Дом у дорогиСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Когда я училась в школе, мама мне говорила, что это будет самой незабываемой порой в моей жизни, как и у нее. Мол, даже и не сомневайся в этом, дочка, иначе и быть не может. Так что я мечтала об этом времени, которое наконец-то настало. После окончания школы я поступила в университет на художественную кафедру. И представляете, все мои ожидания оправдались, и мечты сбылись. В данном случае я имела в виду добрые ожидания и мечты, а вот про незабываемое… Но не стану забегать вперед, расскажу обо всем по порядку. Это в самом деле, незабываемые годы. Мы веселились и куражились, как дети в пионерлагерях, при этом еще не забывая учиться. Учиться, учиться и еще раз учиться. Не стану скрывать, что учеба в универе была привлекательна не только тем, что учиться было по-настоящему интересно, что группа у нас сформировалась очень дружная и сплоченная, что повезло с адекватными и квалифицированными преподавателями, но еще и тем, что это далеко не было похоже на школу со строжайшей дисциплиной, которая в свое время всех достала. Можно было, например, пропустить первую пару по физкультуре. Но при этом нормативы на зачете сдавали все без исключения. А во время «окна» можно было сгонять в общагу, покурить там одну на пятерых, заначенную кем-нибудь сигаретку, со студентами с других факультетов, перетереть за учебу и за жизнь. Ну, или сделать то же самое в парке напротив центрального корпуса университета. Что уж говорить о праздниках? Гуляли всей общагой, шныряли без конца с этажа на этаж. Случалось, что машиностроители с третьего этажа забывались хмельным сном на шестом у экономистов, экономисты на восьмом у психологов, а психологи на втором у художников. Словом, дружный и веселый такой муравейник. Но, простите, праздники и сабантуи — это конечно здорово, а учеба есть учеба. Ей-то, разумеется, была посвящена основная часть времени. Мы в самом деле учились, посещали лекции, работали в различных мастерских и частенько корпели над научными трудами в библиотеках. Сессии никто не отменял. Но также после учебы и сессий были еще у нас производственные практики в летнее время. Сразу оговорюсь, такие практики – это неотъемлемая часть обучения и порой нелегкий физический труд. Но это, признаюсь, были сказочные поездки, не идущие ни в какое сравнение со школьными каникулами. Различные незнакомые города, по которым было страшно любопытно гулять по вечерам и познавать нечто новое и старинное. Интересные объекты, на которых мы трудились днем, вкладывая в свою работу наши способности и души. Это были и трафареты на стенах, и мозаики, и росписи, и витражи, и реставрации скульптур, да масса всего. А по вечерам полное отсутствие тотального контроля. Разумеется, какая-никакая, но дисциплина все же существовала: подъем в определенное время (не важно, сколько часов ты спал, а встать будь любезен вовремя), завтрак-обед-ужин по расписанию, рабочая практика, естественно, тоже лимитировалась, но вечерами мы были вольны делать то, что в голову взбредет. В таком вот режиме прошло три года, и после сдачи очередной сессии мы сборным составом из двух групп поехали на очередную летнюю «производку». Только на этот раз не в другой город, а в лечебницу в нашей области. Там строился новый корпус, и мы, выиграв, как это сейчас называется, тендер, должны были по своему выигранному эскизу отлить пятислойный гипсовый рельеф 25*2 метра. Да еще и к стене его при помощи арматур присобачить в этом самом новом корпусе. Задача, признаюсь, не из простых, но это никого не напугало. Наоборот, все с горящими глазами стремились к новым подвигам и свершениям. Поселили нас с такими удобствами, о каких бедным студентам даже и не мечталось: в отдельном новеньком коттедже, с тремя комнатами, в которые мы заселились по принципу «девочки налево – мальчики направо». Кухня, туалет и душ были общими, но это, естественно никого не смутило. Все чистенько, ухожено. Сам коттедж находился на общей территории лечебницы, но чуть в глубине, почти в лесу. В итоге получилось так, что ни мы пациентам не мешали, ни они нам. Кругом огромные сосны, дорожки подметались ежедневно, воздух и запах прямо-таки дурманили после городского смога. По всему лесу, даже рядом с тропинками, встречались россыпи земляники и черники, которые мы собирали в стаканы и толкли их с сахаром, тут же беспощадно пожирая казенными чайными ложками. В таких условиях наша работа, какой бы непростой и физически тяжелой она не была, спорилась неожиданно быстро, опережая плановый график. Вечерами, как и прежде, мы были предоставлены сами себе. И любимым нашим развлечением были посиделки у костра с гитарой, только не на территории лечебницы, а за ее пределами. Через дорогу, после выхода за центральные ворота, возвышался величественный сосновый бор, где мы облюбовали славную костровую полянку, на которой и сидели почти каждый вечер до ночи. Беспечно болтали, хохотали, пели песни, жарили сосиски и пекли картошку. Только вот, картошка с сосисками из воздуха не брались, их нужно было где-то добывать. Когда я училась в школе, мама мне говорила, что это будет самой незабываемой порой в моей жизни, как и у нее. Мол, даже и не сомневайся в этом, дочка, иначе и быть не может. Так что я мечтала об этом времени, которое наконец-то настало. После окончания школы я поступила в университет на художественную кафедру. И представляете, все мои ожидания оправдались, и мечты сбылись. В данном случае я имела в виду добрые ожидания и мечты, а вот про незабываемое… Но не стану забегать вперед, расскажу обо всем по порядку. Это в самом деле, незабываемые годы. Мы веселились и куражились, как дети в пионерлагерях, при этом еще не забывая учиться. Учиться, учиться и еще раз учиться. Не стану скрывать, что учеба в универе была привлекательна не только тем, что учиться было по-настоящему интересно, что группа у нас сформировалась очень дружная и сплоченная, что повезло с адекватными и квалифицированными преподавателями, но еще и тем, что это далеко не было похоже на школу со строжайшей дисциплиной, которая в свое время всех достала. Можно было, например, пропустить первую пару по физкультуре. Но при этом нормативы на зачете сдавали все без исключения. А во время «окна» можно было сгонять в общагу, покурить там одну на пятерых, заначенную кем-нибудь сигаретку, со студентами с других факультетов, перетереть за учебу и за жизнь. Ну, или сделать то же самое в парке напротив центрального корпуса университета. Что уж говорить о праздниках? Гуляли всей общагой, шныряли без конца с этажа на этаж. Случалось, что машиностроители с третьего этажа забывались хмельным сном на шестом у экономистов, экономисты на восьмом у психологов, а психологи на втором у художников. Словом, дружный и веселый такой муравейник. Но, простите, праздники и сабантуи — это конечно здорово, а учеба есть учеба. Ей-то, разумеется, была посвящена основная часть времени. Мы в самом деле учились, посещали лекции, работали в различных мастерских и частенько корпели над научными трудами в библиотеках. Сессии никто не отменял. Но также после учебы и сессий были еще у нас производственные практики в летнее время. Сразу оговорюсь, такие практики – это неотъемлемая часть обучения и порой нелегкий физический труд. Но это, признаюсь, были сказочные поездки, не идущие ни в какое сравнение со школьными каникулами. Различные незнакомые города, по которым было страшно любопытно гулять по вечерам и познавать нечто новое и старинное. Интересные объекты, на которых мы трудились днем, вкладывая в свою работу наши способности и души. Это были и трафареты на стенах, и мозаики, и росписи, и витражи, и реставрации скульптур, да масса всего. А по вечерам полное отсутствие тотального контроля. Разумеется, какая-никакая, но дисциплина все же существовала: подъем в определенное время (не важно, сколько часов ты спал, а встать будь любезен вовремя), завтрак-обед-ужин по расписанию, рабочая практика, естественно, тоже лимитировалась, но вечерами мы были вольны делать то, что в голову взбредет. В таком вот режиме прошло три года, и после сдачи очередной сессии мы сборным составом из двух групп поехали на очередную летнюю «производку». Только на этот раз не в другой город, а в лечебницу в нашей области. Там строился новый корпус, и мы, выиграв, как это сейчас называется, тендер, должны были по своему выигранному эскизу отлить пятислойный гипсовый рельеф 25*2 метра. Да еще и к стене его при помощи арматур присобачить в этом самом новом корпусе. Задача, признаюсь, не из простых, но это никого не напугало. Наоборот, все с горящими глазами стремились к новым подвигам и свершениям. Поселили нас с такими удобствами, о каких бедным студентам даже и не мечталось: в отдельном новеньком коттедже, с тремя комнатами, в которые мы заселились по принципу «девочки налево – мальчики направо». Кухня, туалет и душ были общими, но это, естественно никого не смутило. Все чистенько, ухожено. Сам коттедж находился на общей территории лечебницы, но чуть в глубине, почти в лесу. В итоге получилось так, что ни мы пациентам не мешали, ни они нам. Кругом огромные сосны, дорожки подметались ежедневно, воздух и запах прямо-таки дурманили после городского смога. По всему лесу, даже рядом с тропинками, встречались россыпи земляники и черники, которые мы собирали в стаканы и толкли их с сахаром, тут же беспощадно пожирая казенными чайными ложками. В таких условиях наша работа, какой бы непростой и физически тяжелой она не была, спорилась неожиданно быстро, опережая плановый график. Вечерами, как и прежде, мы были предоставлены сами себе. И любимым нашим развлечением были посиделки у костра с гитарой, только не на территории лечебницы, а за ее пределами. Через дорогу, после выхода за центральные ворота, возвышался величественный сосновый бор, где мы облюбовали славную костровую полянку, на которой и сидели почти каждый вечер до ночи. Беспечно болтали, хохотали, пели песни, жарили сосиски и пекли картошку. Только вот, картошка с сосисками из воздуха не брались, их нужно было где-то добывать. А тут можно было добыть только самопальную водку у местных самогонщиков. Кстати, пару раз по рекомендации строителей, мы ее брали, и самое интересное то, что водка оказалась вполне достойной и доброй. Так что съестные припасы для «костровых изысков» нам приходилось покупать за пределами нашей лечебницы. В двух километрах от нее находилась деревня, до которой путешествовать, понятное дело пешком, было еще одним развлечением. Правда, один раз на обратном пути мы тормознули трактор и с ветерком доехали на нем, тоже развлеклись. Итак, в той деревне был магазин. Иногда кто-то из нашей команды ленился идти, мол, отстаньте, устал я с этим чертовым гипсом. Кто-то ссылался на «пошли вы нафиг со своими сосисками, не сдались они мне», а после этого все-таки их лопал с завидным аппетитом. Но факт остается фактом: в деревню часто ходили те, кому хотелось лишний раз прогуляться. Меня, в частности, помимо этих прогулок, очень забавлял в этом магазине отдел бытовой химии. Сколько раз я туда заходила, видела одну и ту же картину: все полки были заставлены… До сих пор смеюсь, когда вспоминаю… Бальзамом для ног с неприлично гордым названием «Демон». И все, ничего больше. И каждый раз я не могла удержать слез умиления. Бальзам для копыт, видимо? Да еще в таком количестве. Хохотали всей толпой. Вот в один из таких ранних вечеров, готовясь к традиционным посиделкам у костра, мы втроем в продуктовом отделе этого магазина покупали вожделенные картошку и сосиски. И тогда же на пробу взяли бурду под названием «Яблочко». Какой-то слабоалкогольный портвейн или винный напиток, сейчас уже и не вспомню. Попробовав его недалеко от магазина на местной завалинке, мы решили, что он вполне «съедобен». Пусть и пахнет парфюмерией, зато пьется приятно и на вкус даже вполне напоминает яблоко. Молодо-зелено ведь, денег мало, а «Яблочко» дешевое и, как нам тогда казалось, вкусное. Подумали, посчитали оставшийся бюджет да еще пять бутылок взяли, на всю толпу, чтобы потом еще четыре километра туда-обратно не мотать. А то ведь обидно будет. Мы тут под «Яблочком» пришли, а остальным шиш под нос? Скидывались-то все вместе. В общем, купили и пошли обратно. И вот вдруг по дороге назад произошло нечто непонятное. Где-то на половине пути до лечебницы, проходя по дороге мимо сгоревшего дома и рядом стоящего свеженького сруба, Витька остановился как вкопанный. Сегодня он в первый раз увидел это место (если точнее, второй, путь-то был уже обратный). Приехал он только сегодня утром своим ходом, в городе его задержали дела сердечные, с девушкой своей расставался. Вообще, признаюсь честно, мне каждый раз, когда мы проходили мимо этого места, было очень жутко, даже появлялся легкий сквозящий холодок между лопаток. Вот представьте себе: справа – лес. Слева – поле. А на поле голая прогоревшая земля, на которой ничего нет, даже травы и на этой земле сгоревшая избушка. Рядом с избушкой свежий сруб. И больше ни одной постройки на километр слева и на километр справа. Воздух спертый, вязкий, тяжелый, несет гарью и еще чем-то непонятным, похожим то ли на несвежую жареную рыбу, то ли на какую-то еще тухлятину. При этом из леса, что напротив, даже птичьих голосов не доносится. Передергивало меня всегда от этого участка. И вот стоит наш Витек, глазами хлопает и ни с места. — Ребят, давайте-ка передохнем. — Вить, давай чуть позже, ну хоть через пару сотен метров!— Не могу, честное слово. Не могу и все тут. — «Яблочко» тебе так в голову стукнуло?— Не знаю. Присесть хочу, ноги не несут. Мы с Денисом, как полковые товарищи, конечно, подхватили его под мышки и усадили на обочине дороги со стороны сгоревшей избушки. — Как чувствуешь себя? – я пощупала его лоб. Температуры вроде бы нет. — Туда хочу. Очень прошу, проводите меня туда. — Куда?— К срубу, — и он уверенно указал на него пальцем. Переглянувшись и не задавая лишних вопросов, мы перетащили Витьку на сруб, на котором он осел как тюфяк, вцепившись руками в свежеструганные бревна. — Денис, быстро на дорогу и лови любую машину, трактор, бульдозер, что угодно!Мобильных телефонов тогда еще не было. Деня тут же сорвался, но дорога была пустынной. Я, поддерживая качающегося на бревне Витьку, здорово перетрухнула, потому как не знала, что делать, как ему помочь. И главное, не понимала, чем вызвана у Витьки такая реакция. Что с ним? И при чем тут «проводите меня к срубу»? Не поверите, наверное, но меньше, чем через минуту он полностью пришел в себя, оглянулся вокруг и уставился на меня своими бесподобными ясными глазами. — Мы еще не дошли? – вопрос был задан так, словно он ничего не помнит или не понимает. Пытаясь не выдать своих эмоций после пережитого, я ответила, что нет. Не дошли. И спросила, готов ли он идти дальше. — Да конечно, почему нет? Ах да, — хлопнул он себя ладонью по лбу, — мы же просто присели отдохнуть, так ведь?

— Именно так и было, пойдем, — я старалась говорить спокойно, чтобы его не нервировать. Он встал, погладил бревно сруба, на котором сидел и выкинул следующий фортель: любовно, чуть ли не со слезами на глазах, вдруг сказал ему: «Спасибо, мне очень нравится». И вприпрыжку, с блеском в глазах, поскакал в нужном нам направлении. Честное слово, я тогда подумала, что он сошел с ума. Когда мы вернулись в свое «бунгало», уже был вечер, и наши однокашники вовсю собирали вещи для похода на костер. А купленные картошку, сосиски и «Яблочко», которые нашли в наших рюкзаках, чуть ли не целовали и не пускались с ними в пляс. Витька вел себя так, словно ничего из ряда вон не произошло, причем было очевидно, что он намерен принять участие во всеобщем веселье. Зато вот мы с Денисом были другого мнения. К слову сказать, Витя был круглой сиротой и с малых лет воспитывался в детдоме. Родителей своих не помнил, других родственников тоже не нашел, хотя очень старался их отыскать. После детдома он поступил на наш факультет и подавал очень большие надежды на свое творческое будущее. Талантом парень, безусловно, блистал. Выиграл за три года обучения в нескольких конкурсах, переплюнув уже матерых и признанных художников, а вот к практической жизни, несмотря на свое детдомовское прошлое, был совершенно не приспособлен. Вечно что-то забывал или путал, да и к здоровью своему относился наплевательски. А вот зато добродушия в нем было сколько! Каждому спешил прийти на помощь. Всех любил и его все любили. Широкой души человек. Редкий. — Слушай, может его в медпункт, а то мало ли что? Вдруг солнечный удар, или аллергия на это чертово «Яблочко»?— Давай попробуем, — кивнул мне Денис. Правдами и неправдами, шутками-прибаутками мы приволокли Витьку к никогда неунывающей, улыбчивой и всегда добродушной Анне Яковлевне, приставленной к нашей группе медсестрой. Прошушукали ей на ушко всю правду, она покивала на нас укоризненно головой, поцыкала зубом, погрозила пальчиком и приняла пациента в свои медицинские покои. Мы ждали в коридоре, пока она проводила первичный осмотр. Через небольшой промежуток времени она вышла и сказала, пожав плечами, что вроде бы все в порядке, но на ночь Витьку она оставит у себя и будет за ним наблюдать. После этого мы, несколько успокоившись, отчалили в свой коттедж. В этот вечер мы умудрились срастись у нашего костровища несколькими бригадами. Были мы, то есть практиканты, а так же несколько охранников лечебницы, у которых был выходной. Чуть позже подтянулись несколько строителей того самого нового корпуса, где и мы тоже работали. Естественно, все мы уже были знакомы и довольно плотно общались. Только вот, как оказалось, недостаточно продуктивно. — А где же ваш новый товарищ по несчастью? – смеясь, спросил один из строителей. — Вам бы лишние руки не помешали. Да и познакомиться бы мы с ним не прочь. Под жареные сосиски, печеную картошку, «Яблочко» и водку, которую бережно и заботливо принесли именно строители, мы с Денисом рассказали о сегодняшнем происшествии. После чего и охранники (местные ребятки), и строители (нанятые, но работающие в лечебнице уже два года), какое-то время смотрели на нас, как на идиотов, округлив глаза. Наконец-то Саня, охранник, который во время своих дежурств был старшим по смене, обрел дар речи и сказал:— Вы что, на всю голову отмороженные? Зачем вы вообще туда сунулись? Совсем ума нет?— Куда туда? В деревню? Так мы там уже раз пять были. Вот за этим ходили, — и я потрясла рюкзаком, в котором еще оставалась наша нехитрая провизия. — Да не в деревню, олухи вы! К избушке этой проклятой. — А что там такого-то, чтобы нельзя было туда соваться? – вскипятилась я. — Да и знаешь ли, друг нас попросил его на бревнышки посадить, плохо ему стало в дороге, путь-то не совсем близкий, да еще и душно было. Саня смачно сматерился, три раза плюнул через плечо и задал вопрос:— Вы что, дураки, вообще ничего не знаете о том месте?Мы с Деней растерянно моргали то друг на друга, то на Саню. В конце концов, я не выдержала:— Не знаем! Вот представь себе, не-зна-ем. Вы же только анекдоты горазды травить, ни о чем другом не рассказываете. Что там, на этом месте, повышенная радиация?— Да какая к черту радиация!Саша уставился на костер и обхватил голову руками. — Как вы могли этого не знать? Это ведь не байка местная, а чуть ли не криминальная хроника! Новостей не читаете? Телевизор не смотрите? Там люди пропадают, которые заходят на эту территорию. Физически, реально пропадают. В том доме ведьму сожгли. Вместе с ее сыном. Или сами они сгорели. Что там произошло, еще не установлено и ничего не доказано. И вряд ли уже установят, боятся даже подходить туда. А вы, придурки, пошли. — Ведьму? Кто и с чего взял, что это ведьма была?— Объясню. Ты в рысь умеешь обращаться? Или в кобылу, или в свинью? И после этого детей воровать? Нет? А она вот умела. Были предположения, что ей это было нужно для того, чтобы поддерживать свою молодость, но на самом деле все совсем не так. — Байки. Не верю. Ты сам это видел?— Нет, сам не видел. Мать моя видела, когда моего родного брата ведьма забрала. Зашла к ней за яйцами, когда еще жива была, до пожара, а потом превратилась на ее глазах в свинью. Посадила брата на спину и с визгом с ним умчалась. Я тогда еще совсем маленьким был, а мать мне бы врать не стала. — Удивительное рядом, — ответила я с понятным сарказмом. – Только вот в сказках пишут, что ведьмы живут уединенно. И в лесу. — А там лес и был, — мрачно пошевеливая палкой угли костра, ответил Саша. – Пока дом ведьмы не сгорел. А вместе с ним и близлежащий лесной участок. И тут в разговор вклинился один из строителей. Говоря громким шепотом, он нервничал, вздрагивал, дергал плечами и почему-то оборачивался назад. — У нас тоже год назад паренек пропал. Наш, из бригады. Так же, пошли в деревню, а он на это чертово поле загляделся и заодно решил нутро сгоревшего дома посмотреть. Отговаривали его всей толпой, только не послушал он нас. Зашел в эту избу, словно завороженный и не вышел обратно. И мы его искали, и милиция, только все безрезультатно. Где только не искали! И в избе той, и по окрестностям. Вот до сих пор все и ищут. И мы ищем. Молчали мы долго, тишину нарушали только потрескивающие ветки в костре. — А что за сруб рядом со сгоревшим домом, кто его там воздвигает? Для чего, для дома, для бани? Да еще в таком месте, – наконец спросила я у Саши.