Добро пожаловать на дачуСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Всегда мечтала о деревенском бревенчатом доме. Как у бабушки был. Чтоб с печкой, дубовым сундуком и настенными часами с кукушкой. А когда вечером неожиданно отключают электричество, чтоб керосинку разжигать и прикручивать фитилёк, дабы не коптила. Чтоб утром встала, выскочила во двор босиком да в коротеньком халатике, наскоро накинутом на ночную рубашку, а там роса на лужайке, холодная, переливающая в лучах восходящего солнца, как бриллиантовая крошка. Чтоб птицы выводили веселые утренние трели, прячась в старых яблонях. А по ночам чтобы ёжики востроносые бегали по участку, как у себя дома, шустро перебирая смешными короткими лапками. Мечты, мечты…На самом деле вот уже четверть века вместо деревенского дома наше семейство имеет обычную дачу: пару соток, отведенных под дом, баню, парник и колодец. Огород сократили до минимума, пара грядок зелени и пара - клубнички. Не огород, а огородишко. И на том спасибо! Остальные десять соток занимает газон. Отец, бывало, шутил, что по весне можно теленочка заводить, так как скошенной за сезон травы вполне хватило бы рогатому зверю на пропитание. Но мы - гуманисты. Животных не разводим и не забиваем. Наши крестьянские инстинкты давно поглотил зловредный городской ген. Однако, на природу тянет регулярно, каждый выходные. Эта пятница не стала исключением. Погрузив в свой «пепелац» сумки с продуктами, в том числе замаринованный шашлычок, я нервно отбивала чечётку мыском кроссовки, облокотившись спиной о водительскую дверь, и пыталась дозвониться Люсе. После десятой попытки недоступный абонент наконец-то вышел на связь, я прыгнула в машину и помчалась к ближайшему метро встречать подругу. Чмоки-чмоки. Шмотки Люси полетели на заднее сиденье, сама она, в ярко-бирюзовом костюме, салатовых кроссовках и (в эти выходные) волосах цвета бешеной фуксии, представляла собой классический образчик современной эмансипированной женщины, которая, не смотря на наличие высшего образования, престижной должности в иностранной компании и вполне ясного, и здравого ума, как мне кажется, немного задержалась в подростковом возрасте. Обсуждению не подлежит. Причина банальна. Строгие родители запрещали ей дурачиться в подростковом возрасте. Запрещали ей таскать кроссовки ядовитых цветов с разноцветными шнурками и красить волосы в розовый цвет Барби. С тех пор, как Люся вырвалась из-под тотального контроля, она ушла в отрыв, как говорится, пустилась во все тяжкие. Последнее одеяние черного цвета было у нее на похоронах отца. С тех пор траур не допускался в Люсину пеструю жизнь. Даже «La petit robе noirе» - маленькому черному платью от мадам Коко - она сказала категорическое «нет». Будучи на десяток лет моложе меня, она, тем не менее, отпраздновала тридцатый юбилей, но категорически не желала «взяться за ум»! Но я любила свою единственную подругу такой, какой она была: образованной, умной, яркой, экзотической, оригинальной и… верной. С ней я могла пойти и в бой, и в разведку. Наличие пирсинга и пятнадцати сережек в ушах ничуть не умаляли человеческих достоинств моей Люси. Она была и теперь остаётся «своим парнем». Была ещё одна причина, по которой Люся отложила свои нескончаемые дела и отправилась со мной. Полгода назад умер мой муж. Меня накрыло и не отпускало до сих пор. Я выпала из жизни эмоционально, разучилась и смеяться, и плакать, вошла в ступор, в прострацию. Наверное, так выглядит депрессия? Не знаю. Но…- Это состояние грозит перерасти в нервный срыв и нужно… - в данную минуту это были не мои мысли, этот текст сейчас проговаривала моя подруга, раскинувшаяся на сиденье рядом, - нужно банально напиться, прости за грубость, нажраться до поросячьего визга и выплакаться! И для первого, и для второго у тебя есть я, - закончила Люся свой монолог, ткнув наманикюренным пальчиком в свой гордо выпяченный выдающийся бюст. Сомнительная перспектива, но попробовать стоило. Дорога до дачи заняла классические три часа, половина из которых представляла собой стояние в глухой пробке под любимое подругой «Наше радио», периодически переключаемое на старый добрый англоязычный рок. Ближе к восьми вечера мы, наконец, уловив последние заходящие лучи августовского солнышка, свернули на четвертую улицу СНТ «Вега». Я открыла ворота, заехала на стоянку:- Добро пожаловать, дорогой Карлсон, к себе на дачу, - пошутила я и, цитируя дальше мультяшного героя, подмигнула Люське, - ну, и ты тоже заходи. Мы перетаскали баулы, переоблачились в «дачное» (у меня это были серые спортивные штаны, у Люси - наикрутейший лимонный костюмчик прямиком из дорогого бутика). Я отправилась разжигать мангал, а Люся, которая решила перевести дух перед предстоящим нешуточным действом и создать достойный музыкальный фон, развалившись на диване, начала нещадно нажимать на кнопки пульта, пытаясь выловить громогласный музыкальный канал спутникового телевидения. Дом, дом, бабушкин дом… А в твоём доме не было спутникового телевидения, не было телевизора вообще, даже радиоточки. Всегда мечтала о деревенском бревенчатом доме. Как у бабушки был. Чтоб с печкой, дубовым сундуком и настенными часами с кукушкой. А когда вечером неожиданно отключают электричество, чтоб керосинку разжигать и прикручивать фитилёк, дабы не коптила. Чтоб утром встала, выскочила во двор босиком да в коротеньком халатике, наскоро накинутом на ночную рубашку, а там роса на лужайке, холодная, переливающая в лучах восходящего солнца, как бриллиантовая крошка. Чтоб птицы выводили веселые утренние трели, прячась в старых яблонях. А по ночам чтобы ёжики востроносые бегали по участку, как у себя дома, шустро перебирая смешными короткими лапками. Мечты, мечты…На самом деле вот уже четверть века вместо деревенского дома наше семейство имеет обычную дачу: пару соток, отведенных под дом, баню, парник и колодец. Огород сократили до минимума, пара грядок зелени и пара - клубнички. Не огород, а огородишко. И на том спасибо! Остальные десять соток занимает газон. Отец, бывало, шутил, что по весне можно теленочка заводить, так как скошенной за сезон травы вполне хватило бы рогатому зверю на пропитание. Но мы - гуманисты. Животных не разводим и не забиваем. Наши крестьянские инстинкты давно поглотил зловредный городской ген. Однако, на природу тянет регулярно, каждый выходные. Эта пятница не стала исключением. Погрузив в свой «пепелац» сумки с продуктами, в том числе замаринованный шашлычок, я нервно отбивала чечётку мыском кроссовки, облокотившись спиной о водительскую дверь, и пыталась дозвониться Люсе. После десятой попытки недоступный абонент наконец-то вышел на связь, я прыгнула в машину и помчалась к ближайшему метро встречать подругу. Чмоки-чмоки. Шмотки Люси полетели на заднее сиденье, сама она, в ярко-бирюзовом костюме, салатовых кроссовках и (в эти выходные) волосах цвета бешеной фуксии, представляла собой классический образчик современной эмансипированной женщины, которая, не смотря на наличие высшего образования, престижной должности в иностранной компании и вполне ясного, и здравого ума, как мне кажется, немного задержалась в подростковом возрасте. Обсуждению не подлежит. Причина банальна. Строгие родители запрещали ей дурачиться в подростковом возрасте. Запрещали ей таскать кроссовки ядовитых цветов с разноцветными шнурками и красить волосы в розовый цвет Барби. С тех пор, как Люся вырвалась из-под тотального контроля, она ушла в отрыв, как говорится, пустилась во все тяжкие. Последнее одеяние черного цвета было у нее на похоронах отца. С тех пор траур не допускался в Люсину пеструю жизнь. Даже «La petit robе noirе» - маленькому черному платью от мадам Коко - она сказала категорическое «нет». Будучи на десяток лет моложе меня, она, тем не менее, отпраздновала тридцатый юбилей, но категорически не желала «взяться за ум»! Но я любила свою единственную подругу такой, какой она была: образованной, умной, яркой, экзотической, оригинальной и… верной. С ней я могла пойти и в бой, и в разведку. Наличие пирсинга и пятнадцати сережек в ушах ничуть не умаляли человеческих достоинств моей Люси. Она была и теперь остаётся «своим парнем». Была ещё одна причина, по которой Люся отложила свои нескончаемые дела и отправилась со мной. Полгода назад умер мой муж. Меня накрыло и не отпускало до сих пор. Я выпала из жизни эмоционально, разучилась и смеяться, и плакать, вошла в ступор, в прострацию. Наверное, так выглядит депрессия? Не знаю. Но…- Это состояние грозит перерасти в нервный срыв и нужно… - в данную минуту это были не мои мысли, этот текст сейчас проговаривала моя подруга, раскинувшаяся на сиденье рядом, - нужно банально напиться, прости за грубость, нажраться до поросячьего визга и выплакаться! И для первого, и для второго у тебя есть я, - закончила Люся свой монолог, ткнув наманикюренным пальчиком в свой гордо выпяченный выдающийся бюст. Сомнительная перспектива, но попробовать стоило. Дорога до дачи заняла классические три часа, половина из которых представляла собой стояние в глухой пробке под любимое подругой «Наше радио», периодически переключаемое на старый добрый англоязычный рок. Ближе к восьми вечера мы, наконец, уловив последние заходящие лучи августовского солнышка, свернули на четвертую улицу СНТ «Вега». Я открыла ворота, заехала на стоянку:- Добро пожаловать, дорогой Карлсон, к себе на дачу, - пошутила я и, цитируя дальше мультяшного героя, подмигнула Люське, - ну, и ты тоже заходи. Мы перетаскали баулы, переоблачились в «дачное» (у меня это были серые спортивные штаны, у Люси - наикрутейший лимонный костюмчик прямиком из дорогого бутика). Я отправилась разжигать мангал, а Люся, которая решила перевести дух перед предстоящим нешуточным действом и создать достойный музыкальный фон, развалившись на диване, начала нещадно нажимать на кнопки пульта, пытаясь выловить громогласный музыкальный канал спутникового телевидения. Дом, дом, бабушкин дом… А в твоём доме не было спутникового телевидения, не было телевизора вообще, даже радиоточки. Не было газонокосилок, культиватора, бассейна. И ведь было здОрово. Я жила природой, на природе и для природы. Как дикая степная лошадь. А сейчас цивилизация накрыла даже скромное садовое товарищество. И природа тут культивирована в виде ровных клумб и изумрудного газона. Ушли в небытие и деревенский уклад, и бабулины сказки. Сухие щепки разгорались, поглощаемые ярким пламенем. Я уложила аккуратным венчиком дровишки, затянулась сигаретой, и зажмурилась, вдыхая сигаретный дым пополам с тонким запахом горящей древесины. Пора. Пока прогорят толстые поленья, образовав нужные для мяса угли, успею. У нас на даче разношёрстный народ. За двадцать пять лет ушло много стариков. Да что греха таить, и молодежи много «ушло». Вот, взять моего, например. Многие наследники после вступления в права продавали недвижимость. В итоге соседи менялись, отгораживались высокими заборами, изначально отсекая любой контакт. Самые теплые отношения связывали нашу семью с дачниками из старой гвардии. Столько лет рядом! Сроднились. Участок Меланьи Евграфовны находился слева от нашего. Территории разделяла натянутая сетка с небольшой калиткой. Древняя бабуля была на удивление крепка и содержала свои шесть соток в идеальном порядке (правда, в последние годы в основном руководила процессом, наставляя дочь Танюшку). Мы частенько коротали вечера под самовар, лото и бабкины гадания. Она гадала на всем: картах, кофейной гуще, обожала хиромантию и астрологию. Будь я посуевернее, решила бы, что бабка - местная ведьма. Не от понятия «вредить», а от слова «вЕдать». Одними из моих любимых вечеров были те, что посвящались бабулиным воспоминаниям. Последних было много и разнообразно. Как местный житель, Евграфовна знала об этих местах все. Особенно часто рассказывала о старинной барской усадьбе, что находилась в трех-четырех километрах от дач. О том, что якобы, местный барин влюбился в крепостную, девица от него понесла, но папенька женил бедолагу на барышне, отчего несчастная возлюбленная утопилась в пруду. Естественно, всяких жутких свидетельствований появления утопленницы, за более чем два с половиной столетия, было множество, но мы давно относились к этим россказням, как к местному фольклору, сказкам. Итак, в данный момент Танюшка усвистела в Турцию, завещав мне пару недель приглядывать за Евграфовной. Содержимому ее битком набитого холодильника позавидовала бы иная королевская семья, но скоропортящиеся продукты необходимо было привозить пару раз в неделю. Выдернув Люсьен из музыкального мирка, я всучила ей один из пакетов, и мы гуськом посеменили в сторону соседского домика. Я выкладывала продукты на стол, параллельно слушая воодушевленный рассказ соседки о впечатлениях Танюшки, ее дочери, об отдыхе. Люся угнездилась рядом на табурете. Спустя минут десять уже я в свою очередь развернуто отчиталась, как проходит медицинское обследование моей матушки, по причине которого она уже неделю зависает в городе. Меля (так я называла бабушку Меланью) в это время суетилась возле чайника, забрасывая в него горсточки и веточки непонятных травок из всевозможных баночек и коробочек. - Как вы тут вообще? - поинтересовалась я у соседки относительно проведенной в полном одиночестве недели. - Прекрасно, Марфуша (приятно познакомиться, Марфуша – это я)! В соответствии с моими годками. И даже лучше! И это очевидно. Мне, старому грибу, замуж не выходить, чего нельзя сказать о тебе и твоей подруге, поэтому моя душа в ладах с совестью, но, увы, далеко не в полной гармонии с телом. И это неизбежно и непоправимо. Волшебного зелья от старости алхимики так и не изобрели, - старушка хохотнула, и это прозвучало, как глухое карканье, - слишком увлеклись варением золота! А эликсир вечной молодости был позабыт. Однако, я не об этом. Бабуля разлила чай. Мы выжидательно замерли. - Гадать не буду, не проси, карты врут. Сегодня полная Луна в Водолее. Риск кровопотери. С официальными властями спорить нельзя. В воду не лезть!- А бассейн? - возмутилась Люсьена, - жара ж стоит, бабушка, усохнуть можно!Бабуля махнула рукой:- Туда можно. В природные не лезьте. Заомутит, не выберешься!- Понятно, - я допила чай, - инструктаж приняли, разрешите откланяться? Угольки готовы. Шашлычок принесу. - Бегите. Мясо старикам вредно. Пожелав спокойной ночи бабульке, мы заторопились к выходу. - Да, ещё… Сегодня утопленница гуляет, так что если что странное - молитесь, креститесь, зовите. - Ну, баба Меля! - я укоризненно покачала головой, - сколько можно? Мы ж не дети! Каждый год в середине августа вы нас пугаете страшилками, как сопливых детей! У меня даже Машка уже в это не верит, а ей, на минуточку, пятнадцать! Давно уже не верит!Мы просеменили по тропинке друг за другом, миновали калитку, разделяющую участки, и потрусили к мангалу. Я переворошила яркие малиновые угли, поставила рядком шампуры с нанизанными на них ароматным мясцом и рядом - решетку с порезанными овощами. Люся с присущим ей педантизмом раскладывала на огромной тарелке с восточным орнаментом свежие помидоры, огурцы, ароматную зелень, резала сыр. Откупорив бутылку коньяка для меня и красного вина для себя, моя гостья наполнила разносортные бокалы напитками. Протянув мне бокал с янтарной жидкостью, провозгласила тост:- За свободных женщин!Спустя час мы сидели в беседке, обнявшись. Я рыдала у Люське на плече, потому что за полгода после смерти мужа, наверное, именно сейчас в первый раз позволила себе порыдать вдоволь. До этого момента было недосуг. Одного повода порой недостаточно. Есть обязанности, и хватаешься за их выполнение не только долга ради, а ещё и для того, чтобы занять мысли. Иначе боль захлестнёт и сожрёт. А это страшно, остаться наедине с адской болью. Итак, я основательно расслабилась. Этому немало способствовали и пол-литра коньяка. Расслабленное состояние души сейчас у меня находилось в полной гармонии с расслабленным телом, аккурат, как вещала Меля, со скидкой на ее возраст. Я самозабвенно себя жалела ровно до того момента, пока Люся, кажется, донесла меня до дивана в зале, уложила, накрыла пледом и ускакала убирать со стола остатки трапезы. Я провалилась в темноту без сновидений. - Эй, соня, вставай уже!Я подскочила, села и с трудом разлепила глаза:- Что, уже утро?Передо мной стояла Люся собственной персоной. Облаченная в черный бархатный спортивный костюм с ядовито-фосфорными вставками в виде полос на рукавах и нижней части брюк, она напоминала мне какого-то свалившегося с неба астронавта в причудливом скафандре. Капюшон спортивной куртки был натянут до самых бровей, скрывая яркие локоны:- Ночь. Вернее, полночь. Время, когда все упыри и вурдалаки выползают… у-у-у-у! - завыла Люсьен-«астронавт» утробным голосом, - тебе страшно?Я машинально кивнула. - Мне нет, - констатировала подруга, пожав плечами. - Я надеюсь, ты трясла меня так, как будто хотела вытрясти душу, по одной причине: мы идём спать! - сказала я утвердительно. - Не-а, не угадала, - Люська хищно улыбнулась, - мы идём… гулять!Наверное, на моем лице отразились одновременно недоумение, возмущение и недельный недосып:- Гулять?Я упала обратно на подушку:- Ты сбрендила, дорогая. Не-пой-ду! У меня выходной, и я хочу выспаться. Уголки глаз Люси поползли вниз, губы сложились в подобие сморщенной куриной жопки:- Масюсенька, пожалуйста, пожааалуйста, пожааалуйстаааа, - проблеяла хитрюга. Когда эта упрямица вбивала себе что-либо в голову, выколотить эту бредовую идею, будь то прыжок с парашютом или бритье наголо (были и такие вехи в ее биографии), не мог никто! Я поняла, что обречена. Оставалось узнать масштаб бедствия. Купание голышом в пруду с пиявками? Или вылавливание светляков в ночном лесу (где я и днём с фонарями легко блуждаю)?Я поднялась с дивана, потянулась, прогоняя остатки сна:- Куда держим пеший путь? Сама понимаешь, за руль сутки ни ногой…- Хочу в «усадьбу»!Одно слово, но как оно могло подействовать на человека. Отрезвляюще, ошеломляюще и устрашающе. Сто лет там не была. И не хочется. Да ещё ночью. - Точно сбрендила! Ноги хочешь переломать?- Мы возьмём фонари! И мы быстренько. Через кладбище, церковь - и на пруд. Посмотрим на лунную дорожку - и обратно, - Люська улыбалась так мечтательно, как будто только что пригласила меня в средиземноморский круиз. - Быыыыстренько, - передразнила я зануду, - бегом, псих полуночный!Пока Люся выгребала из шкафа на террасе фонарики, один мощный, аккумуляторный, второй обычный на батарейках, я опрокинула в себя ещё рюмку коньяку, накинула толстовку и начала рыться в сумке в поисках ключей…В десять вечера луна кровавая. Огромная, низко висящая над горизонтом, она имеет тот редкий ржаво-красный оттенок только августе. К полуночи, стремительно поднимаясь ввысь, она желтеет и бледнеет. Никакой фонарь так не сможет осветить пространство, как это делает Луна в зените. Тени от предметов так же четки и ярки, как в солнечный день. Мы топали мимо деревенского кладбища. Оно было слева, в виде огромного лесного массива, настолько темного, что никаких очертаний крестов и оград не было видно. Просто лес. И полуразрушенный белесый кирпичный забор - единственная светлая лента на черном фоне. Рядом ухнул филин. Я подскочила, Люська тут же прыснула:- Трусиха!- Да ну тебя, великовозрастная дурында, - я разозлилась, - лунную дорожку ей, видите ли, приспичило посмотреть!Мы свернули с дороги на тропинку, обогнув кладбище. Оно продолжало тянуться так же слева, на опасной близости. Я пожалела, что не взяла бутылку коньяка. Для храбрости. - Сколько я тут не была? - подала голос Люся, вышагивая впереди меня. - Кажется, лет десять. Точно, ты прилетела из Румынии, нашлявшись там по зАмку Дракулы, и потащила меня в «усадьбу». - Усадьба, усадьба, - ворчала Люся, маяча впереди, шагах в трёх, и ее светоотражающие полоски на костюме искрились, как светлячки, - камня на камне не осталось от вашей барской усадьбы, треп один. - Ну да, соглашалась я в темноту, ничего, кроме церкви и пруда. И утопленницы. Только не майской, как у Гоголя, а августовской. Все равно колоритно. Только что туристы не шакалят вокруг. Неожиданно налетел порыв ветра. Кладбищенские деревья жалобно застонали. Луна скрылась за невесть откуда взявшимися облаками. - Возьми фонарь, - сказала я осипшим голосом. - И так все прекрасно видно, - фыркнула Люся. Я притормозила, завозившись с замком рюкзака, достала фонарик, включила. Впереди весело запрыгал яркий лучик. - Погоди, стрекоза, - я окрикнула Люську, успевшую удрать на приличное расстояние. - Сама коза! – шутливо огрызнулась девушка и обернуласьЛуч фонарика скользнул снизу вверх по ее костюму, заставив вспыхнуть зелёным эти опостылевшие полоски, а потом упал на лицо. Случайно. Глаза Люсьены тоже вспыхнули ярким ядовито-фосфорным огнем. Вау! Какой у меня, оказывается, галлюциногенный коньяк!Люся мгновенно отвернулась. - Ну, супер! Ты прям как кошка! В смысле, глаза у тебя в темноте, как у кошки. Светятся. Ты что, линзы что ли нацепила? - у меня в голове зародились мысли исключительно «стильно-косметической «направленности, такой очевидной и характерной для Люси. - Да, линзы со встроенным эффектом ночного видения! - блеснула эрудицией подруга. «За тобой не заржавеет», - подумала я. Мы миновали кладбище. Справа замаячил силуэт полуразрушенной церкви. Обезглавленная, с пустыми глазницами сводчатых окон, она вызывала и животный страх, и чисто человеческие жалость и сострадание, как обречённый, смертельно больной человек. Великолепный образчик старообрядческого храма не подлежал восстановлению, как его православные собратья. Выстроенное из добротного красного кирпича, на века, здание разрушалось медленно, но верно. Фактически, от церкви остались только стены. «Внутренности» были давно выпотрошены, выедены, выскоблены. Ни полов, ни перекрытий, ни штукатурки - ничего. Пустота. По этому поводу у меня всегда крутился в голове стишок из детского мультика, экранизированного по сказке Андерсена «Стойкий оловянный солдатик». То зло, погубившее солдатика, вылезло из табакерки. И вылезло не просто так, а со словами:«Если в старой табакеркеВек не держат табака, Заведется в табакеркеЧерт-те что, наверняка». И если существуют на земле объекты, где, как говорят, свято место пусто не бывает, то это как раз наша церковь. Вот уж, точно, черт-те что там поселилось давно. Церковь осталась позади. Тропинка нырнула в овражек и, наконец, потянулась вверх, на пригорок. Резво взлетев наверх, мы остановились. Перед нами внизу, в нескольких десятках метров, распласталась черная гладкая поверхность пруда. Луна все ещё пряталась за облаками, но очертания пруда было прекрасно видно, потому что водная гладь с пригорка казалась чернее самой ночи. - «Красота», – начала ерничать я. Досада в моем голосе прозвучала очевидно. Ни фига не видать!- Не спится, - констатировала Люся и взмахнула рукой в сторону от пруда. В метрах пятистах горели огоньки в домах. Бывшее село, сохранившее, пожалуй, лишьсвое название, раскинулось квадратами дачных участков с новостроем. Деревня поредела к восьмидесятым, практически окончательно вымерла в девяностые. Но то, что уцелело, неожиданно быстро распродалось в начале двухтысячных. И окончательно пошло на «ура» последние десять лет. Развалившиеся домишки резвенько заменили добротными деревянными и кое-где даже кирпичными коттежиками. Сегодня, судя по ярко освещённым окнам и беседками, десяток таких же, как мы, очумелых дачников тусили в ночи. Правда, все на своих территориях. Тащиться на пруд приспичило только сумасбродной Люсе. Я хотела было озвучить эту светлую мысль зачинщице, как она сорвалась с места и, раскинув руки в стороны, как будто намеревалась взмахнуть ими и взлететь, стремглав помчалась к пруду. Преодолев пару десятков метров, Люся замерла у кромки воды. Люминесцентные полоски-светлячки на костюме призывно выделялись в темноте. Я поплелась следом. Встала рядом и обречённо вздохнула:- Сегодня, кажется, погода не летная. Лунная дорожка отменяется по причине полного отсутствия луны на небе. Люся молчала. Я тоскливо посмотрела на горящие вдалеке огоньки. Вспомнила про коньяк. Неожиданно налетел порыв ветра. Шквалистого. Послышался всплеск взбудораженной воды, шелест камышей. Тучи на небе задрожали, начали стремительно метаться, то приоткрывая, то снова скрывая лунный диск. Я зябко поежилась:- Пошли домой, Люсь…Тучи рассеялись, как по мановению волшебной палочки. Полная луна встала над самым прудом, выложив ослепительную серебряную дорожку. Минуту я зачарованно смотрела, как вспыхивают алмазные блики на воде, пока до меня не донесся хриплый чужой голос:- Домой? - эхом отозвалась подруга, - я уже дома!Я попыталась осмыслить услышанное и, в недоумении, повернула голову туда, где стояла девушка. Освещенная лунным светом, она начала медленно стаскивать с головы капюшон куртки. Короткие волосы, ещё утром имевшие яркий красно-фиолетовый оттенок, сейчас почернели до цвета воронова крыла и зазмеились до самой талии, роняя капли воды на подол невесть откуда взявшихся, вместо костюма, черных лохмотьев. Глаза засветились тем же зловещим люминесцентно-фосфорным. Это была уже не Люся. Это был мертвец с пузырящейся, лопающейся прямо на глазах, серой кожей, которая тут же, рваными лоскутами, свешивалась со щек. Существо вытянуло руки с окровавленным когтями, шагнуло в мою сторону и прорычало: «Добро пожаловать в усадьбу…»Я вышла из ступора и понеслась. Не разбирая дороги, не слыша звуков, кроме бешеного стука собственного сердца, не понимая, вода под ногам или суша, спотыкаясь, падая и снова вскакивая, я мчалась вперёд к призывно маячившим впереди огонькам. Люди. Помощь. Я затылком чуяла погоню. Запах затхлой воды, тины и гниения забивал ноздри. Преодолев, за считанные минуты, несколько сотен метров до ближайшего освещённого двора, я с размаху впечаталась в ворота всем корпусом и начала барабанить кулаками и ногами по железным створкам. До ушей донёсся лай собаки по ту сторону ворот, негромкая музыка и возбужденные голоса. Лязг метала - и в образовавшемся проёме, освещённом ярким электрическим светом, вырос темный мужской силуэт. Я буквально напрыгнула на него, едва не сбив с ног, и, по инерции, чуть не обвив руками и ногами!- Запри ворота, - простонала я и, почему-то… впервые в жизни хлопнулась в спасительный обморок. Я разлепила глаза. Солнечный свет не пробивался сквозь надёжное полотно штор блек-аут. Во рту - пустыня. В голове - десяток маленьких человечков железными молоточками стучат по мозгам. Спальня. Это моя спальня на втором этаже дачи. Я лежу в своей кровати. Вытаскиваю руку из-под одеяла и рассматриваю с пристрастием. Если меня укусили, утопили, утянули на дно пруда, значит, я мертвая, холодная и синяя? Нет. Обычная рука. Осторожный стук в дверь. В приоткрытую щель просовывается… Люсина голова с волосами цвета бешеной фуксии. Крик застрял в горле. Потому как там поселилась пустыня Гоби, и орать я уже не смогу никогда. По мере приближения подруги, я принимаю сидячее положение, и, энергично крутя пятой точкой, резво отползаю аккурат на подушку. Изголовье кровати препятствует бегству и врезается в лопатки. Люся протягивает руку, здоровую, розовую, без кривых когтей и свисающих лоскутов разложившейся плоти, и щупает мой лоб:- Фу, хвала небесам! Живая!- Не уверена, - бурчу я под нос, - впрочем, если ты меня не сожрала, значит, живая. - Что ты там бубнишь?Люся протягивает мне бокал. Я с подозрением смотрю на содержимое и принюхиваюсь. Вода. Тиной и водорослям не пахнет. Обыкновенная водаЯ жадно глотаю живительную влагу и понимаю, что коньяку вчера было много. Неожиданно меня накрывает:- Где твой костюм?Люся приподнимает бровь вверх - свидетельство того, что я спросила несусветную чушь. - Который из них?- Тот, что черный бархатный с люминесцентными светящимися полосками. - Черный? - глаза Люси становятся, как блюдца, - черный? - переспрашивает она, - Ну, мать, ты даёшь! Ей богу, пора к психотерапевту. И Люся ласково, как для слабоумного, медленно произносит:- Марфушенька, солнышко, черный цвет - цвет скорби и печали, я не ношу. Уже лет десять как не ношу! Совсем. Никогда. Ни за что! У меня нет, и не было, никаких черных костюмов. И не будет в ближайшие сто лет. И вечно спокойная, рассудительная, умная моя Люся вдруг заорала, как потерпевшая:- Да очнись же ты! Что происходит с тобой? Я все понимаю, стресс и прочее. Но ты съехала с катушек. Орала сегодня всю ночь так, как будто с тебя шкуру живём сдирали? Кошмары? Матушка, к психотерапевту марш в понедельник! Лично за руку отведу. Не отвертишься. Я кивнула в знак согласия. Человечки в башке снова активизировались со своими молоточками. - Подъём, - скомандовала Люся, - Чай? Кофе? Коньяк? - весело осведомилась подруженция. - Верёвку, мыло, пистолет, - в тон ей ответила я и спустила ноги на пол. Приняв душ, я вернулась в спальню. Бегать в халате на даче - моветон. Я выудила из комода майку и шорты и присела на краешке кровати. Взгляд упал на бесформенную кучу на полу между тумбочкой и комодом. Кажется, это мои вчерашние серые спортивки, толстовка, майка… Я взяла в руки штаны и вывернула с изнанки на лицо. В нос ударил запах тины. Примерно до колен штаны оказались мокрыми, с прилипшими кусочками ряски и вымазанные какой- то болотной жижей. Я в ужасе отшвырнула штаны в сторону. Под кучкой белья обнаружились кроссовки. Мокрые, грязные, вымазанные аналогичной «болотной субстанцией». Ночной кошмар воскрес в памяти и схватил за горло. Я всхлипнула и опрометью помчалась из комнаты, едва не скатившись кубарем вниз по лестнице со второго этажа. Вбежав в дом к бабке Меле, я плюхнулись на кухонную табуретку. Слезы отчаяния текли по щекам. Бабка глянула мельком в мою сторону, поставила чайник на плиту, предупреждающе подняла вверх руку, призывая к молчанию, и вышла из кухни. Когда она вернулась, я сидела, сгорбившись, на той же табуретке, и шмыгала носом, как ребенок. Меня била мелкая дрожь. Человечки в мозгу сменили молоточки на какие-то невиданные инструменты, отчего в ушах воцарился монотонный звон высокой частоты. Меля сыпнула горсть какой-то травы из жёлтой жестяной коробочки, потом щепотку из стеклянной и веточку - из берестяного лубка. Ещё, ещё и ещё. Банки-склянки сменяли одна другую. Через время, которому я уже потеряла счёт, она протянула мне бокал с темной жидкостью. «Тиной не пахнет», - машинально отметила про себя я. - Нет, не пахнет, - заверила она, и я почему-то то подумала, что не помню, чтобы произносила последнюю фразу вслух. Впрочем, не важно. Я пила чай или как это назвать, мелкими глотками. Сначала сбежали человечки, прихватив инструменты, молотки и прочий скарб. Потом унялась дрожь и появилась лёгкость во всем теле. Голова заработала четко и ясно. Я встряхнулась, словно ото сна и озвучила внезапно пришедшую светлую мысль:- Баб Мель, мне такой кошмар приснился сегодня!- Конечно, приснился! - уверенно ответила бабка, - сон - и ничего более!Мы ещё с полчаса просидели с соседкой, обсуждая новости. Все те же, вчерашние. - Завтра уеду, но мама вернется в среду, привезет вам сметану и молоко с рынка, как обещала, - отрапортовал я. - Хорошо, Марфуша, буду ждать. Ты… это… - бабка достала склянку из кармана фланелевого халата, - посыпь у порога при входе в дом. Изнутри. И вот ещё, - бабка протянула мне пучок засушенных, сладко пахнущих трав, - это в комнате своей поставь. Хоть в вазочку, хоть в косяк воткни. Бабка вдруг подмигнула и захохотала :- Пусть эта «икебана» будет эксклюзивным дизайнерским решением! Кажется, так говорится в вашем современном мире?Соль (это была она) и «икебану» я определила по местам назначения, как завещала бабка. Причем проделала процедуру посыпания порога ничуть не смутившись, чего нельзя сказать о Люси. Она внимательно проследила за моим телодвижениями, покрутила наманикюренным пальцем у виска и продолжила тянуть воду с лимоном и со льдом через трубочку. В пурпурном сарафанчике и с высоким стаканом в руке она выглядела очаровательно, стильно, неподражаемо и совершенно не вписываемо в дачный пейзаж. В воскресенье пополудни мы покидали вещи в багажник, заперли дом, выкатили мой «пепелац», закрыли ворота стоянки и покатили по палящей жаре в сторону столицы. Вынырнув из-за повтора, и потихоньку набирая скорость, мы мчались навстречу главному зверю, стремившемуся поглотить нас с потрохами на целую неделю. Имя зверю - мегаполис. Он поглотит нас, пожует и выплюнет. Ровно в следующую пятницу. Я прыгну в машину и помчусь на любимую дачу. А пока что надо благополучно добраться по сумасшедшим пробкам и пережить ещё одну рабочую неделю. Слева показался обезглавленный купол церкви. Той самой, что недалеко от усадьбы с прудом. Я убрала ногу с педали газа. Машина начала сбавлять скорость. Только на долю секунды я отвела взгляд от дороги. Если бы храм был действующим, я сказала бы, что это блеснул купол на солнце. Но купола давно нет. Клянусь, на обезглавленной башне мелькнуло яркое пятно ядовито-фосфорного цвета! Я вжала педаль газа в пол.