Детство моё золотоеСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Сегодня мне 32 года. Если подумать, то лишь последние четыре (плюс-минус) из них я живу без всякого «этакого» — никаких загадочных происшествий, никаких встреч с потусторонним ни во сне, ни наяву. Ничего из того, что сопровождало меня раньше. Чувство такое, будто я вдруг стала «закупоренной», как та бутылка, ни влить тонких материй больше, ни вылить. Иногда находит – начинаю перерывать интернет в поисках сайтов с «реальными мистическими историями», читаю и упиваюсь. Потом отпускает, и опять живу «нормально». Нынче пребываю в состоянии очередного такого «запоя», сопровождаемого сильным желанием рассказать что-нибудь людям, этот сайт читающим, ибо складывается ощущение, что есть среди них личности, которых я называю «опытные запредельщики», — с той стороной знакомые, ей открытые и многое объяснить способные. Позвольте для начала поделиться некоторыми дорогими сердцу воспоминаниями о детстве. Полжизни я провела в деревне – малюсеньком уголочке Томской области. Мы жили в деревянном доме, который на момент нашего заселения уже успел отпраздновать свой столетний юбилей. Крепкий, несгибаемый красавец, он и сейчас стоит на прежнем месте. Я помню себя в нём и вне его где-то с двухлетнего возраста. У меня есть сестра, на два года старше. Часто бывало так, что она играла с соседскими ребятами на улице, а я сидела одна (просыпался во мне интроверт жуткий временами). Но бывало и такое, что мы вдвоём находили чем заняться – ходили друг к другу в гости с куклами, пупсов пеленали, луки себе из проволоки мастерили, дрались похлеще мальшишек (как мы умудрились пережить детство и отрочество, я не знаю) и разбивали мамины вазы-лампы, нечаянно, само собой. Но остановимся на пупсах. Летний день, мы в своей комнате, очень светло. Мы играем с куклами. На столе разложены маленькие копии человека, одна группка – моя, вторая – сестры. И вот мы возимся, каждая со своими пупсами, заворачиваем их в тряпочки-пелёнки, нахваливаем каждая своих. Мне года три-четыре. Сестра стоит ко мне спиной, колдует над своим кукольным «ребёнком», что-то мне говорит, я слушаю. У меня в руках – маленький пупс. У него пластмассовая голова, на ней пластмассовые волосы и лицо с нарисованными голубыми глазами, обрамленными нарисованными же чёрными ресницами. Я гляжу в сестрину спину, выражаю свое мнение в ответ на её реплику и перевожу глаза на лицо своего пупса. Он улыбается, смотрит на меня – и вдруг подмигивает. Заговорщически, с хитрющей миной подмигивает мне своим голубым глазом. И мне становится… просто очень удивительно на душе мне становится. Я не вскрикнула, не ужаснулась – просто смотрела в его мордашку, и мне было так весело! Потому что вот сейчас, в эту секунду, случилось нечто необыкновенное, такого никто, кроме меня, не видел! А я видела! Меня посвятили в какую-то тайну, отдёрнули завесу, дали подсмотреть одним глазком «туда», на другую сторону! И мне стало так спокойно, так хорошо. Я ничего никому не говорила. Ни тогда, ни потом, когда подросла. Вообще, вспоминая детство, я могу сказать, что событий нетривиального характера было в нём чуть ли не больше, чем событий обыкновенных. Хотя, скорее всего, так просто кажется, ввиду того, что именно такие события, в силу своей неординарной природы, запоминаются намертво, тогда как обычные растворяются в потоке памяти. Ещё одно событие, которое даже и не думает забываться, произошло ночью. Мы с сестрой в своей комнате, каждая – на своем раскладном кресле. В изголовье моего кресла – окно, через которое падает свет от мощного уличного фонаря. Сестра спит, я лежу ногами к окну, полностью закутавшись в одеяло. Жарко неимоверно, пот градом, но раскрыться не могу – страшно. Чуть-чуть приподнимаю одеяло, чтобы впустить хоть немного прохладного воздуха, высовываю голову, смотрю в сторону окна и тут же прячусь обратно. Начинаю уже просто реветь от страха. За окном кто-то стоит. Каждый раз, как я набираюсь смелости и высовываюсь проверить, не ушёл ли он, он на прежнем месте. Это кто-то в чёрном капюшоне, очень высокий (окно высоко над землей), лица не видно. Стоит и смотрит на меня, пока мой мозг от ужаса выворачивает наизнанку. Я не знаю, сколько времени это продолжается, но в какой-то момент на меня вдруг находит злость – здоровая такая, человеческая злость. Я перестаю трястись и скулить, начинаю включать мозг: то есть сейчас ночь, все спят, кроме меня, мне завтра в сад ни свет, ни заря вставать, а этот здоровенный урод стоит там и не дает мне уснуть! То есть просто потому, что он больше меня, он считает, что может вот так припереться в наш огород, встать, как вкопанный, у моего окна и меня пугать? А кто ему дал такое право? И я уже не чувствую себя мелким беззащитным созданием, брошенным на произвол неведомых сил. Я ощущаю в себе стальную волю, решимость и способность противостоять этому кому-то, потому что он не прав, а я права! Я у себя дома, и я не потерявший от страха разум комочек мяса! Я сильная! Я сажусь, освобождаюсь от одеяла и смотрю в упор в этот чёрный конус, мысленно говоря ему всё вышеизложенное, только на своём, детском языке. Когда слова в голове заканчиваются, я просто смотрю на него и не чувствую ни следа страха. Он поворачивается и уходит. Я плюхаюсь на постель, улыбаюсь, довольная собой до писка, и отрубаюсь. Мне никогда даже в голову не приходило рассказывать об этом случае взрослым. Такие моменты были потаённой частью моей жизни, в неё никто не был вхож. И хотя временами мне было очень жутко, просто до отупения, когда способность мыслить отключалась, я всё равно не воспринимала подобные случаи как нечто противоестественное. Отчасти ещё и поэтому рассказывать о них было как-то глупо, что ли. В следующий раз расскажу про мои любимые деревенские дома, жившие своей непостижимой жизнью, кое-какие происшествия на съёмных квартирах, почти совсем осознанные сновидения. Спасибо, что почитали!