Детский лагерь «Камышинка»Страшные рассказы, мистические истории, страшилки

Детский лагерь «Камышинка» встретил меня широкими аллеями, залитыми солнцем, и стройными рядами белоснежных корпусов, между которыми расположились площадки для весёлых летних игр. Громыхая чемоданом на колёсиках, я остановилась, глубоко вдыхая воздух, напоенный запахами леса, раскинувшегося неподалёку, и посмотрела назад. Там толпились дети, мои подопечные. Всю третью смену я буду их вожатой. Работа досталась не из простых, но это мой выбор. Каждый год я работаю с трудными детьми. — За мной! — я бодро махнула рукой и повела стайку малышей к отведённому нам корпусу. Позже днём я затеяла игру-знакомство. — Чтобы скорее запомнить наши имена, будем передавать друг другу этот мяч, — я подняла тугой красный мячик повыше, чтобы стоящие кругом детки его увидели, — называя своё имя и слово-ассоциацию, начинающееся на ту же букву. Все остальные повторяют уже названные имена и слова, говорят своё и передают дальше. Начну первая. Алина-антилопа!С этими словами я сунула мячик ближайшему ко мне ребёнку. Он вяло принял его. — Алина… антилопа. Кирилл-кость. Улыбка на долю секунды покинула моё лицо. Я покосилась на Кирилла, но с высоты моего роста видна была только смоляная макушка, маячившая на уровне пояса. Мячик пошёл дальше. — Алина-антилопа, Кирилл-кость, Марина-могила, — продолжила вторая подопечная. Я и слова не успела вымолвить, как красный мячик продолжил свой путь. Дети без запинки тараторили цепочку имён и ассоциаций. — … Марина-могила, Светлана-смерть, Саша-страх, Борис-боль, Коля-кровь. Не задерживаясь, мяч прошёл уже полкруга. Улыбка сползала с лица, как плохо приклеенная картинка. — Карина-кремация, Рита-разложение, Гриша-горе. Красный мячик мягко ткнулся в руку и я вцепилась в него, всматриваясь в лица окруживших меня детей. Детский лагерь «Камышинка» встретил меня широкими аллеями, залитыми солнцем, и стройными рядами белоснежных корпусов, между которыми расположились площадки для весёлых летних игр. Громыхая чемоданом на колёсиках, я остановилась, глубоко вдыхая воздух, напоенный запахами леса, раскинувшегося неподалёку, и посмотрела назад. Там толпились дети, мои подопечные. Всю третью смену я буду их вожатой. Работа досталась не из простых, но это мой выбор. Каждый год я работаю с трудными детьми. — За мной! — я бодро махнула рукой и повела стайку малышей к отведённому нам корпусу. Позже днём я затеяла игру-знакомство. — Чтобы скорее запомнить наши имена, будем передавать друг другу этот мяч, — я подняла тугой красный мячик повыше, чтобы стоящие кругом детки его увидели, — называя своё имя и слово-ассоциацию, начинающееся на ту же букву. Все остальные повторяют уже названные имена и слова, говорят своё и передают дальше. Начну первая. Алина-антилопа!С этими словами я сунула мячик ближайшему ко мне ребёнку. Он вяло принял его. — Алина… антилопа. Кирилл-кость. Улыбка на долю секунды покинула моё лицо. Я покосилась на Кирилла, но с высоты моего роста видна была только смоляная макушка, маячившая на уровне пояса. Мячик пошёл дальше. — Алина-антилопа, Кирилл-кость, Марина-могила, — продолжила вторая подопечная. Я и слова не успела вымолвить, как красный мячик продолжил свой путь. Дети без запинки тараторили цепочку имён и ассоциаций. — … Марина-могила, Светлана-смерть, Саша-страх, Борис-боль, Коля-кровь. Не задерживаясь, мяч прошёл уже полкруга. Улыбка сползала с лица, как плохо приклеенная картинка. — Карина-кремация, Рита-разложение, Гриша-горе. Красный мячик мягко ткнулся в руку и я вцепилась в него, всматриваясь в лица окруживших меня детей. Дети как дети. Не самые улыбчивые, бледноваты, правда, но я была предупреждена. Я знала, что в их биографии есть чёрные пятна, но даже не догадывалась, что произошедшее так сильно отразится на их психике. Я смогу помочь им, я уверена. — Приятно познакомиться! — бодро крикнула я. И мы все пошли на полдник. Малыши упорно не шли на контакт. Молчали, почти не играли и всеми силами избегали лагерных «костров», стараясь держаться подальше от них в тени. Я сидела подле них, пытаясь раскрепостить Марину, Кирилла, Григория, затевая песни, короткие игры, но дети были замкнуты и печальны. Бледные личики, плотно скрытые лесной тенью, безмолвно глядели в спины других детей и их вожатых – там-то песни и смех не умолкали, кажется, ни на секунду. Мы приходили последними и уходили первыми. Они почти не ели и плохо спали – часто посреди ночи меня будил очередной вскрик или плач, доносившийся из чьей-то комнаты. Я приходила, утешала. Малыши спали, свернувшись в клубки, как щенки или котята, и в темноте их глаза казались глубоко запавшими вглубь черепа. Будто и не было их, глаз-то. Не могу сказать, что я тоже хорошо спала. Порой откуда-то в корпусе появлялся крепкий запах гари, и тогда я вставала, бродила по коридорам, пытаясь понять, откуда он доносится. Но нигде ничего не было, и наутро он пропадал, будто сон. Я немного переживала за проводку, снаружи-то корпуса новые, но ковырни штукатурку на стене, и обнажатся старые, рассохшиеся доски. Впрочем, похоже, в действительности всё было в порядке. С другими отрядами мои дети не водились. Близился экватор смены, но детишек мне расшевелить так и не удавалось. Только спать они стали ещё беспокойнее, и просыпалась я за ночь по нескольку раз, потревоженная плачем, гуляющим по зданию. Утешала детей, и они засыпали, горячие, съёжившиеся под своими одеялами, как эмбрионы, а после распахивала все окна, но запах гари не выветривался, становясь всё сильней с каждой ночью. Так было до тех пор, пока и я не потеряла сон. Лежала ночами, глядя в потолок, по которому гуляли тени от колышущихся занавесок, пока глаза не начинали слезиться от потустороннего запаха. Вжимаясь в подушку, утирала стекающую по щекам влагу ладонью, и думала, думала, пыталась сообразить, чем помочь им, и понимала, что время поджимает, что его становится всё меньше. Если удавалось заснуть, мне снились костры и хриплое дыхание, переходящее в крик – и я вскакивала, понимая, что кому-то снова привиделся ночной кошмар. В ночь перед экватором меня снова разбудил плач из соседней комнаты. Я набросила халат и привычно поплелась туда, чтобы снова сидеть на краю кровати с Кариной (Светланой, Сашей), пока он или она не уснёт, проваливаясь обратно в глубины страшных снов, о которых они наутро ничего не рассказывали. Когда я вошла в палату, кричали в ней уже все, и хор голосов разбудил детей в других комнатах. Тогда-то я впервые почувствовала отчаяние, но всё равно бросилась их утешать, понимая, что крики сейчас разбудят и других вожатых, возможно даже, они придут помочь мне утешить детей. Но никто не приходил, и малыши не успокаивались. Оставляя на мгновение одних, я неслась в другую комнату, но успокоить не удавалось никого, они точно не замечали меня и ревели, скорчившись в своих постелях. Запах гари буквально разъедал глаза и, поминутно смахивая набежавшие слёзы, я попыталась собрать всех в одной палате, быть может, вместе дети смогут успокоиться. Отдуваясь – от беготни стало очень жарко - я вбежала в комнату мальчишек, направившись к кровати Коли. Коля горел. Горели все дети, пламя пожирало деревянные стенки корпуса и за треском пламени и грохотом обрушивающихся балок уже не было слышно криков десятка детей. Я протянула к ним руки и поняла, что тоже горю, и что снова не смогу им помочь. Мой крик слился с голосами надрывающихся плачем детей. * * *— А я слышал историю, что за лесом есть заброшенный лагерь, — вмешался в разговор вихрастый пацанёнок. Захлёбываясь, только бы кто не перебил, он продолжил, и его товарищи притихли, поблёскивая в темноте глазами. — Говорят, там лет десять назад в одном из корпусов пожар был, короче, сгорели там все! Прямо заживо! Лагерь потом закрылся, сейчас стоит заброшенный. Но говорят…Рассказчик выдержал таинственную паузу, нагнетая напряжение. — Говорят, что каждый год, близко к экватору третьей смены, в том самом корпусе можно почувствовать, как пахнет горелым, и услышать, как кричат те самые дети.