Дети пшеничного поляСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Генри стоял возле калитки и смотрел на свой дом. Ему хотелось войти, обнять свою жену, взять на руки дочь, потрепать по ушам пса, но что-то останавливало его, что-то не давало сделать ему этот последний шаг, которого он ждал все эти долгие рабочие месяцы, вдалеке от всего того, что мы называем Домом…Ноздри щекотал терпкий запах навоза, смешиваясь с удушающей гарью, от которой становилось трудно дышать. В небе летали вороны, изредка садящиеся на крыши. Они раньше не появлялись в этих краях. Вокруг небольших домов бегали дети. Они смеялись и бросались друг в друга недавно опавшей листвой. Их не удивляло, почему на улице так тепло, в это осеннее время, и почему их мамы напряженно смотрят на заходящее солнце, с волнением вдыхая горелый воздух – им это было абсолютно неважно. Да что может быть интересней шуршащих круговоротов разноцветной листвы?Дети напомнили Генри о его дочери. Он вспомнил её огромные карие глаза, вздёрнутый носик, с россыпью веснушек, и добрую улыбку. В их семье так никто не улыбался. Что-то казалось ему странным и непривычным: эти взволнованные женщины, горящие костры за домами, летающие чёрные птицы… А главное – отсутствие мужчин. Генри постучал в дверь. Она поддалась с легким скрипом. Перед ним стояла его жена – Амалия. Ее серые большие глаза смотрели тревожно, а темные волосы были зачёсаны назад и прикрыты черным платком. Девушка казалась очень худой и, как будто, сломленной. Когда рассеянный взгляд Амалии наткнулся на Генри, по её лицу расплылась улыбка. Она казалась маленьким лучом надежды на ее сером лице. Что–то неприятно кольнуло Генри внутри. Он подошёл к ней и сильно обнял, чувствуя, какие холодные у неё руки и тонкие плечи. – Я так рада тебя видеть, – тихо сказала Амалия. Он только крепче обнял её. – Что случилось? – спросил он сухо. – Алета… – она уткнулась лицом в плечо Генри и задрожала. Где-то на улице отчаянно каркнула ворона. Этот неприятный звук завис в тишине, как и сердце Генри, объятое странным несвойственным ему ужасом. А он ведь чувствовал это. Где-то сзади раздались громкие мужские голоса:– Закрывайте ворота!Генри отстранился от жены и выбежал на улицу. – Стой! – отчаянно схватила его за руку Амалия. – Все будет хорошо, – он мягко сжал её ладонь, а затем резко развернулся и направился за дверь. Позади него заскулил пёс. – Что здесь происходит? – спросил он, подойдя к собравшейся толпе. – Охота на ведьм, – улыбнулся его сосед – Ганд. В глазах его не было ни радости, ни азарта, а только скупая злость. – Неужели байки про пшеничное поле?– Если бы только байки, Генри, если бы. Тебя слишком давно здесь не было. Все знали эту легенду про духов пшеничного поля, что было за мостом. Ей пугали маленьких детей, чтобы они не ходили гулять ночью. Не раз пьяные жители «слышали» на нем какое–то шептание, а старые бабушки «видели» смутные очертания человеческих теней. До этого дня Генри не верил старым байкам. – Это правда? – только и спросил он, – до боли сжав кулаки. – Сущая. Такая, что даже смерть шестерых детей выглядит лживее. Толпа замолчала. Генри впал в оцепенение, чувствуя, как по спине прошли неприятные мурашки. Он никак не мог поверить в происходящее, будто то было странным ночным кошмаром, вымыслом, приснившимся ему под действием крепкого хмеля. – Нужен один доброволец! – крикнул Конунг – их местный предводитель селения. Мужики затоптались на месте, смотря в землю. Генри показалось это смешным. – А что мне предстоит сделать? – спросил Генри. – В поле мы начертили магический круг и облили его горючим. Он вспыхнет, как только ты его подожжешь. «Магический круг? Ведьма?» – проносилось в голове Генри, – «Почему я в это верю?»– Я вижу сомнение на твоем лице. – Почему все решила обратиться к старым байкам?– Тебя не было здесь слишком долго. Ты не видел раскачивающиеся на ветру трупы детей с красной дырой вместо сердца. Ты не слышал женский смех на поле. Что-то екнуло внутри у Генри. В его голове проносились страшные картины, где его дочь, маленькая и хрупкая Алета, висела на старом дубе, покачиваясь от ветра. Его передёрнуло. Постепенно, парализующий страх отступал, его место заполняло новое, будоражащее кровь чувство – ненависть. – Я пойду, – сказал Генри, уверено делая шаг вперёд. – Ты уверен? Не думаешь, что ты нужен своей жене здесь? – спросил Ганд, положив ладонь ему на плечо. – Уверен, – дёрнул он рукой. Мужчина пожал плечами:– Тогда удачи тебе, сосед. На поле было тихо. Так тихо, как бывает только в глубокую ночь, когда, кажется, спит все живое. Кроме ветра. Он лениво колышет темные колосья, тихо шуршащие о чем-то между собой. Генри стоял возле калитки и смотрел на свой дом. Ему хотелось войти, обнять свою жену, взять на руки дочь, потрепать по ушам пса, но что-то останавливало его, что-то не давало сделать ему этот последний шаг, которого он ждал все эти долгие рабочие месяцы, вдалеке от всего того, что мы называем Домом…Ноздри щекотал терпкий запах навоза, смешиваясь с удушающей гарью, от которой становилось трудно дышать. В небе летали вороны, изредка садящиеся на крыши. Они раньше не появлялись в этих краях. Вокруг небольших домов бегали дети. Они смеялись и бросались друг в друга недавно опавшей листвой. Их не удивляло, почему на улице так тепло, в это осеннее время, и почему их мамы напряженно смотрят на заходящее солнце, с волнением вдыхая горелый воздух – им это было абсолютно неважно. Да что может быть интересней шуршащих круговоротов разноцветной листвы?Дети напомнили Генри о его дочери. Он вспомнил её огромные карие глаза, вздёрнутый носик, с россыпью веснушек, и добрую улыбку. В их семье так никто не улыбался. Что-то казалось ему странным и непривычным: эти взволнованные женщины, горящие костры за домами, летающие чёрные птицы… А главное – отсутствие мужчин. Генри постучал в дверь. Она поддалась с легким скрипом. Перед ним стояла его жена – Амалия. Ее серые большие глаза смотрели тревожно, а темные волосы были зачёсаны назад и прикрыты черным платком. Девушка казалась очень худой и, как будто, сломленной. Когда рассеянный взгляд Амалии наткнулся на Генри, по её лицу расплылась улыбка. Она казалась маленьким лучом надежды на ее сером лице. Что–то неприятно кольнуло Генри внутри. Он подошёл к ней и сильно обнял, чувствуя, какие холодные у неё руки и тонкие плечи. – Я так рада тебя видеть, – тихо сказала Амалия. Он только крепче обнял её. – Что случилось? – спросил он сухо. – Алета… – она уткнулась лицом в плечо Генри и задрожала. Где-то на улице отчаянно каркнула ворона. Этот неприятный звук завис в тишине, как и сердце Генри, объятое странным несвойственным ему ужасом. А он ведь чувствовал это. Где-то сзади раздались громкие мужские голоса:– Закрывайте ворота!Генри отстранился от жены и выбежал на улицу. – Стой! – отчаянно схватила его за руку Амалия. – Все будет хорошо, – он мягко сжал её ладонь, а затем резко развернулся и направился за дверь. Позади него заскулил пёс. – Что здесь происходит? – спросил он, подойдя к собравшейся толпе. – Охота на ведьм, – улыбнулся его сосед – Ганд. В глазах его не было ни радости, ни азарта, а только скупая злость. – Неужели байки про пшеничное поле?– Если бы только байки, Генри, если бы. Тебя слишком давно здесь не было. Все знали эту легенду про духов пшеничного поля, что было за мостом. Ей пугали маленьких детей, чтобы они не ходили гулять ночью. Не раз пьяные жители «слышали» на нем какое–то шептание, а старые бабушки «видели» смутные очертания человеческих теней. До этого дня Генри не верил старым байкам. – Это правда? – только и спросил он, – до боли сжав кулаки. – Сущая. Такая, что даже смерть шестерых детей выглядит лживее. Толпа замолчала. Генри впал в оцепенение, чувствуя, как по спине прошли неприятные мурашки. Он никак не мог поверить в происходящее, будто то было странным ночным кошмаром, вымыслом, приснившимся ему под действием крепкого хмеля. – Нужен один доброволец! – крикнул Конунг – их местный предводитель селения. Мужики затоптались на месте, смотря в землю. Генри показалось это смешным. – А что мне предстоит сделать? – спросил Генри. – В поле мы начертили магический круг и облили его горючим. Он вспыхнет, как только ты его подожжешь. «Магический круг? Ведьма?» – проносилось в голове Генри, – «Почему я в это верю?»– Я вижу сомнение на твоем лице. – Почему все решила обратиться к старым байкам?– Тебя не было здесь слишком долго. Ты не видел раскачивающиеся на ветру трупы детей с красной дырой вместо сердца. Ты не слышал женский смех на поле. Что-то екнуло внутри у Генри. В его голове проносились страшные картины, где его дочь, маленькая и хрупкая Алета, висела на старом дубе, покачиваясь от ветра. Его передёрнуло. Постепенно, парализующий страх отступал, его место заполняло новое, будоражащее кровь чувство – ненависть. – Я пойду, – сказал Генри, уверено делая шаг вперёд. – Ты уверен? Не думаешь, что ты нужен своей жене здесь? – спросил Ганд, положив ладонь ему на плечо. – Уверен, – дёрнул он рукой. Мужчина пожал плечами:– Тогда удачи тебе, сосед. На поле было тихо. Так тихо, как бывает только в глубокую ночь, когда, кажется, спит все живое. Кроме ветра. Он лениво колышет темные колосья, тихо шуршащие о чем-то между собой. Их мирное покачивание похоже на волны огромного тёмного моря. Кажется, оно вот-вот подхватит и увлечёт тело куда-то вниз, под землю. На небе было темно: ни луны, ни звёзд. Лишь темные грязные облака, спускающиеся на землю клочьями тумана. Холодная земля пугала своим спокойствием, одевшимся в сумрак, от которого мерзли руки и ступни. Генри поежился. Равномерный шелест пшеницы начинал сводить с ума, складываясь в странную мелодию. Колосья так не шумят. Вдруг его разум и тело охватил непонятный ужас. Он услышал детские голоса. По полю, под медленное покачивание пшеницы, шла колонна из маленьких детей. Они были бледны, с покрасневшими ладонями и босыми ногами. Дети держались за руки и звонко пели. Эти звуки отдавались дрожью в душе Генри, заставляя сердцу уйти гораздо глубже, чем это возможно. Маленькие ноги бесшумно ступали по полю, плавно поворачивая налево и заводя круг. Он пытался разглядеть их лица, с надеждой, что среди них нет его дочери. С напряжением всматриваясь в тёмные кудряшки и бледные вздёрнутые носики, он не находил таких дорогих его сердцу черт. В их песне нельзя было разобрать слов, только их смысл эхом отдавался от колосьев и тонул в белом тумане. На их лицах не было страха, они даже не улыбались, а только смотрели друг на друга пустым и блеклым взглядом. – Беги, пока можешь…– Пока не остался здесь…– Средь призраков пшеничных колосьев…– Скорей хорони свою месть…– И не жди черноглазую гостью…Их было пятеро. Пятеро маленьких мальчиков и девочек. Они покачивали головами в такт песни. Постепенно становилось все тише и тише. Теперь их синеватые губы лишь шептали, шум колосьев заглушал их пение. Туман начал медленно поглощать их фигуры. В это время из-за туч вышел тонкий серп Луны, он казался таким острым, как острие для жатвы. Сзади раздался тихий хриплый смех. Он был страшнее даже пения мертвых, потому что был настоящим. Живым. По полю, сквозь длинные золотистые колосья, шла девушка, задумчиво трогая пшеницу своими бледными поцарапанными руками. У нее был пустой и бездумный взгляд, она смотрела то на покачивающиеся колосья, то на туманное сизое небо, то на свои красные руки. Что–то был в ней совсем еще детское и наивное. Даже лицо: огромные серые глаза, резкие скулы, ямочка на подбородке. Она была бы даже красивой, если бы не красноватые синяки под веками и странная улыбка обветренных губ. Она откинула назад свои длинные темные волосы, в которых запутались листья и маленькие веточки, и посмотрела на то место, где недавно были дети. Она улыбнулась и снова засмеялась. От этого по рукам Генри пошли мурашки. Ведьма подошла к тому месту, трогая рукой воздух. Вдруг ее мягкое лицо ожесточилось. – Кто помешал вам веселиться, дети мои? – шепотом просила она, гладя что-то невидимое, – Кто вас потревожил?Сильнее задул ледяной ветер. Тише зашуршали сухие колосья. Ведьма резко повернулась к Генри. От ее бесноватого взгляда хотелось убежать, скрыться в густом тумане. Это было не тихое, веселое безумие, это была болезнь, въевшаяся в душу своими одержимыми корнями. Какая-то странная жалость к безумию и горькая ненависть перепились в душе Генри. Страх и сочувствие переполняли его. Всё-таки, она было всего лишь молодой девушкой, сошедшей с ума. Беспощадной убийцей, умертвившей маленький детей. Бездушной куклой в руках своей одержимости. Сухие колосья вспыхнули в одно мгновение, они быстро начали чернеть, складываясь в один замысловатый узор. Ведьма закричала и упала. Теперь у Генри было несколько секунд, чтобы позвать подмогу. На его зов тут же побежала толпа мужчин. Они несли вилы, железные цепи и серебряные кресты. Бьющаяся в судорогах ведьма хватала ртом холодный ночной воздух. Она скребла длинными ногтями землю и кусала руки. Сквозь боль она хрипела:– Дети мои, бегите! Я вас спасла, не им вас губить!На ее бледном лице играли отблески пламени почти сгоревших дотла колосьев. Она смотрела на Генри своими дикими, почти звериными, серыми глазами и продолжала хрипеть. Ее грубо подняли. Ведьма начала пинаться и кусать обхватившие её руки, царапая лица и пытаясь дотянуться до глаз. Ее руки и ноги сковали тяжелыми цепями. Когда девушку вынесли из догоравшего круга, ее тело обмякло, и мужики теперь спокойно несли ее через поле. Утром был костер. Привязанная к огромному столбу ведьма с тихой ненавистью смотрела на прибывающую толпу. Её лицо и голые ноги были покрыты синяками. Она дрожала, хотя на улице было тепло. – Проклятая ведьма! – шептались подошедшие пожилые бабушки, – Еще в её детстве я знала, что у нее одни бесы в голове!Ведьма посмотрела на них своим прожигающим взглядом, а затем закрыла глаза и медленно облизала разбитые губы, чем вызвала еще одну волну негодования.

– А что, вы ее знаете? – спросила молодая девушка, услышавшая их разговор. – А то! Все знают эту бесноватую. Жаль, что еще в детстве мать не смогла утопить ее, а отец пристрелить из ружья! Вон, что из неё вышло…– За что они её так? – ужаснулась девушка, робко прикрыв рот дрожащей рукой. – Было значит за что, – неуверенно сказала старушка. Вот к соломе поднесли пылающий факел. Вороны, сидевшие вокруг, начали каркать и бить огонь крыльями. – Ты, подлая ведьма, приговариваешься к сожжению! – начал вещать Конунг. – Ты признаешься виновной в убиении детей!– В их спасении, – прохрипела ведьма. – Ты заплатишь своей жизнью за их смерти. – Скорее смертью, за их жизнь… – ведьма закрыла глаза и облокотилась на столб. – Так гори же в праведном огне!Вся толпа возбужденно загудела, кто–то начал кричать на нее, кто–то ссыпать проклятиями. Амалия дрожала в объятиях Генри. Он гладил ее по спине. – Замолчите! – во всю силу гаркнула ведьма, срываясь на хрип. Разговоры умолкли. Ведьма закрыла глаза. Казалось, что ей совсем нет дела до ее горящей сорочки, запаха горелой соломы под ногами и карканья воронов. Генри видел, как обугливается её тело, объятое пламенем. Ни одного крика не сорвалось с её губ. Ни одного крика больше не проронила толпа. Черный дым поднимался в воздух и улетал куда-то ввысь, а пепел, подхваченный осенним ветром, улетал ему вслед. Так странно, ведь все думали, что она не достойна неба. Спустя несколько минут на столбе висел только уродливое сгоревшее тело. После этого все жители селения были подавлены. Матери, потерявшие своих детей, поспешили на кладбище. Генри смотрел на обугленный труп ведьмы. – Может, стоит ее похоронить? – спросил он у конунга, – Не хорошо как-то получается. – Она же убийца! Ведьма! Она даже не крещеная. – Однако, она же не будет висеть здесь вечно?Подошедший сосед Генри поддержал его:– Да, не хорошо это. Давайте хоть закопаем. Без камня и подписи, просто под землю. * * * Прошла неделя. За это время улетели все вороны и были докошены все поля, кроме того, на котором был выжжен круг. Все жители делали вид, что ничего не было, только матери каждый день ходили на кладбище, и плакали над маленькими могилами. Все, кроме Амелии. Труп Алеты так и не нашли. Это была самая трудная и солёная осень, которую знал Генри. В конце недели он с Гандом пошел в лес, к соседнему селению, чтобы сторговать им излишнее пшено. Они шли как раз через то место, где была захоронена ведьма. Проходя мимо аккуратно холмика, засыпанного опавшей и размокшей листвой, Генри удивился:– Разве мы так его оставляли?Что-то заставило волноваться Генри. Дрожащими руками он стал раскапывать прибитую прошедшими дождями землю. Неожиданно его руки наткнулись на деревянную доску. – Кто-то клал ее в гроб?– спросил Ганд, – помогая Генри убирать землю. Генри не ответил. Они помнили, как закрывали обгорелый труп простой белой тканью. Из земли вытащили сколоченный на скорую руку длинный ящик. Ганд провел по нему рукой, стряхивая комья грязи. Он поднял крышку и вздрогнул. – Генри, – прошептал Ганд сиплым голосом, маня его к себе. Мужчина замер, с ужасом глядя на неровные доски. На ватных ногах он подошёл ближе. В ящике лежала маленькая девочка. На ее волосах была листва, руки покрыты синяками, а пальцы изодраны в кровь. Голова у нее было повернута и запрокинута, будто ей не хватало воздуха. На досках, заменяющих крышку, были видны следы ногтей. Ее закопали живьем. – Алета… – сказал Генри, но из его горла не вырвалось ни одного звука. Где-то в лесу громко каркнула ворона. Эхо ее противного крика еще долго стояло звоном в их ушах.