Джон Джордж Хейг и его «безотходное конверсионное производство»Страшные рассказы, мистические истории, страшилки

В воскресенье 20 февраля 1949 г. в полицейское управление лондонского района Челси явились два человек - мужчина и женщина - сделавшиезаявление об исчезновении их соседки по пансиону по фамилии Дюран - Декон. Заявительница - звали ее Констанс Лейн - рассказала, что является подругой пропавшей женщины, которая отсутствует уже около суток; она сильно тревожится за ее судьбу. Дюран - Декон исчезла вчера после завтрака, в пансионе не ночевала, к завтраку - не вышла. Подобные отлучки ранее не случались; г - жа Дюран - Декон одинока и абсурдно предпологать, что она могла куда - либо надолго уехать никого не предупредив об этом. Спутник Констанс Лейн был в своих словах более точен и нарисовал исчерпывающую картину происшедшего. Он начал с того, что представился Джоном Джорджем Хейгом, директором компании «Харстли продакт» («Hurstlea products»), который накануне назначил встречу г - же Дюран - Декон на одном из лондонских вокзалов, дабы вместе отправиться в городок Кревли. В этом небольшом городке, расположенном в Западном Суссексе, находится один из четырех филиалов компании Хейга, который они планировали осмотреть, поскольку решали вопрос об организации совместного бизнеса. Прождав на вокзале почти час, Джон Хейг вернулся в пансион и сообщил Констанс Лейн о неявке Дюран - Декон. Утром они узнали от горничных, что исчезнувшая женщина в гостинице так и не появилась. Убедившись, что к завтраку г - жа Дюран - Декон не вышла, они решили официально проинформировать о происшедшем полицию. Пропавшая женщина была уже не молода - 69 лет! - и возможно, в настоящую минуту нуждается в помощи. Заявление Лейн и Хейга должным образом было задокументировано, но поскольку воскресенье было выходным днем, оперативная работа по проверке поступившего сигнала была отложена до понедельника. А в понедельник, 21 февраля 1949 г. это дело попало в руки женщины - сержанта Ламбоурн. Поскольку накануне она не имела возможности поговорить с заявителями лично, то поэтому направилась по месту их проживания в гостиницу «Онслоу карт хоутел» в южном Кенсингтоне. Небольшая уютная гостиница не была пансионатом для престарелых в традиционном понимании, хотя некоторые из постояльцев жили там годами. СорокалетнийДжон Хейг резко выделялся на фоне основной массы постояльцев своей живостью и моложавостью. Он повторил сержанту свой давешний рассказ и был вполне убедителен: своим видом и обхождением он вполне соответствовал типажу топ - менеджера компании средней руки. Ламбоурн поинтересовалась у Хейга профилем его работы и услышала в ответ целую лекцию о конверсии оборонной промышленности и применении в мирных целях различных разработок из области материаловедения. Сам Хейг, по его словам, занимался патентным поиском и продвижением на рынках передовых технологий по производству уникальных материалов, способных работать в агрессивных средах. Кроме того, его компания ведет широким фронтом и собственные научно - исследовательские работы в этом направлении, заверил Хейг сержанта. Ламбоурн поинтересовалась адресами филиалов и Джон Хейг вместо ответа вручил ей солидно выглядевшую визитку с телефонными номерами и почтовыми адресами для контакта. Звучало сказанное вполне достоверно, да и поведение Хейга не внушало ни малейших подозрений, но впечатление респектабельности, которое он произвел на сержанта Ламбоурн, неожиданно разрушил разговор с одним из менеджеров гостиницы. Менеджер была настроена в отношении Хейга достаточно скептически. Она рассказала полицейскому о том, что «преуспевающий бизнесмен» умудрился задолжать довольно большую сумму за свое проживание; настолько большую, что его попросили официально погасить ее. Речь шла не много ни мало как о 50 фунтах стерлингов. Сам по себе такой долг был для строгой чопорной Англии верхом неприличия. Кроме того, довольно странным казалось проживание сравнительно молодого и жизнерадостного мужчины среди состоятельных, но одиноких старушек. Менеджер позволила себе высказаться в том духе, что, мол, не является ли Хейг банальным охотником за богатыми вдовами?Как бы там ни было, женщины поняли друг друга. Сержант Ламбоурн позвонила в правление филиала компании «Харстлеа продактс» в Западном Суссексе, в г. Крэвли, и попросила секретаря соединить с директором. Позвонила она наобум, вслепую, прекрасно зная, что директор - т. е. Джон Хейг - находится сейчас в Лондоне. К ее немалому удивлению, секретарь тут же соединила с директором. Оказалось, что последнего зовут Джонсом, он прекрасно знает г - на Джона Джорджа Хейга, но последний никогда не работал в этой компании и уж тем более не был ее директором. Хейг всего - навсего арендует двухэтажный кирпичный флигель на территории компании в г. Крэвли. Сержант Ламбоурн почувствовала себя необыкновенно заинтригованной таким поворотом событий и немедля связалась с полицией Западного Суссекса. В воскресенье 20 февраля 1949 г. в полицейское управление лондонского района Челси явились два человек - мужчина и женщина - сделавшиезаявление об исчезновении их соседки по пансиону по фамилии Дюран - Декон. Заявительница - звали ее Констанс Лейн - рассказала, что является подругой пропавшей женщины, которая отсутствует уже около суток; она сильно тревожится за ее судьбу. Дюран - Декон исчезла вчера после завтрака, в пансионе не ночевала, к завтраку - не вышла. Подобные отлучки ранее не случались; г - жа Дюран - Декон одинока и абсурдно предпологать, что она могла куда - либо надолго уехать никого не предупредив об этом. Спутник Констанс Лейн был в своих словах более точен и нарисовал исчерпывающую картину происшедшего. Он начал с того, что представился Джоном Джорджем Хейгом, директором компании «Харстли продакт» («Hurstlea products»), который накануне назначил встречу г - же Дюран - Декон на одном из лондонских вокзалов, дабы вместе отправиться в городок Кревли. В этом небольшом городке, расположенном в Западном Суссексе, находится один из четырех филиалов компании Хейга, который они планировали осмотреть, поскольку решали вопрос об организации совместного бизнеса. Прождав на вокзале почти час, Джон Хейг вернулся в пансион и сообщил Констанс Лейн о неявке Дюран - Декон. Утром они узнали от горничных, что исчезнувшая женщина в гостинице так и не появилась. Убедившись, что к завтраку г - жа Дюран - Декон не вышла, они решили официально проинформировать о происшедшем полицию. Пропавшая женщина была уже не молода - 69 лет! - и возможно, в настоящую минуту нуждается в помощи. Заявление Лейн и Хейга должным образом было задокументировано, но поскольку воскресенье было выходным днем, оперативная работа по проверке поступившего сигнала была отложена до понедельника. А в понедельник, 21 февраля 1949 г. это дело попало в руки женщины - сержанта Ламбоурн. Поскольку накануне она не имела возможности поговорить с заявителями лично, то поэтому направилась по месту их проживания в гостиницу «Онслоу карт хоутел» в южном Кенсингтоне. Небольшая уютная гостиница не была пансионатом для престарелых в традиционном понимании, хотя некоторые из постояльцев жили там годами. СорокалетнийДжон Хейг резко выделялся на фоне основной массы постояльцев своей живостью и моложавостью. Он повторил сержанту свой давешний рассказ и был вполне убедителен: своим видом и обхождением он вполне соответствовал типажу топ - менеджера компании средней руки. Ламбоурн поинтересовалась у Хейга профилем его работы и услышала в ответ целую лекцию о конверсии оборонной промышленности и применении в мирных целях различных разработок из области материаловедения. Сам Хейг, по его словам, занимался патентным поиском и продвижением на рынках передовых технологий по производству уникальных материалов, способных работать в агрессивных средах. Кроме того, его компания ведет широким фронтом и собственные научно - исследовательские работы в этом направлении, заверил Хейг сержанта. Ламбоурн поинтересовалась адресами филиалов и Джон Хейг вместо ответа вручил ей солидно выглядевшую визитку с телефонными номерами и почтовыми адресами для контакта. Звучало сказанное вполне достоверно, да и поведение Хейга не внушало ни малейших подозрений, но впечатление респектабельности, которое он произвел на сержанта Ламбоурн, неожиданно разрушил разговор с одним из менеджеров гостиницы. Менеджер была настроена в отношении Хейга достаточно скептически. Она рассказала полицейскому о том, что «преуспевающий бизнесмен» умудрился задолжать довольно большую сумму за свое проживание; настолько большую, что его попросили официально погасить ее. Речь шла не много ни мало как о 50 фунтах стерлингов. Сам по себе такой долг был для строгой чопорной Англии верхом неприличия. Кроме того, довольно странным казалось проживание сравнительно молодого и жизнерадостного мужчины среди состоятельных, но одиноких старушек. Менеджер позволила себе высказаться в том духе, что, мол, не является ли Хейг банальным охотником за богатыми вдовами?Как бы там ни было, женщины поняли друг друга. Сержант Ламбоурн позвонила в правление филиала компании «Харстлеа продактс» в Западном Суссексе, в г. Крэвли, и попросила секретаря соединить с директором. Позвонила она наобум, вслепую, прекрасно зная, что директор - т. е. Джон Хейг - находится сейчас в Лондоне. К ее немалому удивлению, секретарь тут же соединила с директором. Оказалось, что последнего зовут Джонсом, он прекрасно знает г - на Джона Джорджа Хейга, но последний никогда не работал в этой компании и уж тем более не был ее директором. Хейг всего - навсего арендует двухэтажный кирпичный флигель на территории компании в г. Крэвли. Сержант Ламбоурн почувствовала себя необыкновенно заинтригованной таким поворотом событий и немедля связалась с полицией Западного Суссекса. Она попросила коллег собрать всю возможную информацию как о самом Хейге, так и его занятиях в г. Крэвли и действовать по возможности неофициально, не привлекая к себе внимания. Параллельно с этим, Ламбоурн запросила материалы на Хейга из полицейского архива. Через час в ее распоряжении оказалось в высшей степепени впечатляющее досье; впечатляющее как своими размерами, так и содержанием. Родился Джон Джордж Хейг 24 июля 1909 г. Он был единственным в семье ребенком и притом очень поздним: мать родила его в 40 лет. Вплоть до 1933 г. семья проживала в г. Аутвуд, где была активным членом тамошней колонии «плимутских братьев» - весьма мрачной религиозной секты нехристианского толка. В 1930 г. Хейг имел первое столкновение с законом - работая в рекламном агенстве взял у компании - заказчика часть оплаты наличными, тем самым обманув как рекламную компанию, так и государство. Рекламную компанию - тем, что фактически занизил стоимость договора, а государство - тем, что сокрыл от налогообложения часть платы по договору. Дело вышло шумным и крайне неприятным. Хейг, кстати, считался очень одаренным работником, получавшим едва ли не самые большие гонорары в компании. В свои неполные 21 год он уже имел красный спортивный «альфа - ромео», стоивший по тем временам целое состояние. Хозяева рекламной компании доказывали налоговым полицейским, что они не подталкивали Хейга к такого рода мошенническим проделкам и грозили ему судебным преследованием. После полугодовой волокиты дело, правда, замяли; Хейг потратил уйму денег на юридические консультации, остался без автомашины и работы. И хотя в тот момент он в тюрьму не попал, полицейское досье на него завели. Голубоглазому улыбчивому молодому человеку урок не пошел впрок. В июне 1934 г. его фамилия появилась при расследовании одного довольно банального мошенничества. Суть его состояла в следующем: Хейг устроился работать в компанию, занимавшуюся оптовыми поставками бытовой химии. Компании был нужен грузовой автомобиль, покупку которого и поручили Хейгу, обязав его не выходить за пределы обусловленного денежного лимита. Джон вступил в сговор с владельцем автомагазина, занимавшегося торговлей подержанными автомашинами. Через этот автомагазин была осуществлена продажа арендованного грузовика, документы на который были довольно грубо подделаны. Документы продавца, разумеется, тоже были поддельными. При этом и Хейг, и хозяин автомагазина сделали вид, что подделку не разобрали. Хейг, фактически, продал самому себе (точнее фирме, в которой работал) угнанную машину. Фирма - арендодатель принялась искать грузовик и быстро его нашла. Машину полиция отняла у компании - покупателя и возвратила законному владельцу. Компания - покупатель, где работал Хейг, осталась и без грузовика, и без денег. В течение четырех месяцев длилось следствие, Хейга изобличили и отправили на 15 месяцев в тюрьму. Примечательно, что провернув мошенничество с грузовиком, он поспешил жениться (брак был зарегистрирован 6 июля 1934 г. ), а оставшись без денег и свободы - развестись. Брак Джона Хейга продлился фактически три месяца. В 1937 г. Джон Хейг имел новое столкновение с законом, на этот раз более серьезное. Он открыл под торговой маркой крупной оптово - сбытовой компании собственное дело. В снятом помещении он оборудовал склад и контору, занимавшуюся отгрузкой товаров бытовой химии, нанял необходимый для этого персонал, причем люди были уверены, что действительно работают на крупную компанию, и развернул широкую торговлю. Это мошенничество открыли даже быстрее, чем предыдущее, а вот наказание оказалось не в пример более строгим: теперь Хейг сел в тюрьму на четыре года. Из учетной формы на Джона Джорджа Хейга сержант Ламбоурн узнала, что тот и после этого попадал в поле зрения органов охраны правопорядка. Так, весной 1944 г. автомобиль Хейга попал в катастрофу - упал с мелового утеса в пропасть. Хейг успел выскочить из автомашины и отделался ушибом головы при падении. Нюанс заключался в том, что на дне пропасти, рядом с местом падения машины, полиция обнаружила труп мужчины. Последний, кстати, так и не был идентифицирован. Возникло подозрение, что автокатастрофа явилась инсценировкой, призванной замаскировать убийство. Джон Хейг довольно долго находился в разработке как перспективный подозреваемый. Несмотря на то, что Хейг был и остался до конца главным подозреваемым в убийстве неизвестного мужчины, доказать его вину так и не удалось. Пока сержант Ламбоурн изучала в высшей степени любопытное досье Джона Хейга, ее коллеги из Западного Суссекса занимались проверкой бизнеса этого господина в г. Крэвли. Они установили, что Хейг арендовал 2 - этажный кирпичный флигель на территории принадлежащего «Харстлеа продактс» производства, обнес его высоким дощатым забором и оборудовал отдельным входом. Инспектору Пэту Хеслину показали этот флигель, но полицейский в тот день воздержался от обыска, поскольку не имел на то санкции атторнея и не знал, как отнесется к подобной инициативе сержант Ламбоурн.

Информация из г. Крэвли оказалась для последней очень кстати. Теперь сержант в точности знала, что Хейг позволял себе присваивать не принадлежащие ему звания и должности. Трудно было судить чем вызвана такая жажда мистификаций - корыстью или инфантильностью - но она уничтожала всякое доверие к Хейгу как свидетелю. Ламбоурн попросила Хеслина узнать, не появлялся ли Хейг в г. Крэвли 19 февраля вместе с женщиной; если «да», то каковы были ее приметы. Сама сержант сосредоточилась на уточнений сведений о Хейге; для этого были разосланы необходимые запросы в места его прежнего проживания. Кроме того, сержант принялась более тщательно опрашивать постояльцев гостиницы «Онслоу карт хоутел». В течение последующих пяти дней к Ламбоурн стекалась самая разнообразная информация, в той или иной мере касавшейся Хейга. Важно было должным образом эту информацию оценить. Оказалось, что после первой отсидки Джон Хейг вернулся к родителям в Аутвуд и устроился работать в химчистку. Менее чем через полгода хозяин химчистки погиб в дорожной аварии: оказался неисправен мотоцикл. Не существовало никаких объективных оснований для подозрений в адрес Хейга, но сам по себе факт мог расцениваться как настораживающий. Жители гостиницы проинформировали сержанта о весьма любопытном отклонении в поведении этого человека: Хейг старался не снимать перчаток. Он был одержим боязнью грязи, постоянно мыл ркуи и чистил зубы; даже в теплую летню погоду носил тонкие кожаные перчатки. Мать родила его в 40 лет после 11 - летнего бесплодного брака. Вряд ли можно было считать такого ребенка образцовым. Но даже не эта любопытная информация встревожила сержанта Ламбоурн по - настоящему. В конце - концов, мало ли вокруг истериков, которые ни при каких условиях не пойдут дальше мелкой бытовой тирании и уж точно не совершат уголовного преступления! Сержант заподозрила неладное, когда на ее запросы в самые разные государственные органы пришли ответы, написанные точно под копирку, из которых можно было заключить, что никто в Великобритании не знает изобретателя Джона Хейга и возглавляемое им инновационное бюро. Не существовало никаких патентов, выданных этому «специалисту в области материаловедения», не поступало даже заявок на патентный поиск в его интересах! Возглавляемая им организация ничего не исследовала, ничего не внедряла, не занималась «конверсионными проработками», о которых он по, уверению соседей в гостинице, говорил подолгу и увлеченно. Да что там конверсия! - саму эту организацию так розыскать и не удалось. Но в таком случае возникал закономерный вопрос: какими же исследованиями занимался Хейг в двухэтажном флигеле, аренду которого он продлевал уже дважды? Что заставило его обнести это здание глухим забором и оборудовать отдельным входом с улицы? Какие тайны он намеревался укрыть за этим забором от посторонних глаз?Сержант Ламбоурн еще раз связалась с полицией округа Хорсхэм и попросила провести обыск во флигеле, который был сдан в аренду Хейгу. В субботу 26 февраля 1949 г. сержант Хеслин с группой полицейских и понятых прибыл для осмотра помещения «конверсионной лаборатории» мистера Хейга. Весьмаубогое помещение флигеля никак не отвечало представлениям о том, каким должно быть подобное место. В самом просторном помещении первого этажа была обнаружена 205 - литровая бочка на стенках и дне которой сохранились следы какого - то вещества, похожего напарафин. Тут же находились металлические лотки со следами коррозии, мотки проволоки, лист красной промасленной бумаги, фрагменты хлопчатобумажной ткании ватина. Рядом со столом находились три 10 - галлонные бутылки в соломенной упаковке. Такие емкости обычно использовались для транспортировки едких химическихвеществ. Две бутыли были полностью пусты, третья - наполовину заполнена прозрачной бесцветной жидкостью. Лабораторный анализ показал, что это - концентрированнаясерная кислота. На гвозде висел резиновый передник, а на столе лежали резиновые перчатки со следами химикалиев. В солдатском вещмешке полицейские нашли противогаз. Любопытные находки этим не исчерпывались. На столе лежили части разобранного ручного насоса, явно поврежденного кислотой, которая разъела уплотнительные кольца на поршне и подводящий шланг. Было видно, что владелец пытался отремонтировать насос, но разобрав его, предпочел далее не возиться и оставил свое намерение. Особое внимание полицейских привлекли личные вещи: ручная мужская сумка и атташе - кейс. Первая имела табличку с гравировкой инициалов хозяина - JGH - и принадлежала, очевидно, Джону Джорджу Хейгу. Внутри этой сумочки лежали различные документы, которые никак не могли принадлежать Хейгу. Удостоверения личности, шоферские права, метрики и свидетельства о заключении брака были оформлены на фамилии Мак - Свон и Хендерсон. Фотографии, там где они были вклеены, ничуть не напоминали Джона Хейга. Тут же, в сумочке, лежал револьвер «Энфилд» 38 - го калибра и 8 патронов к нему. По следам нагара и запаху пороха нетрудно было определить, что из пистолета не так давно стреляли, после чего оружие спрятали, не почистив. В пустом атташе - кейсе была обнаружена квитанция на чистку пальто из барашка, выписанная неделей ранее - в субботу, 19 февраля - химчисткой в г. Рейгейте.

Сержант Хеслин, разумеется, не мог должным образом оценить ценность для следствия найденных вещей, а потому доложил обо всем увиденном своему начальнику - старшему инспектору Шелли Сименсу. Последний распорядился выставить охрану возле флигеля, изъять для микроскопического анализа пригодные для этого личные вещи и позвонил в Лондон сержанту Ламбоурн. Но и сержант Ламброун, и инспектор Сименс знали, что обязательно следует поинтересоваться вещью, сданной в чистку в Рейгейте. На следующий день барашковое пальто было получено по квитанции Хейга полицейским в штатском. В заявлении на розыск исчезнувшей Оливии Дюран - Декон было указано, что в последний день женщина вышла из гостиницы в пальто, отороченным мехом барашка. Потому в то же самое воскресенье его предъявили для опознания обслуживающему персоналу «Онслоу карт хоутел». Пальто было опознано. С этого момента Ламбоурн более не сомневалась: Джон Хейг причастен к исчезновению Дюран - Декон. Вопрос сводился к тому, как юридически корректно доказать это. Последовало обращение к атторнею за санкцией на обыск номера Дюран - Декон и личных вещей пропавшей женщины. Ордер был получен вечером в воскресенье и обыск в гостинице было решено провести в понедельник 28 февраля 1949 г. Кроме того, сержант Ламбоурн сделала в воскресенье еще одно очень важное дело: она официально передала в прессу информацию об исчезновении Оливии Дюран - Декон. Вечерние воскресные газеты сообщили лондонцам обстоятельства расследования в самых общих чертах. Во всяком случае, в этих первых репортажах ничего не говорилось ни о двухэтажном флигеле в г. Крэвли, ни о находке барашкового пальто… Зато, выполняя пожелание сержанта, газеты поместили фотографии Джона Хейга и Констанс Лейн, заявивших полиции о пропаже соседки по пансиону. Хейга никто ни в чем не обвинял, напротив - репортеры отмечали его высокую гражданскую ответственность и бдительность. Разумеется, вся эта комедия была затеяна сержантом Ламбоурн с единственной целью: растиражировать фотографии Хейга в надежде, что найдутся люди, способные внести ясность в проделки этого джентельмена, с каждым часом вызывавшем все большие подозрения сыщиков. Расчет на опознание оправдался даже быстрее, чем рассчитывали полицейские. Еще до полудня понедельника в полицейское управление района Челси поступило сообщение о том, что некий ювелир опознал на газетных фотографиях Джона Хейга и готов сделать некое важное заявление, касающееся проводимых полицией розысков. Поскольку сержанта Ламбоурн на месте не оказалось - она занималась обыском номера Дюран - Декон в гостинице - ювелиром занялся инспектор Саймс. Заявитель - лицензированный ювелир и оценщик по фамилии Булл, владелец ломбарда, рассказал следующую историю: в субботу 19 февраля 1949 г. мужчина, назвавшийся Джоном Хейгом, принес ему на оценку некоторые женские ювелирные изделия. Булл сделал оценку возможному закладу, которая, видимо, клиента не устроила. Но уже 22 февраля тот же мужчина опять явился к нему и предложил в заклад те же самые вещи, правда уже без дамских часиков, которые были у него на руках за три дня перед тем. Ювелир сделал вид, что не узнал визитера и тот, при оформлении закладных документов назвал себя иначе, нежели в первый раз. Теперь он именовал себя не Хейгом, а Маклином. Едва клиент удалился, оставив вещи в залог и получив за него 131 фунт стерлингов, как Булл бросился проверять указанный Хейгом - Маклином адрес и телефон. Как нетрудно догадаться и номер телефона, и адрес проживания, и фамилия клиента оказались вымышлены! Поэтому, когда ювелир увидел знакомое лицо в репортажах криминальной хроники, он почел своей прямой обязанностью информировать полицию о том, что заявитель в деле об исчезновении женщины сдал в ломбард после ее исчезновения женские украшения. Инспектор Саймс заявил Буллу, что в интересах дела драгоценности требуется конфисковать и для этого проехал в ломбард ювелира, где и оформил должным образом изъятие. В это же самое время проходил обыск в «Онслоу карт хоутел». В номере, принадлежавшем Дюран - Декон, были найдены кусочки ткани и меха, которые указывали на то, что их использовали для латания одежды. На пальто, изъятом в химчистке, были заметны следы аккуратной реставрации; его обладательница явно была женщиной рачительной, бережливой. Дабы убедиться в том, что пальто из химистки принадлежит именно Оливии Дюран - Декон, обнаруженные кусочки каракуля и драпа изъяли для проведения сравнительного анализа волокон. Но следует сказать, что к тому моменту уже никто из полицейских почти не сомневался в том, чья именно вещь была сдана на чистку в г. Рейгейте. Когда же стало известно о заявлении ювелир Булла, полицейские решили, что медлить с допросом Хейга далее не следует. Детектив Вебб, присутствовавший при обыске, был послан за Хейгом, проживавшем в N 404. Постучав в дверь, Вебб вежливо попросил Хейга одеться, дабы проехать вместе с ним в полицейское управление для уточнения некоторых деталей сделанного ранее заявления. Хейг демонстрировал стремление помочь полиции: «Конечно! «, - воскликнул он, - «Я буду делать все, чтобы помочь Вам, Вы же это знаете!» Он прямо - таки излучал доброжелательное внимание и явно пытался казаться наивнее, нежели был на самом деле. Будучи доставленным в полицейское управление района Челси, Хейг с самым безмятежным видом уселся на скамью и принялся ждать, когда его позовут. Полицейские же решили его немного потомить, заставить волноваться и потому не спешили приглашать для допроса. Почти два часа Хейг просидел на жесткой скамье, демонстрируя абсолютное самообладание, после чего вежливо попросил газету, прикрыл ею лицо и… уснул. Поначалу полицейские решили, что Хейг всего лишь имитирует сон, но через час стало ясно, что подозреваемый и в самом деле спит сном агнца. После более чем трехчасового ожидания детективы были вынуждены признать, что перед ними преступник с незаурядной психоэмоциональной устойчивостью. Либо невиновный. Хейга пригласили на беседу, которая очень скоро приняла форму жесткого допроса со все более нараставшим акцентом на недоверие к его ответам: зачем Вы лжете, заявляя будто занимаетесь конверсионными технологиями? для чего арендовали здание в Крэвли? каким образом в Ваши руки попало пальто миссис Декон? а как Вы завладели ее ручными часиками? В первые минуты Хейг держался самоуверенно и высокомерно, но быстро сообразив, что полицейским уже многое известно, принялся рассказывать историю о том, как Дюран - Декон сделалась жертвой шантажа и попросила его помочь ей выйти из тяжелого положения. По тому, как Хейг повел свой рассказ, детективы моментально поняли, что он сам не знает каким сделать его окончание. Искусственность собственной выдумки почувствовал, видимо, и сам допрашиваемый, поскольку он вдруг замолчал и дал понять всем своим видом, что ничего более не скажет. Допрос было решено прервать на некоторое время: это был еще один психологический ход полицейских, призванный заставить обвиняемого «повариться в собственном соку» и усилить его панику. В комнате для допросов вместе с Хейгом остался только детектив Вебб, тот самый, что привез его из гостиницы. Быть может, молодой полицейский импонировал Хейгу своей корректностью, потому что тот обратился вдруг к нему со своим вопросом: «Как Вы полагаете, у меня есть шанс угодить в Бродмур?» Бродмур был тюрьмой для душевнобольных уголовников и Вебб, разумеется, моментально понял, к чему клонил его vis - a - vis: похож ли он на психбольного или нет? Полицейский не знал, какого ответа ждет от него Хейг и, боясь повредить следствию, отказался отвечать на вопрос. Когда перерыв окончился и четверо допрашивавших полицейских возвратились в камеру, Джон Хейг многозначительно произнес: «Если я скажу правду, вы все равно не поверите мне - это прозвучит слишком фантастично!»Тот рассказ, который последовал после этих слов, по праву можно назвать одним из самых необыкновенных повествований в истории криминалистики. Это был рассказ о растворении тел убитых людей в концентрированной кислоте. То, что Хейг вознамерился вдруг рассказать полицейским о том, как он уничтожил в кислоте тело Дюран - Декон, показалось поначалу совершенно необъяснимым. В принципе, сами детективы были весьма далеки от того, чтобы обвинять Хейга в чем - либо подобном. Но преступник сам очень скоро объяснил мотивы своей откровенности: он не боялся обвинения в убийстве на том основании, что старинная норма английской правовой системы требовала непременного предъявления в качестве объекта преступного посягательства тела погибшего человека. Другими словами, обвинение в убийстве не могло быть доказано до тех пор, пока обвиняющая сторона не предъявляла обнаруженного ею трупа. Эта правовая норма - известная как corpus delicti (буквально - «наличие тела») - служила порой, особенно в средние века, серьезной препоной для отправления правосудия. По состоянию на 1949 г. она не считалась формально отмененной и Хейг, по - видимому, был чрезвычайно доволен тем, что сумел загнать полицейских в логический тупик. «Как вы докажете совершение мною убийства», - разглагольствовал он на допросе 28 февраля 1949 г. , - «если тело Дюран - Декон не существует? Оно полностью растворено кислотой!»Велеречивый монолог Хейга длился в тот день более 2, 5 часов. Детективы, допрашивавшие Хейга, обратили его внимание на то, что он дает показания без адвоката и предложили ему вызвать защитника. Хейг отмахнулся от этого совета, заявив, что ему адвокат не нужен. Это показная самонадеянность не обманула полицейских; они прекрасно поняли, что искушенный в юридических нюансах Хейг специально хочет сделать свое заявление без адвоката, чтобы в дальнейшем отречься от всего сказанного. Тем не менее, останавливать его не стали - стоило выслушать до конца все, что тот намеревался высказать. Хейг поведал, что для убийства Дюран - Декон он нарочно заманил женщину за город, в Крэвли. Дабы уговорить осторожную женщину выехать за пределы Лондона, он заявил ей, что разработал новую технологию по производству накладных ногтей. Технология эта требовала некоторых инвестиций для организации производства, но сулила, якобы, неплохие дивиденты. Заинтригованная Дюран - Декон пожелала стать компаньоном в бизнесе Хейга и отправилась в Крэвли осматривать «производственные мощности». Там Хейг застрелил женщину выстрелом в голову; никаких нарочитых мучений жертве не причинял, поскольку, по его словам, являлся противником всякого рода лишних издевательств и унижений. Для растворения тела, он использовал заранее заготовленную серную кислоту, которая великолепно расщепляет биомассу. Тело Дюран - Декон он поместил в 45 - галлонную бочку (205 литров в метрической системе мер) и залил его кислотой согласно собственным расчетам. Наслаждаясь тем эффектом, который произвели его слова на детективов, Хейг решил усилить впечаление и заявил, что сразу после убийства женщины он принес из автомашины стакан и, наполнив его до краев свежей кровью из раны, выпил ее. Он всегда хотел пить человеческую кровь, но после видения в 1944 г. окровавленного креста эта потребность сделалсь совершенно непреодолимой. Поэтому у всех людей, которых он убивал, Хейг брал кровь, чтобы ее пить. У допрашиваемого поинтересовались: кем были его прочие жертвы? Хейг не задумываясь назвал фамилии: семья Максвенов (родители и сын) и супружеская чета Хендерсонов. Получалось, что помимо Дюран - Декон обвиняемый убил еще 5 человек. Наконец, утомившись, Хейг попросил прервать допрос, пообещав в следующий раз ответить на все вопросы детективов. Его направили в тюрьму Лью (Lew). А стенограмма допроса тем же вечером отправилась в Скотланд - ярд для представления высшему полицейскому руководству страны. И уже поздно вечером было принято решение о передаче расследования старшему инспектору Скотланд - ярда Мэхону. Старший инспектор Мэхон принадлежал к той категории руководителей, которые предпочитают вникать во все детали самостоятельно, не полагаясь на суждения подчиненных. Поэтому вторник оказался для него днем по - настоящему горячим. С утра, едва ознакомившись с показаниями Хейга, данными накануне, он отправился в «Онслоу отель», чтобы лично присутствовать при обыске гостиничного номера и автомашины подозреваемого. В это же самое время настоящий полицейский десант отправился в Крэвли, на «конверсионное производство» Джона Хейга, чтобы провести там по - настоящему тщательный и всеобъемлющий обыск. Группу экспертов, которой предстояло работать в Крэвли, возглавил руководитель криминалистической службы Скотланд - ярда доктор Кейт Симпсон. Параллельно с обысками, начиная со вторника, полицейские приступили к тщательной проверке всех лиц, которые могли бы иметь отношение к Хейгу. Как отдельная задача рассматривался сбор информации о тех людях, чьи документы были найдены в сумочке Хейга. В гостиничном номере подозреваемого была найдена его рубашка со следами на манжете правого рукава, сильно напоминавшими кровавые брызги. А в бардачке автомашины Хейга оказался небольшой перочинный нож со следами на лезвии, также похожими на кровавые. Об находки были переданы экспертом для исследования, а сам Мэхон немедленно отправился в Крэвли, чтобы лично проконтролировать ход обыска там. Внимательное исследование предметов обстановки позволило специалистам обнаружить в Крэвли любопытные свидетельства, оставшиеся незамеченными во время беглого обыска, проведенного 26 февраля сержантом Хеслиным. На резиновом фартуке и перчатках помимо хорошо заметных следов химикалиев удалось обнаружить и пятна, похожие на кровавые. Осмотр большой бочки привел к обнаружению на ее стенках и дне следов вещества непонятной природы, похожего на парафин или затвердевший жир. Чтобы объяснить его происхождение, очевидно, требовались лабораторные исследования. Рассмотрение этого остатка привело криминалистов к заключению, что его соскабливали со стенок бочки большим черпаком, обнаруженным здесь же, во флигеле. Хотя бочка и имела слишной вентиль, он оказался непроходным из - за того, что его заполнил густой парафиообразный осадок. Тщательный осмотр территории двора, обнесенной по распоряжению Хейга забором, привел к обнаружению того места, куда выливалось содержимое бочки. В самом дальнем углу, на площади 1, 2 на 1, 8 метров, было розлито то самое парафинообразное вещество, присыпанное, в целях маскировки, грунтом. Толщина почвы, пропитанной этим составом, колебалсь в пределах 7 - 10 сантиметров. На грунте были видны следы волочения, оставленные металлическим корытом, найденном на втором этаже флигеля. Криминалисты были уверены в том, что содержимое бочки вычерпывалось большим ковшом в корыто, которое волоком перетаскивалось в дальний угол двора и там выливалось. Осмотр стен позволил обнаружить мелкие капли, похожие на кровавые, прямо над столом. Штукатурка в этих местах была тщательно соскоблена и также отправлена на микроскопическое исследование.

Принцип «corpus delicti» на несоблюдение которого так уповал Джон Хейг не являлся абсолютным правилом, но был вне всякого сомнения, весьма важен для успешного доказательства вины подозреваемого. При отсутствии тела исчезнувшей Оливии Дюран - Декон для осуждения Хейга требовались столь очевидные доказательства его вины, что опровержение их в суде было бы невозможно. Обвинение могло опираться в основном на косвенные доказательства, которые предстояло получить в результате криминалистических исследований, а это делало работу специалистов особенно ответственной. сследование флигеля, арендованного Хейгом, и прилегающей территории двора растянулось на три дня. О его результатах будет подробнее сказано ниже, пока же стоит отметить, что все предметы, представившие хоть какой - то интерес для криминалистов, были вывезены для более детального исследования в Лондон. Был собран и тщательно просеян грунт, пропитанный парафинообразной массой; его тоже повезли на изучение в Лондон. Общая масса грунта, собранного во дворе для изучения, составила почти 190 кг. В ходе трехдневного исследования грунта во дворе около флигеля полицейским удалось отыскать два взаимодополнявших фрагмента полиэтиленовой полосы красного цвета непонятного происхождения. Было сделано предположение, что эта полоска являлась частью какого - то небольшого изделия промышленного производства (сумочка, кошелек, футляр для очков и пр. ), которое могло принадлежать Дюран - Декон. Констанс Лейн, подруга исчезнувшей женщины, смогла вспомнить, что Оливия имела сумочку с красной полоской внутри; полицейским удалось отыскать магазин, где эту сумочку продали Дюран - Декон, и продавцы смогли опознать в предъявленной им ленте деталь сумочки. Это открытие, состоявшееся в четверг, 1 марта 1949 г. послужило первым указанием на то, что Оливия Дюран - Декон действительно побывала в Крэвли. В то же самое время и Хейг продолжал подбрасывать сыщикам информацию к размышлению. Развивая свой тезис о неодолимом вампиризме, он сначала устно, а 2 марта и письменно, заявил, что помимо тех убийств, в которых он признался 28 февраля, им были совершены еще три. О двоих жертвах Хейг ничего определенного сказать не смог, объясняя это тем, что почти не общался с ними; лишь об одной из убитых им сообщил, что это была девушка по имени Мэри из городка Истборн. Общенациональная английская газета «Дейли миррор» в своем номере от 3 марта 1949 г. статьей «Охота на вампира» начала серию публикаций о преступлениях Джона Джорджа Хейга. Последний был чрезвычайно польщен тем, что сделался сенсацией в государственном масштабе. Особенно Хейгу понравились эпитеты в превосходной степени, которыми его щедро награждали криминальные репортеры. То, что эпитеты эти носили характер негативно - осуждающий, его интересовало мало. Он лелеял надежду, что именно теперь английское общество сумеет оценить по достоинству всю незаурядность его мышления и силу интеллекта. Надо сказать, что это жажда самоутверждения преследовала Хейга неотступно и проявлялась в том числе на официальных допросах. О чем бы он не брался говорить Хейг - своей вере в Бога, неудавшемся мошенничестве с покупкой взятой напрокат автомашины, растворении тел в кислоте - он постоянно сбивался на один и тот же рефрен: «никто до меня не был способен на такое», «я - не такой, как все», «жизнь моя необычна, да и сам я - необычен!» и т. п. Когда Хейга попросиил подробнее рассказать о разработанном им способе растворения человеческих тел в кислоте, преступник даже не подумал о том, что рассказывая детали, он фактически дает информацию против себя самого. Куда там! Ему льстило чье угодно внимание и в любых проявлениях. О разработке методики растворения человеческих тел Хейг рассказал примерно следующее: во время его последнего тюремного заключения один из сокамерников рассказал ему о принципе «corpus delicti». Хейг загорелся идеей «идеального убйства», т. е. такого убийства, при осуществлении которого доказать виновность будет невозможно в принципе. Как можно было уничтожить тело не оставив никаких следов органики? Либо сжечь тело, либо - растворить без остатка. Первый путь помешанный на чистоте Джон Хейг отверг сразу же как негигиеничный, а также весьма трудоемкий. Чтобы изучить второй способ, он записался в тюрьме в помощники мастера по лужению. Поскольку при лужении и пайке для снятия с металлов окисной пленки используются сильные кислоты, то работа по этому профилю открывала перед Хейгом вполне благовидный к ним доступ. Понемногу утаивая серную кислоту, он сумел накопить ее несколько десятков грамм, после чего решился на первый эксперимент - растворение мыши. Купив у соседа по камере живую мышь, Хейг опустил ее в блюдце с кислотой. Эффект превзошел все его ожидания: органическая ткань растворялась в серной кислоте словно чернила в воде. С мышиными косточками дело обстояло несколько хуже, но и они довольно быстро растворились без остатка. Полное растворение мыши потребовало менее 30 минут.

Под глубоким впечатлением от сделанного открытия, Хейг с энтузиазмом, достойным лучшего применения, принялся за совершенствование методики. Вскоре заключенные со всей тюрьмы несли ему пойманных мышей, а он скупал их не особенно торгуясь. Кислоту он тоже начал покупать у лудильщиков из других смен. В конце - концов, разработанная Джоном Хейгом технология свелась к следующим довольно незатейливым правилам: а) масса кислоты д. б. не менее массы растворяемого тела; б) сильно концентрированная кислота взаймодействует с органическими тканями не так активно, как менее концентрированная; в) слабый подогрев увеличивает активность реакции; г) перемешивание слоев жидкости также увеличивает скорость протекания реакции; д) для полного растворения человеческого тела обычной комплекции при достаточном количестве кислоты потребуется около двух суток. Выйдя на свободу, Хейг озаботился подготовкой базы для совершения задуманного им «идеального» убийства. Он арендовал подвал в доме N 79 по Глочестер - роад в Лондоне и начал завозить туда скупаемую небольшими партиями серную кислоту. Сначала он действовал, по его словам, не очень активно, но после автомобильной катастрофы, в которую Хейг попал весной 1944 г. , он получил стимул для реализации своих планов. На допросах он уверял полицейских, что потеряв сознание после столкновения машин, имел видение окровавленного Иисуса Христа и деревьев без листвы, с веток которых капала кровь; с этого момента он начал грезить, воображая будто пьет человеческую кровь. Стремление к вампиризму стимулировало подготовку убийства. Жертву он нашел почти случайно. Переходя улицу в районе Кенсингтон, Джон Хейг неожиданно повстречал Уильяма Дональда Максвена, своего старого знакомого. Они познакомились еще в 1936 г. , когда Хейг вышел на свободу после своей первой отсидки и, лишившись поддержки «плимутских братьев», уехал в Лондон в поисках работы. Уильям Максвен был директором «луна - парка», который принял на работу Хейга в качестве шофера. Они подружились, Хейг быстро был повышен до менеджера, а потом заместителя директора. Максвен познакомил его с родителями, на которых молодой Хейг произвел очень хорошее впечатление. Когда Джон оставил «луна - парк» для того, чтобы организовать собственный бизнес, Максвен был чрезвычайно расстроен. Встретив Хейга в Кенсингтоне летом 1944 г. , Максвен на свою беду его окликнул. Они зашли в кондитерскую и выпили кофе; старое знакомство возобновилось и последовало приглашение Хейга в дом родителей Уильяма Максвена на ужин. Из общения с ними Хейг быстро понял, что Максвены за годы Второй Мировой войны чрезвычайно обогатились: они признались, что никаким реальным бизнесом не занимаются, а ведут жизнь рантье за счет дивидентов от капиталов, удачно помещенных в акции. В начале сентября 1944 г. Хейг выманил Уильяма Максвена за город, где и совершил убийство товарища. Испытывая неодолимое стремление пить кровь, он, якобы, разрезал горло Максвена и подставил под струю крови лист лопуха. С него он слизывал кровь, пока не пресытился, после чего погрузил тело Уильяма в багажник автомашины и отправился на Глочестер - роуд. Джону Хейгу не терпелось испытать в деле свою необыкновенную технологию по растворению тел. Но возникшие трудности едва не поставили «идеального» убийцу в тупик. Прежде всего, выяснилось, что малорослый (170 см. ) Хейг не в силах засунуть тело высокого Максвена в вертикально поставленную 180 - литровую бочку. Бочка д. б. находиться именно в вертикальном положении, поскольку в своей нижней части имела вентиль, через который Хейг планировал в дальнейшем слить ее содержимое. Как ни бился Джон Хейг, ему не удавалось разместить тело Максвена в бочке таким образом, чтобы оно полностью опустилось «под обрез», т. е. не выглядывало сверху. В конце - концов, убийце пришлось снять бочку со специально устроенных подставок и положить ее на бок; раздетому телу Максвена он придал положение плода, подвязав колени к шее веревкой, и в таком виде втиснул тело в бочку. Для последнего усилия, Хейгу пришлось лечь на пол подвала и, уперевшись ногами в тело Максвена, заталкивать его внутрь. Поскольку бочка теперь лежала на боку, предстояло поставить ее обратно, т. е. вертикально и поднять на подставки. Ценой немалых усилий, используя блок под потолком, Хейг справился-таки и с этой задачей. Напоследок Хейг аккуратно затолкал в бочку кашемировое пальто своего товарища. Оставался почти пустяк - залить бочку 90 литрами серной кислоты. Но взяв в руки ковш, которым он предпологал орудовать, Хейг вдруг обнаружил, что предстоящее занятие может оказаться чрезвычайно опасным - полный кислотой ковш предстояло поднимать чуть ли не выше собственной головы. Будь в нем вода, расплескать ее было бы не страшно, но носить - то предстояло концентрированную серную кислоту! Хейг поставил рядом с бочкой скамеечку, на которую предпологал вставать, как на ступеньку. Облачившись в резиновый фартук и перчатки, убийца, наконец, наполнил кислотой первый ковш и вылил его в бочку. Встав на скамеечку, он заглянул внутрь бочки, желая посмотреть как пойдет реакция. Любопытство и некомпетентность сыграли с Хейгом злую шутку!Сернистый водород, активным выделением которого сопровождалась реакция взаимодействия кислоты с органической тканью, обжег нос и горло химика - самоучки. Хейг в ужасе выбежал из подвала на улицу, дабы прочистить легкие. Подвал не имел вентиляции, и в условиях обязательного затемнения (следует помнить, что шла война и Лондон жил под угрозой ударов с воздуха!) нельзя было открыть окна. Хейг был в ужасе от одной мысли о грозящей неудаче и с огромным трудом преодолел панику. В конце - концов он приспособился работать, завязав лицо майкой и набрав в легкие побольше воздуха. Так, зажмуривая глаза и задерживая дыхание, он бегал по подвалу с ковшом почти три часа. Но залив с великим трудом кислотой бочку, Джон Хейг столкнулся с новой напастью: бочка стала сильно разогреваться. Убийца понятия не имел об экзо - и эндотермических реакциях и, разумеется, не мог рассчитать тепловой баланс того процесса, который начался в бочке. Он лишь ясно видел, что чем дальше, тем сильнее идет нагрев и потому испугался взрыва. Закрыв подвал на ключ, Хейг двое суток не показывался на Глочестер-роад. На третий день он все же решился посмотреть на результаты своих манипуляций. Содержимое бочки, по его признанию на допросе, повергло убийцу в ужас: это было нечто с ужасным острым запахом, похожее своим видом и консистенцией на густую овсяную кашу с красными полосами. Открыв вентиль в нижней части бочки, Хейг убедился, что эта «овсянка» способна течь. Слив содержимое бочки прямо на пол подвала, убийца при помощи ковша соскоблил со стенок бочки густую желеобразную массу и растворил ее новой порцией кислоты. И только после этого испытал, наконец, глубокое эмоциональное удовлетворение: он сумел - таки совершить «идеальное» убийство. Пока Джон Хейг рассказывал на допросах о тех или иных фрагментах своей преступной деятельности, полицейские пытались проверить ее эпизоды, которые такую проверку допускали. Обвиняемый в своих повествованиях упоминал фамилии Максвенов и Хендерсонов - это, якобы, были семьи, которые он уничтожил. Полицейским удалось отыскать многочисленные документальные свидетельства пребывания этих людей в Великобритании; оказалось, что эти весьма зажиточные семьи владели автомобилями, домами, ценными бумагами, которые продавались на биржах и пр. Ничто не указывало на то, что семьи Максвенов и Хендерсонов были знакомы. Но два любопытных момента делали биографии всех этих людей в чем - то похожими: все они были очень дружны с Джоном Хейгом и в одночасье, к удивлению родных и друзей, покинули страну. Максвены выехали в США в июле 1945 г. ; Хендерсоны - в Южно - Африканский Союз (предтеча нынешней ЮАР) в феврале 1948 г. Не правда ли, довольно любопытные совпадения?Впрочем, при более тщательном изучении документов, любопытных совпадений стало обнаруживаться все больше. Несмотря на предпринятую сквозную проверку списков пассажиров трансатлантических рейсов, Максвенов и Хендерсонов среди отплывших из Великобритании не оказалось. Из - за границы они не прислали ни единой весточки своим близким или соседям. А, например, Роуз Хендерсон имела родного брата Арнольда Барлина, к которому относилась очень нежно и казалось очень странным, что она не написала ему с нового места жительства. После отъезда Хендерсонов из Лондона Барлин очень обеспокоился, но через какое - то получил письмо из Глазго от Роуз и это его как будто успокоило. Но с той поры уже минули 11 месяцев и никаких новых весточек от сестры не приходило, что опять заставляло брата волноваться. Когда полицейские вышли на Барлина и услышали его рассказ, то попросили показать письмо сестры. Им было вручено внушительного вида послание аж даже на 15 литах. Проведенный графологический анализ текста показал с убедительностью, что Роуз Хендерсон это письмо не писала. Существовало и еще одно весьма подозрительное совпадение: Джон Хейг выступал доверенным лицом Хендерсонов и Максвенов в сделках с принадлежавшим этим людям имуществом. Другими словами, продажи домов, мебели, акций и пр. осуществлялись именно Хейгом по нотариальным доверенностям. Разумеется, каждое из этих обстоятельств само по себе еще ничего не доказывало и не изобличало обвиняемого, но их совокупность выглядела в высшей степени подозрительно. Помимо Хендерсонов и Максвенов, Джон Хейг упоминал в качестве своих жертв и иных людей. Сначала он говорил, что помнит имя только одной девушки - Мэри из г. Истборн. Но через неделю припомнил и мужчину - некоего Макса из г. Кенсингтон. Последнего он убил, вроде бы, в сентябре - октябре 1945 г. Детективы провели большой розыск в архивах, но никаких следов существования упомянутых людей так и не нашли. Особый интерес в показаниях Хейга вызывала та их часть, в которой он рассказывал о технологии уничтожения тел. Несмотря на массу весьма натуралистических деталей, придававших повествованию достоверность, сказанное Хейгом звучало все же фантастично. Кроме того, отсутствие должного научного заключения оставляло обвиняемому замечательную возможность отказаться в суде от собственных слов. Чтобы не оставлять Хейгу такую лазейку, старший инспектор Мэхон решил получить подтверждение (либо опровержение) принципиальной возможности растворения большого количества органических тканей животного происхождения серной кислотой. Проведение таковой экспертизы было поручено судебному медику доктору Тарфитту. Последний, убедившись, что специальная литература мало исследовала этот вопрос (судебную медицину до тех пор больше интересовали химические ожоги, причиненные кислотами), решил не мудрствовать лукаво, а заняться сбором необходимой статистики. Для этого доктор вытребовал из морга ампутированную человеческую ногу, образцы различных тканей (жировой, костной), изъятых как из человеческого тела, так и из говяжьих туш. Среди образцов, которыми пользовался Тарфитт, было даже коровье копыто. Заключение эксперта оказалось отчасти неожиданным. Он установил, что человеческие кости действительно очень хорошо растворяются серной кислотой; во всяком случае их полное и без осадка растворение никакой не миф. После того, как кислота выливалась на землю, не существовало никаких анализов грунта, способных доказать, что кислота содержала растовренный костный материал. Причем человеческие волосы и ногти были еще менее стойки к воздействию серной кистолы. В этом смысле Хейгу вполне удалось смоделировать «идеальное» убийство. Но при этом преступник просчитался в другом: человеческая жировая ткань чрезвычайно плохо поддавалась расщеплению кислотами. Она давала белый тяжелый нерастоворимый в кислоте осадок, следы которого были обнаружены внутри бочки на первом этаже флигеля в г. Крэвли. Особое внимание старший инспектор Мэхон обратил на сбор информации о времяпровождении Хейга в последние дни перед исчезновением Оливии Дюран - Декон. Следователь справедливо полагал, что преступление, совершенное по такой сложной схеме, д. б. потребовать немалой подготовки. Распорядок дня обвиняемого начиная с 10 февраля был восстановлен буквально по минутам. Оказалось, что Джон Хейг приезжал из Лондона практически ежедневно. Еще бы, у него было много хлопот на его «конверсионном производстве»! Он заказал в Лондоне и получил в Крэвли 10 галлонов (45 литров) серной кислоты. Это не так много, но на большее у него в тот момент просто не было денег. Поскольку в гостинице ему напомнили о долге, Хейг попросил взаймы 50 фунтов стерлингов у директора «Нustlea products» Джонса. Получив эти деньги 15 февраля, он уже на следующий день отдал всю сумму администратору гостиницы. Через день подозреваемый совершил еще одну важную для него операцию: он заменил стоявшую в его флигеле обыкновенную черную бочку на зеленую, изготовленную из антикоррозионной стали, с вентилем внизу. А 19 февраля 1949 г. около 14. 00 Оливия Дюран - Декон последний раз вышла из «Онслоу хоутел»; никто более не мог с абсолютной надежностью подтвердить, что видел ее живой. Хейг ушел из гостиницы раньше; если он действительно готовил убийство, то это было вполне логично. Впрочем, с какой - то женщиной Хейг все же в тот день встретился. Владелец небольшого паба «Джордж» в Крэвли рассказал полицейским, что около 16. 15 Хейг появился у него в сопровождении немолодой женщины. Дюран - Декон этот человек опознать не смог, он просто не рассмотрел даму. Посетители пробыли у него едва ли пять минут и ушли не сделав заказа. А уже в 16. 45 Хейг вошел в кабинет Джорджа, директора «Нustlea products», и сообщил ему, что партнер, которого он сегодня дожидался, так и не приехал. А еще через 15 минут - около 17. 00 - Хейга видели загружающим в багажник автомашины какие - то вещи. Автомобиль был припаркован на Леопольд - роад, как раз перед злополучным флигелем с пресловутым «конверсионным производством». Но загрузив вещи, Хейг никуда не уехал - в 21. 30 он опять появился в пабе «Джордж» и пообщался кое с кем из тамошней публики. На следующий день активность Хейга ничуть не уменьшилась. Он рассказал Констанции Лейнс о том, что Дюран - Декон на встречу с ним не явилась. По его версии, они планировали ехать в Крэвли железной дорогой, но как достоверно установил старший инспектор Мэхон, Хейг ездил накануне в Крэвли на своей машине. Реакция Лейн, видимо, обескуражила Хейга: женщина заявила, что следует отправляться с заявлением в полицию. С большим трудом Хейгу удалось уговорить ее подождать с визитом до завтра. Распрощавшись с Констанцией Лейн он помчался к ювелиру Буллу и предъявил ему украшения для залога. Оценка Булла не устроила Хейга и в тот день сделка не состоялась. Далее Хейг поехал в химчистку в г. Рейгейт и сдал туда барашковое пальто, опознанное впоследствии как то самое пальто, в котором Дюран - Декон покинула гостиницу в последний раз. Интересные совпадения этим не исчерпались. После публикаций в газетах в полицию сообщил сбытчик краденого, который на условиях сохранения анонимности рассказал, что купил у Хейга 19 февраля дамские часики. Часики эти были выданы полиции и опознаны родной сестрой Дюран - Декон как ее подарок Оливии. В воскресенье, 20 февраля 1949 г. Хейг и Лейн идут в полицию. Вернувшись в свой номер, подозревамый никуда не выходил. Что ж! ему, видимо, было о чем пораздумать!Но в понедельник и вторник у Хейга опять произошла вспышка лихорадочной активности. Он позвонил Джонсу и пообещал в ближайшие дни закрыть долг. Затем он помчался к ювелиру Буллу и, назвавшись другим именем, согласился с его первоначальной закладной стоимостью драгоценностей. За 131 фунт - стерлингов Хейг сдал ювелиру серьги, браслет, два кольца, две цепочки и т. п. Все эти вещи очень скоро будут опознаны как принадлежавшие Оливии Дюран - Декон. Получив на руки деньги, Хейг помчался в Крэвли, где вернул Джонсу половину долга. Затем он вернулся в Лондон и остальную сумму внес на свой текущий банковский счет, погасив образовавшееся нарушение неснижаемого остатка денег. Цепочка интригующих совпадений и весьма подозрительной лжи выглядела весьма красноречиво. Но Мэхон прекрасно понимал, что как только дело дойдет до предметного разбирательства в суде, опытный адвокат опрокинет все те выводы, что будут построены на этом фундаменте. Все логические умопостроения и совпадения были косвенны; нужны были прямо изобличающие факты. А такие факты в этом деле могли дать только строго научные заключения экспертов. Заключение судебных медиков, приобщенное к делу 20 марта 1949 г. несло в себе очень важную информацию. Как таковое оно распадалось на несколько самостоятельных исследований следов крови, состава грунта из г. Крэвли, содержимого бочки и т. п. Исследование следов крови показало, что кровавые пятна на резиновых перчатках и фартуке, обнаруженных во флигеле в г. Крэвли, по своей группе соответствуют группе крови Оливии Дюран - Декон. Кровь, обнаруженная на стене над столом в том же флигеле, была человеческой, но ее группу установить не удалось, этому помешало известка, попавшая в исследуемые образцы при соскабливании со стены. Кровь, запачкавшая манжет рубашки Джона Хейга, соответствовала своей группой крови Дюран - Декон. Тщательное исследование 190 кг. грунта, собранного во дворе «конверсионного производства» Джона Хейга, позволило обнаружить в нем:а) 10, 2 кг. жировой ткани животного происхождения;б) три почечных камня, нерастворимых в кислоте;в) 18 мелких костей левой ноги человека;г) пластиковый флакон из - под губной помады;д) зубные протезы верхней и нижней челюстей;е) кусок красного полиэтилена, соответствовавший двум другим кускам, найденным также во дворе флигеля. Приглашенная для дачи экспертного заключения дантист Хелен Мейо, занимавшаяся протезированием зубов Дюран - Декон, опознала найденные протезы как изготовленные ею для исчезнувшей женщины. Из рассмотрения строения костей лодыжки судебные медики сделали заключение, что их обладатель при жизни д. б. страдать обостренным остеоартритом, что весьма специфично деформировало его левую ногу. Изучив обувь Оливии Дюран - Декон, эксперты увидели, что все туфли с ее левой ноги в процессе носки подвергались весьма специфической деформации, свидетельствовавшей о болезни костей ноги. У специалистов возник соблазн проверить очевидное предположение экспериментом и они изготовили гипсовый слепок в натуральную величину той ноги, кости которой обнаружили в Крэвли. На получившуюся модель левой ноги прекрасно обувались туфли из гардероба Дюран - Декон, но не лезла ни одна модель такого же размера из магазина. Легко понять почему это происходило: новые туфли не были должным образом разношены. На этом основании эксперты уверенно заявили, что кости левой ноги, найденные во дворе флигеля в Крэвли, принадлежали именно исчезнувшей Оливии Дюран - Декон. Наличие в толще человеческого жира почечных камней свидетельствовало о том, что их обладатель при жизни страдал мочекаменной болезнью. А Дюран - Декон болела пиелонефритом. Тщательный осмотр барашкового пальто, изъятого в химчистке в г. Рейгейте, а также микроскопическое исследование его волокон позволило экспертам заключить, что кусочки драпа и меха, обнаруженные в номере Дюран - Декон использовались для латания этого пальто. Незадолго до своего исчезновения женщина наложила на рукав фигурную заплатку и кусочек драпа, из которого она была вырезана, был найден в мусорном ведре под столом в ее номере. Кроме того, при тщательном осмотре пальто были найдены следы крови, группа которой соответствовала группе крови Дюран - Декон. Весьма любопытная находка была сделана 19 марта 1949 г. в Крэвли. Криминалисты самым тщательным образом осмотрели территорию внутри забора, которым был обнесен флигель «конверсионного производства», но никому не пришло в голову посмотреть за забором. Между тем, оказалось, что одна весьма важная улика была просто - напросто переброшена через забор. Один из рабочих «Hurstlea products» обратил внимание на странный предмет, лежавший около забора, и поднял его - это оказалась дамская сумочка с вырванной подкладкой. Памятуя о том, что совсем недавно полицейские вели в Крэвли интенсивные розыски, этот человек решил сообщить о странной находке в полицию. Знакомые Дюран - Декон и персонал «Онслоу хоутел» опознали находку: именно с этой сумочкой Оливия отправилась на встречу с Джоном Хейгом. Тщательное изучение сумочки позволило криминалистам доказать, что разорванная красная полиэтиленовая полоска, найденная во дворе флигеля, была первоначально нашита с внутренней стороны и впоследствие оторвана вместе с подкладкой. Но особую ценность этой находке придало обнаружение в ее боковом кармане… отпечатка пальца Дюран - Декон. Тот факт, что Хейг распоряжался вещами исчезнувшей женщины (сдал в химчистку ее пальто, заложил в ломбард драгоценности, бросил рядом с арендованным флигелем сумочку) однозначно привязывал его к ее судьбе. Даже если бы Хейг и решился в одночасье отказаться от всех сделанных признаний, следователи теперь могли доказать, что встреча Хейга и Дюран - Декон после обеда 18 февраля все же состоялась. Результаты работы криминалистов давали обвинению шанс на победу в суде. Генеральный прокурор Хартли Шоукросс, лично курировавший ведение расследования, ознакомился с заключениями экспертов и принял решение добиваться осуждения Хейга. Впрочем, для того, чтобы судебная перспектива стала реальностью необходимо было получить заключения врачей о психической полноценности обвиняемого и его способности отвечать за совершенные поступки. Обвиняемого обследовали в общей сложности 12 психиатров. Их мнения свелись к трем несхожим между собой заключениям, на чем следует остановиться подробнее. Большая часть обследовавших Хейга специалистов - 7 из 12 - считали, что обвиняемый не являлся вампиром, человеческую кровь никогда не употреблял и никакой потребности в этом не испытывал. Дело в том, что все достоверно установленные случаи вампиризма непосредственно связаны с сексуальными девиациями. Не существует несексуальных предпосылок к употреблению человеческой крови (в этом отличие вампиризма от каннибализма). Но внимательные наблюдения за Джоном Хейгом привели психиатров к заключению о его весьма низком либидо. Он не имел постоянных сексуальных партнеров; но он также не имел и случайных сексуальных партнеров. У Хейга была как бы официальная «невеста» - Барабара Стефенс, с которой он общался почти шесть лет, но дальше прогулок в парках и посещений кинотеатров их отношения не заходили. Наивная романтическая Барбара полагала, что когда - нибудь она создаст с Хейгом семью, но психиатрам было совершенно очевидно, что этого не случится. Хейг не имел потребности в семье (поэтому не разводился с первой женой) и более того - он даже не имел потребности в сексе. Барабара Стефенс считала отношения с Джоном Хейгом весьма доверительными и давно была готова уступить возможным мужским посягательствам, но за все годы знакомства она этих посягательств так и не дождалась. Специалистам было очевидно, что мужчина с таким низким либидо не может быть вампиром. А стало быть, все рассказы Хейга о непреодолимом влечении к человеческой крови, видениях окровавленных деревьев и т. п. - мистификации. Хейг, безусловно, был нравственным уродом, человеком с размытыми представлениями об этике и человеческой духовности, но он ни в коем случае не мог считаться душевнобольным человеком. Наличие ясной памяти, способности анализировать свои действия и планировать наступление желаемого результата делало Хейга юридически ответственным за свои поступки. Другая часть врачей - психиатров - в числе 4 человек - соглашалась с первой в том, что вампиризм обвиняемого являлся лишь мистификацией, призванной обеспечить ему уклонение от уголовного суда. Но несмотря на то, что Хейг вампиром не был, его все же следовало признать душевнобольным человеком. То равнодушие, с которым Хейг уничтожал хорошо знакомых ему людей, побуждало специалистов видеть в нем элементы прогрессирующей шизофрении. Хейг, с каждым годом все более ощущавший свою инаковость, превратился в «духовного отщепенца», человека не живущего жизнью людей и эмоционально от них очень далекого. Эта группа экспертов полагала вопрос об ответственности Хейга вынести на суд, рекомендовав при этом присяжным выбрать помещение обвиняемого в клинику тюремного типа. Наконец, третий взляд на Хейга представил психиатр Генри Йеллоулис. Это был весьма почтенный специалист, которому к моменту суда над Хейгом исполнился 61 год. Он занимал должность главного консультанта по психиатрии группы Британских войск во Франции и, кроме того, был профессором Лондонского университета. В первую неделю июля 1949 г. Йеллоулис пять раз приезжал в тюрьму для встречь с Хейгом и пришел к заключению, что последний является паранойиком. Диагноз Йеллоулиса открывал перед Хейгом лазейку для признания его невменяемым. К заключениям психатрических экспертиз еще придется возратиться в другом месте, пока же следует обратить внимание на весьма колоритный образ Барбары Стефенс. С семьей Стефенсов Джон Хейг познакомился после второй тюремной отсидки. Устроившись на работу бухгалтером, Хейг не имел жилья в Лондоне и его коллега по работе - Стефенс - предложил пожить в своем коттедже. Стефенс имел двух дочерей на выданье и симпатчный аккуртный Хейг (пусть даже и с двумя отсидками!) казался неплохой партией. Джон Хейг вроде бы подал старшей из дочерей - Барбаре - надежду на серьезные и глубокие отношения. Впрочем, слово «надежда» вряд ли подходит в этом случае; гораздо точнее будет сказать «иллюзия». Эти иллюзорные отношения грели до поры душу Барбары Стефенс, но после разоблачительных публикаций в «Дейли миррор» глаза ее открылись. Она пришла на прием к инспектору Мэхону и попросила его разрешить встречу в Хейгом. Уже после завершения «дела Хейга» она рассказала о том, что последовало за этой просьбой. Встреча была разрешена и Барбара явилась в тюрьму, чтобы поговорить с бывшим ухажером. Хейга она нашла в прекрасном настроении и абсолютно спокойным. Перед ней был человек со спокойной совестью, которому было нечего бояться! Барбара поинтересовалась у Хейга, совершал ли он все те преступления, о которых написали в газетах? Хейг, улыбаясь, кивнул: «Конечно, ведь я сам об этом рассказал!» Барбара Стефенс была поражена ответом и спросила, почему же он не покончил с ней? Тут уже удивился Хейг; безмотивные убийства он всегда считал верхом глупости. Как бы там ни было, отношения Барбары Стефенс и Джона Хейга после этой встречи отнюдь не прервались. Женщина стала навещать обвиняемого каждую неделю; на его сорокалетие Барбара передала в тюрьму весьма трогательную открытку. Такая вот иддилия…Старший инспектор Мэхон попросил Барбару Стефенс предъявить все подарки Хейга. В ответ он услышал, что собственно подарков было немного (Хейг дарил разве что цветы да открытки), но некоторые вещи он Барбаре… продавал. Эти проданные вещи были показаны свидетелям, знавшим Хендерсонов и Максвенов. Брат Роуз Хендерсон - Арнольд Барлин - опознал среди них серьги и перстень исчезнувшей сестры. Расчет полицейских полностью оправдался: Хейг, как и большинство серийных убийц, передавал своим близким вещи убитых им людей. Некоторые из этой категории преступников видят в этом даже некий мистический смысл, рассматривая подобную передачу вещей как залог удачливости в будущем. Отличие Хейга, правда, от своих коллег по преступному цеху заключалось в том, что если большинство «серийников» вещи убитых дарят, то Хейг умудрялся продавать, т. е. извлекал из передачи вещей материальную выгоду. Барабара Стефенс рассказала полицейским о том, что Хейг приводил ее к тому месту, откуда его автомашина «Lagonda» упала в пропасть. Сделано это было с условием сохранения тайны; Барабара обещала, что никому и никогда не расскажет об этой странной экскурсии. Подобная таинственность была вполне объяснима: дело в том, что Хейг уверял всех, будто машина его была угнана, а потому он знать не знает с какого мелового утеса она была сброшена и чей труп оказался неподалеку от нее на дне ущелья. И в полиции твердо знали, что никто и никогда не показывал Хейгу место падения его машины в пропасть. А раз так, то откуда оно ему известно?Обвинение на предстоящем судебном процессе по «делу Хейга» решил взять на себя сам Генеральный прокурор Великобритании Шоукросс. В своем анализе типических черт личности обвиняемого он исходил из того, что Хейг, бывший человеком малообразованным, чрезвычайно страдал от собственной недооцененности обществом. Строго говоря, не было ни одной области в которой Хейга можно было считать действительно компетентным специалистом. Он не получил никаких специальных знаний и не имел сколь - нибудь серьезных профессиональных навыков. Изысканность манер и одежды преследовала цель убедить окружающих в его рафинированности; этим Хейг стремился повысить собственный социальный статус в глазах окружающих. Обвиняемый считал себя необыкновенно умным и неординарным человеком, но явно переоценивал свои качества. Как бизнесмен он оказался несостоятелен, как преступник - тривиален. Афера с покупкой взятого напрокат грузовика была даже для 30 - х годов прошлого века банальна, имитация угона собственной машины - тоже далеко не оригинальна. В обоих случаях Хейг немедленно попадал под взыскательную полицейскую проверку. Открытие фальшивого офиса крупной торговой компании, из - за которого он угодил в тюрьму на четыре года, вообще выглядело наивным. Даже в растворении человеческих тел кислотой Хейг оказался отнюдь не первооткрывателем. Изучая полицейские архивы, Шоукросс обнаружил справку о «деле Саррета», в котором преступник также использовал серную кислоту для уничтожения тел казнимых им людей. Еще за полтора десятилетия до Хейга парижский адвокат Майтри Саррет совершил аналогичные преступления; действовал он, правда, не в пример изощреннее Хейга. Реализованный Сарретом план был если не оригинален, то по крайней мере изящен. Он задумал страховое мошенничество. Будучи юристом с хорошей репутацией, он обратился к одному из своих тяжелобольных клиентов с предложением такого рода: в обмен на пожизненный пенсион человек этот должен был фиктивно жениться на женщине, которая ему будет указана, и застраховать на большую сумму свою жизнь. Саррет исходил из того, что страховая компания для проверки стархователя обратится к его поверенному, т. е. самому Саррету, ну а уж он - то постарается дать самый успокоительный отзыв. Клиент согласился и бракосочетался с любовницей Майтри Саррета, разумеется, фиктивно. Скрыв свою болезнь, он застраховал жизнь на большую сумму. Страховая компания обратилась к Саррету за информацией и тот, разумеется, одобрил условия сделки. Клиент прожил менее десяти месяцев и умер своей смертью. Страховая компания провела свое расследование, удостоверилась в естественной причине смерти и, не найдя причин для отказа, произвела выплату страховой суммы супруге умершего, т. е. любовнице Саррета. План предприимчивого юриста с неподмоченной репутацией оправдался полностью. Но Cаррет не учел особенностей женской психологии: получив в свои руки солидный куш, любовница вдруг поняла, что не хочет делиться деньгами. В этом ее поддержал другой ее любовник, который был привлечен женщиной специально для запугивания адвоката. Тут, конечно, женская интуиция вступила в полное противоречие с мужским здравым смыслом, который подсказывал Саррету, что уступить в этой ситуации он никак не может, поскольку немедленно превратится в объект пожизненного шантажа. Наглость любовницы, не оставившей Саррету шансов на сколь - нибудь разумное разрешение ситуации, толкнула адвоката на неординарные и энергичные меры. Он смог раздобыть 200 литров серной кислоты и пригласил противную сторону на переговоры к себе домой. Застрелив обоих, Саррет уложил раздетые тела в металлическую ванну и залил их кислотой. Добавляя в ванну понемногу кислоты, он сумел в течение недели растворить оба тела и отправил их в канализацию. Корродированную ванну Саррет выбросил, одежду погибших уничтожил. В отличие от Джона Хейга, ему действительно удалось совершить «идеальное» убийство. Преступление было раскрыто почти случайно. Жадность Саррета сгубила; он понадеялся, что мошенничество со страхованием больного человека ему удастся повторить. Но когда дело дошло до получения страховки, к Саррету возникли вопросы. В частности, детективы страховой компании пожелали поговорить с женой первого клиента. Розыски ее оказались безуспешны, к делу подключилась полиция и находчивый юрист в конце - концов торжественно облачился в чистую белую рубаху с отрезанным воротом и в скорбном молчании лег под нож гильотины.

Эта невеселая история, вне всякого сомнения, была известна Джону Хейгу. Английские газеты писали о «деле Саррета» и его казни как раз в 1934 г. , когда Хейг уже сидел в тюрьме. Он пользовался правом знакомиться с прессой и регулярно получал газеты, об этом свидетельствовала запись в его тюремной учетной карте. Одной из важных черт английской судебной системы явлется ее многоэтапность. Суды первой инстанци призваны действовать очень быстро - через дни или в первые недели после задержания подозреваемого - с целью уменьшения срока нахождения под стражей человека, чья вина юридически не доказана. Такие суды проводятся особыми судьями (т. н. коронерами) без присяжных заседателей. Коронер не определяет срок и условия пребывания человека под стражей; он рассматривает два принципиальных вопроса: подсудность лица местной инстанции и его виновность. Если обвиняемый признается подсудным этому суду и виновным, то тогда дело передается в следующую инстанцию, где уже и определяется конкретный приговор. Поскольку обвинение считало доказанным факт убийства Оливии Дюран - Декон на территории «конверсионного производства» в Западном Суссексе, то и первый суд надлежало проводить там, т. е. по месту совершения преступления. Хейг с нескрываемой иронией отнесся к предстоящему суду и отказался от адвоката, сославшись на отсутствие средств. Поэтому он получил государственного защитника Джорджа Морриса. К концу марта 1949 г. полицейские уже довольно далеко продвинулись в проверке версий убийств Максвеной и Хендерсонов, поэтому Моррис еще до начала суда поспешил достигнуть соглашения с обвинением о неупоминании в суде этих эпизодов. Взамен защита обещала полностью исключить ссылки на вампиризм и умопомешательство, как неподкрепленные на тот момент заключениями психиатров. Суд открылся 1 апреля 1949 г. , вел процесс судья Робей. Джон Хейг предстал перед публикой и журналистами во всем своем блеске. Иронично - высокомерными полуфразами он отвечал на вопросы репортеров прямо через головы конвойных полицейских. На вопрос о том, какого приговора он ждет? Хейг с улыбкой ответил: «Maximum десять лет в психиатрической лечебнице с последующей реабилитацией». Обвиняемый грелся в лучах славы и был чрезвычайно доволен вниманием к своей персоне. Но у многих, наблюдавших за поведением Хейга на процессе сложилось впечатление, что он не понимал всей серьезности происходившего. Забросив ногу за ногу, он во время заседания раскачивался на скамье и отпускал со своего места реплики, преимущественно шутливого характера. Выглядело это чрезвычайно инфантильно. Судья заслушал более тридцати свидетелей, показавших, что Хейг к февралю 1949 г. отчаянно нуждался в деньгах. Мотив преступлений выглядел столь обоснованным, что встревожился, наконец, и сам Хейг. Он невпопад сказал, что из - за потребности в человеческой крови, которой оказался лишен в заключении, даже пил собственную мочу. Поскольку такого рода заявление нарушало внесудебную договоренность обвинения и защиты, то адвокат тут же попросил судью не принимать сказанное во внимание. Когда дело дошло до заслушивания судебно - медицинских экспертов, у защиты вообще не нашлось слов в опровержение их заключений. Фактически Хейгу пришлось признать, что во дворе флигеля, арендованного у «Hurstlea products», действительно было найдено то, что осталось от растворенного в кислоте тела Оливии Дюран - Декон. Концепция «идеального» убийства, не оставляющего следов, потерпела полное фиаско буквально за один час. Робей очень быстро провел заседание и в тот же день признал Хейга виновным в убийстве Дюран - Декон. Хейг был поражен приговором. Он с удивлением убедился, что переоценивал собственную предусмотрительность и недооценивал профессиональные качества офицеров Скотланд - ярда. Хейг посчитал, что неудача первого суда над ним объясняется некомпетентностью государственного адвоката, неспособного должным образом защищать его интересы. Поэтому, когда к нему в конце апреля обратились издатели гаеты «News of the world» с предложением оплатить услуги наилучших адвокатов Англии за право публикации эксклюзивной автобиографии Хейга, тот с радостью согласился. Самые солидные адвокатские конторы страны были готовы заполучить сенсационного и скандально прославившегося клиента, так что Джон Хейг имел блестящий выбор. Тут, по крайней мере, его специфическая известность пошла ему на пользу. В качестве защитников преступник выбрал известных лондонских юристов Максвела Файфа, Грегори Морриса и Дэвида Нива. Последний, кстати, имел отца, работавшего в подчинении у Хартли Шоукросса и занимавшегося расследованием преступлений Хейга. Т. о. получился любопытный казус: отец и сын оказались причастны к одному делу и при этом действовали друг против друга. Защитники развили кипучую деятельность. Только начали совсем не с того, с чего можно было ожидать. В апреле 1949 г. они вчинили иск газете «Daily mirror» по обвинению в диффамации (распространении порочащих слухов) Джона Хейга. Адвокаты протестовали против употребления в статьях этой газеты термина «вампир» применительно к их подзащитному. Поскольку употребление крови в пищу апрельским судом доказано не было, то газета не имела юридических оснований употреблять столь порочащий эпитет в его адрес. Ответчиком по делу о диффамации стал главный редактор газеты Сильвестр Болэм. Опытного журналиста отнюдь не смутили пугающие демарши адвокатов: на суд он смотрел как на прекрасный способ рекламы себя и самой газеты. Болэм не полез за словом в карман и в ироничной манере принялся издеваться над самими адвокатами. Он придерживался той точки зрения, что человека, который сам признает факты употребления крови в пищу, «вампиром» называть можно. Жизнь стала бы невозможной, если бы каждое слово приходилось сверять с судебным постановлением. Адвокаты и сами это прекрасно понимают, считал Болэм, но начинают тяжбу единственно для того, чтобы раздуть счет, который будет в конце - концов предъявлен владельцам «News of the world». Суд над Болэмом получился очень веселый. Адвокаты сторон пикировались, сам редактор откровенно глумился над своими противниками. Тираж «Daily mirror» вырос почти на 50 % и, казалось, вся Великобритания следит за перебранками в суде. В конце - концов Сильвестра Болэма обвинили и в неуважении к суду, и лишили права выступать (он мог делать заявления только через адвоката). Любопытным оказался приговор: факты диффамации были признаны судом, но виновными были объявлены владельцы газеты, а не главный редактор. Владельцы газеты оплатили все судебные издержки и штраф в 10 тысяч фунтов - стерлингов. Но Болэм за свою строптивость тоже поплатился: судья отправил его на три месяца в тюрьму, дабы редактор имел возможность спокойно подумать об уважении к судам и законам. Сильвестр Болэм попал в ту же самую тюрьму Лью, где находился Джон Хейг. Забавная коллизия, не правда ли?Другим важным шагом адвокатов Хейга явилось приглашение для независимой психиатрической экспертизы Генри Йеллоулиса, о котором уже было упомянуто выше. В начале июня он провел освидетельствование обвиняемого и подготовил свое заключение. Врач согласился выступить на суде как независимый эксперт. Суд с участием присяжных заседателей под председательством судьи Хамфриса открылся в Лондоне 18 июля 1949 г. Хейг, внимательно прочитавший материалы предварительного расследования, сделал необходимые выводы; он уже не был ироничен и самонадеян. Теперь он был уже виновен, вопрос лишь касался степени жесткости наказания. Помимо убийства Дюран - Декон обвинение на этот раз намеревалось доказать и убийства трех членов семьи Максвен и двух - Хендерсон. В самом начале процесса на вопрос о признании собственной вины Хейг ответил категорическим: «Нет!». После этого он замолчал и в ходе слушаний не произнес ни единого слова - адвокаты посоветовали ему молчать, а у обвиняемого всегда есть право не свидетельствовать против самого себя. Хейг просидел на своем месте с кроссвордом в руках не поднимая головы. Обвинение поддерживали: Генеральный прокурор, член палаты лордов, сэр Хартли Шоукросс, а также его помощники Эрик Нив и Джеральд Ховард. Обвинение считало недоказанным факты убийств 3 человек, фамилии которых Хейг так и не смог назвать, но было готово раскрыть механизм убийств двух семей, которые на самом деле стали жертвами преступника. Благодаря большой подготовительной работе обвинители распологали внушительным набором улик. Доверенности на продажу домов, автомашин, прочего имущества Максвенов и Хендерсонов были подделаны Хейгом и соответствующие экспертизы подтвердили это. Хейг написал письмо от имени Роуз Хендерсон ее родному брату. Вещи Роуз обвиняемый продал Барбаре Стефенс. Обвинитель предъявил в суде дневник Джона Хейга, в котором возле каждой даты, соответствовавшей убийству, ставились полосы красным карандашом. Обвинитель восстановил хронологию действий преступника. Шоукросс доказывал, что первым был убит Уильям Максвен и случилось это 9 сентября 1944 г. В календаре Хейга эта дата была отмечена красной полосой и после этого дня никто не видел Уильяма живым. Джон Хейг сообщил родителям Максвена, что их сын прячется от призыва в Вооруженные силы где - то в Шотландии; чтобы придать своим словам достоверность, он дважды выезжал в Глазго и отправлял оттуда почтовые открытки от имени Уильяма. Эти открытки тоже фигурировали в суде. Затем последовала расправа над старшими Максвенами. Случилось это точно после 2 июля 1945 г. После этой даты в дневнике Хейга были проведены две жирные красные линии. Тела мужчины и женщины также были растоврены без остатка. От имени Максвена - отца он подделал заявление о временной приостановке начисления пенсии в связи с долговременным отъездом в США, а также нотариальное заверение этого заявления. Затем последовали многочисленные фальсификации других документов, вплоть до поручений брокерской конторе на продажу акций Максвена и перевод вырученных денег на депозитный счет в банке. Далее, по подолжной доверенности на свое имя Хейг эти деньги получил. Всего по подсчету Генерального прокурора Шоукросса, на убийстве семьи Максвенов и реализции их имущества Хейг заработал 7 720 ф. - стерлингов. К лету 1947 г. все эти деньги были обвиняемым потрачены. Поэтому он дал объявление о покупке дома и в качестве потенциального покупателя стал обходить лондонские семьи, в поисках более предпочтительного объекта нового преступления. В качестве такового его привлекла чета Хендерсонов; Арчибальд, 52 - х лет, и Роуз, 42 - х лет, детей не имели и оказались очень общительны. Это были зажиточные люди, на собственную беду увлекавшиеся музыкой. Хейг, сам прекрасно разбиравшийся в церковной музыке, смог произвести прекрасное впечатление на Хендерсонов. О цене на дом они так и не сговорились, но добрые отношения, тем не менее, сохранили. Прокуратура смогла найти документы, свидетельствовавшие о том, что 22 декабря 1947 г. Джон Хейг заказал три 40 - галлонных (это почти 545 литров!) бочонка серной кислоты, а также две 42 - галлонных (190 литров) стальных бочонка. Во второй декаде февраля 1948 г. Хейг приехал к Хендерсонам домой и задержался у них на три дня. На четвертый день - 12 февраля 1948 г. Хейг вывез Арчибальда Хендерсона в Крэвли, на свое «конверсионное производство», и застрелил его там. Вернувшись за Роуз, он сообщил, что ее муж заболел, доставлен им в больницу и теперь зовет жену к себе. Роуз позвонила брату - Арнольду Берлину - и сообщила, что уезжает с Джоном Хейгом. Арнольд под присягой на суде заявил, что Хейг был последним, кто видел сестру живой… Хейг даже голову не поднял от кроссворда. С имуществом Хендерсонов обвиняемый разделался точно также, как двумя годами прежде с имуществом Максвенов. В этом случае добыча достигла 8 тыс. ф. - стерлингов. Это может показаться удивительным, но ни у кого не вызывали сомнений документы, сфабрикованные Хейгом. Бумаге, заверенной поддельной печатью нотариуса, верили все: брокеры, риэлтеры, банкиры…Новая удача вскружила голову «специалисту по материаловедению». Весной 1948 г. он купил салун «Эйвис», ударился в азартные игры. Проигрывал больше, чем выигрывал, салун же - оказался нерентабелен. И в декабре 1948 г. Джон Хейг оказался в долгах. Так он пришел к идее «производства накладных ногтей». Идея никого не интересовала; в течение января 1949 г. Хейг обращался к нескольким лицам с предложениями организовать совместное производство в Крэвли, но желающих так и не нашел. Хартли Шоукросс пригласил в суд этих людей в суд в качестве свидетелей обвинения. Он предъявил составленный Хейгом список вещей, которые необходимо было купить в первую очередь; в этом списке носки, зубная щетка, мыло… В феврале обвиняемый не имел денег на самое необходимое, он просрочил платежи за гостиницу, нарушил неснижаемый остаток на банковском счете и банк пригрозил ему замораживанием счета. В поле зрения Хейга осталась одна Оливия Дюран - Декон. Преступник заработал на этом убийстве совсем немного - всего 131 ф. - стерлингов. Таковой оказалась цена жизни немолодой доверчивой женщины. Генеральный прокурор буквально уничтожил Джона Хейга. Рассуждая очень взвешенно и логично, без личных выподов и сарказма, он на корню разрушал все возможные тезисы защиты даже до того, как они были озвучены. Из 33 свидетелей обвинения, выступивших в зале суда, адвокаты подвергли перекрестному допросу… лишь четверых. Т. е. показания остальных 29 человек были столь исчерпывающими и достоверными, что к ним даже не возникло вопросов. Это соотношение показывает исключительно глубокую проработку линии обвинения и серьезнейшую подготовку к процессу. Защите оставалось педалировать тему безумия Джона Хейга. Максвелл Файф начал эту тему развивать издалека: мол, разве мог нормальный человек после совершения убийства пойти в пивнушку в Крэвли и шутить там? Поскольку тезис выглядел малоубедительно, адвокат вызвал старшего инспектора Мэхона в качестве свидетеля защиты и долго пытал его вопросами о происхождении окровавленного перочинного ножа из бардачка машины Хейга. По ерсии самого Хейга он этим ножом нанес удар в горло, чтобы пить кровь Оливии Дюран - Декон. «Или просто вымазал его кровью, чтобы в дальнейщем симулировать безумие «, - в тон адвокату продолжил инспектор и указал на то, что не существует никаких объективных свидетельств нанесения такого удара и вампиризма вообще. Как ни бился Файф над старшим инспектором, так он и не смог добиться от опытного полицейского служаки неосторожных оговорок или умозаключений.

Адвокатам приходилось теперь уповать на свой последний резерв - психиатрическую экспертизу Генри Йеллоулиса. Вообще, на процессе был представлен весь спектр психиатрических оценок Джона Хейга. Доктор Матесон своим заключение выразил суждения большинства врачей, которые посчитали обвиняемого вменяемым человеком. Доктор Перри Смит выразил несколько иную точку зрения, которая сводилась к формуле: вменяем, но болен. Один только Йеллоулис был намерен доказывать невменяемость (а значит - неподсудность) обвиняемого. Эксперт начал очень солидно и издалека. Он предъявил присяжным заседателям специальное научное пособие, озаглавленное «Книга описаний умственных болезней», которая являлась руководством для экспертиз такого рода, и заверил, что именно это официальное издание направляло его исследования. После такой торжственной преамбулы профессор перешел к изложению своей точки зрения. Он полагал, что причина болезни Хейга кроется в его ультрарелигиозном воспитании. Мальчик воспитывался в сектантской семье, но уже в возрасте 14 лет начал интересоваться католицизмом; его восторгала христианская обрядность и красота католических служб. Внутренний надлом, произошедший с ним в эти годы, спровоцировал все дальнейшие проблемы Хейга. Свои духовные страдания и раздвоенноть мальчик воспринимал как признак некоей особой одухотворенности и избранности. Ребенок в какой - то момент поверил в свою непохожесть на других детей и некую особую миссию, ему уготованную. Отсюда чрезвычайно завышенная самооценка и восприятие других людей, как недоумков. Надо сказать, что генезис этого комплекса был вскрыт доктором Йеллоулисом довольно подробно и точно, причем заключения профессора в этой части полностью разделялись и другими экспертами. Но вот из этого посыла профессор сделал вывод, которого не сделал никто, кроме него: «Жизнь человека разделялась на две части: интимно - духовную и общественную. Пропасть между ними росла, человек страдал от своей недооцененности. Так формировалась параноидальная индивидуальность». Лживость Хейга, его стремление манипулировать людьми, склонность к антиобщественному и аморальному обогащению, неспособность к систематическому труду в любом его проялении - все это, по мысли психиатра, однозначно свидетельствовало о болезненном состоянии ума и души обвиняемого. «Паранойя - это болезнь честолюбца и эгоцентрика», - заключил вводную часть профессор. После чего перешел к разбору и анализу конкретных деталей. Йеллоулис рассуждал о процессе пития мочи Хейгом и даже умудрился привязать это действо к побудительной причине в… Ветхом завете. Особо разобрал тезис о сексуальной холодности Хейга и объяснил ее… «сублимацией в самопоклонение». Довольно долго рассуждал о том, что во время экспертизы, на его просьбу назвать самых необыкновенных исторических личностей, Хейг написал: «Христос и Гитлер». Эксперт считал, что видения сочащихся кровью деревьев Хейг выдумать не мог. Рассуждения профессора Йеллоулиса были, безусловно, очень интересны и весьма компетентны. Зал слушал психиатра затаив дыхание. Казалось, специалист откроет через минуту истину в последней инстанции. Но когда к перекрестному допросу профессора психиатрии приступили представители обвинения, то флер многозначительности стал исчезать прямо на глазах. Прежде всего, Йеллоулису пришлось признать, что хотя он действительно приезжал в тюрьму 5 раз, встреч с Хейгом эксперт имел всего две, и каждая продолжительностью около часа. Остальное время психиатр потратил на изучение документов дела. Он признал, что не имел никаких объективных свидетельств тому, что говорил. Когда Шоукросс поинтересовался у Йеллоулиса: «Почему Вы думаете, что Хейг пил мочу из - за того, что хотел именно крови, а не спиртного?», психиатр не нашелся что ответить и промолчал. Обвинитель тогда усилил нажим и поинтересовался, почему эксперт думает, что обвиняемый вообще пил мочу? Йеллоулис выдавил из себя признание, что никаких объективных свидетельств тому, что Хейг и в самом деле делал то, о чем рассказывал, не существует. Затем Шоукросс рассказал о том, что обвинению достоверно известно (и свидетели могут быть приглашены сейчас в зал), что Хейг установил хорошие отношения с персоналом Суссекской психиатрической больницы. У работников лечебницы он выспрашивал о поведенческих стереотипах, чертах и привычках больных разных категорий, а потом пытался все это имитировать перед обследовавшими его экспертами. «Не похоже ли это на симуляцию?», - спросил Генеральный прокурор. Рядом взаимосвязанных вопросов Шоукросс добился того, что эксперт признал - таки вслух очевидную, в общем - то, мысль: Хейг полностью отдавал себе отчет в том, что убивая людей, поступает неправильно с точки зрения закона. Мысль эта была очевидной потому, что иначе невозможно было объяснить те хорошо продуманные меры по сокрытию следов преступлений, которые обвиняемый предпринимал. Но раз Хейг отдавал себе отчет в незаконности своих действий и все равно их совершал, значит он действовал с осознанным умыслом! А значит, с точки зрения закона, он подлежит суду… Шоукросс буквально уничтожил все пространные и сложные умозаключения эксперта, причем проделал это настолько спокойно, безо всяких внешних эффектов, что сам Йеллоулис не сразу сообразил, что перекрестный допрос опровергнул всю его умозрительную конструкцию. Примечательна фраза, которой генеральный прокурор завершил перекрестный допрос независимого эксперта: «Прежде Хейг уже изображал из себя адвоката, доктора, инженера, коммерсанта… Так что же мешало ему теперь изображать психбольного?» Глубоко посрамленный, в глубоком молчании, Генри Йеллоулис оставил свидетельское место и сел в зале. Его экспертизу попытался спасти было адвокат Файф, который с неуместным пафосом пустился в рассуждения о том, что умственные болезни очень трудно симулировать и это, дескать, лучшее свидетельство того, что Джон Хейг ничего не симулировал и не собирался это делать. Понимая, что тезис это весьма спорный, адвокат постарался не задерживаться на нем и помчался далее. Он опять вернулся к рассказам о питии Хейгом мочи, а затем перескочил к обсуждению его грез о крови. «Понимаете», - восклиикнул Файф, - «грезы Хейга - истинный символ его безумия!»Адвокат мог быть собой доволен: он умудрился произнести пространнцю зажигательную речь, ничего не сказав по существу. Весьма любопытен был ответ Шоукросса: «Проблема перед судом всего одна - здравомыслие обвиняемого. Психиатр защиты не смог объективно доказать невменяемость подсудимого». После чего предложил закончить прения по психиатрической экспертизе. Защита Хейга была просто уничтожена. Файф это понял и заявил, что отказывается от вызова и заслушивания остальных свидетелей (после Йеллоулиса он планировал вызвать для дачи показаний отца Хейга). Процесс, фактически, на этом был окончен. После заключительных речей обвинения и защиты, а также наставления судьи присяжным заседателям, Хейг получил возможность сказать свое последнее слово. Он поднялся со своего места, улыбнулся, и произнес, обращаясь к судье Хамфрису: «Ваша речь - шедевр!»Жюри присяжных совещалось всего 15 минут - это очень мало для столь сложных процессов с таким большим числом преступниых эпизодов. Эта краткость служит лучшим указанием на то, что присяжные не испытывали ни малейших колебаний, вынося свой вердикт. Когда судья зачитал поданный ему вердикт присяжных: «Виновен», он обратился к Хейгу с традиционным в английском правосудии вопросом: «Что Вы можете сказать в свое оправдание?» (Это классическое обращение некоторыми судьями иногда формулировались таким образом: «Обвиняемый, скажите, существуют ли причины по которым Вас теперь нельзя повесить?»). Хейг ответил: «Вообще ничего» («Nothing at all»). Судья Хамфрис в ту же минуту вынес Джону Джорджу Хейгу смертный приговор. Произошло это 26 июля 1949 г. В оставшиеся до повешения несколько дней за Хейгом наблюдали два психиатра. Они не нашли никаких заметных отклонений в психике осужденного. Хейг написал пространные письма Стефенсам-отцу и дочерям; подготовил большую статью о самом себе для газеты «News of the world». Он признавался, что ждал появления в тюрьме родителей, но этого не произошло. Лишь мать преступника передала ему устный привет через одного из журналистов. Накануне казни Джон Хейг был перевезен в тюрьму «Вандсворт», поскольку там была виселица. Преступник был повешен утром 6 августа 1949 г. Хотя специальное постановление Министерства внутренних дел, принятое еще в 1890 г. , предписывало уничтожать веревку, которая использовалась для казни, а также личные вещи казненного преступника, в случае с Джоном Хейгом было сделано исключение.

Его одежда, а также волосы были переданы Музею Тюссо для того, чтобы в его экспозиции появилась появилась восковая фигура этого преступника, потрясшего своими злодеяниями и коварством всю страну.