ЕГОМСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Вот она, ОРГАНИЗАЦИЯ, как есть, без прикрас! Ревизия на носу, а баланс — отрицательный, кругом должны, и за что — непонятно. Прямо как черная дыра какая-то, в декаду по миллиону… Но главное — это, конечно, отношение, а отношение здесь свинское. Я — запрос наверх, мне в ответ кипу бумажек, и делай, что хочешь, главное, чтобы до февраля нас не прикрыли. Ну, я давай бумажки ворошить, и что же, спрашивается, вижу? Читайте сами:Я, Соломин Михаил Валентинович, 2-й оператор СЕРДЦА, отказываюсь работать в одном коллективе с оператором Ярузельским В.  П. ввиду его наплевательского отношения к должностным обязанностям (см. подотдел 6-43-1 Уложения СЕРДЕЧНЫХ НАДОБНОСТЕЙ). 12. 12 (вымарано цензурой) вышеупомянутый Ярузельский В.  П. заявил, что РУЧКУ, цитирую, «за такие гроши» крутить больше не станет. А «гроши» — это 350 000 (триста пятьдесят тысяч) ШК в неделю, и мне, как заслуженному работнику, это слушать очень обидно. Прошу принять меры, потому что как же это получается — сидит человек, РУЧКУ крутит, триста пятьдесят тысяч получает, да еще выпендривается, недоволен!И как это называется, а? Им что, наверху — совсем деньги девать некуда? Тут не знаешь, как расплатиться, а они за какую-то вшивую ручку — триста пятьдесят тысяч! Нет, тут явно какая-то махинация, опять кто-то руки нагрел, а я разгребай! Нет, не подумайте мне не жалко, да и не все деньги в ОРГАНИЗАЦИИ на ерунду тратятся. Вот то же СВАГРО — очень полезная вещь. Я ведь как на него наткнулся? Да так же, как сейчас, бумаги проверял, и папка лиловая выпала. Я открыл — и обомлел. Только за первый квартал — тринадцать миллиардов! Я — за сердце, корвалольчику выпил, и прошу разъяснений. Через час пришли за мной, глаза завязали и повели. Час шли, не меньше, наконец, снимают повязку. Вижу: маленькое помещение, чай на столе, и человек сидит, весь в черном. Что же вы, говорит, Александр Геннадьевич, удивляетесь? СВАГРО — штука важная, на нее никаких денег не жалко. Отсюда и расходы. Вы бы лучше, вместо того, чтобы интересоваться, делом занялись — скоро отчетность сдавать, а у нас дефицит в три миллиона. Вам все ясно?Я покивал, конечно, а сам думаю: только бы до кабинета добраться, там-то уж за мной не заржавеет, вмиг общественность подниму. А он посмотрел на меня и говорит: вы, видно, человеческого языка не понимаете, придется с вами по-другому толковать. Желтенькую ему, быстро!Разложили меня на столе, штаны сняли, чувствую — колют что-то. А он мне объясняет: это, Александр Геннадьевич, такой препарат, что вы про СВАГРО теперь ничего, кроме хорошего, сказать не сможете. Даже, если очень захотите. Ну, попробуйте, скажите, что СВАГРО — это трата денег. Давайте, не стесняйтесь. Ну?Говорит он так, а я лежу и что-то бормочу. Язык не слушается, во рту каша. Еле промямлил: «Обожаю СВАГРО» — и сам удивился, что такое сказал. А он ухмыльнулся во весь рот: вот видите, я же говорил. Ну, все, можете быть свободны. Вот так все и было, со СВАГРО-то. А ведь это штука была полезная, не то, что некоторые! Но мы, бухгалтеры, люди дотошные, и если видим, что куча денег на какую-то ручку тратится, то сидеть спокойно не можем. В общем, вызвал я инспекцию, расследовать этот случай. Вызвал, значит, инспектора и сижу, жду… В три часа явился, не запылился. Протянул мне руку, представился:— Мехликов Олег Леонидович. Вот она, ОРГАНИЗАЦИЯ, как есть, без прикрас! Ревизия на носу, а баланс — отрицательный, кругом должны, и за что — непонятно. Прямо как черная дыра какая-то, в декаду по миллиону… Но главное — это, конечно, отношение, а отношение здесь свинское. Я — запрос наверх, мне в ответ кипу бумажек, и делай, что хочешь, главное, чтобы до февраля нас не прикрыли. Ну, я давай бумажки ворошить, и что же, спрашивается, вижу? Читайте сами:Я, Соломин Михаил Валентинович, 2-й оператор СЕРДЦА, отказываюсь работать в одном коллективе с оператором Ярузельским В.  П. ввиду его наплевательского отношения к должностным обязанностям (см. подотдел 6-43-1 Уложения СЕРДЕЧНЫХ НАДОБНОСТЕЙ). 12. 12 (вымарано цензурой) вышеупомянутый Ярузельский В.  П. заявил, что РУЧКУ, цитирую, «за такие гроши» крутить больше не станет. А «гроши» — это 350 000 (триста пятьдесят тысяч) ШК в неделю, и мне, как заслуженному работнику, это слушать очень обидно. Прошу принять меры, потому что как же это получается — сидит человек, РУЧКУ крутит, триста пятьдесят тысяч получает, да еще выпендривается, недоволен!И как это называется, а? Им что, наверху — совсем деньги девать некуда? Тут не знаешь, как расплатиться, а они за какую-то вшивую ручку — триста пятьдесят тысяч! Нет, тут явно какая-то махинация, опять кто-то руки нагрел, а я разгребай! Нет, не подумайте мне не жалко, да и не все деньги в ОРГАНИЗАЦИИ на ерунду тратятся. Вот то же СВАГРО — очень полезная вещь. Я ведь как на него наткнулся? Да так же, как сейчас, бумаги проверял, и папка лиловая выпала. Я открыл — и обомлел. Только за первый квартал — тринадцать миллиардов! Я — за сердце, корвалольчику выпил, и прошу разъяснений. Через час пришли за мной, глаза завязали и повели. Час шли, не меньше, наконец, снимают повязку. Вижу: маленькое помещение, чай на столе, и человек сидит, весь в черном. Что же вы, говорит, Александр Геннадьевич, удивляетесь? СВАГРО — штука важная, на нее никаких денег не жалко. Отсюда и расходы. Вы бы лучше, вместо того, чтобы интересоваться, делом занялись — скоро отчетность сдавать, а у нас дефицит в три миллиона. Вам все ясно?Я покивал, конечно, а сам думаю: только бы до кабинета добраться, там-то уж за мной не заржавеет, вмиг общественность подниму. А он посмотрел на меня и говорит: вы, видно, человеческого языка не понимаете, придется с вами по-другому толковать. Желтенькую ему, быстро!Разложили меня на столе, штаны сняли, чувствую — колют что-то. А он мне объясняет: это, Александр Геннадьевич, такой препарат, что вы про СВАГРО теперь ничего, кроме хорошего, сказать не сможете. Даже, если очень захотите. Ну, попробуйте, скажите, что СВАГРО — это трата денег. Давайте, не стесняйтесь. Ну?Говорит он так, а я лежу и что-то бормочу. Язык не слушается, во рту каша. Еле промямлил: «Обожаю СВАГРО» — и сам удивился, что такое сказал. А он ухмыльнулся во весь рот: вот видите, я же говорил. Ну, все, можете быть свободны. Вот так все и было, со СВАГРО-то. А ведь это штука была полезная, не то, что некоторые! Но мы, бухгалтеры, люди дотошные, и если видим, что куча денег на какую-то ручку тратится, то сидеть спокойно не можем. В общем, вызвал я инспекцию, расследовать этот случай. Вызвал, значит, инспектора и сижу, жду… В три часа явился, не запылился. Протянул мне руку, представился:— Мехликов Олег Леонидович.

— Самойлов Александр Геннадьевич. — Очень приятно. Слушай, давай на ты? — сказал он и пустился с места в карьер. — Тут, Саш, дело и вправду довольно неприятное, без расследования не обойтись. — Ну, так расследуйте,  — сказал я. — За чем стало-то?— За тобой, Саша,  — сказал Олег Леонидович. — Ты это упущение обнаружил, тебе и обвинение выдвигать. Пошли, познакомишься с человеком, которому за РУЧКУ триста пятьдесят тысяч платят!— А это обязательно? — спросил я. — Конечно! Да, кстати, пока не забыл,  — он достал из кармана пиджака сложенную вдвое бумагу. — Распишись здесь, пожалуйста. Стандартная форма о неразглашении. Мы ведь в самый НИЗ поедем, сам знаешь… Я расписался, и мы вышли из кабинета. В холле было пусто, только вдалеке, в конце коридора слышались взволнованные голоса. — Сабуров чудит,  — объяснил Олег Леонидович. — У них третью неделю ЯЙЦО как на дрожжах растет… А, вот и лифт! Вопрос на засыпку, Саша — сколько у нас в ОРГАНИЗАЦИИ этажей?— По ведомостям — двенадцать,  — ответил я, когда мы зашли в кабину со стеклянными стенами. — Плюс еще четырнадцать подземных — там Отделы Вневедомственного Вмешательства, ангар и Хранилище. — Так-то оно так,  — согласился инспектор. — А почему тут кнопок больше? — и показал на панель управления лифтом, где кнопок была чуть ли не сотня. — Стандартная комплектация,  — сказал я. — Лифт спроектирован для небоскребов, так что лишние кнопки не используются. — Молодец,  — похвалил Олег Леонидович. — Но это инструкция, а вот тебе правда. Едем вниз!Он нажал на кнопку, и лифт двинулся. Минус первый, минус второй, минус тринадцатый… — Сейчас тряхнет,  — предупредил инспектор, и действительно, тряхнуло нас порядочно. Зато из темноты последнего подземного этажа мы неожиданно вырвались на свет. Прямо под нами расстилался огромный цех, в котором собирали непонятное серебристого цвета устройство. — Зверь-машина!- прокомментировал это инспектор. — А сейчас держись покрепче, потому что впереди БАБА будет!— Что это за БАБА такая? — спросил я. Кажется, инспектору мой вопрос не понравился. — А это, Саша, такая БАБА,  — сказал он,  — что это не твоего ума дело. Одно могу сказать — как ее до нужных размеров вырастим, так и заживем!Мы снова окунулись в темноту лифтовой шахты и ехали так почти полчаса. Наконец, внизу забрезжил свет, и через какие —то пять минут мы оказались в длинной стеклянной трубе, которая сверху донизу пронизывала такое же огромное, как и предыдущий цех, помещение. Чем-то оно напоминало ванную комнату — тот же блестящий белый кафель, но самое главное — тут была огромная женщина, ростом метров в сто пятьдесят. Она расчесывала волосы гребнем и тихонечко напевала. Рядом с ее головой парила летающая платформа, с которой человек в желтой каске отдавал приказы, выкрикивая их в рупор. — Опять, наверное, с косметикой переборщила,  — сказал Олег Леонидович. — Семенов просто так лютовать не станет, я его знаю… Сколько на твоих часах времени?— Без пяти три,  — сказал я. — А что?— В три я должен позвонить. А, ладно, позвоню сейчас!Инспектор достал телефон и набрал номер. Сперва никто не отвечал, и он нервничал, но затем на другом конце все же подняли трубку. — Контроль за Провидением?- спросил Олег Леонидович. — Попросите, пожалуйста, Бориса Карловича. Боря, здравствуй, как там МЕССИЯ наш, прогрессирует? Что? Восемь процентов?! Ну, Боря, расцеловал бы тебя, да некогда! Как станет ВЫСШИМ СУЩЕСТВОМ — переводи с гречки на пророщенный овес, и Каллистратову сообщить не забудь! Что? А, ну это само собой! Все, пока, загляну на днях!Он убрал телефон в карман и посмотрел на табло лифта. — Сто сороковой… Ну, держись, Саша, сейчас нас с тобой бомбардировать будут. На табло отобразилась цифра «142», и лифт замер. Прямо перед нами была внутренность обыкновенного НИИ: туда-сюда сновали сотрудники в халатах, и мы даже моргнуть не успели, как двое из них оказались прямо у двери нашего лифта. Инспектор хотел было нажать на кнопку, но у этих двоих на лицах было такое жалостливое выражение, что он вздохнул и убрал руку. Рубинчик и Пахалюк — вот что у них было написано на бейджиках. — А у нас к вам жалоба, Олег Леонидович! — сказали они в один голос. — Что еще? — устало спросил инспектор. Ученые переглянулись, и начал Пахалюк. — Маратова приструнить бы надо,  — сказал он. — Он своего сынка, Толика, пристроил в Отдел Континентальной логистики, а там от него все стонут уже!— Сущее бедствие, Олег Леонидович! — поддержал коллегу Рубинчик. — В хронографии — ни бельмеса, а к Магниту главному допуск имеет!— Разберемся,  — буркнул Олег Леонидович. — Да уж будьте так любезны! — снова Пахалюк. — А то мы с ним скоро пол-Европы не досчитаемся. Пангею-то кто развалил? Он, родимый, а повесили на Лазарчука. Это уже кумовщина, знаете ли!— А Млодзяк… — дернулся было Рубинчик. — Поехали-ка дальше,  — повернулся ко мне Олег Леонидович. — Это как потоп — начнется, и конца не будет. Инспектор нажал на кнопку, и лифт снова двинулся вниз. Удаляясь от сто сорок второго этажа, мы слышали, как Рубинчик и Пахалюк продолжают жаловаться — на пшенную кашу в столовой, на лаборантку Машу, на скверное качество шариковых ручек, которыми их снабжает завскладом Морец, и много еще на что — кажется, даже на безобидный фикус в коридоре. — Ты не поверишь, Саша, как с ними тяжело,  — вздохнул Олег Леонидович, когда жалобы, наконец, стихли. — У нас целый этаж для таких выделен — которые ничего не делают, только доносы пишут. И все равно ведь просачиваются как-то, стопорят дело!— Понимаю,  — кивнул я. — А тут какой-то бухгалтер со своими расспросами… — Нет,  — тон инспектора смягчился. — Ты — это другой случай, ты по делу интересуешься. Но подожди — сейчас еще один этаж будет. Еще немного… Ага, вот и приехали. Ну, открывай глаза, можешь полюбоваться на цех СВАГРО! Только помни — ты бумагу подписывал!— Конечно-конечно,  — пробормотал я. Зрелище мне открылось поистине грандиозное. Потолок цеха терялся далеко наверху, а ряды гигантских, выкрашенных синим чанов с мутно-белой жидкостью тянулись, казалось, до самого горизонта. Возле этих гигантов рабочие выглядели форменными муравьями. Инспектор нажал на кнопку вызова, и через минуту возле стеклянной стены стоял бородач с нашивками бригадира. — Олег Леонидович! — козырнул он моему спутнику. — Все строго по графику, а по ОНТО-9 даже опережаем немного!— А не надо опережать,  — улыбнулся инспектор. — Надо все делать вовремя, а то будет как в девяносто третьем. Сафронов, кажется, не рассчитал, да?— Так точно! Уволен с позором и навеки… — Знаю, знаю, можешь не продолжать. По коэффициентам есть что-то доложить?— Все в норме, Олег Леонидович!— Точно?— Совершенно точно, Олег Леонидович, иначе и быть не может!Но что-то тут было явно не так — это даже я заметил. Уж больно потел этот бородач, да и глазки у него были какие-то пугливые, ни на чем подолгу не задерживались. — Бригадир,  — позвал его инспектор каким-то чересчур мягким голосом,  — а, бригадир?— Да, Олег Леонидович?— А скажи-ка мне, бригадир… — Да, Олег Леонидович?— … сколько у вас по ВЫДЕРЖКЕ накапало?Бригадир застыл с открытым ртом. Лицо его пошло багровыми пятнами, руки мелко затряслись. — П-п-пощадите, Ол-лег Л-л-леонидович… — начал он. — Не моя вина, Б-б-богом к-клянусь!— Да я знаю, что не твоя,  — улыбнулся инспектор. — Чикин опять выделывается, да? А вы его покрываете. Нехорошо… И тут бригадира словно прорвало. — Чи-и-икин! — завыл он так громко, что рабочие неподалеку повернули к нам головы. — Житья не дает! Делайте план, говорит, а не то сожру, как Смирнова! А мы — люди простые, нам немного надо, чтобы не трогали, а он кричит, пасть разевает, а там клыки, Олег Леонидович, видит Бог, клыки здоровенны-ые-е!— Чикин Володя — товарищ специфический, что факт, то факт,  — согласился инспектор. — Его, Саша, на СВАГРО перевели, когда он двух агентов порвал. Почему не убили, спрашивается? Потому что дело свое хорошо знает. Ты вот глянь на этого борова,  — показал он на бригадира. — Тут таких — двенадцать на дюжину. Думают, что, если на сто километров под землей, то можно уже и не работать. А мы им Чикина — ему-то, чем глубже, тем лучше, он сам, считай, из такой же ямы вылез! Выделывается, правда, много, ну, с этим мы разберемся… Чего стоишь?! — рявкнул инспектор на бригадира. — Вон пошел, быстро!Но бригадир не двигался с места. — Э, да он, небось, обделался,  — сказал Олег Леонидович. — Эх, кого только в начальники ставят… Говорит Каценеленбоген,  — проговорил он в рацию. — Уборщика на СВАГРО, и пусть вместо лимонного освежителя возьмет хвойный — у Чикина на лимонный реакция неадекватная! Вот так-то, Саш,  — снова повернулся он ко мне. — Так и работаем. Ну, последний отрезок остался — с Богом. Он нажал на кнопку лифта и достал из кармана шприц с прозрачной жидкостью. — Когда скажу, по вене проведешь, понял? Я-то привычный, а ты через ЯДРО первый раз едешь. В кабине тем временем становилось все теплее. Я весь вспотел и даже немного пританцовывал — так сильно сквозь тонкие подошвы обжигал мне ноги пол. Олег Леонидович, однако, держался, как ни в чем не бывало — матерый агент, подумал я, вот это выдержка!— Коли! — вдруг скомандовал он. Я растерялся, и он, выхватив у меня шприц, вонзил мне его в вену на левой руке. — Та-ак,  — выдохнул он, вдавливая до предела поршенек. — Успел! Все, Саша, приехали. Действительно, лифт ехал все медленнее и медленнее. Наконец, он остановился. — Вот и СЕРДЦЕ наше,  — сказал Олег Леонидович. — Без спорадилину ты бы и двух минут здесь не протянул. Сейчас, откроется… С тихим шумом двери лифта открылись, и мы вышли в маленький мраморный холл, украшенный множеством экзотических предметов — масок, статуй и инсталляций. Удивительно, но здесь было даже прохладно. Освещала холл небольшая лампа, и в ее свете я разглядел за огромной декоративной вазой проход, ведущий куда-то вглубь. — А что это… — начал я было, но инспектор прижал к губам палец и улыбнулся. — Туда мы уже не спускаемся,  — сказал он. — Ни 4-й уровень допуска, ни 5-й. Там идут ЗАЛЫ и ПОМЕЩЕНИЯ. — Получается, можно спускаться и дальше? — спросил я шепотом. — Можно,  — кивнул Олег Леонидович. — И что там?— Одному любопытному бухгалтеру… Да, Саша, можно. Но лучше этого не делать. — А вы… — Нет, не пробовал. Тарасов пробовал. Слышал про Тарасова? Ну, минутка у нас еще есть, расскажу тебе историю. Был такой Тарасов, хороший сотрудник, но азартный — страсть! Проспорил кому-то наверху, что дальше СЕРДЦА пойдет, и пошел. Вошел — был еще Тарасов, а вернулся — кто-то другой. Все крутил в руках какой-то стерженек черный, а однажды вышел в коридор, и хлоп его об землю! Двенадцатый сектор как корова языком слизнула, вместо него — стена сплошная! Каково, а?— Недурно,  — признался я. — То-то же. Потому наверху и решили — на наш век и СЕРДЦА хватит, нечего судьбу искушать. Давай-ка сюда теперь… Олег Леонидович приподнял с правой стены пестрый ковер, и под ним обнаружилась зеленая дверь с захватанной до блеска ручкой. За дверью была маленькая комнатка: стол, пара стульев и на тумбочке возле стены — телевизор «Юность». — Опять в подсобке курят,  — недовольно сморщился инспектор. — Р-работнички… Жалобы пишут, а сами… Только он это сказал, как сзади раздалось деликатное покашливание. Мы обернулись и увидели троих человек в спецовках. — А, вот вы где,  — сказал инспектор. Вот, Саша, познакомься — Лодзинский,  — показал он на щупленького юношу в очках со сломанной дужкой. — А это Соломин и Дерибасов, прошу любить и жаловать. Ребята они хорошие, СЕРДЕЧНЫЕ, ПОКОЙ блюдут. — Ну, это вы зря, Олег Леонидович,  — чинно поклонился Дерибасов. — Мы стараемся. Вот, СЛУШАТЬ недавно выучились. — А Дерибасову с Лодзинским даже понимать теперь друг друга не надо, так хорошо СИНХРОНИЗИРОВАЛИСЬ! — вставил Соломин, рыжий и веснушчатый коротышка. — Молодцы,  — сказал инспектор. — Хвалю. Вот кто, Саша, в Организации настоящее дело делает! Но, ладно, хватит. Ярузельский где?— Сидит,  — сказал Дерибасов и сплюнул. — Халтурщик он, Олег Леонидович, гнать его надо. — Что же? Совсем не крутит?— Совсем! — сказал Лодзинский возмущенно. — Уж мы и ГОВОРИЛИ с ним, а он — ни в какую. Не хочет, и все тут. — Это он зажрался, Олег Леонидович, истинная правда — зажрался,  — сказал Дерибасов. — Вы бы намекнули ему… — Да,  — поддержал коллегу Соломин,  — вы бы повоздействовали… А то деньги человек получает, а чтобы работать — так всё мы, всё на нас! А мы разве за РУЧКУ ответственные? Нас разве назначали? Мы разве обязаны?— Ну, тише, тише,  — сказал инспектор. — Успокойтесь уже. Вот вам Саша, он во всем разберется. — Я? — удивился я. — Почему это — я?— А кто же еще? — сказал Дерибасов. — Да, кто ж еще-то? — поддержал его Лодзинский. — Ладно,  — пожал я плечами. — Что делать-то надо?— Поговори с Ярузельским,  — сказал Олег Леонидович. — Просто поговорить, и все? — уточнил я. — Ну да. Вразумишь его, быть может… — А если нет?— Ну… — Олег Леонидович закатил глаза. — Тогда придумаем что-нибудь. Ну, иди, иди давай!Дерибасов провел меня через курилку, и я оказался в длинной комнате с бетонными стенами и полом, в конце которой на табуретке сидел молодой человек в сером костюме. — Эй, Войцех! — крикнул ему Дерибасов. Молодой человек поднял голову. — К тебе пришли!— Знаю,  — отозвался тот. — Слышал уже. Ну, подходи, не бойся. Это из-за той записки, да?— Да,  — ответил я. — Все-таки триста пятьдесят тысяч — это не шутки, у нас и так проблемы с финансами, а вы еще больше хотите… — Врешь,  — покачал он головой. — Тебя ведь заменить меня прислали? Отвечай!— Я пойду, пожалуй,  — сказал Дерибасов и действительно вышел. — Так я и знал,  — сказал Ярузельский. — Вот сволочи, а? Сколько лет служил, а все коту под хвост! Говори, ШТУКУ по пути сюда видел?— Какую штуку? — спросил я недоуменно. — Какую-какую! Серебристую!— Ну, видел,  — признался я неуверенно. — Там, в цеху… — Что? — побледнел Ярузельских. — И цех, значит, да? А кляузники? Их показывали?— Да, на сто сорок втором… — Все против меня! — Ярузельский сплюнул. — А БАБА, а СВАГРО?— Было. — Чтоб тебя! — Ярузельский отошел от меня на несколько шагов. — Со всех сторон обложили! Как грудь давит, а… Мне бы не спускать с него глаз, однако я отвлекся и разглядел у него за спиной торчащую из стены ручку. Значит, это была правда — действительно, есть такая ручка. Это не ошибка, не курьез. Боже ты мой… — Да, Саша, да,  — сказал подошедший Олег Леонидович. — Та самая РУЧКА. Ты не поверишь — был бы самоедом, молился бы ей. А так — просто оберегаю. От таких вот товарищей,  — показал он на Ярузельского. А с тем в это время происходило что-то странное. Во-первых, он весь как-то съежился, словно провалился внутрь себя. Глаза его поблескивали каким-то жутковатым блеском. Раз! — и колени его согнулись назад, так что он сделался похож на страуса. Два! — челюсть его упала, открыв сочащийся черной слизью зев. — Вот так вот, да? — пробулькал Войцех. — Попользовались, значит, а теперь — пинком под зад? Думаете, я постоять за себя не могу, да? Думаете, раз я покладистый, значит, на мне дерьмо возить можно? А я вам покажу, что ЕГОМ-то может, вы у меня кровью харкать будете! ВНИЗ всей шоблой пойдете!— Берегись! — крикнул мне Олег Леонидович. — Он сейчас блевать начнет!Он был прав — Ярузельский открыл рот, в глотке его что-то заклокотало, и я отпрянул в сторону. Однако залпа не последовало — вместо этого он скорчился, схватился руками за горло, захрипел, рухнул на пол и затих. — Все,  — сказал инспектор, проверив его пульс. — С концами. — Что он вас — убить пытался? — раздался сзади голос Дерибасова. — Ничего по-человечески сделать не может… — Тихо ты! — сказал ему подошедший Соломин. — Сейчас же новенького обрабатывать будут… И действительно, поднявшись от трупа Ярузельского, Олег Леонидович повернулся ко мне и сказал:— А теперь, Саша, слушай. Ручка эта — вовсе не обычная, и так много платят за нее непросто так. Видишь ли, пока ее кто-то крутит, дела идут хорошо, а как только перестает крутить, начинаются проблемы. — И что с того? — спросил я, предчувствуя неладное. — А то, Саша, что крутить ее надо обязательно. — А почему они крутить не могут? — показал я на застывших в дверях Соломина, Лодзинского и Дерибасова. — Потому что не назначены. Вот что, Саша, ты, наверное, и сам понимаешь, зачем ты здесь. — Нет,  — сказал я. — Не понимаю. Я бухгалтер, я с документами работаю… — Был бухгалтер,  — прервал меня Олег Леонидович,  — а будешь РУЧКУ крутить. Вместо Ярузельского. И получать ты будешь не триста пятьдесят тысяч какие-то, а целый миллион. — Нет,  — упорствовал я. — Саша,  — сказал Дерибасов. — Ты подумай. Тебе ведь не просто так все здесь показали, мог бы уже и дотумкать. — Да, Саш,  — подхватил Соломин,  — кончай ломаться. Это дело важное, да тебе и понравится. Ты только за РУЧКУ возьмись, сразу почувствуешь. — Берись, берись,  — сказал Олег Леонидович. — А о прошлом забудь. Не было прошлого, корова языком слизнула. — А как же отчеты? — спросил я. — Мне отчеты к шести надо закончить… — Саша, милый, какие отчеты? Тут РУЧКУ крутить надо, а не с отчетами возиться!— Но надо, наверное, предупредить… — Все уже сделано. Я до прихода к тебе распорядился. — Так вы знали?— Конечно, Саш! — улыбнулся инспектор. — Видишь ли, Саша, единственный человек, которому можно доверить РУЧКУ, обязан докопаться до ее существования сам. Вот ты и докопался. — Взялся за гуж- не говори, что не дюж,  — добавил Дерибасов. — Давай, начинай уже. — Но… — Саша! — ласково, но строго сказал Олег Леонидович. — А ну-ка РУЧКУ взял!Что мне оставалось делать? Не с кулаками же на них лезть, в самом деле… Я протянул руку и взялся за ручку. Она была гладкая и теплая. Я сжал вокруг нее пальцы и сделал первый оборот. — Ну, чувствуешь? — спросил Соломин. — Нет,  — сказал я. — Тогда крути еще! — Лодзинский. Я послушался, и странное дело — мне вдруг стало очень хорошо. Я оглядел комнату, четырех человек в ней, останки на полу, и понял — вот мой дом. Здесь я нужен. Здесь я делаю важное дело, делаю для всех. Все должно быть хорошо, а для этого надо крутить РУЧКУ. Днем крутить, ночью крутить, зимой крутить, летом, всегда. Кручу я, значит, и времени не чувствую. Вот, кажется, только начал, а по часам уже час прошел, а где час там и два, вот и вечер настал, смена кончилась, а я все верчу да верчу, никак остановиться не могу, глядь, а уже утро, какой сегодня день — вторник, да, ну, буду крутить дальше, а вот и среда, и четверг, и пятница, и суббота, и воскресенье, и снова понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье, вот и октябрь месяц кончился, ноябрь пошел, а я все кручу, час за часом, день за днем, а там, дай Бог, и декабрь будет, и Новый год, с праздником вас, дорогие мои, желаю здоровья, счастья и успехов в личной жизнь, только не кушайте слишком много, а то будете животами маяться, а я первого числа отдохну, отосплюсь, как следует, и снова на работу, снова ручку крутить буду!