопилась дождевая вода, превращая улицы в маленькие, но труднопреодолимые озерца. Поначалу казалось, что город пуст, заколоченных окон и дверей встречалось Александру гораздо больше, нежели прохожих. Только один раз он видел торопящегося куда-то молодого человека верхом на коне и старуху, завернувшую за угол какого-то дома. Все прохожие с явным недоверием поглядывали на Александра – видимо незнакомцы здесь были не в почете. Чем ближе к центру шли Корвус и Александр, тем больше людей и заселенных домов было вокруг. Стало ясно, что жизнь в этом месте еще теплится лишь в центре: нескольких улочках вокруг площади. Подойдя к небольшому двухэтажному зданию, на первом этаже которого виднелась выгоревшая вывеска, Корвус остановился:- Вот вам и магазин, пожалуйста, сир. Внутри лавки было душно и темно. На прилавках валялись разные товары, радовал глаз живописный попугай с хохолком, в клетке, что висела над дверью.

- Добрый день, Корвус! – послышался откуда-то голос, - как поживаешь? Давненько не захаживал ко мне. Старик состроил утомленную гримасу Александру, всем своим видом показывая, насколько ему противен продавец. - Этот черт в переднике вечно всех обвешивает, да еще и гадостей за спиной наговорит, проходимец – шепнул он на ухо своему спутнику. Хозяин лавки вышел не торопясь, с гордостью поправляя грязный халат, как будто он был драгоценной брошью или орденом. - Здравствуйте, господин! Корвус, отчего же ты не говоришь, что не один? Гости – редкость в нашем городке. Чего изволите?- Дайте мне, пожалуйста, пять… нет десять связок свечей. - Одну минутку, уважаемый – с лакейской улыбкой проговорил продавец, и исчез в глубине коридора. Пока спутники ждали свои покупки, на улице вновь пошел дождь. Не такой сильный, как ночью, а слабенький, едва – едва заметный в окне. - Вот, пожалуйста, ваш заказ. Расплатившись, Александр и Корвус вышли на улицу. - Вы не хотели б показать мне дорогу к тому собору?- спросил Александр. - Сир, прошу меня простить, но я не могу. Дел у меня больно много. Александр остался стоять один, не понимая, какие дела могут быть у старика в его полуразвалившимся постоялом дворе, единственный жилец которого сейчас одиноко стоял посреди площади, думая, как лучше ему добраться по лабиринту этих улиц и переулков к церкви. Спустя полчаса Александр шел по какой-то улице, стараясь не терять из вида громадину собора, что высилась на одиноком холме. Дорога то и дело петляла, и вскоре он заблудился в бесконечной паутине переулков, тупиков и проходов. Должно быть, часа так через три – четыре он сумел все- таки добраться до постоялого двора, так и не попав к цели своего маленького путешествия – разрушенному собору на холме, что манил его своими симфоническими очертаниями. Слуга невесело сообщил, что колесо надо менять. С этими словами он отправился в город, искать, где бы можно было заказать новое. Александр же, неожиданно почувствовав усталость, сонливость, поднялся к себе в комнату, и заснул. В этот раз, ему почти ничего не снилось – обычно яркие, цветные сны не приходили к нему во время дневного сна. Проснулся Александр около пяти часов, сразу почувствовав себя бодрее и свежее. С новой энергией он взялся за чтение книги, насыщаясь тайнами и знаниями, что были в ней. Перевернув очередную страницу, он увидел заголовок красного цвета, буквы которого, казалось, поблескивали чем-то серебристым: «Ritualem vocant Hecate». Изрядно помучившись, он перевел словосочетание – «Ритуал вызова Гекаты». Далее следовала подробная инструкция, что и как следует делать, для того что бы церемония завершилась успешно. Спустя час, молодой любитель мистики, перевел текст ритуала. Взяв в руки листок с переводом, он прочел:«Не позже одиннадцати ночи лицо, именующее себя Исполнитель, должно прийти на место провождения ритуала. Важно что бы место было скрыто от людских глаз, иначе Геката не явится, не воплотится в естественном своем облике. Примерно час следует потратить на подготовку места: перво – наперво очистить его от грязи и нечистот, а также выделить место под магический круг, который следует изобразить в точности, как на рисунке, мелом. Затем, необходимо сделать Трон Гекаты, ибо Богиня в разговоре со смертными всегда сидит. Для этого необходимо взять какое-то кресло, или иное сидение, поставить не далеко от магического круга, под ножки подложить камни, так, чтобы Трон не касался земли. Спинку кресла поставить противоположно Первой Заре. Затем, лишь как только наступит полночь, следует отойти на шесть шагов от кресла и рисунка на земле, и начать читать следующее: сперва, трижды, Отче Наш, затем – Воззвание к Гекате:«О Великая, Ночь! Богиня властвующая над снами, надо мной и над людьми, над всем миром в ночь погруженным, над лучами серебряной колыбели Твоей – Луны!Явись, явись же о Всеблагая, ко мне недостойному Рабу – (имя Исполнителя). Заклинаю тебя, тождеством Великой силы, Ночной Песни и Зова человеческого, явись, о Геката!»После этих слов, следует ударить ножом, но непременно с деревянной ручкой в центр круга и вновь отойти. Спустя какое-то время Геката должна соблаговолит явиться». Александр усмехнулся, и взглянул на часы – было около восьми вечера. До одиннадцати время еще было, и он отправился искать мел, и нож, непременно с деревянной ручкой…На старинных часах, которые продолжали ходить еще лишь чудом, стрелки показали половину одиннадцатого. Александр тихо, насколько это было возможно, отворил скрипящие двери. Шаги его раздавались морской волной по коридору, обволакивая шорохом, словно лепестками лилий напряженный слух идущего. Идти по старому зданию без свечей, в кромешной темноте, было не просто. То и дело спотыкаясь, чуть не падая, Александр все же достиг порога, и накинул на голову капюшон, полностью скрывающий его лицо. Он сел на коня, и быстро, словно молния в ночи, помчался через стену дождя по направлению к городу. Будто яркой вспышкой копыта коня врезались в грязные лужи, проносились по залитой дождевой водой неухоженной мостовой, гулко, громко, словно залпы осадных орудий, раздаваясь эхом среди необитаемых скал каменных домов, что выбитыми и заколоченными окнами смотрели вдаль стремительно удаляющемуся всаднику. Через полчаса отчаянной скачки по ночному городу, обгоняя тучи и ветер, Александр достиг заветного холма, на котором стояли руины собора. Вид был впечатляющий: громадные, высокие стены, строго – горизонтально устремленные вверх формы, искусно сделанные порталы дверей, напоминали об истинном величии духовного и ничтожной роли всего плотского. Рядом с этим гениальным творением человек казался марионеткой, жалким подобием божеств, которые возвели в этот грандиозный памятник в честь всего, что было раньше, и того, что будет в будущем. Всем мог быть этот храм, он не мог быть лишь монументом настоящего. Внимания всадника, держащего под уздцы неспокойного коня, привлекла мраморная статуя, изображающая какую-то святую. Впрочем, после более детального осмотра, при вспышках молнии, Александр усомнился в правильности своей догадки. Лицо статуи, холодный бледный мрамор, было слишком красиво, «человечно», оно имело слишком «земные» черты, что бы принадлежать какой-то монахине, запечатленной в камне. «Впрочем, - подумал молодой аристократ, - что бы делала мирская статуя в святом месте?» Стоило лишь взглянуть на нее, на эту мраморную деву, как по коже пробегали мурашки, дыхание становилось спертым, а сердце начинало сбиваться с привычного ритма. В это время поднялся ужасный ветер, потоки дождя, словно плети, били по лицу, хлестали по телу, как надсмотрщики рабов на корабле. Гром стал ударять настолько часто, что слился в единый протяжный гул, ядовито – яркие, ветви молнии то и дело разрывали небо на части, отражаясь в гладко отполированном камне храма. Александр успел вбежать под защиту одного из портала, и теперь стал обдумывать путь, как поспасть внутрь собора. Несмотря на кажущуюся ветхость, порядком изгнившая дверь все же не поддавалась, как Александр не пробовал ее выломать. Улучив момент он перебежал ко второй, но и она оказалась такой же крепкой, как и первая. Третий портал также оказался непригоден для проникновения: он был наполовину разрушен - тяжелый блок почти полностью завалил проход. Тогда, понимая, что время, отведенной в описании ритуала на подготовку начинает уходить, Александр пошел вокруг стены, в поисках какого-то лаза или трещины. Не пройдя и двадцати шагов, он понял, что попал на кладбище, размещающееся почти сразу возле стен храма. Наткнувшись на один из крестов, он суеверно отшатнулся от него, но в темноте бури такое столкновение повторялось еще несколько раз. Пройдя вдоль боковой стены, Александр завернул за угол, и, выйдя к тыльной стороне, увидел развалины колокольни, упавшей и разрушившей своим весом часть стены, образовав пролом на небольшой высоте, куда вполне мог поместиться не только человек, но и целый конь. С трудом удерживаясь на скользкой и мокрой поверхности камней, он кое - как сумел влезть в трещину, и немного погодя, вслепую вспрыгнул вниз. Прыжок оказался мягким, Александр приземлился на гору старых, изгнивших сидений, жалобно скрипнувшими под весом незваного гостя. Он зажег самодельный факел, и стал рассматривать место, в котором оказался. Это был алтарная часть храма, по всей видимости, наиболее сохранившаяся после пожара, часть церкви. Прямо над головой Александра в потолке зияла гигантская дыра, сквозь которую заливала дождевая вода, которая образовала маленькое озеро воды прямо посреди храма. Несколько ближайших колонн стояли в этом озере, отражаясь в неровном вздрагивании воды, которая играла в отражении с пламенем факела. Там, дальше, было посуше, и Александр отправился вглубь, с целью найти место для магического рисунка. Очистив необходимое пространство на каменном полу, он при свете факела и нескольких свеч принялся рисовать. На влажном, поросшем мхом каменном полу это было сделать нелегко, мел то и дело ломался, выскальзывал из рук, отказывался выводить линии и буквы. Лишь спустя двадцать минут Александру удалось закончить с этим, и теперь он начал искать кресло, или любое другое сидение для Трона Гекаты. В камнях недостатка не было, а вот найти более – менее приличное сидение оказалось не так-то просто. Наконец, уже почти придя в отчаянье, Александр все же обнаружил сломанное кресло, которое и водрузил на каменный постамент. Прислушавшись к утихающей буре, Александр трижды прочел Отче Наш, а затее, сверяясь с тексом книги, произнес следующее:- О, Великая, Ночь! Богиня властвующая над снами, надо мной и над людьми, над всем миром в ночь погруженным, над лучами серебряной колыбели Твоей – Луны!Явись, явись же о Всеблагая, ко мне недостойному Рабу – Александру!. Заклинаю тебя, тождеством Великой силы, Ночной Песни и Зова человеческого, явись, о Геката!Гулким эхом гуляли слова его призыва под сводами собора. Стало зловеще тихо, казалось, даже природа прислушалась к происходящему в храме. В этот-то миг и появилось у Александра малообъяснимое чувство страха, желание сбежать прочь и более никогда не возвращаться. Но взяв себя в руки, он смело подошел к кругу, нарисованного мелом, и ударил в его центр ножом. Лезвие сломалось, отскочило в сторону, поранив руку Александра. Несколько минут он стоял, не смея пошевелится, стараясь не дышать, что бы не испортить торжественность момента. Но ничего не происходило. Все осталось таким же, как было, разве что лунный свет теперь проглядывал в дыру на своде, отражаясь в дождевых лужах на полу. Александр грустно улыбнулся собственной глупости, покачал головой и отвернулся, что бы сложит вещи в обратно в мешок. В этот самый миг он услышал приятный, бархатный, ласковый женский голос:- Ты звал меня, Александр?От неожиданности он выронил все из рук. Обернулся и оцепенел – на кресле сидела женщина, нет, скорее девушка, такая же, как статуя снаружи. - Кто ты? – дрожащим голосом спросил он. - Я? – девушка явно была удивлена вопросом, - ты же сам меня звал, Александр. - Значит ты… Геката?- Да, я Геката, – ласково сказала она, вставая и подходя к молодому аристократу. - А ты верно думал что я какая-нибудь уродина? Змеи вместо волос и тому подобное?- Нет, что вы… Я не смел, я не…- Ох, ну что за этикеты? Давай на «ты», ладно? Думаешь, мне, богине, приятно, когда все на «вы», да на «вы», как со старухой какой-то?- Прости меня, Геката Всеблагая. - Ну, снова ты начинаешь. «Всеблагая, Всемогущая…» - прервала его девушка. – Достаточно. Сегодня я просто Геката, и все. - Как скажешь – в конец удивленный, промолвил Александр, понимая, что не верит в реальность происходящего. - Ладно… - Геката начала прогуливаться по храму. – Красиво у вас тут, только не прибрано. Ты зачем меня звал, кстати, Александр?- Я хотел спросить… - голос его задрожал. – Я прочитал в книге, что ты можешь показать место, где растут сны и грезы, где реальное смешивается с фантастическим…- Ааа… А я – то подумала, что надо деньгами помочь… ну или кошмары из снов убрать, – и перейдя на шепот, Геката спросила: - Кошмары не мучают?- Нет, не мучают. Я хочу одного – покажи мне эти места. Девушка пожала плечами:- Ну ладно. Только ты знаешь цену? Теперь тебе никогда не будут сниться сны, до самой смерти. - Я знаю. Я прочитал об этом. Я готов. - Тогда договорились, - с этими словами Геката подошла к кругу, и, взмахнув руками, произнесла:- О, Черные Пределы Ночи! О, Свет Луны! Тебя я заклинаю, помоги! В твоей власти открыть Врата Серебра Ночного!В воздухе сперва появилась легкая голубовато – серебристая дымка, которая постепенно сгущалась и сгущалась, под конец приобретя форму двухстворчатых ворот. Геката стала напротив них и легким движением руки отворила:- Идешь?Александр на секунду замялся, но отступать – значило проявить слабость. А этого греха он бы себе точно никогда не простил. Кивнув головой, он смело сделал шаг через порог таинственных ворот. Геката зашла за ним. Церковь опустела, лишь у одной колоны догорал забытый в спешке факел…Ночь I – Поле ЗакатаГеката и Александр оказались посреди огромного поля, конца которого не было видно. Небо было вечернее – уже темное, но с полосами красноватого отлива, исходящими от закатного солнца. Было слегка прохладно, легкий ветерок издалека доносил приятный запах какого-то цветения. - Итак, Александр, мы сейчас Мире Заката. Это – конец вечера, начало ночи. Думаю, ты не раз видел такую картину, но сейчас, я могу посоветовать тебе рассмотреть все подробней – едва ли у тебя будет еще один шанс это сделать в будущем. Хотя, иногда достаточно просто выйти из дома и взглянуть на природу вокруг – не торопясь провести рукой по бархатным травам, прикоснутся к остывающей после дневного жара листве деревьев… Вы люди живете в этом всем, но никогда не обращали на это внимания. Вы не замечаете простое, гоняясь за сложными, и в принципе, ненужными вещами. Вы ищите магию и колдовство, хотя не понимаете, что главная магическая сила – это то, что вас окружает. И лишь сейчас молодой аристократ увидел, как готовится ко сну природа. Муравьи стремительно бежали к своему муравейнику, птицы возвращались в свои гнезда, готовясь согревать птенцов во мраке ночной прохлады.

Лепестки сворачивались, закрывая сердцевину цветов, оберегая ее от наступающей ночи. Но не птицы, не звери, не травы, не деревья – никто не боялись прихода ночи. Они жаждали ее, задыхаясь порой в тисках жаркого солнца, обжигаясь яркими лучами солнечного света дня. -Честно говоря, мне даже не верится, что все происходящее – реальность.. мне кажется, что я сплю, и вижу прекрасный сон, с прекрасной богиней. – сказал Александр. Геката посмотрела на него каким-то особым, божественным что ли, взглядом, пронизывающим насквозь тело и мысли, а затем произнесла:- Почему же не веришь? Вглядись, прочувствуй реальность происходящего. Ведь этот мир – ничем не хуже твоего. Он также заслуживает права быть настоящим в вашем, человеческом понимании. - Я не спорю. Просто мне часто приходилось сталкиваться с патологическим невосприятием многих вещей, которые большинство людей понять не в силах. Хотя, чему удивляться, мораль общества изначально построена на конформистских началах, принципах пустого потребительства и отсутствия элементарного понятие о значении жизни, и о самой жизни, по - сути, тоже. Богиня лишь улыбнулась:- Постарайся не думать об этом, Александр. Ведь это – не просто место, где Солнце сменяется Луной, где День сменяется Ночью. Ведь это место, где рождаются самые прекрасные и поэтические из чувств и ощущений: Любовь, Тепло, Радость… А затем, легкой дымкой они опадают на людей – и именно ночью, что бы утром люди уже могли проснутся и почувствовать себя счастливыми, влюбленными или радостными. Красота была неописуемая. Если рай и существует, - думал Александр, - то его врата непременно где-то здесь. - Геката, позволь мне поблагодарить тебя за это путешествие. Его я запомню на всю жизнь. Александр хотел было поцеловать руку богини, но она испугано отшатнулась:- Нет, прошу, не прикасайся ко мне. Если смертный коснется меня, я тотчас стану человеком. Нельзя касаться меня, Александр. А благодарить еще рано – впереди еще две ночи. А пока что закрой глаза. Закрой, и ты проснешься в своем постоялом дворе. - А как же завтра?- Завтра? Ты ложись спать, и во сне я приду к тебе, и мы вновь отправимся в путешествие. Александр послушно прикрыл глаза, а когда, спустя мгновение открыл их – то нашел себя лежащим на кровати в своей комнате. Его разбудил отчаянный лая собак. Затем одна из них взвизгнула, а потом вновь воцарилась кристальная тишина. Утро было холодное, мрачное, безрадостное. Сквозь занавеси проглядывало скупое солнце, а его лучи терялись в седине низких серых туч; дождевые облака нависали над землей, будто давили на нее. В щели задувал сырой ветерок. Чудесный, сказочный сон кончился. Наступила суровая реальность бытия, к которой и раньше Александр не питал любви: теперь же и вовсе возненавидел. Молодой аристократ встал, пошатываясь, подошел к двери. Только он хотел ее открыть, как снаружи кто-то постучал. Этот громкий звук испугал Александра, оо отшатнулся от двери. - Кто там? Войдите. Вошел слуга. Припыленный костюм его протерся до дыр за время их долгих путешествий, и сейчас Александру заметил, как его кучер постарел лицом, «надо бы дать ему отдых – подумал он». Слуга поклонился, и, уставившись удивленными глазами на Александра, он медленно, как будто сознательно растягивая слова, сообщил:- Господин! Доброго утра вам. Я хотел бы заметить, что новое колесо будет готово только через два дня. У местных мастеров, видите ли, много заказов! Откуда? Откуда, хотел бы я знать, у них много работы, когда в городе я своими глазами видел лишь две старые телеги, за которые и грош в базарный день не дадут. Лентяи! Я вам так скажу, господин, надо бы…- Тише. Я все понял. Ступай себе. Но слуга не торопился. - Господин, а что с вами случилось? Все ли хорошо? Вы как – то за ночь всего осунулись, бледным стали. Не заболели ли вы часом в этой дыре?- О боги, ступай себе! Все со мной хорошо. На вот – Александр протянул ворчливому кучеру золотую монету, - сходи, купи себе что-то. - Благодарю! – сразу повеселел слуга и выскочил из комнаты, сжимая в кулаке еще теплую монетку. Откинувшись на пыльные подушки, он долго думал, о том, что было. Потом, спустившись вниз, Александр с трудом проглотил завтрак. Обменявшись парочкой фраз с Корвусом, он вышел на свежий воздух, и отправился гулять на пустырь, что был за постоялым двором. Молодого аристократа одолевали грустные мысли, о той любви, которой быть не должно; о тех чувствах, что еще никогда не касались его, не проникали в душу цветением вишни, не ломились в молодое сердце. Он понял, что влюблен. Влюблен безнадежно в богиню ночи – прекрасную деву Гекату. Было одновременно грустно и весело: радостно от тех открытий, что сделал Александр в своих ночных путешествиях. Грустно было от того, что любовь его к богине, к Гекате, вовеки – веков, не могла бы быть взаимной, ответной. «Кто бы мог представить, - говорил себе Александр, -что такое возможно? Кто мог подумать, что в поисках иных миров и сновидений приведут к такой невообразимой боли, что гнездится черной птицей в моем сердце? Что прожигает меня насквозь, словно каленым железом? О горе мне, горе, безутешному безумцу, кто в своей неразделенной, безответной страсти и любви превратится в море боли и страданий! О, всеблагая Геката! Зачем, зачем явилась мне? Зачем обрекла меня на муки во имя тех чувств, что растут на вечерних полях твоих владений?»И не знал Александр, что Геката сейчас смотрит в зеркало, в серебряной оправе, но видит в нем не себя, а простого смертного Александра, которого она – богиня Ночи, полюбила всем сердцем…Ночь II – Сад, Где Рождаются СныВесь день до вечера Александр ходил едва живой, ощущая себя тенью из-за обилия чувств и эмоций. Порой ему казалось, что он сумасшедший, что рассудок покинул его, но вспоминая, насколько ярким был сон, и насколько прекрасна была Геката, он тот час приходил в себя. Он был встревожен, нервничал, и лишь наступающий вечер сумел его приободрить, подарить надежду на скорейшее свидание с Гекатой, и миром, в котором она жила. Едва – едва стемнело, он лег на кровать и попытался заснуть. Но сон не приходил, и Александр начал паниковать – не дай бог у него бессонница. Но к одиннадцати он все же заснул. В этот же миг, ему вновь явилась богиня и поманила его за собой. Сделав несколько неуверенных шагов по извилистой тропинке он очутился перед громадным, сказочным полем. Это был Сад, Где Рождаются Сны. По всей земле были разбросаны удивительные, ни с чем несравнимые цветы, бледно – голубого, светло - фиолетового или серебристого оттенка. Они излучали тонкий, нежный, полный ночной свежести, аромат. При свете луны они казались прозрачными, настолько тонкими были их треугольные лепестки. Стебли и листья этих цветов были благородного, темно – зеленого цвета; они были изогнуты в причудливые формы – спирали, молнии, зигзаги. Листья напоминали маленькие сердечка, с загнутыми вверх или вниз, концами. И если внимательно присмотреться, то можно было заметить прекрасные узоры, которыми сверху донизу были расписаны стебельки раскачивающихся цветов. Они вздрагивали от малейшего дуновения ветерка, и качались как – будто в ритм едва слышимой музыке, текущей плавно, откуда с неба, темного и глубоко, усеянного звездами, которые, казалось, вели неспешные беседы: ведь им, с их высоты видно все - о чем может и не может думать и мечтать человек. Александр смотрел влюбленными глазами философа на весь этот чудесный край, сплошь усеянный сказочными цветами. - Нравится? – тихо спросила Геката. – Это Сад, Где Рождаются Сны. Каждый из этих цветков – чей-то сон. Я и мои помощницы выращиваем их уже много-много столетий. - Помощницы? Кто они?- Разве ты не видишь их? Ведь они здесь повсюду – мои маленькие Ночные Феи. Без них я едва ли бы смогла управиться в этом огромном саду. Они всегда были здесь. Только сейчас Александр увидел крошечных созданий с крылышками, прозрачными и серебристыми, как фата невесты. Эти крошки летали от цветка к цветку и пели, поправляя лепестки, разглаживая стебли. Песни эти были нежнее поцелуя, нежнее морской волны в закатный час, нежнее, чем солнечный свет ранним утром. - Взгляни, сколько снов, Александр! Здесь есть и детские мальчишеские сны, и сны состоятельных мужчин, сны богатых дам и бедных кухарок. А вот там – там цветут сны молодых девушек и юношей, полные серебряных надежд и шелковых мечтаний. Геката гуляла с Александром по бесконечному полю, рассказывая множество историй о великом и малом, бодром и сонливом, смешном и грустном. - Знаешь, если взглянуть в цветок, можно увидеть сон… Это так смешно, подглядывать за чужими снами. Взгляни…Александр нагнулся, и посмотрел в сердцевину цветка – в ней было маленькое зеркало, в котором кто-то весело кружился в танце, при ярком свете свечей и громкой музыке вычурных вальсов. - Этой девушке снится бал. - Да. А вчера ей снилась прогулка по парку с двумя маленькими собачками – зеленого и желтого цвета. Правда она постеснялась сказать правду своей матери…Они шли дальше и дальше, пока, наконец, не увидели большой, серебряный цветок, который рос на отдалении от остальных. Он был больше и красивей других, а лепестки его были словно выкованы из драгоценных металлов – так красочно они переливались всеми цветами радуги. - Чей это сон? – спросил Александр, любуясь пышным растением. - Это мой сон… - тихо ответила Геката. - Можно взглянуть? Интересно, что снится богиням?- Нет! – встревожено ответила она, закрыв его рукой. – Нельзя.

- Прости, Геката, я не хотел…- Ничего, - ласково улыбнулась богиня, - идем дальше. Смотри, Александр, - указала тонким пальчиком Геката на темно – коричневые цветы, растущие в окружении колючих шипов диких трав. – Это – страшные сны. К сожалению, они тоже растут у нас. Как мои феи не стараются их извести, все равно они появляются вновь и вновь. Александр, со свойственным ему любопытством, хотел было взглянуть в них, но Геката вовремя остановила его:- Не делай этого, не стоит. Лучше не смотреть чужие кошмары, иначе они могут воплотиться в твоей жизни. И даже не пробуй спорить. Тем более что нам пора прощаться…- Как? Уже? Так скоро? Ведь кажется лишь мгновение тому я переступил порог Сада, Где Рождаются Сны. - Да, прости, но скоро рассвет. Тут и там, время идет по-разному. Тебе пора просыпаться. Закрой глаза. - Постой, Геката. Я хотел бы еще раз взглянуть…- На цветы? – лукаво посмотрела богиня на Александра. - Нет. На тебя – едва слышно сказал молодой аристократ. Геката отошла на несколько шагов и закружилась, весело смеясь. Длинные распущенные волосы ее были словно крылья, развиваясь в такт движениям девушки. Александру показалось, что от неземной красоты Гекаты у него кружиться голова, и он на секунду прикрыл глаза, чтоб не упасть. Он проклял свою неосторожность – так надолго закрыть глаза означало вернуться в реальный мир. Александр приоткрыл их, и первое, что увидел – серую мышь, которая беззастенчиво бежала по его ногам. С отвращением сбросив грызуна, он поднялся, и долго стоял посреди комнаты, пытаясь вспомнить, где он. Состояние его было схоже с наркотическим опьянением, так как Александр потерял чувство места и пространства. Сознание его постоянно выказывало признаки легкого помешательства, так как глядя на вазу, он сперва видел стройную кошку, сидящую нерушимо в ожидании птицы – чернильницы. Из такого состояния его вывел только раскат грома, глухо зазвучавший за окном. Звук больно ударил по барабанным перепонкам молодого аристократа, но все же, помог ему собраться с мыслями. В этот день он даже не ел. Из комнаты не выходил, за исключением одного раза, когда надо было заплатить хозяину. Корвус почти испугано посмотрел на молодого человека, но ничего не спросил: в глазах его читалось сочувствие и понимание, хотя старик едва ли мог знать, что повергло в пучину отчаянья Александра. Остаток времени до вечера молодой аристократ провел читая старинный фолиант, стараясь найти там строки в которых бы говорилось, как можно остаться там, - в том другом, измерении. Но пока что все поиски были напрасны. Книга явно не желал открывать Александру все свои секреты, заставляя сердце больно сжиматься во тьме безнадежного существования вне сфер тех поэтических миров, в которых довелось побывать романтику и мечтателю, немного сумасшедшему искателю и мистику…Ночь III – Озеро РассветаВ этот раз, утомленный грустными мыслями и переживаниями, Александр заснул быстро. Ему грезилось, что он сидит посреди большого зала, в большом мягком кресле. На стене напротив весели большие часы, правда без стрелок и циферблата. Александр то и дело глядел на них, и понимал, что Геката опаздывает. Наконец, раздался знакомый звук – шорох длинного шлейфа платья богини, переливающийся стоном тонких голосков серебряных колокольчиков. - Я пришла, сказала вошедшая богиня. – И так, сегодня третья ночь. Готов ли ты узреть Озеро Рассвета?- Да, богиня. Веди меня. - Куда вести? Вот дверь, идем туда – улыбнулась Геката и указала на откуда-то взявшуюся дверь, переливающуюся всеми оттенками радуги. Александр открыл ее и очутился у подножья высокой горы, склоны которой поросли деревьями и кустарником. Воздух был пьяняще – свежий, запах свежей росы и хвойных деревьев сочетались в едином аромате свежести лесного утра. Небо было розоватое, были видны первые проблески солнца и его лучей, исходившие казалось от вершины самой горы, опоясывая ее невидимым нимбом из золотых нитей и шелковых, хрустальных кристаллов чистого серебра. - Это место, где рождается Рассвет. Откуда появляется Солнце. Это место, где кончается мое царство, и начинается другое, - пояснила Геката. – А сейчас, давай поднимемся к Озеру. Я уверена, оно тебя понравится. Они направились к каменной лестнице, чьи ступени поросли мхом. Сквозь каменные плиты пробивались зеленые травинки, которые отчаянно боролись за право на жизнь. - Посмотри, Александр. Вот настоящая борьба – травинка, тонкий лепесток бьются с громадной плитой, что бы выжить. Завоевывают право существовать. И эта борьба, крошечного растения и каменной глыбы в стократ сильнее борьбы всех армий мира, всех сражений. Как вашего измерения, так и нашего. - У вас здесь бывают войны? – удивился Александр. - Да. Хотя мы всячески скрываем это от посторонних, но и здесь у нас иногда бывают страшные сражения. Конечно не здесь, ибо это может повредить устоявшемуся порядку вещей во вселенной. Там, ниже, в скальных расщелинах иногда бьются Стихии, а в небесах порой я вижу летящие куда-то тучи, что выполняют приказы братьев Ветров. - Геката… - обратился Александр. – Я хочу спросить тебя. - О чем же?- Как можно остаться у вас, в этом дивном мире, что полон тайн, чудесных сказаний и прекрасных богинь?- «Богинь»? А ты видел их кого-то кроме меня?- Нет, но порой достаточно одного лишь взгляда, что бы…- Тише, тише, прошу тебя. Не тревожь то, что в сердце раненою птицей бьется, стремясь вырваться и улететь прочь, вслед тому, кто избран сердцем, но проклят судьбою. После этого они поднимались молча, изредка поглядывая друг – на друга. Иногда их взгляды встречались, и как будто что-то говорили друг – другу, хотя уста их молчали. Но порой, глаза могут сказать больше, нежели простое слово. Порой, слова могут лишь испортить то, что начинает говорить сердце, а заканчивают говорить глаза. Геката и Александр поднялись по лестнице и очутились около небольшой рощи. - Всмотрись. Видишь, эти птицы держат в своих клювах серебряные капли? Они приносят их с туч, и затем роняют в Озеро, которое затем превращаться в росу. Маленькие птички, не больше, чем спичечный коробок, летали около верхушек деревьев. Богиня поманила одну из них к себе, и птицы без страха села на ладонь. - Смотри, смотри. Какие они маленькие, но трудолюбивые. Без них было бы очень сложно добывать росу…Медленно идя по зеленому ковру из бархатной шерсти травы и валежника, Александр и Геката подошли к Озеру. Тому самому Озеру, где Рождается Солнце. Это было нечто настолько нежное и красивое, что даже наверное, самый грубый и жестокий человек растрогался бы. Кристально – чистая вода была спокойна, ничто не тревожило ее остекленевшую поверхность. Птицы едва – едва касались ее крылом во время полета: тогда легкая рябь пробегала тонким эльфийским узором по водяной глади, и затем вновь воцарялась блестящая нетронутость Озера. - Скоро из этих вод родится Солнце, начнется новый день. И поэтому, мне нельзя больше здесь оставаться… - сказала Геката, задумчиво глядя на тихую воду. – Идем. Александр почувствовал боль в сердце, наступали последние мгновения пребывания в этом сказочном мире, рядом с богиней:- Значит это все?- Да… Знаешь, я хотела бы попросить тебя… Возьми эту лилию на память об этом путешествии, на память обо мне. Согласен?- Конечно. - Почему – то хочется плакать, - с искусственной улыбкой сказала Геката. Она отвернулась и закрыла лицо руками. - Ступай. Прошу, иди, иди! Не оглядывайся… Там есть пещера. Войдешь в нее и окажешься у себя в мире. Александр молча стоял, не будучи в силах что-либо произнести. Он начертал пальцем на влажном песке какие-то буквы, и, мрачно сказав «Прощай», ушел. Геката обернулась. Его уже не было. Она вытерла слезы, и лишь потом заметила написанное на песке: «Люблю тебя, Богиня Ночи». Она упала на колени, и громко, безудержно зарыдала……Александр очнулся ото сна. Было еще очень рано, едва – едва рассветная мгла начала прояснятся. Он едва - едва не рыдал. Итак, теперь все кончилось. Осталась лишь лилия, которую он сжимал в руке и поминутно целовал. Это был тот самый цветок, сон самой Гекаты, растущий в Саду, Где Рождаются Сны. Лишь под утро он заснул, утонув в своем несчастье. Проснулся он от того, что почувствовал касание чьих-то нежных губ, что ласково целовали его лицо. Он открыл глаза и увидел перед собой Гекату. - Ты? Ты пришла? Но как же, как же все.. ?Богиня, или уже нет, продолжала целовать и обнимать своего возлюбленного, как –будто боясь потерять его:- Я бы все равно не смогла без тебя. Что мне вечность, проведенная в одиночестве?- Но ты теперь уже не…- Да, теперь я смертная, как и ты. Я ведь прикоснулась к тебе. И еще раз, и еще, и еще… - говорила она целуя Александра. – Понимаешь, когда боги влюбляются в людей, они теряют свои силы. Все равно, я бы не могла бы быть больше Богиней, влюбленной в человека. Так правильно Александр. Я поступила так, как надо. Молодой аристократ лишь обнял ее, с улыбкой глянув на книгу, лежащую в углу. - Стало бы, с нее все и началось? – спросила девушка. - Да, любовь моя…Вечером карета с ворчливым кучером, который не переставал дивиться, откуда взялась красавица-невеста Александра, отъехала от постоялого двора. Старик Корвус стоял с зажженной свечой в руке, провожая взглядом стремительно удаляющуюся карету. Потом, поежившись от холода, зашел внутрь, и задул свечу:- Любовь – любовью, магия – магией, сны – снами, а свечи экономить надо! – сказал он куда – то в темноту. И мы не можем поспорить с ним, что это не так.