Джейкоб ЭмориСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Как описать Джейкоба Эмори… ну, можно сказать, он из тех людей, которых никто не замечает. Нельзя сказать, чтобы он был плохим человеком, напротив, многие жители города считали, что ему можно доверить любую работу. Однако, ни в одном деле он так и не достиг совершенства. Про таких, как он говорят: «В любом деле подмастерье, ни в одном не мастер». Он поверхностно разбирался во всем, чем можно было заниматься в этом городе: автомобили, радио, торговля, — но ни одна профессия его не зацепила. Друзья и работники часто на это жаловались, но получали один и тот же ответ: «Этого недостаточно». Понятно, что те друзья, что у него остались, были или очень терпеливы, или никогда не говорили на эту тему. Когда Джейкоб уехал за границу, этому никто не удивился. Я не помню, куда он ездил, кажется, это знала Гертруда с соседней улицы, но она, увы, скончалась. Спроси кого-нибудь еще, если тебе это так интересно. В любом случае, никто его не удерживал. Все считали, что путешествие слегка уменьшит его амбиции или, может быть, удовлетворит их, и они перестанут быть проблемой. Черт, мы даже устроили ему прощальную вечеринку, и, по-моему, это было очень мило с нашей стороны. В общем, он уехал на шесть или семь лет. Я точно не помню. Об этом тоже лучше спросить кого-нибудь еще. В любом случае, он вернулся, и он, очевидно, изменился. Он стал приветливым, энергичным, улыбчивым, и мы вскоре узнали, почему. Он показал нам сувенир, который он привез с собой. Это была твердая черная палочка длиной с карандаш, но на ощупь напоминавшая мел. Мы все удивлялись, что такая простая вещь могла вызвать в нем такие перемены, пока он нам все не показал. Он взял лист бумаги и этой палочкой — Боже, придумать бы для нее более подходящее слово — этой палочкой он нарисовал кривоватый круг. Круг упал и остался на краю бумаги словно камень. Он не покинул бумагу, это было похоже как старый кинопроектор на экране. Сынок, я понимаю, как это звучит, и если ты такой скептик, можешь оставить старика наедине с его маразмом. Я знаю, что я видел, и хотя все об этом молчали, тот нарисованный камень действительно упал. Джейк даже дал нам эту бумагу, и пока ее передавали из рук в руки, камень катился у всех на глазах. У нас не было слов — да и что тут можно было сказать? Джейкоб же продолжил рисовать один рисунок за другим. Он рисовал человечков, которые появлялись в самых разных сценах — они то сражались друг с другом, то образовывали человеческие пирамиды. Нам это казалось невероятным. Джейкобу это было и нужно, он сказал, что чтобы расплатиться за еду и жилье он будет устраивать представления — рисовать все, что зрители захотят. Мы долго это обсуждали, но ему удалось убедить нас, что все будет безопасно, этично и прибыльно. При этом никто за пределами нашего городка ничего не узнает. Бедный Джейкоб. Если бы в тот момент я не был так изумлен, я бы понял, что все это было не к добру, и спас бы бедолагу, сломав эту чертову штуковину. Но я был молод, и мне, как и всем прочим, все это казалось невероятным опытом, которым мы потом смогли бы поделиться со всеми остальными. У него не было связей на радио или на телевидении, а Интернета тогда еще не было. Поэтому он сделал то же, что и остальные люди с небольшими сбережениями — стал рекламировать свое представление с помощью листовок. Вы, городские, не очень-то и замечаете листовки, но в таком захолустье они время от времени привлекают чье-то внимание. К тому же, Джейкоб сумел выделиться, нарисовав на листовках прыгающих человечков, а это уж не могло остаться без внимания. На его первое представление пришло человек шестьдесят, а может, и больше. Его представления были великолепны. Кто-нибудь называл сцену из пьесы или комедии, и рука Джейкоба летела вдоль белой стены как птица. Рисуя тот камень, он явно не показал всего, на что был способен. Все его иллюстрации были невероятно точными и ему нужно было всего несколько минут, чтобы изобразить человеческую фигуру. Задумываясь над этим, я не могу вспомнить, чтобы какая-нибудь из сцен длилась больше десяти минут. Сцены были отлично нарисованы. Можно было увидеть не только рыцаря, штурмующего замок, Джейк также рисовал замок изнутри — это было похоже на свадебный торт, разрезанный посередине. Было видно, как рыцарь прорывался сквозь стены замка, с боем проходил в темницу, забирал принцессу и в полной тишине спрыгивал с парапета замка на лошадь. Рисунки не были реалистичными, но в этом была своя прелесть — никто из нас не ожидал чего-то настоящего. Когда сцена заканчивалась, персонажи или исчезали со стены, или Джейк закрашивал ее белой краской. Это давало представлениям некоторое ограничение во времени, когда он заканчивал с каждой из четырех стен зала, все понимали, что представление закончено, пока не высохнет краска. Сам Джейк менялся в худшую сторону. Я уже говорил, что по возвращении он стал крайне энергичным. Так вот, эта энергия, эта живость, эта страсть, неважно, как это называть, не покидала его ни на минуту. Как описать Джейкоба Эмори… ну, можно сказать, он из тех людей, которых никто не замечает. Нельзя сказать, чтобы он был плохим человеком, напротив, многие жители города считали, что ему можно доверить любую работу. Однако, ни в одном деле он так и не достиг совершенства. Про таких, как он говорят: «В любом деле подмастерье, ни в одном не мастер». Он поверхностно разбирался во всем, чем можно было заниматься в этом городе: автомобили, радио, торговля, — но ни одна профессия его не зацепила. Друзья и работники часто на это жаловались, но получали один и тот же ответ: «Этого недостаточно». Понятно, что те друзья, что у него остались, были или очень терпеливы, или никогда не говорили на эту тему. Когда Джейкоб уехал за границу, этому никто не удивился. Я не помню, куда он ездил, кажется, это знала Гертруда с соседней улицы, но она, увы, скончалась. Спроси кого-нибудь еще, если тебе это так интересно. В любом случае, никто его не удерживал. Все считали, что путешествие слегка уменьшит его амбиции или, может быть, удовлетворит их, и они перестанут быть проблемой. Черт, мы даже устроили ему прощальную вечеринку, и, по-моему, это было очень мило с нашей стороны. В общем, он уехал на шесть или семь лет. Я точно не помню. Об этом тоже лучше спросить кого-нибудь еще. В любом случае, он вернулся, и он, очевидно, изменился. Он стал приветливым, энергичным, улыбчивым, и мы вскоре узнали, почему. Он показал нам сувенир, который он привез с собой. Это была твердая черная палочка длиной с карандаш, но на ощупь напоминавшая мел. Мы все удивлялись, что такая простая вещь могла вызвать в нем такие перемены, пока он нам все не показал. Он взял лист бумаги и этой палочкой — Боже, придумать бы для нее более подходящее слово — этой палочкой он нарисовал кривоватый круг. Круг упал и остался на краю бумаги словно камень. Он не покинул бумагу, это было похоже как старый кинопроектор на экране. Сынок, я понимаю, как это звучит, и если ты такой скептик, можешь оставить старика наедине с его маразмом. Я знаю, что я видел, и хотя все об этом молчали, тот нарисованный камень действительно упал. Джейк даже дал нам эту бумагу, и пока ее передавали из рук в руки, камень катился у всех на глазах. У нас не было слов — да и что тут можно было сказать? Джейкоб же продолжил рисовать один рисунок за другим. Он рисовал человечков, которые появлялись в самых разных сценах — они то сражались друг с другом, то образовывали человеческие пирамиды. Нам это казалось невероятным. Джейкобу это было и нужно, он сказал, что чтобы расплатиться за еду и жилье он будет устраивать представления — рисовать все, что зрители захотят. Мы долго это обсуждали, но ему удалось убедить нас, что все будет безопасно, этично и прибыльно. При этом никто за пределами нашего городка ничего не узнает. Бедный Джейкоб. Если бы в тот момент я не был так изумлен, я бы понял, что все это было не к добру, и спас бы бедолагу, сломав эту чертову штуковину. Но я был молод, и мне, как и всем прочим, все это казалось невероятным опытом, которым мы потом смогли бы поделиться со всеми остальными. У него не было связей на радио или на телевидении, а Интернета тогда еще не было. Поэтому он сделал то же, что и остальные люди с небольшими сбережениями — стал рекламировать свое представление с помощью листовок. Вы, городские, не очень-то и замечаете листовки, но в таком захолустье они время от времени привлекают чье-то внимание. К тому же, Джейкоб сумел выделиться, нарисовав на листовках прыгающих человечков, а это уж не могло остаться без внимания. На его первое представление пришло человек шестьдесят, а может, и больше. Его представления были великолепны. Кто-нибудь называл сцену из пьесы или комедии, и рука Джейкоба летела вдоль белой стены как птица. Рисуя тот камень, он явно не показал всего, на что был способен. Все его иллюстрации были невероятно точными и ему нужно было всего несколько минут, чтобы изобразить человеческую фигуру. Задумываясь над этим, я не могу вспомнить, чтобы какая-нибудь из сцен длилась больше десяти минут. Сцены были отлично нарисованы. Можно было увидеть не только рыцаря, штурмующего замок, Джейк также рисовал замок изнутри — это было похоже на свадебный торт, разрезанный посередине. Было видно, как рыцарь прорывался сквозь стены замка, с боем проходил в темницу, забирал принцессу и в полной тишине спрыгивал с парапета замка на лошадь. Рисунки не были реалистичными, но в этом была своя прелесть — никто из нас не ожидал чего-то настоящего. Когда сцена заканчивалась, персонажи или исчезали со стены, или Джейк закрашивал ее белой краской. Это давало представлениям некоторое ограничение во времени, когда он заканчивал с каждой из четырех стен зала, все понимали, что представление закончено, пока не высохнет краска. Сам Джейк менялся в худшую сторону. Я уже говорил, что по возвращении он стал крайне энергичным. Так вот, эта энергия, эта живость, эта страсть, неважно, как это называть, не покидала его ни на минуту. Мало того, она росла, и он все больше ею наслаждался. Глаза его стали шире, он стал меньше спать, а его мнения стали более резкими и радикальными. Со временем, люди, бывавшие в его компании, стали нервничать. Прошел месяц или два, и аудитория Джейка разрослась как лесной пожар. Почти все горожане платили деньги за то, чтобы увидеть искусство Джейка в действии, и ему приходилось снимать здания попросторнее, чтобы их всех уместить. Он уже не останавливался после окончания одной сцены и тут же рисовал на стене следующую. Иногда две сцены сливались вместе, но публике это только нравилось. Темы сцен становились все более дикими и аморальными, чудовища все более причудливыми, а воины использовали совершенно невозможное оружие — все в угоду интересам толпы. Джейк стал менее сдержанным, как мы решили, его испортили деньги. Он стал бабником и пьяницей (при этом ничто не могло утолить его кипучую энергию). Некоторые их его любовниц рассказывали, что они просыпались среди ночи и видели, как он что-то чертил своей палочкой с огромной ухмылкой на лице. Большинство женщин решило, что он рисовал их в голом виде, но ходили слухи, что две из них все же заглянули в его блокнот. Эти незнакомки утверждали, что на рисунках не было никакой обнаженки, но при этом они отказывались рассказать, что на самом деле рисовал Джейк. Не ищи блокноты или листовки, они все давно пропали. Впрочем, я отвлекся, суть в том, что он стал пить, и это важно, потому что именно пьянство, в конечном итоге, все и испортило. Когда он выходил перед ликующей толпой во время одного из своих представлений, всем было ясно, что он пьян. Я сидел в переднем ряду, и от него несло перегаром за десять футов. Представление началось. По просьбам публики, он сделал несколько сцен, а потом кто-то попросил, чтобы он нарисовал себя. Всем понравилась это идея, думаю, людям хотелось знать, что творения Джейкоба думают о нем самом. В конце концов, он согласился. Не успел Джейк соединить две линии на своей куртке, как все персонажи, нарисованные на огромной стене, застыли на месте и посмотрели на эту иллюстрацию. Любовники перестали целоваться, клоуны перестали смеяться, роботы перестали сражаться с пиратами, они все смотрели на нарисованного Джейкоба. Толпа почти мгновенно замерла. Я помню лицо Джейка, мертвенно бледное, полное понимания его ужасной ошибки. Он отчаянно искал канистру с белой краской, которую он спьяну забыл вынести перед представлением. Что до всех остальных, они смотрели на нарисованного Джейка. Этот Джейкоб опустил руку в карман и вынул свою черную палочку. Он прямо у нас на глазах нарисовал дверь. Он толкнул её, и дверь открылась, позволив ему войти в зал. За этим последовал настоящий адский пандемониум. Люди кричали и бежали к выходу, а персонажи Джейкоба, как те, что были на стене, так и те, кого он закрасил белой краской, помчались к нарисованной двери, кидаясь тортами, стреляя лазерами, извергая из пастей огонь, яд и все, что возможно. Я был достаточно близко к выходу и успел бросить последний взгляд. То, что я увидел, будет преследовать меня до конца жизни. Джейкоб Эмори кричал и упирался, пока его творения тащили его сквозь дверь, которую нарисовала его копия. Аудитория сгорела дотла, но я не представляю, скольким персонажам удалось сбежать, что случилось с двойником Эмори, и сколько людей погибло. На пожар приехали пожарники из ближайших городов, им, в свою очередь, пришлось вызывать на помощь полицию, а та поставила в известность правительство, которое сделало все, чтобы эта история не была предана огласке. Все листовки и оставшиеся работы Джейка забрали, а от людей под угрозой пожизненного заключения потребовали дать присягу о молчании. Причиной пожара объявили брошенную в помойку сигарету, и мы продолжили жить как прежде. Стало принято считать. что Джейкоба никогда не было. Оглядываясь назад, я все понимаю. Джейкоб не просто рисовал картинки. Картинки не двигаются, а тем более, ни на кого не нападают. Это всего лишь образы, которые видят люди, тени, напоминающие настоящие вещи. Джейкоб же создавал жизнь — настоящих мыслящих существ в каком-то альтернативном измерении. При этом он использовал силу, которая не должна была попасть в руки простых смертных. Он опьянел от власти. Возможно, его наказание было заслуженным. В двух случаях правительство прокололось. Ему удалось заткнуть всем рты, но осталось одно доказательство. Знаешь, эти руины еще существуют. Руины аудитории. Я слышал, там собираются начать строительство, и тогда исчезнет последние доказательство, которое может увидеть каждый. Я там был только один раз, через несколько лет после пожара. Среди покрытого пеплом хлама я увидел, как что-то извивается. Присмотревшись поближе, я увидел на стене руку Джейкоба Эмори. Она была такой же, как три года назад, потной и мозолистой. Она постоянно двигалась, как будто ее тело все еще корчилось в огне. Это была ошибка номер один. Вторым номером были его творения. Я уже сказал, что не знаю, скольким из них удалось сбежать, и скольких из них поймали правительственные агенты. Одно тебе скажу. Знаешь те заросшие травой поля на краю города? Не ходи туда. Никогда. Ты ведь спрашивал про те белые фигуры, которые ты видел ночью? В этом городе нет историй о привидениях.