Дворовая играСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Мне и моей младшей сестре посчастливилось застать в детстве то прекрасное время, когда компьютеров еще не было и все забавы ребенку приходилось искать вне стен квартиры. Вика и другие девчонки ее возраста обычно играли во дворе в куклы, магазин, парикмахерскую. Я в это время лазил вместе со своими товарищами по гаражам и деревьям, исследовал чердаки и подвалы на нашей улице, жег солярку на пристани и выкладывал камнями рельсы ближайшей железной дороги. Пацаном я был бравым и безрассудным – едва ли преувеличу, если скажу, что бывали моменты, когда я находился на волосок от смерти. Благо есть в нашем мире какие-то силы, которые оберегают детей. В этом я не единожды убеждался и в дальнейшем. Лето было наилучшим периодом года. Дворовая компания у нас и так была немаленькая, а в свободное от школы время сюда к родственникам приезжало еще почти столько же ребятни, и становилось весело как никогда. Мы переставали делиться на девчачьи и мальчишечьи компании, всем табором ходили на пляж, бегали за молочными коктейлями в гастроном, играли во всевозможные игры. Днем мы чаще всего скрывались от солнца в подъездах или беседке, коротая время за «Монополией» и картами. Когда жара спадала, принимались играть в «казаков-разбойников» и «зомби». Последняя игра представляла собой усовершенствованные нами салки, когда водящий сперва ловил одного человека, потом они вместе открывали охоту за другими и так далее, пока в конечном итоге не оставался один «живой». Ему в следующем раунде полагался кусочек мела, которым он мог рисовать на асфальте черты, через каждую из которых «зомби» не должны были переступать по десять секунд. Особое удовольствие доставляло быстро делать по нескольку параллельных линий, тем самым вынуждая преследователей не тратить время на подсчеты, а бежать в обход. Но самое великолепное времяпрепровождение ждало нас каждый вечер, когда садилось солнце, и мы начинали играть в прятки. Наш двор, окутанный темнотой, был идеальным местом для этой забавы. С одной стороны условную игровую территорию ограждал наш пятиэтажный г-образный дом, обеспечивавший двору единственное освещение в лице лампочек над подъездными дверями. С другой находился обнесенный кованой изгородью заброшенный детский сад, в то время пустовавший и ожидавший перемещения районного суда. Возле бывшего детсада возвышался пригорок, обильно заросший деревьями и кустарником. В самом дворе можно было найти палисадники с чуть менее богатой, чем на пригорке, флорой, детскую площадку, столбы с веревками, где неизменно сушилось чье-то белье, три ржавых гаража, между которыми зияли две заманчивые, но всем известные щели, глубокий наружный вход в подвал, пару высоких валунов и многое другое. Одним словом, мест для прятанья было предостаточно и постоянно находились новые. Мне тогда было девять лет, Вике – пять. В один из поздних июльских вечеров наша дружная компания традиционно развлекалась игрой в прятки. Очередной водящий, уткнувшись лицом в стену дома, начал отсчет, а остальные игроки, смеясь и предвкушая первосортный стелс-экшен, рассыпались по темноте. Мне пришло в голову спрятаться под автомобилем, стоящим на проезжей части двора. Лежа на нагретом асфальте, я немного погодя услышал несколько победных «Дыр-дыра, сам за себя!» и то, как пару игроков водящий в свою очередь «задырдырил». Потом вдалеке вдруг послышался Викин плач. Услышав его, я подумал, что Вику либо обидели, либо она упала, ударилась или что-то в этом роде. В любом случае нужно было пойти узнать, что стряслось. Я вылез из-под машины, подошел к дому и окликнул сестру. Водящий бесцеремонно «задырдырил» меня и вместе с другими ребятами, ожидавшими окончания раунда, сказал мне, что они видели, как плачущая Вика побежала домой. Я пошел следом за ней, хоть и знал, что мне могло здорово влететь от родителей за то, что не уследил. Когда я открыл дверь квартиры, ко мне вышла взволнованная мать и стала расспрашивать, что случилось на улице. Я честно ответил ей, что не имел ни малейшего представления: мы играли двором в прятки, я и сестра спрятались в разных местах, потом я услышал, как она заплакала…Вика сидела в кухне и, всхлипывая, пила молоко. Успокоившись, она сперва отказывалась отвечать на наши с матерью вопросы, потом сказала лишь: «Я испугалась». Больше мы не смогли вытянуть из нее ни слова. Признаться, я не придал Викиным словам никакого значения, поскольку в детстве она боялась всего на свете: иллюстраций насекомых в детской энциклопедии, рекламы «шипучего Целаскона», красной рожицы, нарисованной кем-то на соседнем доме, подаренной маминой подругой игрушечной обезьяны и кучи других вещей. Я решил, что сестру напугала очередная глупость вроде этих. «Ну и сиди себе дома, мне меньше забот», – подумал я. Было вообще удивительно, что Вика играла с нами в прятки, «казаков-разбойников» и прочие подвижные игры. Пряталась она плохо, бегала медленно, водить ее никогда не заставляли, а ловили только в крайних случаях. Мне и моей младшей сестре посчастливилось застать в детстве то прекрасное время, когда компьютеров еще не было и все забавы ребенку приходилось искать вне стен квартиры. Вика и другие девчонки ее возраста обычно играли во дворе в куклы, магазин, парикмахерскую. Я в это время лазил вместе со своими товарищами по гаражам и деревьям, исследовал чердаки и подвалы на нашей улице, жег солярку на пристани и выкладывал камнями рельсы ближайшей железной дороги. Пацаном я был бравым и безрассудным – едва ли преувеличу, если скажу, что бывали моменты, когда я находился на волосок от смерти. Благо есть в нашем мире какие-то силы, которые оберегают детей. В этом я не единожды убеждался и в дальнейшем. Лето было наилучшим периодом года. Дворовая компания у нас и так была немаленькая, а в свободное от школы время сюда к родственникам приезжало еще почти столько же ребятни, и становилось весело как никогда. Мы переставали делиться на девчачьи и мальчишечьи компании, всем табором ходили на пляж, бегали за молочными коктейлями в гастроном, играли во всевозможные игры. Днем мы чаще всего скрывались от солнца в подъездах или беседке, коротая время за «Монополией» и картами. Когда жара спадала, принимались играть в «казаков-разбойников» и «зомби». Последняя игра представляла собой усовершенствованные нами салки, когда водящий сперва ловил одного человека, потом они вместе открывали охоту за другими и так далее, пока в конечном итоге не оставался один «живой». Ему в следующем раунде полагался кусочек мела, которым он мог рисовать на асфальте черты, через каждую из которых «зомби» не должны были переступать по десять секунд. Особое удовольствие доставляло быстро делать по нескольку параллельных линий, тем самым вынуждая преследователей не тратить время на подсчеты, а бежать в обход. Но самое великолепное времяпрепровождение ждало нас каждый вечер, когда садилось солнце, и мы начинали играть в прятки. Наш двор, окутанный темнотой, был идеальным местом для этой забавы. С одной стороны условную игровую территорию ограждал наш пятиэтажный г-образный дом, обеспечивавший двору единственное освещение в лице лампочек над подъездными дверями. С другой находился обнесенный кованой изгородью заброшенный детский сад, в то время пустовавший и ожидавший перемещения районного суда. Возле бывшего детсада возвышался пригорок, обильно заросший деревьями и кустарником. В самом дворе можно было найти палисадники с чуть менее богатой, чем на пригорке, флорой, детскую площадку, столбы с веревками, где неизменно сушилось чье-то белье, три ржавых гаража, между которыми зияли две заманчивые, но всем известные щели, глубокий наружный вход в подвал, пару высоких валунов и многое другое. Одним словом, мест для прятанья было предостаточно и постоянно находились новые. Мне тогда было девять лет, Вике – пять. В один из поздних июльских вечеров наша дружная компания традиционно развлекалась игрой в прятки. Очередной водящий, уткнувшись лицом в стену дома, начал отсчет, а остальные игроки, смеясь и предвкушая первосортный стелс-экшен, рассыпались по темноте. Мне пришло в голову спрятаться под автомобилем, стоящим на проезжей части двора. Лежа на нагретом асфальте, я немного погодя услышал несколько победных «Дыр-дыра, сам за себя!» и то, как пару игроков водящий в свою очередь «задырдырил». Потом вдалеке вдруг послышался Викин плач. Услышав его, я подумал, что Вику либо обидели, либо она упала, ударилась или что-то в этом роде. В любом случае нужно было пойти узнать, что стряслось. Я вылез из-под машины, подошел к дому и окликнул сестру. Водящий бесцеремонно «задырдырил» меня и вместе с другими ребятами, ожидавшими окончания раунда, сказал мне, что они видели, как плачущая Вика побежала домой. Я пошел следом за ней, хоть и знал, что мне могло здорово влететь от родителей за то, что не уследил. Когда я открыл дверь квартиры, ко мне вышла взволнованная мать и стала расспрашивать, что случилось на улице. Я честно ответил ей, что не имел ни малейшего представления: мы играли двором в прятки, я и сестра спрятались в разных местах, потом я услышал, как она заплакала…Вика сидела в кухне и, всхлипывая, пила молоко. Успокоившись, она сперва отказывалась отвечать на наши с матерью вопросы, потом сказала лишь: «Я испугалась». Больше мы не смогли вытянуть из нее ни слова. Признаться, я не придал Викиным словам никакого значения, поскольку в детстве она боялась всего на свете: иллюстраций насекомых в детской энциклопедии, рекламы «шипучего Целаскона», красной рожицы, нарисованной кем-то на соседнем доме, подаренной маминой подругой игрушечной обезьяны и кучи других вещей. Я решил, что сестру напугала очередная глупость вроде этих. «Ну и сиди себе дома, мне меньше забот», – подумал я. Было вообще удивительно, что Вика играла с нами в прятки, «казаков-разбойников» и прочие подвижные игры. Пряталась она плохо, бегала медленно, водить ее никогда не заставляли, а ловили только в крайних случаях. Она даже правил ни одной игры толком не знала. Может, участвовала просто ради того, чтобы влиться в компанию. Я отправился гулять дальше и, надо сказать, отлично провел тогда время. Мне не единожды пригодилась ранее найденная под машиной нычка, которую никто, к счастью, не заметил. Также я часто прятался в кустах на склоне пригорка. Однажды ко мне сверху тихо спустился Сашка Матвеев – мальчишка, который приезжал сюда летом к дедушке с бабушкой, – и сообщил, что нашел потрясающую нычку за пригорком, по-видимому, возле ограды заброшенного детсада. Я уже было полез наверх вместе с ним, чтобы собственнолично увидеть расхваливаемую им находку, но потом заметил, что водившая девчонка направилась снизу рассматривать игровую площадку, и посчитал, что этот момент стоило использовать. Поэтому я покинул Сашку и помчался избавлять себя от участи водящего в следующем раунде, а потом как-то забыл о рассказанном мне секрете, поскольку и без него было чем разнообразить игру. Я, например, придумал прятаться в тени деревьев и, будучи невидимым для находящихся на свету людей, спокойно стоять там и следить за чужим перемещением. А мой сосед по подъезду Димка Лыткин, вынесший из дома советский металлический фонарик, в один из раундов включил его и положил на землю за массивными валунами, потом вернулся и попросил всех спрятаться в одном и том же месте в противоположной части двора. Результат всецело оправдал наши ожидания: водящий, заметив свет фонарика, твердым шагом направился к камням, но не успел он дойти до них, как больше двадцати человек коллективно подбежали к стене дома и каждый прокричал «Дыр-дыра, сам за себя!», тем самым вынудив несчастного водить еще раз. Сейчас я, конечно, понимаю, что это был попросту обман ради обмана, но тогда мы искренне посчитали Димку гением тактики. В общем, в тот раз мы повеселились от души и играли допоздна, пока большинство из нас не были загнаны взрослыми домой. У меня на приятные жизненные моменты, пусть даже давнопрошедшие, память очень хорошая. Это было двенадцать лет назад. Сестра в этом году окончила школу, я через год буду оканчивать ВУЗ. На днях Вика ловко поймала паука, ползшего по кухонному столу, и выкинула его в окно. Я отметил, что когда-то она до смерти боялась даже нарисованных пауков, не говоря уже о настоящих, и мы разговорились с ней, вспомнив всю ту ерунду, что пугала ее в детстве. Разговор, как вы поняли, дошел и до вышеописанного случая, после которого сестра напрочь перестала с нами играть. Услышав мой вопрос о том злополучном дне, Вика рассмеялась и охотно поделилась давней тайной. Вот только мне, когда она начала говорить, стало не до смеха – по коже у меня побежал холодок. Вика рассказала, что она тогда в кои-то веки хорошо спряталась, а именно тоже в кустах на склоне пригорка. И через некоторое время сверху точно так же на четвереньках спустился Сашка Матвеев. Сев рядом с ней, он сказал, что нашел за пригорком красивую куклу, которую хотел бы ей подарить. Родители строго запрещали нам брать что-то у чужих, поэтому Вика ответила, что ей ничего не нужно. Сашка начал настойчиво уговаривать ее пойти наверх, чуть ли не хватая за руку. Вика разозлилась и сказала ему, чтобы он отстал. Услышав это, Матвеев, по ее словам, скорчил жуткую раздосадовано-враждебную гримасу и вдруг принялся с остервенением жрать траву, буквально вырывать с комками земли и запихивать себе в рот. Мою сестру его поведение, разумеется, испугало. Она заплакала и попросила Сашку уйти. И он на удивление ушел, точнее как-то своеобразно попятился и, не отрывая от Вики злобного взгляда, скрылся на темном пригорке, откуда и появился. Почему Викин рассказ поверг меня спустя столько лет в страх? Матвеев, может, и был пацаном со странностями – я точно сказать этого не могу, поскольку в свое время общался с ним очень мало. Вот только это не он поочередно посетил нас с сестрой в тот вечер, под разными предлогами приглашая пойти посмотреть что-то в кромешной темноте за пригорком. Потому что я с абсолютной, стопроцентной точностью помню, что именно Сашка «задырдырил» меня возле дома, когда я вылез из-под машины и пошел разбираться, почему заплакала Вика. И что бы это ни прилезало тогда сверху, я-то уже почти последовал за ним, если бы не мое порывистое решение побежать во двор.