Деревенская магияСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Осенью, особенно после дождичка, попасть в деревню Ключики дело гиблое. Но как охотнику охота пуще неволи, так и ягоднику пропустить сезон — как нож в сердце. Добрался я таки до деревеньки, только в Ключиках такие болота клюквенные, что хоть лопатой ягоду греби. Знакомый мой, у которого я останавливался в прошлые сезоны, разжился семейством – двойня родилась. Покой семье лишь снится, он и посоветовал мне остановиться в другом доме. Хозяйка дома Нина Михайловна — женщина в теле, душой добрая, нравом мягкая — встретила меня как родного: диванчик для сна мне определила и за стол позвала. — Чудной вы народ – ягодники, на дворе дождина, как с цепи сорвался, а вас на болото приспичило, понимаю – страсть!— Да, — говорю, — Михайловна, она самая. От неё, заразы, дома в уютной городской квартире не спрячешься. А хозяин-то где? Тоже, поди, ягодку промышляет? Что-то не видно его. — Ага, промышляет, только не на болоте, да и ягодка-то у него послаще клюквы будет. Ух! Кобелюка старый. Была бы сила – удавила!Доброе лицо женщины заострилось и приняло свирепый вид. «Видно» — подумал я — «страсти тут бушуют тоже нешуточные!»— На дворе он, — Михайловна приняла свой мягкий приятный облик, — со скотиной управляется, Семёном зовут, мужик он неплохой: и рукастый, и пьёт в меру, да вот только под старость, как говорится, седина в бороду – бес в ребро. Я поужинал, поблагодарил хозяйку за хлеб-соль и вышел покурить во двор. Из конюшни вышел моложавый мужичок. — Гостям почёт и уважение, — протянул он руку для знакомства. – Семён, а вас как звать-величать?Познакомились. Семён оказался человеком общительным, и мы быстро нашли общий язык. — Ну что, Григорьевич, может, по сто граммулек на каждый зубок? – Хозяин потёр руки, — самогон у меня отменный, на кедровый орешках настоеный, такого коньяка ни в одном ресторане не найдёшь!— Можно, — настроение Семёна передалось мне, и я тоже потёр ладошки. Тяпнули по одной, захрумкали малосольным огурчиком. — Что-то хозяйка на тебя, Семён, Гитлером смотрит, а с виду добрая женщина? – поднял глаза я на мужика. — Кобелём тебя величает. — Не обращай, Толя, внимания. Дело это временное: тучки походят, и снова солнышко выйдет. Хотя, конечно, другая бы меня давно из дома на свободные корма турнула. — Что произошло-то? – На правах товарища поинтересовался я. — Да произошло, — Семён покраснел лицом, — прямо, скажем, приключилось! Давай ещё по одной и слушай. Ты мне сколько годочков-то дашь? Во! Правильно, сорок пять-пятьдесят. А мне ведь, Толя, в феврале семьдесят первый пошёл. Чудеса, говоришь, правильно, по-другому и не назовёшь, они самые, чудеса. А ведь ещё два года назад был я, как и полагается в этих годах, дедок. Ногами звякал, соплями булькал, на бабку как на женщину лет двадцать как не поглядывал. И тут приезжает к нам фельдшерица новая, прежняя-то на пенсию, а эта, значит, ей на смену. Молодая, красивая, кровь с молоком, фигурка, в общем, такую мы только по телевизору видели. Парни деревенские табуном за ней сразу, девки — ревновать, а она и на тех, и на других ноль внимания. В своём деле грамотная, вежливая, к старым людям с уважением. Но заметил: есть в медичке странность. Уж очень увлечена нетрадиционной медициной. Заговоры у старушек наших выпытывает, травы собирает, и главное, получается у ней: не столько таблетками да уколами, сколько «шаманством» своим лечит. И вот однажды иду я с рыбалки, она мне навстречу. — Здравствуйте, — говорит, – Семён Ильич, давно хотела расспросить про бабушку вашу, говорят, травница она была известная, может, вы чему-нибудь от неё научились?Я растерялся сперва, а потом собрался с духом — мужик всё-таки. — Приходи, — шучу, — вечерком к речке – обучу. А она:— Ой, спасибо! Обязательно приду. Пошутить-то пошутил и что дальше? Придёт ведь девка к речке, а меня нет – нехорошо! Бабка моя, Ульяна Фоминишна, царство ей небесное, на самом деле деревенской магией владела. Рассказывают, дождь могла вызывать, взглядом усыпляла, руками лечила. Да вот только я тогда ещё маленький был, не помню её совсем. Но что делать: брякнул языком — выкручивайся теперь как можешь. Остались от бабки монеты какие-то старинные, использовала она их для заговоров, это точно. Ну, я их прихватил на всякий случай и вечером на речку. Прихожу, а она уже там. Извинился я тут перед ней, что пошутил и искусством бабушкиным не владею, и дарю ей монетки. Она как глянула на них – глазах загорелись. – Спасибо, — говорит, — очень интересные монеты. Я про такие в книжке читала, вот в этой, — и показывает старую, чёрную книгу с названием «Деревенская Магия». С тех пор друзьями мы с Ириной, фельдшерицей этой, стали. А я, старый хрен, стал замечать за собой, что волнует она меня, влюбился, одним словом. Осенью, особенно после дождичка, попасть в деревню Ключики дело гиблое. Но как охотнику охота пуще неволи, так и ягоднику пропустить сезон — как нож в сердце. Добрался я таки до деревеньки, только в Ключиках такие болота клюквенные, что хоть лопатой ягоду греби. Знакомый мой, у которого я останавливался в прошлые сезоны, разжился семейством – двойня родилась. Покой семье лишь снится, он и посоветовал мне остановиться в другом доме. Хозяйка дома Нина Михайловна — женщина в теле, душой добрая, нравом мягкая — встретила меня как родного: диванчик для сна мне определила и за стол позвала. — Чудной вы народ – ягодники, на дворе дождина, как с цепи сорвался, а вас на болото приспичило, понимаю – страсть!— Да, — говорю, — Михайловна, она самая. От неё, заразы, дома в уютной городской квартире не спрячешься. А хозяин-то где? Тоже, поди, ягодку промышляет? Что-то не видно его. — Ага, промышляет, только не на болоте, да и ягодка-то у него послаще клюквы будет. Ух! Кобелюка старый. Была бы сила – удавила!Доброе лицо женщины заострилось и приняло свирепый вид. «Видно» — подумал я — «страсти тут бушуют тоже нешуточные!»— На дворе он, — Михайловна приняла свой мягкий приятный облик, — со скотиной управляется, Семёном зовут, мужик он неплохой: и рукастый, и пьёт в меру, да вот только под старость, как говорится, седина в бороду – бес в ребро. Я поужинал, поблагодарил хозяйку за хлеб-соль и вышел покурить во двор. Из конюшни вышел моложавый мужичок. — Гостям почёт и уважение, — протянул он руку для знакомства. – Семён, а вас как звать-величать?Познакомились. Семён оказался человеком общительным, и мы быстро нашли общий язык. — Ну что, Григорьевич, может, по сто граммулек на каждый зубок? – Хозяин потёр руки, — самогон у меня отменный, на кедровый орешках настоеный, такого коньяка ни в одном ресторане не найдёшь!— Можно, — настроение Семёна передалось мне, и я тоже потёр ладошки. Тяпнули по одной, захрумкали малосольным огурчиком. — Что-то хозяйка на тебя, Семён, Гитлером смотрит, а с виду добрая женщина? – поднял глаза я на мужика. — Кобелём тебя величает. — Не обращай, Толя, внимания. Дело это временное: тучки походят, и снова солнышко выйдет. Хотя, конечно, другая бы меня давно из дома на свободные корма турнула. — Что произошло-то? – На правах товарища поинтересовался я. — Да произошло, — Семён покраснел лицом, — прямо, скажем, приключилось! Давай ещё по одной и слушай. Ты мне сколько годочков-то дашь? Во! Правильно, сорок пять-пятьдесят. А мне ведь, Толя, в феврале семьдесят первый пошёл. Чудеса, говоришь, правильно, по-другому и не назовёшь, они самые, чудеса. А ведь ещё два года назад был я, как и полагается в этих годах, дедок. Ногами звякал, соплями булькал, на бабку как на женщину лет двадцать как не поглядывал. И тут приезжает к нам фельдшерица новая, прежняя-то на пенсию, а эта, значит, ей на смену. Молодая, красивая, кровь с молоком, фигурка, в общем, такую мы только по телевизору видели. Парни деревенские табуном за ней сразу, девки — ревновать, а она и на тех, и на других ноль внимания. В своём деле грамотная, вежливая, к старым людям с уважением. Но заметил: есть в медичке странность. Уж очень увлечена нетрадиционной медициной. Заговоры у старушек наших выпытывает, травы собирает, и главное, получается у ней: не столько таблетками да уколами, сколько «шаманством» своим лечит. И вот однажды иду я с рыбалки, она мне навстречу. — Здравствуйте, — говорит, – Семён Ильич, давно хотела расспросить про бабушку вашу, говорят, травница она была известная, может, вы чему-нибудь от неё научились?Я растерялся сперва, а потом собрался с духом — мужик всё-таки. — Приходи, — шучу, — вечерком к речке – обучу. А она:— Ой, спасибо! Обязательно приду. Пошутить-то пошутил и что дальше? Придёт ведь девка к речке, а меня нет – нехорошо! Бабка моя, Ульяна Фоминишна, царство ей небесное, на самом деле деревенской магией владела. Рассказывают, дождь могла вызывать, взглядом усыпляла, руками лечила. Да вот только я тогда ещё маленький был, не помню её совсем. Но что делать: брякнул языком — выкручивайся теперь как можешь. Остались от бабки монеты какие-то старинные, использовала она их для заговоров, это точно. Ну, я их прихватил на всякий случай и вечером на речку. Прихожу, а она уже там. Извинился я тут перед ней, что пошутил и искусством бабушкиным не владею, и дарю ей монетки. Она как глянула на них – глазах загорелись. – Спасибо, — говорит, — очень интересные монеты. Я про такие в книжке читала, вот в этой, — и показывает старую, чёрную книгу с названием «Деревенская Магия». С тех пор друзьями мы с Ириной, фельдшерицей этой, стали. А я, старый хрен, стал замечать за собой, что волнует она меня, влюбился, одним словом. Тянет меня к этой девушке, спасу нет. Ну, я и стараюсь ей во всём угодить да помочь. С ворожеей из соседнего села познакомил, места, по нашим меркам, колдовские показал. Она в благодарность посмотрит ласково, по щеке ручкой погладит — мне и счастье. И вот на Петров день, ближе к вечеру, приходит она ко мне с просьбой. — Отвези меня на своём мотоцикле, Семён Ильич, к Чёрному утёсу. Утёс этот — красота неописуемая: внизу речка Серебрянка волной об него бьётся, слева бор сосновый, так вольготно и хорошо там! Красивее места не сыскать в округе. Я, конечно, с радостью:— Садись, доставлю с ветерком!В люльку её, красавицу, и газу до отказу. Ходу до утёса прилично — добрались, уже звёзды на небе высыпали, и луна, такая сочная и полная, так и хочется потрогать. Поблагодарила меня девушка и на утёс подниматься, а я заметил, что какая-то она не своя сегодня, возбуждённая, и улыбка по лицу всё время блуждает. Думаю: надо проследить за девчонкой, как бы что не приключилось. Я сам на утёсе был не единожды, подходишь к краю — так и тянет броситься вперёд, кажется, что взлетишь. Пошёл, значит, я за ней, гляжу — она на утёс поднялась, из мешочка пепел ручкой достаёт и по сторонам раскидывает. Ветер поднялся неожиданно, бор зашумел, а Ирина слова какие-то непонятные говорит всё громче и громче. Я глянул на часы — полночь. И тут она бросается с утёса! Всё! У меня сердце похолодело — разбилась! Глазам не верю — парит в воздухе, в лунном свете моя любимая как невесомая. Чудо! А она полетала над утёсом и ко мне. Я ни жив, ни мёртв, не каждый день такое увидишь. — Семён! У меня получилось! Я свободна как ветер! Это так здорово! Я счастлива. И целует меня старика в губы, а сама огонь! Забурлила во мне кровушка. До утра я был как в раю, откуда силы только взялись — любили мы друг друга до рассвета, расстаться не могли. А потом Иринушка моя уехала, не оставив адреса. Вместо неё другого медика прислали. Вот так вот, Григорьевич, такие пироги. Кому расскажешь — не поверят, молодеть ведь я начал после этой ночи, ну, и блуду предался. Разведёнки молодые души во мне не чают — силы во мне мужской немеряно, на всю деревню хватит!— Да, как-то в голове не умещается всё это, — я потёр свой затылок, — это что, выходит, ведьма твоя Ирина?— Выходит так, — согласился Семён. — А с другой стороны, все бабы ведьмы, только старые и страшненькие на метле летают, а молодые и красивые летают без неё. — Это точно, Ильич, тут ты в самое яблочко попал!Три дня я жил в Ключиках, и ягод на болоте побрал, и на Чёрном утёсе побывал. И правда то, что, когда к краю подходишь, какая-то сила прыгнуть подталкивает.